лучше задай этот вопрос себе.
Выходные пролетели, оставив после себя лишь тягостное ощущение пустоты и наступила новая учебная неделя. Чан и Феликс провели эти два дня дома, каждый в одиночестве, поглощённый мрачными мыслями. Они не написали друг другу ни слова, не нашли сил для объяснений или извинений. Казалось, между ними снова образовалась пропасть, и чем больше времени проходило, тем шире она становилась.
Каждый из них был погружён в свои мысли, раздираемый сомнениями и обидой.
Напряжение ощущалось даже на расстоянии. Оно незримо связывало всех друзей: Чана, Феликса, Сынмина, Хёнджина, Минхо, Джисона и Чонина. Недавний Чхусок, который должен был укрепить их связь, словно только усугубил внутренние противоречия, заставляя каждого замкнуться в себе.
Проснувшись в понедельник, Чан чувствовал непонятную тревогу. Что-то сжимало его грудь, будто подсказывая, что этот день станет переломным. Он нервно собирался, но мысли не давали ему сосредоточиться.
Оставив машину на парковке, он вошел во двор школы, Чан оглядывал окружающих, высматривая знакомую фигуру. Он машинально оглядывал толпу, его взгляд снова и снова скользил по лицам, но того, кого он искал, не было. Зайдя внутрь, он сдал ветровку в гардероб, взял книги в своем шкафчике и направился к кабинету. Его шаги отдавались эхом в шумном коридоре, но все звуки были приглушены его мыслями.
Когда он вошёл в класс Минхо, Джисон и Сынмин — уже были на своих местах. Чан поздоровался и сел рядом, окинув взглядом Сынмина. В привычных рутинных разговорах они обменялись парой фраз:
— Как выходные? — спросил Минхо.
— Нормально. Дома сидел, — коротко ответил Чан, избегая зрительного контакта.
— Да уж, у меня тоже ничего интересного, — подхватил Джисон.
Сынмин лишь молчал, бросая короткие взгляды на Чана, словно что-то хотел сказать, но так и не решился.
Прозвенел звонок, и в класс вошёл учитель, начав урок с пожелания хорошей недели.
Обычно их компания, сидящая вместе, всегда находила способ обменяться шутками или комментариями. Но сегодня всё было иначе. Каждый из них словно спрятался за учебником, погружённый в работу. Все, кто их знал, удивлялись — ведь раньше ребята никогда не замолкали, даже на уроках.
С окончанием урока друзья молча собрали вещи и направились к выходу.
— Физкультура, — пробормотал Джисон.
Чан кивнул и первым вышел из кабинета.
Феликс пришёл в школу ко второму, его лицо выражало холод и отстранённость. Он направился к своему шкафчику, взял нужные учебники и ушёл в кабинет.
Уроки тянулись медленно. Во время перемены перед последним уроком Чан и его друзья направились в холл, чтобы занять своё привычное место.
Чан вдруг заметил в коридоре знакомый силуэт.
— Эй, Феликс! — громко окликнул он, но ответа не последовало.
— Странно, что он даже не отозвался, — заметил Минхо.
— Может, ты обознался? — предположил Джисон.
— Нет, это точно он, — ответил Чан, нахмурившись.
Это действительно был Феликс. Он шёл по коридору рядом с Хёнджином, и хотя их разговор выглядел сдержанным, они всё же обменивались репликами.
— Ликси, подожди, — Чан догнал блондина, положив руку ему на плечо, заставляя того остановиться.
Феликс остановился, развернулся и, посмотрев прямо в глаза старшему, холодно спросил — Чего тебе?
В его взгляде не было прежнего тепла, которое Чан ощущал последние недели.
— Что с тобой? — растерянно произнёс Чан.
Феликс, словно ожидая этого вопроса, вспыхнул.
— Что со мной? Ты серьёзно? Лучше задай этот вопрос себе! Что с тобой, Чан?! — голос блондина повысился, приковав внимание всех вокруг.
Чан растерянно молчал, а Феликс продолжил:
— Ты наверное думаешь почему я не отвечаю тебе? А зачем ТЫ притворяешься? Сними свою маску, покажи себя настоящего, какой ты! Почему бежишь за мной, если я ничего для тебя не значу? Зачем ты врёшь? Улыбаешься, будто я для тебя кто-то важный, а потом я узнаю, что это просто работа? Две недели, Чан. Я поверил тебе, поверил в то, что ты изменился. А теперь думаю, что зря, теперь я знаю, что это была ложь.
Эти слова разрывали Чана на части.
— Ты — лжец, Чан. — продолжил Феликс, отталкивая его руку, со своего плеча. — Ты хотел втереться ко мне в доверие, зачем? А я скажу тебе, ответ прост, чтобы поиграть. В тебе нет доброты, Чан. Ты не способен любить.
Эти слова, разрывали воздух. Вокруг стояла напряжённая тишина.
— Ты строил из себя заботливого, но люди не меняются, — Феликс смотрел прямо в глаза старшему, а его голос звучал срывающимся шёпотом. — Между нами ничего не было и не будет. Чхусок закончился, а вместе с ним и всё остальное, — добавляя блондин, развернулся и ушёл в сторону кабинета.
Весь холл застыл. Ученики, ставшие невольными свидетелями конфликта, словно замерли, боясь сделать вдох или даже шелохнуться. Никто не мог поверить, что дружба, которая казалась крепнувшей с каждым днём, распалась так стремительно и громко.
Чан продолжал стоять на месте, будто врос в пол. Слова младшего эхом отдавались в его голове. Каждая фраза, каждое обвинение оставляли раны глубже, чем он мог предположить. Внутри него росло чувство ненависти. Но не к Феликсу, а к самому себе.
Глаза Чана медленно поднялись, и он посмотрел на Сынмина, ведь совсем недавно только с ним он разговаривал о чувствах к младшему. В этом взгляде было всё: гнев, обида, безысходность. Сынмин встретил его взгляд, качая головой, пытаясь сказать: «Я не виноват».
Но Чан уже не мог сдержаться. Он оттолкнул стоявших рядом одноклассников и быстро ушёл в сторону кабинета, оставив всех позади.
Когда Чан вошёл в класс, там было тихо. Ученики, которых не было в холле во время конфликта, уже всё знали. Слухи распространились по школе быстрее, чем можно было ожидать. Шёпот, взгляд за взглядом — всё это обрушилось на Чана, как лавина.
Он сел на своё место, не глядя ни на кого, и уставился в учебник. Но страницы казались пустыми, строки расплывались перед глазами. Чан не слышал учителя, не замечал ничего вокруг. В голове всё ещё звучали слова Феликса.
— Лжец... В тебе нет любви... Мы ничего не значили друг для друга...
Когда прозвенел звонок, Чан мгновенно собрал свои вещи. Он вышел из кабинета первым, быстро закинул учебники в шкафчик, забрал ветровку в гардеробе. Надев её, он стремительно направился к выходу.
На улице было холодно, но Чан этого не чувствовал. Он шёл к своей машине, механически переставляя ноги. Ему не хотелось ничего: ни возвращаться домой, ни разговаривать с кем-либо. Ему хотелось исчезнуть. Провалиться в пустоту, где его никто не найдёт.
Каждая минута, проведённая в школе, теперь казалась пыткой. Чан чувствовал себя лишним, ненужным. Он знал, что после сегодняшнего дня о нём будут говорить все. Но он не хотел этого. Он хотел лишь одного — чтобы его забыли, чтобы больше никто и никогда не произносил его имя.