Все будет хорошо
Конец мая выдался жарким и нежеланным — на носу были экзамены и летняя практика вплоть до конца июня. Хенджин успокаивал себя тем, что два месяца он все-таки отдохнет, если график на работе наконец поменяют на нормальный и уберут из него миллион ночных смен. Однако теперь с работой придется повременить из-за этой самой практики, но Хенджин все равно планирует вернуться в супермаркет в начале июля, если к тому времени в этом местечке еще найдется вакансия для него.
Но, вообще-то, в жизни все достаточно хорошо. И Хенджину чертовски сильно хочется зажимать Феликса в каждом углу университета, потому что Феликс невероятно соблазнительный с черными волосами до подбородка и в яркой одежде. Все эти пестрые футболки с забавными принтами, длинные брюки и кроссовки от «Nike» Хенджин обожает так сильно, что уже не может представить жизнь без этого. Но ему также нравится Феликс в белой футболке, в тонкой льняной рубашке бежевого цвета, которая на несколько размеров больше и прикрывает бедра, и в простых черных брюках. Феликс нравится Хенджину с элегантной укладкой, с растрепанным волосами, с аккуратным макияжем и со смазанной тушью.
И, как бы смешно и глупо это не звучало, но у них даже есть парная обувь — кеды «Adidas Campus» в серой расцветке.
— Боже мой, это так... У меня нет матерных слов в голове, — так сказал Джисон, выпроводивший последнего счастливого клиента из тату-салона, когда Феликс решил проведать друзей и заодно захватил с собой Хенджина.
— Ты чересчур пессимистичный, — Чан прижался губами к пластиковой соломинке, торчащей из банки с колой, и дернул бровями. Его кудри забавно качнулись. — Это довольно мило. А еще это повод для новых сплетен.
Чан был умным парнем, возможно, даже умнее всех окружающих его людей. Джисон был действительно пессимистичным и недовольным. Феликс был очень красивым и счастливым. А Хенджин был просто по уши влюбленным в Феликса.
Сплетен и вправду стало гораздо больше, чем раньше. Одногруппники на удивление легко складывали два плюс два в голове и кидались то ли злобно-насмешливыми, то ли завистливыми взглядами, когда замечали одинаковую обувь. В этой стране влюбленные частенько покупали и носили парные вещи, тем самым говоря: «Да, мы встречаемся», потому что целоваться и обжиматься на каждом углу считалось чем-то вульгарным. Все выкручивались как могли. Феликс выкрутился так: в один момент заказал кеды на официальном сайте и на следующий день уже появился на пороге квартиры на шестом этаже, гордо произнеся: «Надевай». У Хенджина не было повода отказаться. И кеды идеально ему подошли. И Феликс в своих кедах тоже.
Хенджин тогда даже не обратил внимания на ценник, на факт того, что это была оригинальная обувь, потому что важным стало стремление Феликса потихоньку делать намеки окружающим, пытаться показывать все как есть и наконец перестать бояться. И Хенджину вдруг и вправду захотелось, чтобы все вокруг знали одну простую вещь: они в отношениях. Хотя тихая, размеренная жизнь тоже устраивает. Хенджину всего лишь важно быть рядом с Феликсом, видят это другие или нет. Он готов к любому из двух раскладов.
***
— Блять, как же охуенно покурить после обеда, — Джисон посмотрел в ярко-голубое небо после долгожданной первой затяжки и улыбнулся так радостно, словно только что узнал о выигрыше размером в сто миллионов вонпочти семь миллионов рублей (на момент написания). Хотя, возможно, такая сумма не казалась ему божьим благословением.
— Тебе всегда охуенно, когда ты покуришь, — криво усмехнулся Хенджин. Настроение болталось между «Сейчас бы в постель... Желательно не в свою» и «Господи, через неделю последний экзамен, я не сдам». И, казалось бы, ничего не могло испортить и без того паршивый день. Кроме одного:
— Да он дает всем налево и направо. Вон с тем чуваком с третьего курса, наверное, тоже потрахался.
Хенджин сначала не обратил на это внимания. Потом в голове что-то перемкнуло и образ Чана, того самого чувака с третьего курса, выскочил сам собой. Хенджин обернулся, уже морально настроившись на новый крупный конфликт с одногруппником, но вдруг увидел яркое пятно неподалеку. Там стоял Феликс, только приехавший в университет и совсем не расстроенный услышанным. Он потрепал низ желтой футболки, как-то озадаченно склонил голову и громко произнес:
— Ты так часто поднимаешь эту тему, потому что тебе самому никто не дает?
И Хенджин почти потерял равновесие, но вовремя схватился за джисоново плечо. Феликс впервые ответил на оскорбление в свой адрес, впервые не опустил взгляд в пол и не прошел мимо. Джисон где-то слева выдохнул чересчур шумно.
