Звёзды над Сеулом

После утренних разговоров и намёков атмосфера в доме начала понемногу меняться. Хотя троица старалась вести себя естественно, между ними всё равно ощущалось какое-то особое притяжение            — взгляды стали теплее, прикосновения чаще, а разговоры глубже.

Остальные участники замечали это, но каждый реагировал по-своему. Кто-то отмахивался, кто-то подшучивал… но один человек особенно пристально наблюдал за происходящим — Хан.

Он сидел с чашкой чая на балконе, глядя, как Феликс улыбается Чану, а Хёнджин поправляет ворот рубашки Феликса. Они смеялись над чем-то тихим, своим, сокровенным. И вдруг Хан понял, что ему чего-то не хватает. Или… кого-то.

— Чего такой серьёзный?  раздался сзади голос Минхо.

Хан обернулся. Минхо стоял в чёрной кофте, волосы слегка растрёпаны, в руках  бутылка воды. Обычный образ. Но в этот момент он выглядел особенно спокойно. Надёжно.

— Думаю,  честно ответил Хан.

— Это опасное занятие. Особенно для тебя,  усмехнулся Минхо, садясь рядом.                                           — Не перегрей мозг.

Хан фыркнул.                                            — Я просто… наблюдаю. Ты ведь тоже видел?

— Что, как Ликс теперь как в эпицентре между двумя парнями? Ага. Кто ж не видел.

Хан кивнул.                                                — А ты… как к этому относишься?

— Я? ,Минхо на секунду задумался.                                                 — Я рад, что они нашли что-то такое. Это круто. Честно. Хотел бы и сам…

Он замолчал. Но Хан уловил момент.

— Что?

— Ничего. Забудь.

— Минхо. Голос Хана стал мягким, почти тихим.                                            — Ты ведь редко так говоришь.

— Может, потому что редко кто умеет слушать,  ответил тот, не глядя на него.                                           — Но… с тобой как-то проще. Всегда было.

Хан почувствовал, как сердце забилось чуть быстрее.

— Может, потому что я тоже… не просто слушаю. А чувствую.

Они на секунду замолчали. А потом Минхо повернулся к нему. В его взгляде была откровенность, без масок и насмешек.

— Ты знал? спросил он.                        — Что мне иногда хочется быть ближе к тебе?

— Знал,  прошептал Хан.                      — Потому что я хотел того же. Просто… не решался.

И в этой тишине, между двух вдохов, Минхо протянул руку и осторожно взял его пальцы в свои.

— Тогда, может, начнём с простого? Без давления. Просто… быть рядом.

— Я не против, улыбнулся Хан.        — Я только за.

Вечером, когда все снова собрались за ужином, атмосфера в доме стала особенной. Не просто потому что трое из них уже были связаны чувствами. А потому, что теперь таких пар становилось двое.

Феликс заметил, как Хан тихо касается руки Минхо под столом. А Чан, увидев это, многозначительно подмигнул Минхо. Тот только чуть усмехнулся, не отводя взгляда от Хана.

Хёнджин, отпив глоток воды, наклонился к уху Феликса и прошептал:

— Кажется, наша маленькая семья растёт.

Феликс улыбнулся. Он знал впереди их ждёт ещё больше чувств, откровений и, возможно, немного хаоса. Но он был готов. Потому что теперь, как никогда, он чувствовал себя частью чего-то настоящего.

Прошла неделя. Дом наполнился чем-то новым, невидимым, но очень ощутимым. Каждый из восьми участников будто чувствовал: в воздухе витает не только творчество, но и любовь.

Феликс всё чаще просыпался в объятиях двух парней, которых теперь знал, казалось, глубже, чем самого себя. Хёнджин начинал утро с поцелуев в висок и лёгких ласковых слов, пока Чан, лениво потягиваясь, не поднимался с кровати и не тянул их обоих за собой на кухню, где уже бурлил кофе.

— Ребят, — как-то утром начал Чан, положив руку на плечо Феликса.

  — Как насчёт мини-отдыха? Два дня, где-нибудь на природе. Только мы.

Хёнджин почти подпрыгнул на месте:

— Да! Море! Или горы! Или хотя бы домик где-нибудь у озера!

