От тебя самого ничего не осталось
В огромном холле универа было одиноко. Хенджин часто ощущал себя здесь чужим, когда бросал уныло-презрительные взгляды на окружающих студентов. Это был не просто универ — это был универ, кишащий детишками богатеньких родителей.
— Мой отец — очень уважаемый адвокат, — говорил один.
— Моя мать владеет сетью медицинских клиник, — говорил второй.
— А вот мой отец...
А дальше Хенджин уже заткнул уши наушниками и закрыл глаза. У него, например, нет отца, а его мать, хрупкая, но сильная женщина, работает медсестрой в педиатрическом отделении. Ее годовая зарплата не превышает и половины месячной зарплаты родителей этих мерзких детишек. Они все как на подбор — в брендовой одежде, с айфоном последней модели, с личными, блять, водителями. Они бесконечно щебечут о своих каникулах, проведенных на Бали, в Париже и Риме, как раздражающие по утрам голосистые птички. Хенджин бы сказал не так: они каркают. Они как вороны.
Среди зависти, липких взглядов и фальшивых улыбок Хенджин нашел лишь двух людей, отнюдь не испорченных родительскими деньгами. Первым оказался Хан Джисон — глуповатый и чувствительный парень, с которым они сошлись на разговоре о любимых музыкальных группах. Джисон любил рисовать гелевой ручкой в своем скетчбуке очень странные вещи — «Ты не понимаешь, это искусство. Я хочу быть татуировщиком» — и страдал от недосыпа. Вторым человеком стал Ли Феликс, вертящийся в кругу подобных ему богатеев.
Одним ноябрьским днем Хенджин, бросив беглый взгляд на Феликса, подумал о том, что Феликс не вписывается в эту компанию. Да, он тоже богат, у него тоже айфон последней модели, тоже дорогущие вещи, но Феликсу здесь не место. Дело было в его искренней широкой улыбке, в участливом тоне голоса, когда кто-то делился своей проблемой, и затухающем взгляде, когда «друзья» уходили и Феликс оставался один, кусая губу и отворачиваясь к машине. И его ждал личный водитель. Хенджину хотелось подружиться с этим парнем лишь потому, что он казался единственным, кто не раздражал. Он был тем, кто притягивал долгий изучающий взгляд, привлекал внимание и оставлял после себя мягкий шлейф приятного запаха. Девушки и то пахли отвратительнее — они выливали на себя по флакону за раз и выбирали неподходящие ароматы.
Но Хенджин попал сюда не из-за денег. Он был действительно умен и силен, он спорил с преподавателями, когда они были не правы, и ловил на себе презрительные взгляды — «Он... Типа крутой?», — слышал цоканье за спиной, а затем обращал внимание лишь на один-единственный взгляд: Феликс смотрел на него с интересом, Феликс улыбался и иногда хмурил брови. Джисон где-то неподалеку, на любимом местечке у окна, показывал палец вверх.
И Хенджин боялся подойти. Он постоянно мысленно произносил: «Хван Хенджин, ты такой идиот... Он же совершенно обычный человек, в этом нет ничего страшного», но останавливался, как только к Феликсу подходил кто-то другой. И так Хенджин пропустил весь первый курс, провожая тоскливым взглядом Феликса и один учебный год.
Ли появился рядом на втором курсе. В начале года он подсел на свободное место, отвел глаза в сторону и передал Хвану раскрытую тетрадь с конспектами, говоря:
— Ты не мог бы помочь мне с этим?
Хван нахмурился с очевидным непониманием, ведь у каждого отпрыска богачей были репетиторы, один сеанс которых стоил столько же денег, сколько его мать получала в месяц в больнице.
— Но...
— Я не хожу к репетиторам, — Ли опередил его и пожал плечами, а губы и вовсе поджал. — Так ты сможешь помочь мне? Я тебя чем-нибудь угощу.
— Хорошо.