— Что? — Мингю, раскрасневшийся от приступа агрессии — может, стыда, — сжал кулаки, а два его друга удивленно уставились на Феликса, который подошел ближе, огибая оборачивающихся студентов.
— Я оказался прав? Ну ничего страшного, — он похлопал по напряженному плечу одногруппника и собрался отвернуться, но через секунду вдруг иронично улыбнулся. Черные шелковистые волосы растрепались под слабым порывом ветра. — Даже таким, как ты, иногда дают. Но не такие, как я, извини.
Из пальцев Джисона выпала сигарета, изо рта Хенджина чуть не выпала челюсть, когда Феликс отошел от парней и улыбнулся уже привычно — мягко, осторожно и совсем невинно. И даже не верилось, что он мог сказать такое. Под теплыми лучами майского солнца Феликс хихикнул в ответ на изумленный взгляд Хенджина и ткнул костяшками пальцев в подбородок, вынуждая парня закрыть рот. А из-за спины все еще виднелись мерзкие лица одногруппников. Хенджин безумно хотел ударить по каждому из них, чтобы лезущие не в свои дела носы разбились и набухли, но мама воспитала его правильно, поэтому парень лишь сжал кулаки и вернул глаза к Феликсу. Внутри возникло какое-то сильное желание утащить его отсюда и зацеловать до пульсирующей в губах боли.
— Да, ему точно никто не дает, — тонко и коротко извлек Джисон, подняв сигарету с асфальта.
***
— И что, тебя это даже не обидело? — сказал Хван, когда за окном двухкомнатной квартиры в центре города уже темнело. На улице собиралась очередная пробка.
На столе лежали толстые тетради, исписанные чернилами черной ручки, и стоял «Apple iMac» с переливающейся всеми цветами радуги заставкой. Беспроводная клавиатура и белая мышка хаотично запутались в ворохе тетрадок. Ли поднялся с кресла и потянулся, изо рта вылетел блаженный стон, когда где-то в позвоночнике хрустнуло.
— А что, должно? — он пересел на кровать и склонил голову. — Они ведь не знают, что ты — мой единственный половой партнер. К тому же первый.
— Раньше тебя это задело бы, — ответил Хван, устроившись рядом. Спина затекла от непрерывного сидения за компьютером и попыток разобрать почерк одногруппницы.
— Я стараюсь не думать об этом. Не хочу, чтобы ты постоянно приезжал с другого конца города, чтобы успокоить меня, и не хочу, чтобы тебе было плохо из-за этого, — Ли улыбнулся так, словно его это больше не волнует. Но Хван прекрасно знает, что оно волнует, оно сжимает сердце в тисках и иногда не дает дышать. Но уже не разрушает Феликса с концами.
Хвану приятно знать, что с каждым днем этому парню становится лучше, что он наконец сам решает, во что хочет одеться завтра, какую пару собирается прогулять и какой цвет волос привлекает именно его, а не других. И пусть эти другие говорят что-то едкое, ядовитое и колкое, но Ли улыбается — широко и радостно. И если этому поспособствовало хваново стремление помочь, то он безумно рад, потому что такой человек, как Ли, должен любить себя.
— Чего ты так загрузился?
— Просто счастлив, что у тебя все хорошо, — отмерев, Хенджин взглянул в темные глаза и приложил ладонь к теплой щеке. К ней тут же приластились. — Я правда рад, что ты в порядке. Ты этого заслуживаешь.
— Эй, хочешь, чтобы я опять начал плакать? — рассмеявшись, Феликс опустил голову и покачал ею, а потом вдруг замер и поднял взгляд. Сердце Хенджина пропустило удар. — Я люблю тебя. Спасибо за все, что ты делаешь для меня и для нас.
Хенджин подумал, что иначе он просто-напросто не может.
— И я люблю тебя. Так сильно, что очень хочу забить на эту подготовку к экзамену.
— У тебя всегда все сводится к одному...
— Ты врешь, — Хенджин упал на мягкие подушки и посмотрел в потолок. За окном стояла майская жара, но бесшумный кондиционер понижал температуру в комнате. — Я никогда не предлагал тебе взять меня.
В ответ на растерянный взгляд он лишь усмехнулся. Они, конечно, об этом ни разу не говорили, потому что Феликса вроде как устраивала нижняя позиция, а Хенджину было без разницы. Но сегодня он непонятно почему заперся в ванной на непривычно долгое время, разбираясь с тем, как следует подготовиться к сексу правильно.
Феликсу хотелось доверить и себя, и свое тело.
