Плотское влечение [18+]

4 года назад

Та ночь была просто ужасна.

Мне казалось, что я расстался с жизнью, когда потерял собственную жену. Крик ребёнка до сих пор преследует меня, терзает кошмарами.

Меня мучают кошмары уже столько лет.

Я начну по порядку.

17 июля, 2080 год.

Атмосферные осадки, наблюдаемые в Стокгольме, достигли уровня, ранее не зафиксированного в метеорологических архивах города. Несмотря на это, я, как человек, привыкший к восприятию метеорологических явлений, нахожу данный феномен вполне закономерным и даже желанным. Я всегда любил дождь и находил в нем особенную привлекательность.

Дождливая погода, как известно, обладает способностью создавать атмосферу меланхолии и интроспекции, что в полной мере отражает моё текущее эмоциональное состояние. Мое неизбежно хмурое настроение из-за высокой нагрузки и ответственности на работе.

Я вышел из машины, припарковав ее в гараже особняка, в котором я жил вместе со своей женой Лилит. Лилит, обладая возрастом двадцать семь лет, характеризуется наличием светло-русых волос, подстриженных в стиле удлиненного каре, и ярко-голубых глаз, являющихся практически полной копией моих.

Поправив волосы, я взял в руки букет гортензий, искусно упакованный в белоснежный материал и декорированный бирюзовой лентой. В дополнение к этому, в моем распоряжении находился крафтовый пакет, содержащий смесь для питания и подгузники для моей дочери, приобретенные по пути домой. Глубоко вздохнув, я активировал систему блокировки дверей автомобиля и, преодолевая усталость, направился к входу в дом.

В данный момент времени часы показывают значение, значительно превышающее временной порог, традиционно ассоциируемый с началом ночи. В связи с этим, я вынужден соблюдать режим минимальной акустической активности, чтобы не нарушить сон моей супруги и ребенка.

По прибытии в жилое пространство уютного дома, я незамедлительно приступаю к процессу деактивации элементов своего гардероба. В частности, я избавляюсь от спортивной обуви бренда Nike, а также от пиджака, который, следуя принципам минимализма, размещаю на ближайшей мебельной поверхности, предназначенной для временного хранения предметов.

Что это?

Я напрягся. В глубине дома я услышал разрывающийся детский плач, полный испуга и желания тепла.

Блять. 

Лорелей!

Я выронил из рук пакет вместе с букетом. Резко поднявшись с места, я стремительно переместился в гостиную. Помещение было окутано полумраком, когда за панорамным окном, не закрытым шторами, раздался оглушительный раскат грома. Яркая вспышка молнии, проникшая в комнату, вызвала испуг у моего ребенка.

Посреди комнаты стоит люлька, а в ней Лорелей.

Я подошел к люльке и сразу же взял оттуда маленький кулечек ребенка. Она дрожит, и ее лицо красное от плача, детские ручки хватаются то за мою рубашку, то просто дергаются в разные стороны.

— Тише, тише, я здесь, тише, Лоре, всё хорошо, девочка моя, — шептал я младенцу в надежде, что ее это успокоит. — Ну-ну, маленькая. Папа здесь.

Я прижимаю ребенка к своей груди и постепенно расхаживаю по ковру, укачивая малышку в своих руках. Лорелей всегда быстро успокаивалась в моих руках, и для меня ее слезы были невыносимыми, но я знал, что для новорожденных это полная норма.

— Голодная, должно быть, — пробормотал я с явным недовольством. — Она вновь не удосужилась предоставить тебе удовлетворение твоих базовых потребностей? Это просто неприемлемо, мать твою.

Лилит уже третий раз «забывает» покормить ребенка. Я стараюсь держать себя в руках и не сорваться, поскольку забыть такую простую вещь для меня — зверство. Я уже разговаривал с ней об этом, но послеродовая депрессия дает о себе знать.

Если бы я только знал, отчего у нее такое состояние и неприязнь к Лоре, было бы легче.

Я возвращаюсь в коридор, где выронил пакет, и быстро подбираю его, следом уношу на кухню. Нажав на кнопку электрического чайника, я вздыхаю, продолжая укачивать Лорелей, пытаясь утихомирить ее плачь хотя бы на пять минут.

— Папа рядом, маленькая моя, — трепетно говорил я, согревая крохотное тельце ребенка.