Хенджин не имел права отказаться от шанса лишний раз послушать этот голос, встретиться взглядами и почти растечься бесформенной массой от ослепительной улыбки, обращенной ему. Поэтому он потратил пятнадцать законных минут отдыха, чтобы помочь Феликсу, и в конце перемены, когда аудитория заполнилась гулом отвратительных детишек, Феликс улыбнулся ему напоследок, немного смущенно сказав:
— Я видел, как ты на меня всегда смотришь. Не стесняйся подойти, если тебе что-то нужно.
***
В середине сентября стало холоднее и все начали носить более теплую одежду. Листья еще не опали, но содержание хлорофилла в них стремительно летело к нулю. Хенджин окинул деревья за окном столовой скучающим взглядом и, цокнув языком в ответ на продолжительное чавканье Джисона, сказал:
— А Феликс... Он какой?
— Прикольный. Не знаю, зачем он с этими ебланами шатается. Он, вообще, очень добрый и милый.
— В отличие от мерзавцев.
— В отличие от мерзавцев, — Джисон улыбчиво мотнул головой и, свернув обертку от онигири с тунцом, тоже уставился на деревья. — Наши родители — партнеры по бизнесу. Мне иногда удавалось остаться с Феликсом наедине... Ну, короче, он частенько был у меня, потому что у его отца очень странная привычка решать все деловые вопросы за ужином дома. Не в ресторане или офисе, а дома, — Джисон усмехнулся, — представляешь? Так вот, Феликс шутил, о чем-то своем рассказывал и говорил мне, что ненавидит все эти вылазки с родителями. Прикольный он. Жалко, что одинокий.
Феликс действительно был одиноким в этой толпе придурковатых заносчивых разгильдяев, хвастающихся достижениями собственных родителей. Хенджин замечал это не раз. То, как угасала милая улыбка, то, как его, Феликса, обсуждали за спиной... Вот что было ужасно. Хенджину хотелось проблеваться у университетских ворот, когда он ловил краем уха оскорбления в сторону этого человека, еще сильнее хотелось схватить идиотов за волосы и ебнуть об эти же ворота пару раз для профилактики. Просто с такими людьми так не поступают. Феликс всегда помогал каждому, слушал о проблемах масштаба упаковки из-под таблеток и имел хорошие манеры — чем же по итогу ему отвечали?
— А зачем ты спрашиваешь-то? — Джисон замолчал и удивленно выгнул бровь. Хенджин обернулся вслед за ним, заметив подходящего к столу Феликса. Его тело украшал объемный синий свитер в полоску, а стройные ноги подчеркивали белые брюки. Не было ни одного дня, когда он выглядел плохо. Джисон, поздоровавшись беглым кивком, удалился из столовой, и Хенджин остался один на один с этим парнем.
— Он странноватый, — заметил Феликс, будто никогда не общался с Джисоном лично. Шелковистые пряди завитых волос мягко качнулись в воздухе, и Хенджин засмотрелся, поэтому с опозданием ответил:
— Здесь все странноватые. Даже я.
Ли пустил легкий смешок.
— Хотел отблагодарить тебя обедом за помощь.
— Да я и не помог даже.
— И поэтому я получил хорошую оценку на прошлой паре? — улыбка снова появилась на сердцевидных губах, и Ли отмахнулся ладонью. — Я ведь обещал тебе. Куплю тебе завтра что-нибудь, и не думай отказываться.
И он исчез так же незаметно, как и появился. Хван не успел произнести ни слова и молча осмотрел столовую. Ли нигде не было.
***
В мыслях Хенджина люди застревали редко — они целиком и полностью были заняты строчками любимых песен, учебой и подработкой в супермаркете на районе. На этот раз из мыслей не мог вылезти Феликс. Хенджин уснул и следующим утром проснулся, думая о нем. Долго чистил зубы, увлажнял лицо маминым кремом, укладывал волосы гелем и, Господи, даже искал одежду покрасивее. Перед Феликсом не хотелось пасть лицом в грязь, и Хенджин на его фоне ощущал себя глупым подростком-переростком в мятой старой одежде, хотя всегда заботился о внешнем виде хотя бы базово. Ну а Феликс выглядел как принц из сказки, наследник огромной империи и любимчик народа — нужно было соответствовать.