— Это очень... Даже не знаю, как это, — недоверчиво прошептал Феликс. Он лег рядом, коснувшись головой хенджиновой вытянутой руки, и облизнул губы, когда вена на шее забилась быстрее обычного. Многое выдавало его страх. Хенджин перевел взгляд с потолка на нахмуренное лицо и ткнул пальцем между бровями, стараясь разгладить возникшую складку.
— Не хочешь?
— Хочу. Не знаю, как это будет, но я не против попробовать, — на пару секунд наступила пауза, а затем с наигранной обидой парень произнес: — блин, я, вообще-то, тоже подготовился. И что нам теперь делать?
— Можем чередоваться, — подмигнул Хенджин.
Тишина в комнате прервалась смехом, и Феликс плюхнулся покрасневшим лицом в чужую шею, промычав что-то неразборчивое.
— А презервативы?
— А я купил.
— И откуда ты такой взялся только...
Через минуту верхний свет в комнате погас, потому что не располагал к нужной атмосфере. Феликс затерялся на кухне, Хенджин затерялся в ванной, нелепо улыбаясь собственному отражению и замечая, что щеки предательски алеют и у него тоже. Ледяная вода взбодрила и прибавила уверенности. Их такой первый раз должен пройти хорошо, другого исхода парень просто не видит.
Феликс вернулся в комнату со стаканом воды — после близости у него пересыхало горло — и в ожидании подмял под себя ноги, устроившись на расправленной кровати. Сегодня после душа они как раз поменяли черное узорчатое белье на однотонное голубое, и образ обнаженного Хенджина на этом самом белье никак не мог выйти из феликсовой головы.
— Ты как перед экзаменом, — Хван вплел пятерню в черные волосы и потянул их назад — Ли моментально поддался, преданным щеночком смотря снизу вверх, после двинулся ближе и ткнулся лицом в живот стоящего перед ним парня. — Волнуешься?
— Я же никогда этого не делал, как мне не волноваться?
— Я тебе помогу.
Когда зашуршало одеяло, откинутое на другую сторону кровати, Хван привычно лег сверху, только ладони опустились не на талию, а на шею встревоженного Ли. Он облизнул губу, и пушистые ресницы задрожали, как и руки, которыми парень боязливо заполз под белую майку. Поясница была гладкая — Хван снова использовал один из новых скрабов и теперь пах чем-то кокосовым. Но его родной запах все равно проник в нос, когда Ли прижался губами в местечко рядом с ухом.
— Ты так хорошо пахнешь.
Хван хмыкнул, заправляя волосы за уши.
— Это все твои дорогие баночки.
— Нет, Хенджин, я сказал, что ты хорошо пахнешь.
— Оу. Ты знаешь, что если людям нравится запах друг друга, то они совместимы?
Ли невольно улыбнулся и оставил поцелуй около сонной артерии. Потом снова вжался носом в теплую кожу и прикрыл глаза — этот запах и вправду нравился ему так сильно, что кружилась голова. И важно было, что Хвану тоже нравился запах Ли. Шею обдало горячим дыханием, и Хван выдохнул, а затем отодвинулся, чтобы снять с себя майку. Небольшие ладони сегодня водили по телу как-то иначе: совсем осторожно, словно прощупывали каждую впадинку и мышцу, словно впервые касались. Это позабавило — в их первый раз Ли вел себя так уверенно и смело, что сейчас его страх казался ненатуральным. Однако Хван знал: он и в самом деле переживает.
— Так непривычно смотреть на тебя сверху, — шепот Феликса прозвучал так тихо, будто он боялся испортить атмосферу своим голосом. Устроив ладони на голых бедрах, он напряженно сжал губы в полоску и задышал чуть громче. Хенджин не нашел в себе сил на страстные и шустрые прикосновения, это совершенно не вписывалось в медленные, даже бережные касания Феликса, поэтому он, лежа почти обездвиженно, смотрел на то, как пальцы разогревали холодную смазку из полупустого белого тюбика с синей надписью. Феликс остановился и, смутившись, произнес: — Мне кажется, мои пальцы короткие для этого и я не смогу растянуть тебя достаточно.
— Я уже растянул.
— Ох... Ладно. Если тебе будет больно, то скажи мне.
— Я закричу, — пародируя чужие слова, Хенджин расплылся в глупой улыбке и заметил абсолютно такую же на сердцевидных губах. Не было никаких переживаний на этот счет: он понимал, что Феликс будет аккуратен и нежен. В любом случае, даже если не выйдет, он все равно приложит все силы.
Когда сразу два пальца оказались внутри, Феликс поднял внимательный взгляд в попытке найти в чужом лице какую-нибудь отрицательную эмоцию, а Хенджин прищурился, ожидая очевидных вопросов, но они остались неозвученными. Мягкий свет сгладил черты лица Феликса, когда Хенджин захотел полюбоваться им и заправил черные пряди за ухо.