Заливая кипятком смесь в стерильной детской бутылочке, я разбавляю и трясу, стараясь быстрее растворить и размешать порошок. Я вернулся в гостиную, сел на диван и устроил ребенка у себя на руке. Убедившись, что она удобно устроилась, я поднес бутылку к ее губам. Контролируя подачу, я откинулся на спинку дивана. Так я мог лучше следить за состоянием Лорелей, не напрягаясь и создавая для нас обоих комфортную обстановку.

Лорелей моментально приняла соску и прикрыла веки, жадно глотая смесь.

— Я же предлагал, черт возьми, няню, на хрена отказываться? — спрашивая у себя же, я разочарованно вздохнул.

Взяв пульт дистанционного управления с журнального столика, я последовательно осуществил ряд манипуляций для создания оптимального светового режима в гостиной. Сначала я опустил шторы, погружая комнату в полную темноту. Затем активировал бра, расположенные вдоль стен, которые обеспечивали приглушенное освещение, не вызывающее зрительного дискомфорта ни для меня, ни для Лоре. После этого я бережно переместил Лорелей в люльку и настроил ее на режим мягкого покачивания. Завершив эти настройки, я накрыл ребенка ее же одеялом и направился к лестнице.

Я уже нашел ей квалифицированного психолога, и завтра утром должен состояться первый сеанс. Мне плевать, хочет Лилит того или нет, ей необходимо психологическое лечение.

Я открыл дверь, и в эту минуту моя жизнь обрушилась, как дерево от молнии.

— Лилит? Лилит... Лилит!

На белых простынях лежит безжизненное тело моей женщины. В её холодной руке свисает нож, его лезвие покрыто кровью. Ее запястья рассечены, и засохшая кровь оставила следы на ткани и бледной коже. В комнате пахнет металлом, разложением и окислением гемоглобина.

— Лилит...

Я замер на месте, и внизу вновь послышался плач ребенка. Мои ноги становятся ватными, и я просто скатываюсь по двери на пол.

Я не верю, что моя жена просто взяла и убила себя.

Нет.

Это просто очередной кошмар.

Это бред!

Она не могла оставить меня и Лорелей!

В горле образовался удушающий ком, который препятствовал дыханию. Впервые за долгие годы я ощутил глубокую боль, которая будто моральное убийство. Сердце, словно отказавшись функционировать, остановилось и, казалось, переместилось в область живота, вызвав ощущение полного физического коллапса. Я сжал челюсти с такой силой, что они, казалось, могли бы раскрошиться, не в силах сдержать бурю эмоций, бушевавшую внутри меня.

Я позволил слезам пролиться.

— Ты эгоистка, Лилит, раз так легко оставила ребенка, — я не верил, что моя душа высыхает и гниет вместе с телом мертвой жены. — Ты могла поговорить со мной, слышишь? Я делал всё, блять, чтобы ты ни в чем не нуждалась, давал всё, о чем только попросишь, и услышал твои трудности, я делал, черт возьми, всё! Я хотел тебе помочь! Но ты плюнула на это все к чертовой матери и решила, что вскрыть вены — самый лучший и оптимальный вариант! Почему, Лилит? Какого хрена?!

В ту ночь я не смог сдержать деструктивных импульсов. Мой гнев, подобно буре, обрушился на спальню, я громил комнату и рушил мебель, и я пытался постичь мотивы Лилит, которая столь легко совершила этот поступок. Которая так легко покончила с собой. Лишь пронзительный крик ребенка, словно голос разума, сумел вернуть меня к реальности и подавить разрушительные эмоции.

Я сошел с ума и умер вместе с женой.

— Моя девочка, мы со всем справимся, ты под моей защитой, — я успокаивал дочь, пусть внутри и разгорался огонь. Пусть она и не понимала моих слов.

С тех пор я решил, что полный контроль над кем-то — норма.

Я решил, что если кто-то появится в моей жизни, я буду контролировать каждый шаг, пристрою охрану.

Я пожалел, что не понял этого раньше.

Но кошмары не отпускают меня. Даже не думают.

***

— Лилит покончила с собой, — прошептал я, вяло ковыряясь вилкой в тарелке со стейком.

Мама выронила бокал с соком, отец сразу же подорвался к ней, проверяя на наличие порезов. Он ее всегда контролировал, держал у себя на виду, однако, зная характер мамы, она держала его на поводке.