— Боже мой, что за прикидон? — сказал Джисон, сдерживая смех. — Ты куда такой собрался?
— Тебе идет такая прическа, — сказал Феликс, подловивший Хенджина на обеденной перемене. Хенджин подумал, что краснеет. Он замешкался, закусив губу, и ответил:
— Спасибо, тебе тоже идет... Все это?
Мягкий смех Феликса коснулся слуха. Хенджин измазался в грязи по самую макушку.
— Я не знаю, что ты любишь, поэтому выбирай сам.
Хван порой удивлялся — и это мягко сказано — ценам в буфете, но мог заявить, что еда была и впрямь вкусной, потому что иногда Хан делился с ним своим обедом. Но денег у Хвана водилось мало — приходилось просить маму готовить что-то на обед или делать это самостоятельно, когда она была на ночной смене.
— Для тебя это дорого?
— Что?
— Ты сказал это вслух.
Они опустились за пустой стол друг напротив друга, и Ли склонил голову в вопросе. Да, для него-то это, может, совсем ничего не стоит, но для Хвана...
— Да. Я не из богатой семьи, как все здесь.
— О, я не хотел тебя обидеть, — Ли поспешно закачал головой и прикусил губу. Чувство вины расползлось в груди неприятным комком.
— Ты и не обидел, просто говорю как есть. Моя мама работает медсестрой в педиатрии, я тоже подрабатываю, но в супермаркете. Это работа с самым удобным графиком.
— Это, наверное, трудно. Мне даже как-то стыдно, потому что я никогда не работал и не представляю, насколько тяжело людям с невысоким достатком.
— Настолько, что я обычно приношу обед из дома, — Хенджин, подцепив вилкой кусок омлета, пожал плечами. — Мне кажется, я тут выбиваюсь. Все вокруг в модных шмотках, а я... Вот такой вот.
— Главное, чтобы одежда была удобной. И не важно, где ты ее купил, — Феликс расплылся в улыбке, наблюдая за тем, как быстро опустела первая тарелка. — А мне кажется, что меня обсуждают за спиной.
— Тебе не кажется, они действительно это делают.
— А что... Они говорят? — заметив в чужих глазах испуг и волнение, Хенджин пришел к одному-единственному выводу:
— Тебе не стоит знать об этом.
— Я не понимаю, что плохого сделал, чтобы обо мне говорили плохие вещи, — с потускневшим взглядом Ли заправил волосы за уши и прикусил губу. Меньше всего хотелось испортить ему, такому солнечному и мягкому созданию, настроение.
— В таких кругах тебя будут ненавидеть лишь потому, что ты — это ты. А ты слишком добрый для них, Феликс. Они с тобой до того момента, пока у тебя есть деньги и пока ты их слушаешь.
Перемена закончилась на печальной ноте. Хван поблагодарил за обед и, мягко сжав плечо, сказал Ли, что он не виноват в таком отношении к себе, хоть и прекрасно понимал: подобными словами вряд ли поможет.
На паре Джисон, как оно всегда и бывало, сладко спал, уткнувшись щекой в собственный скетчбук. Хенджин мысленно уже видел, как на ней отпечатался рисунок незастывшей гелевой ручки, и усмехался. Временами Хенджин, конечно, поглядывал на Феликса: тот без конца ковырял край парты аккуратными ногтями и лишь несколько раз натянуто, без всякого желания, улыбался, потому что ему что-то шептали на ухо. Феликс был чертовски сильно зависим от мнения окружающих — это оказалось его слабостью.
— Ну нихрена себе холодрыга, — Джисон укутался в коричневую куртку и спрятал руки в больших рукавах, когда вышел на свежий воздух. Забавный след, в действительности оставшийся на правой щеке, пришлось оттирать влажными салфетками под непрекращающийся смех Хенджина и обиженное бурчание самого Джисона. Он надул щеки и преодолел ворота, стараясь увернуться от сигаретного дыма слева — странно, сам курил, а запах сигарет не любил. — Так что там с Феликсом?
