Проект Ангел - Крылья Свободы

Старый дом, забытый на окраине Яркела — город без огней.

Старый дом, никому не нужен и пропитан запахом горького табака и холодом.

В этом доме кровь проглотила пыль, окрасила старые дымные стулья, голый стол и ледяной пол. Кровь дала лампе новое свечение и воздуху запах ненавистного металла. Топор прошёлся сквозь плоть и приземлился багровым остриём в стол искусно, оставив глубокий рубец. Кости друг от друга оторвались, и в пересохшем горле застрял животный крик навсегда. С отрубленной руки ручей полился по полу, словно старался своими алыми ветвями воссоздать открытые капилляры и вены. В глазах застряло лишь одно — собственные тонкие пальцы отрубленной с локтя руки вздрагивали, сжимали фаланги и дрожали, чтобы потом застыть в предсмертной хватке.

Нож впился остриём в обнажённое горло, зарывшейся рука в волосы прижала к нему подбородком.

Перед зеницами пол, в голове белый шум.

С каждым уверенным движением мясника кожа отслаивалась, и кровь хлестала из открытой новой пасти. Тело обмякло, темнота своими ладонями прикрыла глаза, в зрачках которых остекленел до закрытия двумя пальцами веки вопрос, уже с немого языка испарившегося: зачем?

Тяжёлая туша рухнула безнадёжно с глухим стуком о доски. Бледные губы коснулись собственного металла, но рецепторы больше не передадут вкус мозгу, потухшему словно спичка. Они больше никогда не смогут что-то передать.

Волосы в крови обмякли, впитывая её обратно, будто губка.

Второй удар багровым топором пробил черепную коробку и кору мозга перерезал за мгновение. В ушах, показалось, лопнули барабанные перепонки, оставляя только тишь.

Третьего удара не стало — мальчишка решил сам принять яд и облегчить работу мясникам, пожавшим плечами при виде падающего с снежной пеной у рта головой вперёд бездыханного хрупкого тела, ни на что непригодного.

Ни на что, кроме как стать почвой для леса и новым слоем малахита с ромашками, прорастающими сквозь сухие рёбра.

***

— Тебе градусы сильно по голове ударили? — не скрывая замешательство, спросила девушка, всё ещё поводья с рук не отпуская, хотя в сапогах пальцы ног уже сжимала. Её бровь взлетела вверх в недоумении, и Кукушка, будто сама опешив, подняла голову и дёрнула ушком в сторону солдат, не то раздражённо из-за их голосов, не то заинтересованно вникая в разговор.

— Тебе дождь смыл последние извилины мозга или чё? — Хасэгава, чьи щёки за мгновение вздулись, еле успела запихнуть в собственный кулак смех и уткнуться лицом в подушку полностью, вздыхая тяжело. Крылья хотели распахнуться. Она прятала улыбку в мраке, и уголки розоватых губ с каждой провальной попыткой подавить этот ехидный хохот вздрагивали. Дора чуть ли не подавилась собственной гордостью от услышанного. — Не слышала про чудовищную тварь с крыльями?

А вот тут уже Рэй, у которой глаза блестели словно солнце весельем, подняла медленно голову, прислушиваясь внимательно. Доротея была готова отпустить со своих цепких рук поводья и одним прыжком грациозно приземлиться на носки армейских сапог, каблуком которыми она выбьет пару зубов и подбородков.

— Короче, — начал его собутыльник, звучащий пьянее, чем выглядел на самом деле, и успешно перебивший Клиффорда, всё ещё сидящую и чувствующую, как слова на языке закипают словно в котле и вертятся, просясь наружу. — Без документов о удостоверении личности мы тебя не пропустим.

«Офигеть, — расширила очи Хасэгава и даже начала сомневаться в собственном слухе.»

— Что тебе, чёрт возьми, дадут документы, которые могут быть ещё и поделанными? — тон Доры мог ужалить, и чувствовала даже крылатая, являющаяся слушателем всего этого, как каждая нотка в её голосе становилась всё горячей и язвительнее. Каждое слово было яснее предыдущего и более давящим, будто сама аристократка в землю закапывала буквы, просто ступая по ним.

— Это приказ, — пожал плечами полицейский, на что Доротея лишь закатила глаза раздражённо, поняв, что те и в самом деле не откроют ей ворота без подгона.

Знала разведчица, как с такими разговаривать и на каком языке, только не особо ей хотелось.

— Подойди сюда, — после трёх сделанных в её сторону шагов, девушка со своего кармана куртки, под плащом скрытая, достала пять маленьких золотых монет, оставшиеся в виде сдачи после незначительной покупки в Митрасе, и перед глазами уже заинтересованных в диалоге солдат слегка помахала ими. — Сначала ворота откройте, потом получите монеты.

Сжала обратно в кулак монеты Доротея, скрывая их, но в зеницах, зелени полны, блеснуло что-то по-лисьи.

Долго ждать не пришлось. Тяжёлые ворота оторвались от влажной земли, и скоро Дора, ухмыльнувшись при себе змеино, дёрнула поводьями, заставив Кукушку идти быстрым шагом, и, под криками непонимающих полицейских, всё ещё державших открытыми ворота, она удалилась гордо, вздёрнув подбородок к мрачному небу. Махая блестящей монеткой и дразня ей как собак лакомой косточкой, Клиффорд не могла не признать себе, что это заставляло чувствовать в душе мёд, прилизывающий сердце.