Я жалею, что не контролировал Лилит, хотя хотел. Это моя натура. Власть, контроль и грубость.

— Диана, — произнес отец, обращаясь к маме и нежно перебирая локоны ее светлых волос. — Василек, прошу тебя сохранять спокойствие. Необходимо успокоиться, тихо...

— Как это произошло? — голос мамы дрожит.

Она любила Лилит и всегда помогала ей. Говорила, что делать, когда мы ссорились, и успокаивала во время беременности. Лилит говорила, что моя мама для нее не просто свекровь, а мечта, как вторая мать.

Я посмотрел на спящую Лорелей в детской автомобильной люльке, стоящей рядом со мной на стуле.

— Я приехал вчера поздно. Обнаружил Лорелей плачущей, опять, сука, голодной, а Лилит в спальне со вскрытыми венами и... Ничего. Ни записки, ничего.

Родители молчали. Их реакция вполне ожидаема. Молчание. Оно меня раздражает, потому что Лилит могла бы поговорить со мной и нормально рассказать о своих переживаниях.

Еда не шла в горло, она вставала поперек, но я должен хотя бы пообедать и уехать на работу. Лорелей оставить больше не с кем, поэтому я привез ее к родителям. Мы живем в одном городе, а работать я постоянно улетаю либо в Италию, либо в США, либо остаюсь здесь с отцом.

Сегодня работа в Нью-Йорке.

— Лорелей подрастет, и я хочу переехать с ней в Нью-Йорк, — озвучил я свои планы. — Здесь слишком много воспоминаний о Лилит, да и для Лоре будет лучше там. Тем более рядом Ария, Аннабель.

— Мне жаль, что так вышло, — грустно проговорила мама и пододвинула ко мне стул, захватывая в свои объятия.

Мама всегда к нам трепетно относилась. Я обнял ее и провел ладонью по плечу.

Отец хмуро кивнул домработнице, чтобы та убрала осколки и позвала Софию обедать. Она не на гимнастике?

— Из-за послеродовой депрессии? — вопрошал отец.

— Возможно, я ей нашел психолога, но было уже поздно.

В воздухе повисло молчаливое скрытое напряжение, которое лишь изредка нарушается легким сопением Лорелей. Я доставил необходимые принадлежности для ухода за ребенком, включая подгузники, специализированную смесь и прочие предметы первой необходимости. Родители обладают соответствующим опытом и знаниями, чтобы обеспечить надлежащий уход за ребенком.

Я им доверяю.

— Массимо! — закричала София, со всех ног вбегающая в столовую.

Младшая сестра бросилась мне в руки и улыбнулась.

Я всегда оберегал Софию и защищал ее от напастей. Особенно от мужчин, и плевать, ровесники они, младше или старше. Она находилась и находится под моим присмотром, даже если я далеко.

Помимо меня ее тщательно контролирует отец и Маттео.

Да, Маттео.

И я ничего против не имею.

У Маттео нет задних мыслей, чтобы навредить Софии, он всегда старается ее уберечь.

— Ты ненадолго? — она подняла на меня большие голубые глаза, и я поправил ее взъерошенные волосы, унаследованные от мамы.

— Да, Соф.

— Ну блин, — огорчается та. — А где Лилит?

Я поджал зубы.

— Она умерла, — я никогда не любил врать Софии, она умеет отличать правду от лжи, тем более в сентябре ей исполнится 13, она способна понять и принять смерть человека.

В момент, когда её выразительные глаза внезапно потускнели, я ощутил учащённый ритм своего сердцебиения, который эхом разносился в гнетущей тишине столовой. Она ужасно давила.

София, с характерной для неё стремительностью, перевела взгляд с одного предмета на другой, словно в поисках решения сложной задачи по математике, и затем, глубоко вдохнув, выпустила воздух, словно пытаясь справиться с внутренним напряжением.

Я горжусь ею.

Она умеет контролировать себя и эмоции.

— Всё будет хорошо, — сестра крепче сжимает мою шею.

Всё будет хорошо.

Я пробыл с семьей около часа и улетел в Нью-Йорк.

Меня ждет работа и попытки подобрать новое место жительства с дочерью.

Я найму няню.

Я поставлю кучу охраны.

Я больше не повторю свою ошибку.

*******

Вот и первая часть книги...

Оставляйте свое мнение и не забывайте ставить голоса, ведь это поддержка моего творчества!

Ждем 1 главу. ))))