Во благо удовольствия
Ну что? Души меня, Вербовщик?))
___________________
Едва ли мозг успевает разогнать пелену перед глазами и обработать происходящее, как кожи шеи аккуратно, еле ощутимо касается что-то холодное… Ножницы?
— Ваш отец неплохо постарался над безопасностью своей дочери, верно? — В тихом голосе за спиной слышался сарказм. Я шумно сглатываю густую слюну, тем самым привлекая хищный взгляд туда, где яростно бьётся жилка страха. Прикосновение к коже почти невесомое, даже щекотное.
— Он не виноват… — моргаю, опускаю взгляд вниз на свои впивающиеся в ладони пальцы. От ногтей останутся следы… Нет, холод у моей шеи принадлежит не ножницам. И нужно подумать, что из этого хуже. Аккуратное прикосновение мучительно-медленно двигается выше, поглаживая шрам, оставленный Мусей в период котёнка. Дыхание перехватывает, неосознанно сжимаю ткань штанов в кулак, стараясь сохранить жалкие остатки самообладания.
— О чём вы?
— Вы знаете, — отвечаю резко, не позволяю успеть дрожи исказить голос. Чужие ледяные пальцы снова приходят в движение, словно в отместку грубому тону, оставляют за собой холодный, обжигающий след.
— Я знаю своё дело, госпожа Мулан, — голос позади твердеет, туманным эхом доносится откуда-то сверху. Не стану спорить, мерзавец действительно знает своё дело. Иначе почему я резко вдыхаю воздух ртом и замираю, когда подушечки его пальцев коснулись наиболее чувствительного места за ухом. Раздражает. — Я профессионал в той сфере, о которой вам не снилось и в самых страшных кошмарах. Я люблю свою работу и…
— Вы любите издеваться над людьми, а не свою работу! — я не кричу, но шиплю, словно кошка. Интонацией косвенно намекаю на нынешнюю ситуацию в целом, которая по чужой воле происходит прямо сейчас.
— Увы, но ваш отец…
— Мой отец не виноват, что ошибся, выбрав вас!
В повисает тяжёлая пауза. Тишина пронизывает до костей, и в моём случае отсутствие каких-либо звуков воспринимается как глухая угроза. Мой страх, его уверенность, бьющееся в глотке сердце — всё это разом смешивается в коктейль безумия, и напряжение между нами нарастает с такой интенсивностью, что воздух можно резать ножом. Давно сбилась со счёта в который раз я жалею, что не смогла прикусить язык вовремя. Меня можно понять — мной управляет страх. А вот то, что управляет мужчиной, горой нависающим над моим дрожащим телом — остаётся загадкой.
Лёгкие пульсируют, организм требует порцию кислорода, но адреналин давно сковал сознание стальными цепями. Всё внутри меня замирает в ожидании дальнейших действий мерзавца, и я впервые жалею, что он находится за спиной. Не могу увидеть, какие эмоции движут им в этот момент. Что, если к моему затылку уже приставлено дуло пистолета?..
— Госпожа Мулан. — не вздрагиваю, когда голос доходит до сознания с явным нажимом. От шеи — там, где по прежнему властвовали чужие холодные пальцы — и вниз по телу проходит табун мурашек, тугим комом скапливаясь внизу живота. Мерзавец специально выделяет моё имя давящей интонацией, тем самым учтиво заставляя закрыть рот и намекая на серьёзность дальнейших слов:
— Во-первых, если вы ещё хоть раз меня перебьёте… — рука скользит ниже, в предупреждающем жесте сжимая плечо и ключицу, — то обещаю, я запру вас здесь… со мной… — с каждой намеренной паузой в словах его голос переходит на угрожающий полушёпот. В конце концов, не выдерживая, он резко наклоняется с видимой целью напугать ещё больше. Чужие губы касаются уха, и угрожающий шёпот бесцеремонно вдалбливается в мозг, своим безумием срывая все стены и замки, которые были выстроены мной когда-то. — … запру вас в этой квартире… До самого утра. И поверьте мне на слово, это будет далеко не самым приятным опытом в вашей жизни, а во-вторых… — пульс бьёт в висках с такой силой, что упасть в обморок мне не позволяет лишь мужское дыхание, обжигающее тонкую кожу шеи.
— Ваш отец знает, кто я такой. Знает, что я из себя представляю. Знает, был ли я сегодня на работе и где именно я был. На основной работе, Мулан. Не с вами.
— Зачем вы говорите мне об этом?.. — уже не пытаюсь сдерживать дрожь в голосе, окончательно перехожу на тихое шептание, подражая его манере. Мужские губы упираются в бледную скулу, хищно расплываются в довольной улыбке. Он усмехается. Что, если он окончательно сойдёт с ума, решит применить в ход ножницы? Страшно. Кровь шумит в ушах в такт бешено бьющемуся сердцу, и я закрываю глаза, не в силах терпеть происходящее.
Он шумно вбирает воздух носом, будто бы волк вынюхивает страх добычи, и я не выдерживаю, впервые попросив его остановиться:
— Хватит…
Короткое слово, почти умоляющее. Но это всё, на что хватает моих сил, терпения и шатающегося на лезвии ножа самообладания, которое не позволяет мне окончательно впасть в истерику. «Не позволяет наслаждаться процессом» — кричит мозг, но я настойчиво блокирую в себе этот голос. В истерику я обязательно впаду. Позже, в одиночестве. У себя в квартире. Если мерзавец позволит мне уйти, конечно же.
Кажется, настала его очередь перебивать. В ответ на мою слабую мольбу он довольно хмыкает, и сердце проворачивает кульбит, в следующее мгновение безвозвратно проваливаясь в пятки.
— Ваш отец самолично и вполне осознанно передал вас в мои руки. И вы даже представить себе не можете, как сильно я это ненавижу, но… — длинные пальцы резко обхватывают шею чуть ниже линии челюсти, слегка сжимая и оттягивая назад.
Я распахиваю глаза, дыхание срывается на прерывистое, а разум мечется в разные стороны, но всё — на что хватает моих сил, так это инстинктивно ухватиться за мужское предплечье, тонкими пальцами сминая рукава белой рубахи.
Он нежно проводит губами по скуле и отстраняется, чтобы в следующую секунду заглянуть в мои глаза своими — ехидными, тонко граничащими с безумством. Тембр его голоса становится медленным, вперемешку с нетерпением и насмешливостью. Я смотрю на мужчину из-под длинных опущенных ресниц с замиранием сердца, сжимаю челюсть до приторного привкуса железа во рту.
— …Как я уже и говорил: Я сделаю всё, чтобы моя работа доставляла мне удовольствие.
…И на данный момент, хотите того или нет, вы являетесь непосредственной её частью.
___________
Звезда = глава.
Спасибо за актив, я на седьмом небе!