— О чем ты? — Хенджин отследил взглядом отъезжающую машину и пнул валяющийся под ногами камень.
— А о чем я, по-твоему?
— Хочу подружиться с ним.
— И зачем тебе оно надо? — вздохнул друг. Они пришли на автобусную остановку — интересно, что Джисон не пользовался услугами личного водителя и предпочитал ездить на метро — и сели на лавочку. Мимо проходили уставшие люди — Хенджину казалось, что все в этом городе уставшие, и себя он причислял к этой категории.
— Не знаю, он хороший. Я еще на первом курсе заметил, просто подойти страшно было.
Джисон понимающе кивнул и посмотрел в сторону подъезжающего автобуса. Разошлись они в центре, потому что Джисон жил на другой ветке. Хенджин, взглянув на дисплей над дверцами в вагоне, вздохнул и закрыл глаза — его квартира находилась практически на окраине. Радовало лишь то, что не нужно было переходить с одной линии на другую, поэтому он мог спокойно поспать лишние сорок минут.
***
— На самом деле его веснушки отвратительные, не понимаю, почему он их еще не замазал, — вот что услышал Хенджин в следующий понедельник, когда заметно похолодало. Он дожидался Джисона у ворот и топтал падающие листья подошвой стареньких черных ботинок на шнуровке — им уже два года.
— Мерзко, ему не идет.
Терпение лопнуло в тот момент, когда Джисон почти добежал до ворот, по пути расстегивая короткую куртку и держа между сжатых губ тлеющую сигарету. Хенджин поднял глаза к небу и, сжав кулаки в карманах пальто, повернулся к двум одногруппницам, курящим отвратительную электронную сигарету с химозным привкусом манго на двоих.
— А тебе идут эти стрелки до висков? — Сурен, подавившаяся дымом, обратила на него внимание, и ее подружка — Хенджин даже не знал имени, хотя они учились вместе второй год — выгнула брови в вопросе. — Или тебе идет эта помада?
— Прости?
— Ужасный оттенок, он тебя старит, ты знаешь? — Хенджин едко усмехнулся, когда подошедший Джисон раскрыл рот и захлопал глазами.
— Да как ты смеешь говорить такое? — подружка Сурен нахмурилась и скорчила недовольную гримасу.
— А вы? Обосрать кого-то же намного проще, чем посмотреть в зеркало, да? — улыбнувшись последний раз, Хенджин заметил уже знакомую машину на парковке неподалеку и, позвав Джисона за собой коротким жестом, отправился к зданию.
— И что это было?
— Они оскорбляли Феликса.
Джисон хмыкнул и опустил голову. Вообще-то, Хенджин слышал подобные фразы довольно часто, потому что Феликс являлся главной темой для обсуждений — хороших или плохих, важно не было. Все говорили, что Феликс слишком нежный, что он нетрадиционной ориентации (наверняка никаких предпосылок к этому не нашлось) и что он скучный и ничего о себе не рассказывает. Хенджин думал, что Феликс делал правильно, когда не рассказывал о себе: так эти идиоты не знали его слабых мест.
Но от всех этих слов адреналин в крови поднимался и агрессия следовала по тому же пути — стремительно возрастала, требуя вылиться наружу. Хенджину было плевать, что говорят за его спиной. Заучка? Ладно. Вздернул подбородок — посчитал себя выше других? Без проблем. Все равно на это, но не все равно на то, что говорят за спиной совершенно невинного человека. Будь на месте Феликса Джисон, Хенджин среагировал бы так же. О Джисоне, на самом-то деле, сказать и нечего: он незаметный, никому не мешает и ни с кем, кроме самого Хенджина, дольше пяти минут не общается. Но Феликс, вьющийся в центре внимания... Вот он серьезно не заслуживает всего этого.
— Нормальные у него веснушки...
— Все никак не можешь успокоиться? — Хан поднял голову и одарил друга усмешкой, продолжая выводить витиеватые линии на бумаге. Стоило заметить, что получалось у него и вправду неплохо.