— Нормально? — Ли провел кончиком носа по щеке и прислонился ко лбу парня своим. А Хвана почти размазало от невесомых поглаживаний шеи и от участливого взгляда так близко. Он согласно промычал и устроил ладони на чужом лице, прижавшись к губам в попытке усмирить встревоженность и панику, потому что Ли делал то же самое в их первый раз и это действительно помогало, и Хван искренне хотел вселить в этого парня уверенность.
Теплые пальцы погладили заднюю часть шеи, и Хван положительно качнул головой на немой вопрос, когда они наконец разобрались с пачкой презервативов, которую никак не удавалось открыть из-за трясущихся рук. На лбу блеснула испарина, которую Ли тут же вытер тыльной стороной ладони. Руки задрожали, но он вернулся в исходное положение, чтобы чувствовать на губах шумное дыхание своего парня и иметь возможность успокаивать его мягкими, заботливыми поцелуями в случае чего. Целовать, шептать, смотреть — Ли готов сделать все, чтобы этот опыт не обернулся плачевно. Он погладил низ живота и ласково произнес:
— Не напрягайся, малыш, все хорошо.
— Я люблю тебя, — тут же выдохнули в ответ. Феликс не сдержал смущенной улыбки и наконец вошел до конца. Его самого утешал лишь взгляд потрясающих полуприкрытых глаз, не хотелось отрываться от них даже на жалкую секунду. Одна ладонь крепко сжала поясницу, вторая — лопатки, и парень потерся кончиком носа о чужой. Перестать улыбаться так и не получилось.
— И я люблю тебя, Хенджин, — он остановился и уперся рукой в матрас. — Мне двигаться?
— Попробуй.
Феликс осыпал неторопливыми поцелуями все лицо, но Хенджин все равно попытался поймать его губы своими и, когда сумел, издал тихий довольный стон. Но глаза он не закрывал: продолжал смотреть, потому что смотрели на него. Феликсу, кажется, был важен зрительный контакт. Феликсу было важно чувствовать, что они вместе прямо сейчас, и знать, что Хенджин в порядке.
До сих пор не верилось, что они действительно делали это, что Хенджин доверился и сейчас лежал здесь — прямо под Феликсом, на этой голубой подушке, где неопрятно измялись его темно-каштановые пряди, прилипшие ко взмокшему лицу. Феликс замер, чтобы детально рассмотреть все это: влажные, покрасневшие от поцелуев губы, излом выразительных бровей и безграничное наслаждение на дне карих глаз. В груди сжалось бедное сердце.
— Ты такой красивый, Хенджин... Если бы ты только знал, как прекрасно ты выглядишь.
А Хенджин отозвался коротким высоким стоном, наверное, даже не попытавшись вникнуть в смысл слов, и поерзал на подушке, невольно втянув живот. Ему понравилось это. А Феликсу понравилось то, как горячо его поцеловали через пару секунд и попросили ускорить темп — одним простым «Пожалуйста» и хриплым шепотом, от которого у Феликса закружилась голова. С ума сойти. И он решил послушаться. Внутри Хенджина было тепло и уже не так узко — он потихоньку расслаблялся. Под Феликсом стонал самый привлекательный парень в его жизни, и мысль об этом стрельнула более сильной волной возбуждения, прошедшей по кончикам пальцев. Феликс застонал тоже и прислонился вспотевшим лбом к голому плечу, чтобы его приласкали и обняли настолько крепко, насколько это вообще было возможно. И в пустой голове не нашлось ни единой мысли.
Хенджин пах любовью, горьковатым на языке потом и Феликсом.
И Феликс чувствовал себя как никогда счастливым, заканчивая с отчаянно прижавшимися к нему губами и протяжным всхлипом. Своим, конечно. Он снова не совладал с эмоциями, и это не было чем-то позорным, точно не сейчас. Феликс остался лежать сверху, придавливая Хенджина весом собственного тела и безостановочно целуя его. Длинные пальцы мягко гладили татуировку на бедре, Хенджин с легкой улыбкой утирал феликсовы слезы.
***
— У тебя тоже болит поясница? — Хенджин окинул Феликса убийственным взглядом и вызвал насмешливую ухмылку на губах. — Привыкай, я после тебя это и ощущаю.
— Хоть бы пожалел...
— Блять, а можно не при мне, пожалуйста? — за спиной раздался недовольный стон Джисона, который подавился своей первой в жизни электронной сигаретой с ананасом. — Я не хочу идти к психологу после таких потрясений.