***

Ханджи в голову, в которой и так беспорядок, что волосы стоят дыбом у каждого, но из всех только Леви бы упал в обморок, забрела, может быть, бредовая идея. Она слишком сильно на эти «звериные» черты начала зацикливаться, да настолько сильно, что даже удалось нарисовать подробную схему когтей-колец, что должны хорошо крепиться к пальцам и не мешать движению последних.

Хорошие в плане оружия, ведь можешь нанести глубокие раны противнику и драться практически без кулаков, используя хитрость и ловкость. Главное — сам себя не ранить и не забыть, что у тебя когти, из-за которых сжать руки в кулак не сможешь. Может быть, идея правда абсурдная, но что мешает её реализации?

Она понимала, как они должны работать, какой эффект должен быть и каким критериям должен соответствовать материал — крепкий и гибкий, то есть сталь. Когти, что будут блестеть металлом при свете солнца и врасплох заставить врага, не видавшего больше никакие оружия кроме кинжалов, ножей, клинков и ружья. Когти не будут мешать схватить предметы и зацепиться за что-нибудь. Хороши только в ближнем бою. Идея, может быть, бредовая, но что мешает её реализации?

***

Рэй сразу почувствовала, как ровные дороги, каменистые, сменились тропинками и ямами — тело начало подпрыгивать на самом дне даже с прижатыми плотно к потолку крепкими крылами.

Снова три дня, по словам Доры, прошли как ветер. На этот раз остановились днём рядом с каким-то прилавком, чей продавец кричал громко обыкновенное «тёплый хлеб» и «яблоки». Что купила Клиффорд, русая не помнит, ведь как быстро услышала, так быстро и забыла, но когда, видимо, ночью ей сунули очередное яблоко, то Рэй поняла, что на этот раз разведчица решила обойтись без хлеба.

— Вот и конец ещё одного дня, — сказала она, не зная, что никто не услышал, кроме Кукушки, ведь крылатая на дне повозки дрыхла, еле в лёгкие набирая воздух при каждом вздохе. Проснулась она лишь от громкого крика, чуть ли не заставшего её разок биться головой о древесину со всей дури.

— Встречай нас, лес Троста! — гордо выдала из себя Дора, отпустив поводья уверенно.

Скоро они будут в разведке. Сердце начало снова стучать о доски, и челюсти сжались. Хасэгава нервничала, и это выдавали собственные перья, распушившиеся. Она хотела сжаться в комочек, но теснота ей не позволяла. Тело обмякло, ноги онемели, пальцы руки холодели, и живот, до этого урчащий, наконец-то успокоился. Желание впиться во что-то зубами, пережёвывать, наслаждаясь вкусом, и проглотить, пропало давно как. Адреналин уже какой раз по венам бегал, разгоняя кровь так, что сердце начало стучать в самые уши.

Птицы не пели, животных не встречалось... Только Дора знала, что вот-вот наступит ночь, и тяжелее придётся по скользкой дороге идти. Разведчица облегчённо вздыхала лишь потому, что у Кукушки хорошие подковы, и сама лошадь хорошо натренированная. Павшие рыжие листья под ногами скакуна хрустели, сухие ветви ломались, и хладный ветер раскачивал деревья, не то приветствуя солдат, не то угрожая цапнуть. Они пробивались сквозь тишь в глубины мрака, сжирающего изнутри и точащего когти о черноту душевную.

Не знает Рэй, сколько времени прошло, ведь она в нём потерялась и только махала руками, как в тумане, надеясь найти что-то, но крылатая чувствовала каждой фиброй своего тела, как деревянная повозка начала притормаживать. В горле уже окончательно пересохло, и, если до этого веки были тяжёлыми, то сейчас девушка оживилась и бегала кислотными очами по тьме, ища в нём ответы и, может быть, частичку света.

До уха долетели мягкие шаги, и их не была только одна пара.

— Выходи! — с нескрываемым энтузиазмом на одном дыхании пискнула Зое, чуть ли губы не кусая от радости столь удачного плана. Леви рядом лишь закатил глаза устало. На его лице отражалась только капелька сонливости.

Рэй начала бегать замёрзшими пальцами по доскам, щупать аккуратно каждый сантиметр и пытаться найти шпингалет, что скоро попался под ладонью колющим холодом. С горем пополам, но та смогла потянуть его от себя, и дверца упала со стуком, от которого, показалось, что совы ухнули напугано. Ни у кого с языка ничего не вырвалось, хотя Хасэгава была готова принять любые замечания по этому поводу и, сморщив лицо от ударившего по ушам звука, та вздохнула отчаянно.

Бледная рука выскользнула из мрака под свет лампы, пальцы прогнулись пугающе, и ногти впились в траву. Тело было тяжёлым, мышцы вовсе казались резиной, готовой вот-вот порваться. Еле как одно крыло высунулось и блеснуло металлом, как вес перенёсся полностью лишь на одну часть туловища, и Хасэгава, распахнув очи, на локоть перекатилась. Маховые перья прогнулись, и изо рта чуть ли не вырвалось ругательство, когда белая пелена фонаря разрезала зеницы, всё это время находившиеся в полной тьме.