— Я просто не понимаю, почему они ведут себя так...
— Ты же сам знаешь, что в таком обществе легко стать темой для обсуждения, даже если ты бедный божий одуванчик. И про тебя пиздят не меньше. Про меня, может, тоже говорят — не знаю, мне неинтересно.
Хван потер лицо ладонями, растрепал волосы и в конце концов убрал их в хвост. Диван нежно-голубого цвета вдруг показался неудобным, звуки чужих голосов, смешков и шагов — раздражающими, а знакомые лица одногруппников испортили настроение окончательно.
— Мне надо... Э-э, отойти, да, — Хенджин встал с дивана и, не дав другу задать ни одного вопроса, побежал в сторону столовой. Феликс тихо сидел в длинном узком коридоре по пути, уткнувшись в белый айфон с прозрачным чехлом. — Знаешь, они тебя недостойны.
— Что? — парень выключил телефон и направил взгляд к Хенджину, подсевшему рядом. — Ты даже не поздоровался.
— Привет.
— И тебе, — Феликс забавно улыбнулся, сверкнув ровными красивыми зубами, и прислонился спиной к ледяной стене.
— Они все идиоты, и я не понимаю, почему ты их слушаешь. Они завидуют.
— Чему можно завидовать мне, Хенджин? Во мне нет ничего интересного.
Хенджин дернул бровью, заметив несколько косых взглядов, и отвернулся. Феликс продолжил хрустеть пальцами и кусать губы.
— Ты же сам знаешь, что это не так. Ты просто себя принижаешь.
— Может быть, но у меня есть причины для этого.
— Какие?
Гул прошедших в столовую утих, и коридор практически опустел — только несколько человек, кажется, ненавидящих находиться в столовой, ели неподалеку. Феликс отвел взгляд, стряхнул невидимые пылинки с серого свитшота бренда «Nike» и посмотрел на свои кристально чистые ботинки.
— Это не важно... Это не та тема для разговора, ладно? — ответил он уже тише. Хенджин, разумеется, понял, что общаться с ним не хотели, поэтому поджал губы и, поднявшись с места, вернулся к Джисону, дорисовавшему очередной «эскиз».
Они не так близки, чтобы говорить об этом.
***
В четверг после третьей пары Хенджин, оставив Джисона болтать по телефону, пошел в библиотеку. Он искренне не мог понять, почему такую огромную библиотеку мало кто посещал. В ней, помимо учебников по дисциплинам, были хорошие книжки всех возможных жанров. За библиотекой следила милая женщина в круглых очках, которая каждый раз, когда Хенджин появлялся в помещении, пила неизменный зеленый чай с мятой. Редких посетителей она встречала с улыбкой.
— Я возьму книжку, тут почитаю и домой заберу. В журнале распишусь.
— И почему в современном мире мы по-прежнему пользуемся журналами? — женщина вздохнула, прижав кулак к щеке, и закачала головой. Парень усмехнулся.
— А кто его знает-то?
В разделе с японской философией на Хенджина в унылом ожидании смотрела «Жизнь на продажу», поэтому он схватил книжку и, оглядев библиотеку в поиске свободного стола — а здесь любой таковым и являлся, — заметил в углу знакомую светлую макушку. Парень лежал на скрещенных руках, отвернувшись к стеллажам.
— Тебя не было на второй паре, — Хенджин устроился напротив, и Феликс, дернувшись и подозрительно протерев лицо — будто попытался спрятать слезы, — поднял голову. С губ Хенджина моментально слетела улыбка.
— Не захотелось идти.
— Так просто?
— Так просто, — кивнул Феликс. Уставшие покрасневшие глаза уткнулись в его. В теплом свете ламп под потолком Хенджин увидел дорожки слез, не стертые до конца, но промолчал. Вместо этого он спросил о другом:
— Хочешь прогулять последнюю пару? — Феликс запоздало ответил: «Хочу», и Хенджин улыбнулся. — Тогда давай прогуляем.