— Главное — вдали от города,          — сказал Феликс, притягивая их обоих ближе.                                          

— Мне нужно перезагрузиться.

Позже тем же днём Чан обсудил идею со всеми, и, к удивлению, все согласились. Даже замкнутый Минхо лишь кивнул, добавив:

— Только не заставляйте меня петь у костра.

— А можно заставим?  подмигнул Хан, слегка толкнув его плечом.

Минхо бросил на него многозначительный взгляд. И в этом взгляде читалось всё: "ты не представляешь, насколько я этого не хочу — и насколько я тебе это прощу".

За день до поездки дом жил в суете: кто-то искал зарядки, кто-то собирал настольные игры, кто-то, как Сынмин, пихал в рюкзак пачки лапши, "чтобы не умереть с голоду".

Феликс заметил, что Минхо и Хан всё чаще уединялись                            — не демонстративно, а как будто между ними возникла тихая привычка быть рядом. Один вечер они сидели вдвоём на кухне, пили чай и что-то шептали друг другу, а потом Минхо неуклюже, но мягко положил руку на руку Хана. И тот не отстранился.

— Ты видел?  шепнул Хёнджин, стоя у стены вместе с Феликсом.      

— Наши мальчики тоже влюбились.

Феликс кивнул. — Это красиво, правда?

— Очень. Особенно на фоне нашего хаоса.

Феликс засмеялся.                                    — А мы не хаос. Мы… необычные.

— Мы, — подхватил Хёнджин,           — как мозаика: яркая, безумная, но сложенная в единое целое.

Путь до домика занял пару часов. Место, выбранное Чаном, оказалось идеальным: уютный деревянный дом среди соснового леса, неподалёку                                     — озеро, тихое, зеркальное. Внутри — просторная гостиная, камин, мягкие пледы, и большая терраса, на которую сразу высыпали все ребята.

— Сюда бы ещё звёзды…  мечтательно сказал Феликс.

— Они будут,  пообещал Чан.              — Ночь будет ясной.

Хан и Минхо заняли одну из спален, «случайно» выбрав номер с одной кроватью. Кто-то пошутил, кто-то подмигнул, но они только усмехнулись и не ответили.

Вечером зажгли костёр. Был смех, были marshmallows, были шутки, рассказанные слишком громко, и песни, которые не всегда попадали в ноты. Чан сидел на пледе, Феликс у него на коленях, а рядом Хёнджин, прислонившись плечом.

Сынмин притащил гитару, и даже Минхо — да, тот самый Минхо         — в какой-то момент улыбнулся и запел. Хан смотрел на него как заворожённый. Казалось, в этом взгляде было всё.                                   — и уважение, и нежность, и восхищение.

Позже ночью, когда почти все разбрелись спать, Хан и Минхо остались у костра. Тишина между ними не тяготила.

— Знаешь, сказал Хан, глядя на угасающий огонь,                                   — я всегда думал, что ты… холодный.

— Я старался быть. Чтобы не обжечься,  признался Минхо.           — Но с тобой это не работает. Ты умеешь входить в сердце, даже когда дверь закрыта.

Хан подвинулся ближе.

— Я не собираюсь уходить, если ты не выгонишь.

— Я не выгоню. Никогда.

И тогда их губы встретились — не спонтанно, не из любопытства, а потому что пришло время. Этот поцелуй был как обещание: спокойное, глубокое, настоящее.

Утро было тихим. Солнце только поднималось, пробираясь сквозь деревья. На террасе, укутавшись в один плед, сидели Чан, Хёнджин и Феликс. Они смотрели, как лёгкий туман стелется по озеру.

— Знаешь,  проговорил Феликс,       — я думал, что это всё… временно. Что не может так быть , чтобы двое любили одного, и чтобы всё было… без зависти. Без борьбы.

Хёнджин поцеловал его в висок.     — Может. Если это любовь.

— А это она?  тихо спросил Феликс.

Чан взял его за руку.                              — Она. Самая настоящая.

Позади, из дома, вышли Минхо и Хан. Они были вместе. Не скрываясь. И это выглядело не как диковинка, а как что-то правильное. Как часть этого мира, где звёзды над Сеулом                          — и над этим лесом — сияли особенно ярко для них.