— Ой! — Ханджи прикрыла ладонью яркий глаз и проморгала момент, когда брюнет одним шагом оказался рядом и сунул свои крепкие руки под подмышки их крылатой напасти, вцепившейся в его серую рубашку за мгновение. — Должна была убрать фонарик...

Виновато почесала затылок женщина, неловко приподняв уголки алых губ в краткой улыбке, извиняясь безмолвно за свою забывчивость. Рэй и не поняла вовсе, когда щекой прижалась к тёплой груди капитана и на нём упала, чуть ли не полностью отдаваясь его объятиям и горячему дыханию, щекотавшему лебединую хрупкую шею. Она его губ не видела, но чувствовала каждой фиброй своего тела, по позвоночнику которого вниз пробежали мурашки от их влажности и мягкости.

Губы, скользящий взгляд по волосам и крылам вниз, это обжигающее дыхание на коже — птичье чутьё или бурная фантазия?

«Он... Так близко... — в растерянности шептала самой себе крылатая, не позволяя лёгким лишний кислород вздохнуть.»

Рэй чувствовала каждый мускул крепких рук под своими тонкими пальцами, чувствовала, как мужчина напрягся. Девичьих щёк будто отхлестала зимняя вьюга, но золотые очи вовсе от смущения в тени ресниц скрылись, признавая некое немое поражение перед Леви, покрепче её взявшим на себя.

Аккерман же усмехался от того, как та в его объятия сжалась жалостно и чуть ли даже носом в шею не уткнулась, когда выпрямила спину, дабы наконец на дрожащих ногах встать нормально. Лёгкая как пёрышко, от чего тот мог её одной рукой поднять, если захотел бы. Рэй свои цепкие пальцы от его недавно поглаженной до идеала рубашки не оторвала сразу, пока не поняла, что если так долго держать будет, то словит не только она вопросительные взоры в свою сторону. Да и Аккерман, возможно, начал сверлить своими зоркими очами дыру, как бы говоря, что если она его не отпустит, то он заставит её отпустить его.

Тихонько, но Рэй оторвалась от крепкого мужчины, скрывая лицо за чёлкой, на очи упавшей.

«Помятая вся с ног до головы, — Леви перекинул хрупкую руку себе на шею, подхватил её за тонкую талию получше и тихонько усмехнулся при себе, пару долгих мгновений рассматривая прижатое к нему создание, стрельнувшее на секунду в его сторону кислотными глазами. — Но зато жива.»

Жива, и от этого факта на душе становилось легче, да свободнее. Жива, и сейчас её крыло прижимается к его мягким волосам, будто поглаживает. Рэй дрожала, скромничала даже, что было весьма удивительно для неё, и старалась смотреть на траву, а не на него самого.

Не должен быть детективом Леви, чтобы понимать, что их крылатое чудо сейчас смущается и чувствует себя как маленькая девчонка рядом с объектом её симпатии, поэтому и прячет постоянно золотые глаза и румянец, делая вид, что всё хорошо. Рэй, что до этого его избегала, глядела с опаской на каждую возникающую от него тень, потом старалась докучать ему, изредка выводя на эмоции, сейчас как маленькая девочка сжимала тонкие губы и в воображении становилась маленьким перьевым комочком, рассеянным птенцом.

«Как же глупо... — Хасэгава хмурила брови и смущалась только от одной мысли, что она опять к нему прижимается и хотела бы так стоять и дальше. Может, минут десять, может, час, но хотела бы так и дальше стоять.»

— Как дорога? — спросила Зое, свет направив на маленькую тропинку, ведущую к дверям замка. Что Эрвин, что Ханджи так встали за русой, что у той только кончики перьев хвоста были видны, как волочатся по траве. Не могла не признать себе девушка, что два высоких силуэта сзади напрягали слегка. Доротею уже отправили в свою комнату, дабы та отдыхала после дороги, и то же самое сейчас провернут с Рэй, чьи ресницы вниз тянулись.

— Могла быть лучше, не будь она как после войны, — раздражённо выдала разведчица, опустив слегка крыло над землёй сырой. Уголки губ Зое только потянулись в широкой улыбке, и в зеницах блеснуло сочувствие.

— Всё было хорошо? — уже задал свой вопрос командор, от которого русая слегка замялась. Молчание потянулось на несколько секунд, но ей показалось, что прошла уже минута целая.

— По сути да, всё было хорошо. На воротах только попросили Доротею предъявить документы, но та и без них справилась, — решила Рэй, что обойдётся командор без подробностей всего приключения, и, на её радость, он не стал дальше расспрашивать уставшую крылатую, которую тащил на себя капитан. Ханджи что-то ещё спросила тихонько, и та только покачала отрицательно головой, волоча за собой хвост и крылья — тяжёлая ноша для такого маленького тела.

Шли недолго, никто по пути не попался, и, спускаясь по лестнице вниз, крылатая уже горько сглатывала от тьмы и малого пространства, что встретили её приветливо. В конце концов они дошли до самой последней двери полного мраком коридора. Когда её открыли любезно, русая даже оживилась на миг, чтобы снова потухнуть как огонь без кислорода. Комната маленькая совсем, и дай бог в ней одно крыло распахнуть полностью. Застеленная кровать посередине, деревянная тумбочка и маленький шкаф рядом с ней под бетонной стеной. На тумбочке стеклянная газовая лампа со спичками ждала терпеливо своего хозяина, но, вместо него, подошла торопливо Зое.