Быстро расписавшись в тоненьком журнале с пожелтевшими от времени страницами, Хван убрал книгу в рюкзак и потянул Ли к выходу из библиотеки. Следом — из здания универа. Ветер ощущался совсем слабым и мягко заползал под ворот одежды. Ли стоял рядом на автобусной остановке, держа ладони в карманах, и разглядывал яркие высокие деревья. Хван смотрел, конечно, на него.
— У тебя тушь потекла.
— И ты не сказал об этом?
— Тебе больше идет без нее, но так ты тоже очень красивый, — Хван запрыгнул в салон подъехавшего автобуса и принялся наблюдать за тем, как костяшки коротких пальцев подтирали черные разводы под веками. Телефон звякнул пришедшим от Хана сообщением: «Ты что, свалил без меня?», и парень напечатал короткое: «Прости, срочные дела». Из срочных дел был Ли, занявший место у окна, было его испорченное настроение и прелестное печальное личико.
Хенджин не знал, куда они едут и что они будут делать. Хенджин не знал и того, почему предложил сбежать из универа. Знал он только одно: так было нужно.
— Так куда мы? — Феликс поежился от потока воздуха на входе в метро и прошел через турникет. Станция, к общей радости, пустовала практически так же, как и поезда, поэтому стоять никому не пришлось.
— Куда-нибудь. Хочешь в центр? Хочешь к реке? Можем по магазинам пройтись. Можем просто проехать всю ветку до конечной. Не знаю, что тебя отвлекает.
Феликс едва слышно посмеялся и склонил голову — блондинистые волосы сместились влево, и некоторые пряди прикрыли карие глаза. Хенджин лишь улыбнулся уголком губ, когда поезд тронулся с места и ушел в тоннель.
— Давай к реке.
В молчании прошел весь путь. Феликс шел рядом так, словно знал каждый уголок элитного района, обустроенного новомодными бутиками и ресторанами. А машины здесь выглядели чистыми, как с рекламы по телевизору, точно только что приехали из автосалона. Надпись «I Love Seoul» на набережной реки Хан вызвала у Хенджина легкую улыбку.
— Ты живешь здесь, да?
— Ага, — Феликс почесал шею и поглядел куда-то в сторону одной из высоток. — Вон там. Двадцатый этаж.
— Господи, я живу на шестом...
— Ну а чего ты ожидал? Когда-нибудь я приглашу тебя к себе, но пока там не убрано. Я выпал из жизни и даже не заметил, как стало грязно в квартире... Везде крошки, фантики, всякий мусор. Надо просто собраться с мыслями.
— Ты действительно так сильно переживаешь из-за этого, да? — Хенджин остановился рядом со скамейкой, и они вдвоем опустились на нее с громким вздохом. — Я про...
— Я знаю, про что ты. Я не люблю говорить об этом — не хочу опять истерить из-за того, что я какой-то не такой и принимаю все близко к сердцу.
Хенджин ощутил непреодолимое желание спрятать Феликса в своих объятиях от всех насмешек и едких взглядов, от всех дурацких оскорблений. Феликсу просто нужно было отдохнуть и взглянуть на себя в зеркало — он всегда был привлекательным и цепляющим. Даже Джисон, пожалуй, находил его внешний вид приятным, а смех — забавным. Хенджин же находил намного больше хорошего: подходящий внешности мягкий одеколон, прелестная улыбка, доброта и искренность. Это было все, чего не хватало окружающим его людям. Феликс сочетал в себе кучу прекрасных качеств, которые почему-то отказывался принимать.
— Я, наверное, приставучий в этом плане. Извини, что постоянно начинаю поднимать неприятную для тебя тему, — Хван сцепил свои ладони и сделал глубокий вдох. Деревья качнулись от усилившегося ветра — пестрые листья опустились в холодную реку.
— Ты всего лишь хочешь знать, почему все так происходит, но тут даже нечего сказать. Я правда так боюсь, что не нравлюсь людям. Мне хотелось бы стать лучше, чтобы не сравнивать себя с другими и не разочаровываться из-за каждого плохого слова в мой адрес, — Ли покрутил кленовый лист, прилетевший на скамью, в ладонях и пустил его по ветру. Слезы почти вырвались наружу, но все, что он сделал, — это замолчал и опустил голову.