В помещении тату-салона стоял запах хлорки — иногда Чан был помешан на чистоте и устраивал генеральную уборку, — все поверхности и оборудование вокруг сверкали и скрипели. Казалось, что сегодня это местечко только-только отпраздновало свое открытие. На стенах висели самые удачные эскизы Чана и Джисона с наклеенной на них черной паспарту.
На второй этаж поднялся Чан, застывший на последней ступени с отвращением на лице, и помахал перед собой ладонью.
— Ты опять развонялся тут своей фигней, — он кинул рюкзак на белоснежный подоконник и выхватил сигарету из чужих пальцев, а затем повернулся к Феликсу и Хенджину, стоящим около зеркала. — Этот придурок вчера купил эту вонь и курил ее каждую свободную секунду, пока мы убирались здесь. Мне кажется, я уже передознулся от содержания никотина в моей крови.
— Эй, ты же даже не курил, — Джисон выпятил губы и потянулся за сигаретой, но так и не получил ее.
— Пассивное курение, к слову, тоже курение. Особенно рядом с таким паровозом, как ты. А вы, ребята, — он, оглядев друзей с головы до ног, указал в сторону комнаты, где посетители обычно оставляли свою одежду, — уединитесь уже.
— А мы уединимся, — гордо сказал Феликс, ничуть не смутившись.
За окном накрапывал мелкий дождь, когда он опустил коричневые жалюзи и обернулся на Хвана с легкой улыбкой на губах. В глазах, однако, читалась вина.
— Малыш, правда болит? Извини, я пытался быть осторожным.
— Все в порядке.
Теплые ладони Хвана бережной щекоткой прошлись по щекам. Сегодня он выглядел немного измотанным из-за вчерашнего — тело с непривычки побаливало, — но зато парень чувствовал себя хорошо в моральном плане. А еще чувствовал, что они стали ближе друг к другу. Теперь и взгляды были другими, наверное, более ласковыми и переживающими, это ощущалось на каком-то подсознательном уровне. Ли любовно поцеловал подушечку большого пальца и кивнул.
— Тебе хотя бы понравилось?
— Ты был сексуальным.
— Дурак, я не об этом.
Хван рассмеялся, разгладив складки на красной футболке, и почесал нос.
— Мне было хорошо, но, если честно, мне больше нравится, когда я сверху.
— Прекрасно, мне тоже, — Феликс привалился к подоконнику и подтянул сумку, в которой лежали тетради со вчерашними конспектами, на плече. — Кажется, мы собирались готовиться к экзамену?
Продолжили они уже в основном помещении, где по-прежнему пахло электронной сигаретой и где Чан без остановки морщил нос, но ничего не мог сказать: в конце концов тату-машинка была в руках Джисона, а Джисон был непредсказуемым парнем. Чан впервые доверил Джисону свою новую татуировку, и это о многом говорило. Обычно третьекурсник бил татуировки у проверенных годами мастеров, но, несмотря на то, что Джисон все еще учился и пока имел не так много клиентов, у него все равно прекрасно получалось.
— Эй, ты там поаккуратнее.
— Я тебе сейчас хуй на лбу набью, если ты не замолчишь.
Феликс рассмеялся, ткнувшись лбом в хенджиново плечо, и представил, как бы Чан выглядел с такой тату.
Спустя полтора часа кропотливой работы Хан победно усмехнулся и похлопал в ладоши, стянув черные латексные перчатки. Бан остался доволен. Когда все решили сделать перерыв на обед, он задумчиво уставился на Хвана, заталкивающего в рот лапшу с тянущимся сыром.
— Слушай, может, будешь работать здесь?
Хван в ответ поперхнулся едой.
— Я что, по-твоему, похож на татуировщика? — спросил он, утирая слезы.
— Да при чем тут татуировщики-то? Думаешь, в таком месте не бывает других вакансий? — сложив палочки в пустую картонную упаковку, парень откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. — Администраторы всякие бывают... Можешь людям предлагать чай, кофе...
— И потрахаться, — Хан выгнул бровь с намеком и, заметив три нахмуренных взгляда, заткнул рот сигаретой.
— В любом случае здесь зарплата будет больше, чем в твоем этом супермаркете.
— Действительно стоит, — ладони коснулась чужая, мягкая и прохладная. Хван поднял взгляд на улыбающегося Ли. — Это место, конечно, не рядом с домом, но мне кажется, что так для тебя будет лучше.
Хван не знал, что и ответить. Было неприятно думать о том, что, возможно, ему предложили это только из жалости, но Бан не был таким человеком. Он заботился о своем тату-салоне и не впускал чужаков. Вокруг Бана вились знакомые со всех курсов и специальностей, но он никогда не общался с ними близко. Кажется, никто даже не знал, какой у парня любимый цвет. А Хван знал: красный, потому что запястья увиты красными линиями.
— Я... Не знаю, я подумаю.