Скоро на холодные стены упал тёплый свет, и также скоро Рэй, поморщившись от дискомфорта в рёбрах, посадили на мягкую кровать аккуратно. Леви отстранился, кинул мимолётный взгляд на хрусталь, который он на свою шею нёс, и скрестил руки на груди молча. Хасэгава вместо рук в замок сцепила тонкие пальцы, из-под ресниц наблюдая за Ханджи, из тумбочки вытащившей бинт из кожаного рюкзака, позабыв вовсе про Эрвина, севшего на корточки перед ней и разок щёлкнувшего пальцами у той перед носом, дабы внимание с майора на него перепрыгнуло.

Зрачки Рэй расширились удивлённо, и даже вздрогнула девушка немного, когда на неё смотрели столь яркие небесные зеницы с интересом.

— Ты много шума в городе навела, — на обычно спокойном и серьёзном лице сейчас лёгкая улыбка натянулась, и Хасэгава, что растерялась не на шутку, виновато отвела очи в сторону, сжимая губы до алости. Холод обнимал хрупкие плечи и целовал ключицы пернатые, отпускаясь к ногам, покрытыми мурашками. — Но, если правильно понял, сейчас мы имеем поддержку.

Рэй ничего не ответила, предпочитая зарыть нос в тёплом свитере как можно глубже, будто это спасёт её от зорких очей командора. Здоровое крыло начало подёргиваться.

Видел Смит, как Хасэгава нервничала и как дрожал в неё даже сам чёрт от столь пристального взора и маленького пространства для такой огромной птицы, но куда ей деться? Никуда. Русая, что после столь нервной дороги была измотана, еле как могла выдавить из себя простое угуканье и подглядывать за блондином, чья улыбка хотела её успокоить, то и дело озиралась по сторонам своими глубокими омутами, понимая, что запутанные волосы сейчас в собранном халтурно хвосте выглядят чуточку чудаковато. Собрала она хвост, пока была на дне повозки, дабы не мешались ей прядки, и волосы стали грязными.

— Завтра, думаю, ещё увидимся, — встав с корточек, высокая тень накрыла Хасэгаву, чьи зрачки расширились обратно.

Эрвин, крепкий телом и выше птицы, намного, что только усиливало тревожность, бегущую в сердце юной девицы, чьи волоски и чёлка пали на лбу, как змеи.

— Надо менять бинты, — Ханджи ответа не получила, но он ей и не нужен был. Махнув рукой в сторону выхода, начала учёная проявить тот самый азартный сарказм, что мог в моменты разведчиков спугнуть. — Поэтому давайте, мальчики, на выход! Это интимная процедура!

Улыбка, скрытая за свитером, блеснула на юном лице, и как она не старалась скрыть её, лишь немного ставшая ярче кислота выдала поднявшийся настрой. Всё-таки боевой дух Зое заразительный, чему Эрвин не мог не быть рад. Проронив короткое «спокойной ночи», Смит, улыбку не снимая с лица, лёгкой походкой развернулся, дабы уйти, но только Леви, до того, как вслед за ним пойти, закатил глаза, окинул в последний раз за этот день Рэй, ответившей взаимной тишиной в очах, и безмолвно вышел, не забыв ключи оставить очкастой на тумбочке.

Леви ушёл, и очи девицы крылатой снова затуманила печаль дымчатая, которую от Зое, руки в бок положившей, не скроешь.

— Ну не унывай ты, — майор достала ножницы стальные, заблестевшие сразу, как на них мягкий свет попал, и повернулась к русой, вздохнувшая отчаянно. — Леви ещё вернётся, а не захочет вылезти из своих бумаг, я сама его тебе принесу на руках, если хочешь.

Улыбнулась Рэй совсем легонько, да засмущалась, когда о Аккермане речь зашла. Зое бинты с лёгкостью неимоверной разрезала и, осматривая рану, похвалила маленько.

— Рана от пули почти затянулась, но костям ещё надо восстановиться, — Хасэгава только легонько кивнула, не скрывая грусть, что расцветала в золоте. — О чём думаешь, Рэй?

— Ни о чём, я просто устала... — голос тихий совсем, завянувший, словно роза рубиновая в пустыне песочной. Была ли русая уставшая после дороги, гложило ли её совсем другое или вовсе два в одном, шатенка понять не смогла до конца.

— Если переживаешь насчёт завтрашнего разговора, то уверяю, что не стоит, — Ханджи была ловкой и быстрой, когда шла речь о медицине, что не могло не радовать крылатую, чью как магнитом к подушке тянуло. — Если же переживаешь насчёт Леви, то тут тоже уверяю, что не стоит. Конечно, не понимаю до конца, что между вами произошло за это время...

— Ничего не произошло, — слова сами с уст Рэй вылетели стрелой, перебив Зое, что только усмехнулась тихонько при виде, как птица разгорячилась резко.

Распушились дымчатые перья, и хмыкнула с резкостью русая, вздёрнув слегка подбородок вверх.