— Ты ведь понимаешь, что никогда не будешь нравиться всем? Нет человека, которого обожает весь мир. Кто-то ненавидит тебя, кто-то ненавидит меня, кто-то ненавидит вон ту женщину с собакой, но это же не значит, что мы неправильные.
— А если они правы? — Ли повернулся, и взгляд переместился на беспокойное лицо Хвана. Тот поднял бровь в вопросе.
— А в чем они правы?
— В том, что я слишком нежный и скучный. Я постоянно ною из-за фигни и все выходные дни валяюсь на кровати, смотря сопливые фильмы. У меня даже нет хобби.
— А разве быть нежным плохо?
— Отец считает, что плохо.
— На первом курсе ты был очень заметным, поэтому я не мог оторвать от тебя взгляд, — Хенджин наконец подал голос после нескольких минут молчания, рассматривая каждую машину, проезжающую на той стороне реки. — Мне нравились твои голубые волосы. Ты ведь сменил цвет не потому, что он вымылся или надоел, — он коротко усмехнулся, поймав любопытный взгляд. — Ты поменялся, но это не значит, что ты стал выглядеть хуже или что-то в этом роде, просто от тебя самого ничего не осталось. Мне кажется... Нет, я уверен почти на сто процентов, что вся твоя домашняя одежда яркая. И ты носишь ее дома, потому что там никто не сможет сказать, что красный, например, тебе не к лицу.
На губах Феликса, сухих и покусанных из-за стресса, мелькнула улыбка — у Хенджина не получилось распознать, что она значит, но он тоже не сдержался и улыбнулся. Наступило молчание. Феликс, подумав о своем, поднял голову и собрался что-то сказать, но зазвонивший в кармане телефон этого не позволил. В итоге парень цокнул, извинился и отошел подальше. Лицо исказилось в недовольной гримасе, а глаза опустились в пол, когда Феликс сбросил вызов, вернувшись к скамье.
— Появились срочные и неотложные дела. Я вызову тебе такси.
— Эй, вообще-то, у меня есть руки и ноги: я могу добраться до метро, — Хенджин встал рядом и, расправив складки на пальто, увидел, что Феликс уже вбил их местоположение в приложение.
— Это благодарность. Ты поехал сюда вместе со мной, хотя мог отправиться домой, поэтому просто скажи свой адрес и не отнекивайся.
Это было неловко. Хенджин сейчас, наверное, не смог бы вспомнить, когда последний раз ездил на такси. С мамой в детстве в больницу? На поезд, когда опаздывал? Феликс тыкнул в экран и вложил телефон в его ладони — Хенджину выбор не предоставили.
— Если ты закажешь бизнес, я не знаю, что сделаю с тобой.
— Мне непринципиально: могу и бизнес, — задорно улыбнулся Феликс. Телефон снова зазвонил, так что он сделал скриншот с номером и маркой машины, бегло объяснил, куда подъедет такси, и, помахав рукой, скрылся за углом высоченного здания неподалеку.
Это оказался бизнес-класс. Хенджин оставил в их коротеньком диалоге, состоящем из одного скриншота, злобное: «Я тебя ненавижу». В ответ прислали смайлик с поцелуем.
В десять вечера Хенджин вместе с мамой ел кимбап, приготовленный из всего, что было в холодильнике. Старый телевизор в его крохотной комнате по второму кругу крутил одну и ту же дораму — мама отлипнуть не могла, она обожала пересматривать любимое. Телефон на кровати звякнул сообщением, и Хенджин отложил тарелку в сторону, чтобы увидеть фотографию Феликса в зеркале. Красный цвет просторной футболки с мультяшными персонажами, вообще-то, был ему очень даже к лицу, как и пурпурные штаны.
— Чего улыбаешься? — мама растерянно оглянулась в поисках тарелки.
— Да так, шутку отправили.