— Я буду ждать, — расслабленно ответил он, возвращаясь к перепалке с Ханом и пытаясь отобрать у него сигарету. Ямочки появились на щеках.
Порой Хенджин не верил, что имел все это: такого очаровательного парня рядом, спокойствие и тишину, мелькающую где-то вдали уверенность в будущем и, в конце концов, настоящих друзей. Его мама больше не экономила на себе так сильно, как раньше, больше не болела так часто и начинала расцветать на глазах. Вот что было важно — Хенджин жил ради того, чтобы мама гордилась им и верила в него.
***
— Думаешь, мне все-таки согласиться?
Кондиционер работал почти на полную мощность, и приятный холод касался голой кожи. Хенджин лежал на груди Феликса, прислушиваясь к успокоившемуся сердцебиению, и держал глаза закрытыми. Нежная ладонь с волос переместилась на заднюю часть шеи.
— Конечно. Сможешь позволить себе больше, чем сейчас. Сомневаюсь, что Чан будет наседать на тебя. Он точно сделает удобный график, чтобы можно было совмещать работу с учебой.
Хенджин поднял голову и вгляделся в безмятежное лицо Феликса. Губы припухли. Он опустил взгляд, заметив одно-единственное пятнышко под линией челюсти, и отчего-то улыбнулся: Феликс это не замажет, когда они вернутся в универ. Он точно захочет показать это всем.
В объятиях Феликса было жарко, но хорошо, потому что прохладная ладонь мягко водила по оголенной спине и иногда останавливалась на пояснице, не спускаясь дальше, под одеяло. До последнего экзамена остался один день, Хенджин чувствовал себя морально вымотанным и единственным успокоением считал Феликса, с которым провел почти весь вчерашний день в кровати. Сначала они немного погуляли по центру, наслаждаясь легким майским ветром, сходили в магазин, чтобы закупиться всякой вредной едой, и затем посмотрели первый попавшийся фильм, на удивление оказавшийся неплохим. А дальше, в общем-то, бороться с возбужденным Феликсом, только-только выползшим из душа, стало бесполезно. Но Хенджин не был против, когда зубы кусали распаренную кожу и ловкие пальцы впивались в его бока в попытке стянуть шорты.
— Знаешь, чего я хочу?
— Чего?
— Чтобы мои губы были вот такими маленькими, — Хван вытащил из-под одеяла ладонь и подушечкой большого пальца почти коснулся подушечки указательного, — и я мог поцеловать все твои веснушки.
Ли, забавно поморщившись, улыбнулся.
— Своими губами ты и так можешь поцеловать их.
— Нет, надо, чтобы внимание уделялось каждой, — ответил он, прислонившись поцелуем к виску. Чужие руки слабо дрогнули и надавили на спину, вызывая у Хенджина довольную улыбку. — Кажется, тебе снова придется снимать трусы.
— Нет, я устал...
— Ты врешь.
Шумно выдохнув, Феликс закусил губу и кивнул. Врет. Хенджиновы губы тем временем прислонились к кадыку — Феликс прикрыл глаза и подумал, что это все не так уж и плохо и у него найдутся силы на второй раз. Они найдутся, наверное, даже не потому, что Хенджина хочется прямо здесь и сейчас, а потому, что он вновь будет внимательным и осторожным. Ну и потому, что Феликс обожает те звуки, которые издают ему на ухо на пике, когда бедра вжимают в кровать и горячее тело прижимается к его телу так близко, что становится трудно дышать.
***
Горячее солнце ласкало черную макушку Феликса, когда они, расцепив ладони, выбрались из черной BMW. Сегодня Феликс вел себя немного странно: утром он без предупреждения заехал за Хенджином, когда тот собирался выходить, и всю дорогу без остановки в нервном жесте сжимал его ладонь.
У ворот курил Джисон, рядом стоял Чан, экзамены которого кончились еще в начале мая. Зачем он приехал в универ, никто не знал, но отчего-то Хенджин был уверен в том, что Чан всего лишь хотел пожелать им всем удачи. Улыбка на его губах внушала умиротворение, но от этого Хенджину легче не становилось, потому что перед каждым экзаменом, к которому он готовился, его всегда ужасно трясло.
— Я согласен, — парень зажмурился и прикрылся ладонью от солнца — оно было ярким и раздражающим. Хлопковая майка, украденная из гардероба Феликса, прилипала к спине, и хотелось поскорее оказаться в здании с работающими кондиционерами, чтобы сделать глубокий вдох и охладиться. Но пока охладиться удавалось только наполовину пустой бутылкой воды.