— Ты мне врёшь или самой себе? — улыбка Ханджи была чересчур хитрой тогда, и карие глаза, что вцепились в золото девушки, брови нахмурившая, говорили о том, что майора ты не проведёшь никак, сколько деревьев не огибая в её тёмной радужке. — Нехорошо это — подавлять свои чувства.

Покачала головой Зое так, будто отчитывала ребёнка маленького или, скорее, птенца, недавно в свет вышедшего. Рэй же сразу оживилась. Подняла голову недоуменно и цыкнула кончиком языка злобно.

— Да какие чувства? — сразу стала отрицать девица. — Бред.

— Если бред, то почему краснеешь, когда идёт речь о Леви? — тут уже у русой аргументы закончились, и та, скрежета зубами раздражённо, только смиренно опустила обратно голову, спряча лицо и щёки, снова покрасневшие за собственными волосами.

— Не думаю, что эта тема к месту. — После последних махинаций Ханджи, наконец, сказала Рэй, сутулясь от тяжёлых крыльев за спиной своей. Может быть, она была права, а может, ошибалась знатно. В любом случае, шатенке было понятно, что Хасэгава отрицает действительность и, возможно, будет отрицать её долго.

— В случае чего, я всегда открыта для разговоров. — столь тонкому намёку ответом стал короткий кивок головой, и, наблюдая, как Зое всё обратно в рюкзаке складывает и этот же рюкзак запихивает вдоль тумбочки, русая рухнула на подушку бессильно, вздыхая подвальный запах маленького помещения.

— Как понимаю, мне душ не видать, верно? — Хотелось Рэй смыть с себя эти ощущения, от которых та брезгливо сморщивалась, но точно не сейчас, когда тело уже полностью стало ватой на кровати.

— Почему это? Ночью можешь выйти аккуратно.

— Если меня увидит кто-то, вина не на меня ляжет?

— Не беспокойся, об этом мы позаботимся. — С этими словами, взяв ключи в руки и подкинув их в воздухе слегка, да ловко поймав обратно, Ханджи пожелала спокойной ночи и вышла, оставив крылатую со своими мыслями, что скоро потухли вслед за керосиновой лампой.

***

Утро выдалось более тяжёлым, чем хотелось бы на самом деле. В дверь постучали, и Рэй проигнорировала этот стук успешно, хмуря брови, пока зарывалась в собственное крыло курносым носом и надеялась, что от неё отстанут. Отстанут, конечно. Быстро уж дверь оторвалась, заставив ту поморщиться от света фонаря и зарычать сквозь зубы злобно. Сон был слишком сладким запретным плодом до прихода троих разведчиков в нём.

Что-то невнятное бормоча, привстала разведчица на локти с горем пополам и также еле-еле ноги за край кровати перекинула и села нормально.

Волосы, что пали обычно шелковистым водопадом вниз, сейчас торчали хаотично, и нижние веки злобных зениц словно звёздная ночь одарила поцелуем. Знала крылатая, что выглядит она как переживший падение стены человек, но не спрятаться же ей под одеялом из-за этого.

— Ты бьёшь свои рекорды, Хасэгава, два часа дня,— сразу Леви решил проинформировать русую, зевнувшую протяжно. Рэй хмыкнула, облизнув засохшие губы жадно. В горле было сухо, к небу язык не прилипал, и голос хотел на хрип срываться. Благо не пришлось заставить слушать глас, на мелодию птиц не похож никак и ничем. Не заметила девушка, от кого именно, но приземлилась рядом с её бедрами на кровать двухлитровая бутылка, прижавшаяся к коже будто лёд, от которого по спине мурашки табуном вниз пошли. Русая разула глаза удивлённо, и на юном лице проскользнуло непонимание, прошедшее сразу, как только подушечки пальцев коснулись хладной воды.

Уже и не было интересно слушать, кто там грубый и что говорит Зое. Сразу пальцы впились в крышку, и губы прилипнули к горлышку бутылки жадно, глотая воду за обе щёки будто в мире засуха полнейшая. Столь приятное чувство — когда стекает вода, холодея грудь, и капли прилипают к подбородку, блестя в свете фонаря словно жемчужины. Глотки становились всё интенсивнее, и под рукой бутылка, будь из другого материала, точно начала бы прогибаться от нехватки воздуха.

— Подавишься, глупая, — после слов Аккермана, скрестивший руки у груди, важно Рэй, чьи тонкие брови вверх взлетели в удивление, наконец смогла оторваться от воды кристальной и протёрла подбородок снежным бинтом, которого так и не отвязала вчера.

— Спасибо, — вспотыках выдала крылатая, чьи клычки блеснули лукаво.

Эрвин не мог уж точно сказать, ведь только если прищуриваться, виднеется еле-еле что-то в этой бестии дикое, из звериного мира приобретённое, но было что-то непонятное, что не давалось с лёгкостью его разуму острому. То ли эти златые глаза, то ли клычки и раздражение заставили его на миг додуматься до животного нутра, в каждом человеке скрытого. Только если у других скрыто, то у Рэй это поверхностно стоит и даёт она разглядеть каждому, что хищник может вырваться и разорвать, даже если тот боится до дрожи самого сердца.

Поднос с едой и Ханджи следом приземлились рядом с Хасэгавой, что обратно прокручивала крышку бутылки помятой и, вздохнув с облегчением, шатенка разлеглась на кровать, головой вниз свисая по ту сторону.

— Кушай, а то силы нужны, — майор прикрыла тыльной стороной ладони очи и зевнула устало, показав, что за ночь работа была тяжёлой. Кончики её коротких волос касались пола, и только сейчас заметила Рэй, что поменяли форму разведчики. Короткие кожаные куртки сменились на изумрудные тёплые шинели до колен. Только Хасэгава была пушистым пятном в этой серой массе с тремя острыми изумрудами.

Под внимательными очами попал тёплый суп и сочные яблоки, красным перекрашенные осенью. Почему-то Хасэгаве всё равно вода казалась аппетитней, чем еда, поэтому не сразу она потянулась к подносу, и кушать перехотелось, когда Эрвин перед ней встал скалой неподвижной, но рука уже потянулась к ложке и тарелке.

И ела она медленно, да настолько, что Леви уже начал хмурить брови и беситься, даже если у него терпения много, но ничего не говорил. Намекал Аккерман тонко своим взглядом Рэй, чтобы та шевелила рукой побыстрее.

Хасэгава, конечно, не ослушалась, поэтому не закончила свою порцию супа и к яблокам вовсе не прикоснулась под предлогом, что наелась. Ещё бы не наесться, когда дней двенадцать только их ела.

— Ты и так худая, — покачала головой Ханджи, вздыхая устало. — А если похудеешь ещё сильнее, то и без крыльев ветер сдует.

Встала учёная, взглянула на девушку, только брови чуточку нахмурившая ей в ответ и, усмехнувшись, потрепала ту, сжавшую голову в плечи по светлым волосам, и так запутанные.

— Что тебе говорят слова «Проект Ангел»? — Оперевшись о стену и в манере Аккермана, скрестив у груди руки, Эрвин начал прожигать в ней дыру невыносимую и давить голубизной своей, в которой крылатая видела саму себя, как в зеркале небесном.

Проект Ангел.

Перед глазами мелькала та самая записка размытым пятном, с протекающими по бумаге буквами, написанными чернилами, и комната с пыльными книгами, забытыми всем миром. Хаяси ничего никогда не говорил ни о каком проекте, а в комнате вовсе не позволял зайти, либо только одной ногой и ни одним глазом.

— Вообще ни о чём, кроме о том, что само слово «проект» означает что-то запланированное, — после недолгих размышлений ответила Рэй, задумчиво двумя пальцами подбородок держа.

— Хорошо подмечено, — одобрительно кивнула Ханджи. — У меня есть одна теория, только будет звучать как бред.

— Думаю, я знаю, что ты хочешь сказать, — Эрвин не выглядел напряжённым, Леви тем более, что подталкивало на мысль, что они уже говорили об этом и раньше и задавались вопросами до появления зацепок. Только Хасэгаве осталось гадать и сидеть как на иголках, что медленно впивались в коже всё глубже с каждой секундой. — Что способности Рэй вызваны искусственно.

Крыло вздрогнуло, и хвост слегка распахнулся, показывая свой металл тени позади. У ключа и шеи перья хотели распушиться, только не давали им это тёплый толстый свитер, в рукаве которого ещё спрятан нож был.

— Мог бы и сразу сказать, что думаешь, что над ней ставили опыты и, кажется, не только над ней, — после слов Леви нависло короткое молчание, которого он и рассеял одним взмахом и словами. — Хикэри. Такой цвет волос в природе не встретишь.

— Ты прав, — согласилась Зое, замёрзшие руки в карманы положив, дабы назойливый холод от них отлип. — У неё даже ресницы и брови красные, поэтому волосы точно не крашеные.

«Ну всё, — начала Рэй в мысли свои грустно говорить со своим внутренним Я и желать зарываться обратно в подушку носом. — И Хикэри на учёт поставили.»

— Может ли быть, что мы имеем дело с какой-то крупной организацией, занимающейся запретной наукой, наподобие опытов над людьми и изучением человеческого тела не особо гуманными способами? — слова учёной заставили взбудораженно поднять плечи и прижать к себе крылья сильнее, будто те могли защитить как-то от звучащей пугающе теории.

— Либо это организация, что узнала о таких людях и хочет использовать их в чём-то, ведясь по какому-то плану, хотя вопрос по поводу Хикэри довольно уместный.

— Ошибка природы, — не подумав, ляпнул, как битой в луже, Леви после слов Эрвина, поняв слишком поздно, что перегнул палку сильнее, чем стоило бы. Может быть, не сковывая её ещё два взгляда, Рэй бы сорвалась с места острой стрелой и впилась бы ему в шею злобно, но, вместо этого, лишь вздрогнула плечами и пальцами зарылась в одеяло от безысходности, сжимая того до покраснения тонких фаланг и прожигая кислотой и всплеском агрессии дождливую погоду из очей мужчины, еле заметно головой покачавший.

«Я тебе покажу, кто тут ошибка природы, — скрипя зубами, чуть ли не сорвалось у Рэй, только губы искривившая в явном отвращении и язвительности своих мыслей.»