— Ого, я не ожидал, — вскинул брови Чан. Все проходящие мимо глазели на татуировки так, словно видели их впервые, но Чана это совсем не смущало. И косые взгляды старичков, срезавших путь из магазина до дома по протоптанной тропинке, его, наверное, только смешили. — Я считаю, что мы должны отпраздновать сдачу ваших экзаменов у меня в салоне.
— Там будет алкоголь? — глаза Джисона загорелись.
— Тебе только сок.
— Да пошел ты, — он скривился, уворачиваясь от обнимающих рук, но в конце концов не смог одержать победу.
Феликс перевел вопросительный взгляд с друзей на Хенджина. Сегодня они вроде как планировали устроить спа-день — эта привычка, как оказалось, появилась у Феликса после январской сессии на первом курсе. Горячая ванна, голубая глиняная маска на лице и свежее постельное белье, похоже, дарили полное успокоение и напоминали парню, что все плохое осталось позади. Хенджин такое не особо любил, он в принципе раньше не ухаживал за собой подобным образом, потому что тратил заработанные деньги на квартиру, еду и какие-нибудь незначительные подарки для мамы. Но теперь в его жизни есть Феликс, а Феликс очень любит странные вещи и заставляет Хенджина любить их тоже.
И с появлением Феликса изменилось многое. Например, Хенджин не так сильно стыдится своего финансового положения и ужасно обожает то, как Феликс радуется бургеру за три тысячи вонпримерно двести рублей (на момент написания) или сомнительному мороженому из супермаркета рядом с домом Хенджина. Феликс, в общем-то, ни разу не говорил, что эта еда и вправду отвратительна на вкус. Хенджин не был уверен, что она Феликсу нравилась, но он улыбался искренне. Феликс почему-то всегда улыбается искренне: когда они гуляют по спальному району с одинаково серыми домами, когда сидят на первой попавшейся крыше и смотрят на звезды, когда забавно смеются друг другу в губы из-за громкого скрипа кровати и все равно продолжают целоваться. Есть в этих скрипах какая-то романтика. Но в постели Феликса все-таки намного лучше, потому что она большая, мягкая и Хенджин тонет в ней под весом своего парня, ласково вплетая пальцы в черные пряди на затылке.
Но, наверное, больше всего Хенджин любит смотреть на улыбку собственной мамы, когда она смущается из-за огромного букета красных георгинов, завернутых в крафтовую бумагу. Мама всегда смотрит на милый бантик ленты белого цвета и говорит: «Даже не хочу эту красоту трогать», ведь если она поставит букет в вазу, то бумага обязательно намокнет. А Феликс отвечает, что купит Суджин еще миллион таких букетов. Вместе с Суджин краснеет и Хенджин.
Когда до начала экзамена остается всего пятнадцать минут, Ли ловко утягивает Хвана в пустой туалет, держась за его ладонь, и шустро захлопывает первую попавшуюся кабинку — самую узкую и неудобную. В ней, на самом-то деле, едва хватает места на одного взрослого парня.
— Ненавижу, когда ты переживаешь, — говорит Ли в губы. Прохладные пальцы ведут по хвановой шее и заползают в волосы. Голые плечи стукаются о ледяную плиточную стену, и Хван вздрагивает, покрывшись мурашками.
— Не надо, я весь липкий.
— А мне нравится.
Хван щурится, когда чужое тело, не такое липкое, как его, прислоняется к нему и Ли ведет кончиком носа под подбородком. Хлопает соседняя кабинка, и он расплывается в улыбке, прижимается еще ближе, игнорируя попытки оттолкнуть, и шепчет на ухо:
— Ты нервничаешь, и я должен как-то тебя успокоить.
Такая глупая ситуация. Они еще никогда не находились в туалете вдвоем в присутствии кого-то лишнего. У Хенджина в крови подскакивает адреналин, и он думает о том, что не хочет быть застуканным вот таким образом, но тем не менее Феликс беззвучно бродит губами по теплой коже, а его руки заползают в задние карманы черных джинсовых шорт. Хенджин хочет зашептать что-то недовольное в ответ, но в соседней кабинке спускают воду, а Феликс тут же глубоко целует его, заставив выдавить жалобный тихий стон.
Хенджин понимает, что больше не нервничает. Феликс закусывает губу, не сдерживая улыбки, и отталкивается от него, оставляя за собой шлейф ягод и хлопка. Даже сейчас, когда Феликс вспотел, он все равно пахнет очень и очень хорошо.
— Знаешь, о чем я подумал? — он теребит ремень своей сумки, перекинутой через плечо. — Я тоже хочу работать. И да, ты сейчас скажешь, что в этом нет никакого смысла, потому что я богат и все в этом роде, но... Не знаю, в последнее время у меня нет желания получать деньги от родителей.