Быстро Смит понял, что атмосфера стала напряжённой, а то зрачок крылатой утопал в золоте, чуть ли на Леви не рыча сквозь гробовое молчание, но и Леви был хорош — оскорбил и сам в глаза птицы смотрел, не то провоцируя сильнее своим взором острым, не то говоря безмолвно не нарываться.

— Ну, давайте без драки, — встала между ними двумя Ханджи, готовая потушить пожар, с какой бы стороны он ни начал прилизывать потолок и тянуться. — У Рэй крыло ещё не восстановилось.

— Поэтому нарывается? — умел Аккерман скрыть свою усмешку, которую Хасэгава чувствовала шкурой, сильнее раздражаясь от этого. За несколько месяцев научилась различать некоторые оттенки в его тоне и уверена, что, хоти он, скрыл бы от неё эту ехидность, но надо же, чтобы перья сначала распушились, придавая той забавный вид цыплёнка, а потом уже утихомириться.

— Кто бы нарывался, капитан Леви.

«Какие мы интеллигентные, — усмехнулся Аккерман, пустив лёгкий смешок в мысли в сторону крылатой, чья кровь злобой закипала.»

— Не обижайся ты, — может быть, будь он ближе или наедине, то погладил бы по растрёпанной русой шевелюре этого перьевого комочка злости. — Не хотел оскорбить её.

Короткое молчание показалось точкой невозврата, как и стена между ними двумя, которую наблюдали Ханджи с блондином со стороны с интересом.

— Я не злопамятная, но запомнила, — буркнула русая недовольно, зарывшись снова носом в тёплый свитер. Улыбка Эрвина стала чуточку шире, пока Ханджи смешок в кулак толкнула от столь злобного выражения лица.

— Ты смотри, чтобы я не вспомнил, — угрожающе опустил слегка голову Леви, чтобы тени под глазами подчёркнули узкие зрачки. Рэй молча отвела очи в сторону, капитан же притих. С тяжёлым вздохом Смит достал из внутреннего кармана кожаной куртки книгу, чей мех был слегка растрёпанный и, показав ту Хасэгаве, уже понявшей, что к чему, задал вопрос ожидаемый:

— Хоши и Сэдэо имеют ещё такие книги? — меховая обложка не была обыкновенной. Редкая находка в их краях с тех пор, как появились проблемы с охотой и выращиванием скота.

— Не знаю, может быть, в кабинете Сэдэо есть, — пожимание плечами со стороны Хасэгавы не пришло по вкусу командору, еле заметно скулы напрягавший, но видно было, что больше ей нечего ему сказать. — Но не его это дневник.

— А чей?

— Не знаю.

— Где работали Хоши и Сэдэо и чем занимались раньше?

— В городе занимались перевозками коробок между городами, позже работали ювелирами в Митре, — зевнула Рэй устало, признав, что изматывают допросы.

— Читай его, — Эрвин бесцеремонно протянул книгу русой, чей очи златые на пару секунд застыли в не читаемом выражении лица на неё, будто дают какую-то странную диковину, и, подняв взор на командора, беспрекословно давший понять, что хочет, она молча взяла в руки книгу, положила её на колени и тихонько взяла лампу, чей свет ласкал старые страницы, пожелтевшие. — Ты ведь имеешь право знать, что там написано, нам же пора уйти, документы не ждут.

Его уголок губ дрогнул в краткой улыбке, и голубые глаза стали светлее на миг, или же свет поигрался с их оттенками, дав Эрвину некую загадочную ауру и туманность. Леви в сторонке походил на тучку. Дымную тучку, сквозь которую пробираются и бьют молнии. Аккерман был в своём репертуаре. Меняется всё — мир вокруг, люди, времена, но только не он.

Ханджи вовсе о своём думала опять, забывая частенько, в какой реальности находится.

— Ночью сможешь выйти, — Зое покрутила ключи умело между пальцами и сжала в ладони резко. — Избегай окон и открытых пространств.

Под конец бросила она, до того как Рэй осталась в одиночестве, четырёх глазеющих на неё стен. Под пальцами находились страницы, но, опуская на них взор, русая не хотела пробежаться очами по буквам. Не хотела одной, ведь этот дневник не только её заслуга, но, возможно, Леви уже прочёл его, и смысла ждать нет. Капитан будет тонуть в бумаги некоторое время и не вылезать из своего кабинета, как Смит, поэтому можно тихонько начать читать и погружаться в чужой мир и воспоминания.

Перелистывая и шурша бумагой, на миг она наткнулась на согнутый Аккерманом уголок страницы, вызвавший короткую тишину даже в голове, в которой постоянно проносились мысли. Непонятно, что это было и почему, но у Хасэгавы даже желания разобраться не было.

Буквы строились с слова — слова в предложения.

«Выбраться оттуда мне помогли, только непонятно кто именно. Запах дыма был первым запахом, которого я почувствовал впервые за всю жизнь, что помню. Что я помню? Всё, и одновременно ничего. Твёрдые ступеньки и мрак преследуют меня до сих пор во снах и бьют в виде кошмаров по больному мозгу. Яркий свет был нечто ангельским, к которому я не тянулся. Не помню свои тогдашние мысли, помню лишь страх и глухую панику.

Меня из мыслей только что вывел приятель, что подозвал к себе рукой. Подойдя ближе, я понял, что он хочет, чтобы мы двинулись дальше.»