Стараясь разобрать невнятные слова — Феликс частенько тараторит, когда нервничает, — Хенджин придвигается ближе и цепляет опущенный подбородок пальцами. Взгляд напротив неуверенный и пугливый. Феликс ведь действительно даже не имеет представления о том, как тяжело зарабатывать деньги (тем более там, где платят достаточно лишь для того, чтобы закрывать первичные потребности). Но Хенджин не понимает, что стало причиной возникновения этого желания.
— Зачем тебе это?
— Не хочу быть зависимым от родителей. Рано или поздно они скажут, что я сижу у них на шее, поэтому мне нужна подушка безопасности. И не забывай, что я разочарование семьи, к тому же гей. Так что... Мне нужно быть готовым ко всему, — Феликс хихикает, заканчивает с легкой улыбкой и, проверив время на телефоне, оставляет на хенджиновых губах поцелуй. — Пойдем, пора уже.
Вытягивая билет почти самым последним — за спиной сидят всего три одногруппника, — Хенджин осознает, что его волнение плещется где-то в самом начале десятибалльной шкалы. Билет оказывается удачным, всего три вопроса на тему, которую он вызубрил вдоль и поперек. Страх проваливаться больше не волнует, а лицо преподавателя теперь не кажется таким пугающим и злым. Хенджин вдруг пускает тихий смешок и шепчет: «Простите», чтобы уже через пять минут захлопнуть дверь кабинета с обратной стороны и рассмеяться в голос. Некоторые студенты, дожидающиеся своих друзей, смотрят на него как на умалишенного, но Хенджин продолжает улыбаться и спускается с третьего этажа на первый, перепрыгивая несколько ступенек. Он знает, что Феликс наверняка ждет на улице, немного уставший и вспотевший от жары, поэтому старается как можно быстрее вытащить из кармана пропуск и выбраться наружу.
На улице людей больше. Кто-то курит неподалеку от ворот, кто-то тоже ждет своих друзей, чтобы отметить успешную сдачу экзаменов. Феликс стоит где-то под высоким каштаном, скрывается от солнца и периодически кусает губы в ожидании, а затем, когда переводит взгляд в сторону здания, расцветает в улыбке. Хенджин не может не улыбаться в ответ, он буквально сверкает счастьем, когда за спиной остаются закрытые ворота, а перед ним — чудесный Феликс, отложивший телефон в карман и раскинувший руки для объятий. И Хенджину невероятно сильно плевать, что подумают другие, если он примет эти объятия, поэтому он тоже раскрывает руки и смыкает их уже на талии, крепко-крепко прижавшись к любимому человеку и уткнувшись лицом в его теплую шею. Сзади, где несколько секунд назад были слышны голоса и смех студентов, становится подозрительно тихо. Хенджин чувствует эти взгляды.
А потом Феликс просто берет и целует его в губы.
Ладони окольцовывают шею и не дают Хенджину отодвинуться, хотя он и не планировал. Он всего лишь застывает в глубоком шоке и думает о том, точно ли Феликс сделал это осознанно — может быть, он немного потерялся и забылся? Но губы Феликса Хенджин ощущает четко, как и его горячие от волнения ладони, которые перемещаются на щеки. Под хенджиновой рукой сердце колотится о ребра как бешеное, но он тянет Феликса еще ближе, чувствует липкость кожи, чувствует, как спина нагревается под лучами яркого солнца и цепкими взглядами некоторых одногруппников. Хочется улыбаться — широко, так, чтобы болели губы и скулы.
— Оказывается, это не так страшно, — насмешливо произносит Феликс, отрываясь от пухлых губ с влажным чмоком. Он прислоняется щекой к плечу Хенджина, смотрит на студентов и вдруг понимает, что его не волнуют перешептывания, полные отвращения взгляды и, в конце концов, мнение незнакомцев обо всем этом. Феликс не хочет скрываться, прятаться в туалете, чтобы иметь возможность побыть с Хенджином наедине, когда ему это так сильно нужно. Он поднимает голову и, поглаживая подушечкой большого пальца родинку под глазом парня, смеется так искренне, что у Хенджина начинает колоть сердце. — Я люблю тебя.
— Я тоже люблю тебя, — с опозданием звучит в ответ. Феликс кивает и переплетает пальцы с пальцами Хенджина, шепча: «Это прекрасно».
— Теперь можно отмечать сдачу экзаменов.
И они действительно едут в тату-салон Чана, чтобы провести время в компании друзей, немного выпить, долго целоваться и пьяно хихикать друг другу в губы, а затем продолжить уже в квартире Феликса.
И Хенджин уверен в том, что у них все будет хорошо. Не важно, что думают другие, важно, что Феликс сегодня светится от радости и они спят в обнимку на мягкой кровати, вымотанные и счастливые. И, конечно, голые.