Рэй не было тяжело представить, как под гигантским деревом сидит у корней лохматый человек, мужчина средних лет, и пишет это в своём дневнике. Собственные фантазии и представления добавляли интерес и любопытство.

«Вечереет. Мы шли мимо титанов, что глядели на нас непонятно с чем в глаза застрявшем, но свои зубы в нашу сторону не оскаливали. Моему приятелю было всё равно, меня же это настораживало. На мои вопросы и непонимание он никак не реагировал. За всё время от него услышал только одно слово — ракушка. Ракушка, что оставил там, на песке. Встречались рваные крылья свободы разведчиков, кожаные куртки и раздавленные повозки. От трупов лошадей, попавших под ногами гигантов, осталась только шкура на голые кости. Пустые банки из-под консерв были старыми, и это означает, что вылазок давно не проводилось.

Мы шли долго. Не могу понять сколько, но долго. У меня в горле пересохло и ноги начали с каждым шагом подрагивать и сгибаться изредка в коленях, не держа мою тушу.»

Только сейчас Рэй поняла, что за всё время автор никак себя не описал, то ли сохраняя конфиденциальность, то ли от незнания, как сам выглядит.

«Мой товарищ по несчастью шёл бодрячком. Иногда вздыхал тоскливо, иногда поглядывал на меня с непонятным вопросом и молча шагал дальше. Стены начали казаться всё больше с приближением к ним, и они пугали. Пугали сильно. Когда рука коснулась холодного бетона, почему-то мне захотелось заорать. Завопить со всего горла всей силой, чтобы собственные барабанные перепонки от крика и давления лопнули. Не помню, когда начал на самом деле следовать своему животному странному желанию и вопить хрипло, как умирающий, но мои крики были услышаны. Со стены спустились люди на УПМ.

Они недоумевали, как я оказался здесь и что делаю. Меня схватили под руку и, прежде чем понять, что происходит, уже оказался внутри. На вопросы по поводу приятеля гарнизонские пожимали плечами и смотрели на меня как на чудака. Может быть, будь на их месте, я смотрел бы также. Они сказали, передо мной никого не было и что поищут рядом со стенами, но, после нескольких дней, в которых я просто бродил по улицам города, понял, что они так ничего и не нашли.

На третий день, как бы глупо и тупо это не звучало, под предлогом, что у меня нет документов и пугаю народ своим внешним видом, меня кинули в Подземный город. Оказывается, это город нищеты. Что я в нём делаю? С каждым сном начинаю что-то вспоминать. Я был важным звеном где-то, пока не сделал ошибку. Кем я был?

С каждой ночью вспоминаю женщину. Звонкий голос, красивая улыбка, длинные в косу собранные волосы — лишь лицо мыльное и дымное. Почему в голове что-то говорило, что это моя жена? У меня была жена? Я вспоминаю шум, вспоминаю голоса, но не помню слова. Бродя каждый день по этим улицам, чувствую себя безумцем. Ночи начали оборачиваться кошмарами, бессонницей и паранойей.

В одном из снов мне сказали, что найдут и собственными глазами узрею, как порежут на куски дорогих мне людей. У меня есть дорогие люди? Даже не помня их, в сердце поселился хладный страх. Отсюда, думаю, моя паранойя начала прогрессировать и становится зависимостью. Мой больной мозг искажал лица в злые гримасы, выдавливал отрывки фраз и шёпоты.

В одном из снов в глотке затолкнули тряпку и без наркоза резали тело. Боль была столь реалистичной, что, проснувшись, отрубился снова. Они хотели смотреть, через сколько мозг от болевого шока отрубается и какой тип боли более эффективен, только, что странно и пугающе, на моём теле нет порезов и шрамов от пришитых обратно конечностей.

Я схожу с ума. Ночь — это ад, день тоже. Каждый шорох пугает, каждая мысль вызывает страх и собственная паранойя заставляет тонуть в себя же. Точно ли я шёл с кем-то? Не помню лица своего приятеля.

Не помню, кем я был, не понимаю, кто я сейчас. Начало казаться, что заброшенный дом, в котором поселился, начали караулить. Мне страшно выходить. С каждым сном, в котором меня запирает собственное больное подсознание, диалоги становятся чётче.

В один из них меня назвали, видимо, по имени — Иона.

«Имени твоего, по велению Богинь, нас охранявших, будет Иона. Добро пожаловать в семью, Иона.»

Отрывается монолог, текст дальше становится размытым и старые страницы пусты. Сколько бы Рэй не перелистывала их, чернил больше не было. Меховая обложка закрылась с обратной стороны, и пустота вместе с страницами перенеслась в душе крылатой, сидящей в полном одиночестве. Может быть, она слишком сильно в слова Иона прониклась, ведь тишина начала сжирать и когтями изнутри резать, или же понимание, что Ханджи может быть права в своей теории, пугало.

В любом случае, Хасэгава знала — те, что взялись за их головы, разрушили сотню или тысячи жизней и, возможно, её жизнь была следующей.

~Продолжение следует~

Хочу сообщить о телеграм-канале с моими рисунками и артами по данному (и не только) фанфику!

https://t.me/bl6ck_harpy

Жду и обнимаю каждого! <3