маятник

В комнате повисла тишина. Было слышно, как где-то внизу шумит улица, а в коридоре мерно идут часы. Олег закончил говорить и опустил взгляд. По предплечьям у него бежали мурашки: Серёжа уже некоторое время сжимал его ладони в своих. Олег боялся поднять глаза, но из-под полуопущенных век видел, как меняется выражение на лице напротив.

Серёжа был очень бледен. Его глаза, большие и ясные, широко распахнулись. Голубая радужка казалась ярче обычного. Олег почти со страхом ждал, когда он выпустит его руки, но Сергей молча продолжал удерживать их в своих. Пальцы в пятнышках витилиго поглаживали смуглую, усеянную мелкими шрамами кожу.

Серёжа взял его за руки, когда в рассказе появился палач. Олег давно это пережил, голос у него не дрожал, но в груди поднялась горячая благодарность. Этот простой инстинктивный жест был исполнен трогательного сочувствия. Серёжа выслушал его молча, но Олег догадывался, какое тягостное, если не сказать страшное впечатление произвёл на него рассказ. Сергей тихо выдохнул, когда Олег рассказал, как его измученного и раненого привезли на базу, как поставили на ноги в госпитале, и как сообщили, что шрамы, полученные в плену, останутся навсегда. Серёжа слушал внимательно, даже жадно. Олег видел, как по его лицу пробежала тень, когда в рассказе впервые прозвучали слова «Отряд мертвецов». Он вскинул вверх подбородок и с силой стиснул Олегу ладонь. Рассказ подошёл к страшному решению, которое так безжалостно ударило по Серёже.

Олегу стоило неимоверных усилий заставить себя продолжать. Он закончил, остановившись на том, как после разговора с вербовщиком вернулся в пустую больничную палату. Стало тихо. Олег рассказал всё и теперь молча ждал. Серёжа сидел, низко опустив плечи, глаза его растерянно бегали по комнате и то и дело касались их сцепленных рук.

— Значит, — медленно заговорил он. Голос у него осип, но звучал очень твёрдо. Казалось, он мысленно складывает кусочки пазла. — Ты после этого решил вступить в Отряд?

— Нет. Не совсем, — Олег машинально погладил ребро прохладной ладони и тут же одёрнул себя. Он опасался, что это маленькое движение заставит Серёжу опомниться и отпустить руки. — Я... я согласился через месяц. Взял время подумать, к тому же до выписки из госпиталя оставалось ещё несколько недель. Серый, это сейчас ничего не изменит, но первые несколько дней я правда думал отказаться.

Серёжа смотрел на их сцепленные ладони. Свет комнатной лампы, мягко освещавший гостиную, играл на пятнышках витилиго у него на руках. Олегу ужасно хотелось поцеловать костяшки его пальцев, как бы моля о прощении, но он затаил дыхание и ждал. Прошла по меньшей мере минута, прежде чем Сергей поднял голову и снова заговорил.

— Почему ты мне раньше не рассказал? Я бы... — он замолчал, и Олег понял, что он имеет в виду их первый вечер здесь, когда Сергей узнал, почему получил ту проклятую похоронку. Серёжа задал вопрос очень спокойно, без нотки упрёка, только в глазах у него что-то промелькнуло, когда он, понизив голос, закончил. — Я бы понял.

Олег склонил голову на бок. Он не сомневался в Серёжиной честности. Последние слова прозвучали пронизывающе искренне. Сергей проговорил их с глубокой печалью. Олег позволил себе крепче сжать его ладони в своих и сказал:

— Серый, ты... — он с удивлением почувствовал, как в горле начинают клокотать слёзы. Они копились во время рассказа, но Олег был уверен, что это простое волнение. Собственные воспоминания подействовали на него куда сильнее, чем он ожидал. — Я знаю, что понял бы, просто... — Олег вздохнул. — Я не хотел тебя напугать, — он поднял на Серёжу глаза и почувствовал, что не может произнести больше ни слова. В горле запершило. Олег умолк, но по лицу Серёжи понял, что тот сам обо всём догадался.

Олег боялся, что всё сказанное прозвучит, как оправдание, и что Серый почувствует, что должен его простить. Олег жаждал искупить свою вину, хотя понимал, что это невозможно. Он готов был быть рядом, сносить обжигающее молчание, но меньше всего на свете хотел, чтобы Серёжа простил его из жалости.

— Ты не соврал, — Серёжа пронзительно заглянул ему в глаза. — Это правда очень страшно, — повисла такая тишина, что Олег мог расслышать стук собственного сердца. — Можешь не верить, но я правда рад, что ты мне рассказал, — к изумлению Олега, на лице Серёжи в самом деле появилось выражение глубокого облегчения. Тонкая морщинка между бровей разгладилась, как будто его наконец перестала беспокоить какая-то надоевшая боль. — Не знаю, как объяснить, но мне так... легче. Я теперь знаю, что с тобой произошло. Самое страшное, что с тобой произошло, — прибавил Сергей и прикусил нижнюю губу, от чего она аккуратно порозовела. В худом измождённом лице по-прежнему не было ни кровинки. — Мне жаль, что тебе пришлось это пережить.

Олег покачал головой. Он внезапно почувствовал себя совершенно разбитым. Рассказ, события которого давно остались в прошлом, разбудил слишком много тревожных воспоминаний. Олег не мог вспоминать плен без толики внутренней дрожи, но дело было не в этом. У него гулко забилось сердце: было что-то ужасно неправильное в том, что Серёжа только что произнёс.

«Мне жаль, что тебе пришлось это пережить», — в последних словах звучало сильное, полное искренней горечи сочувствие. Олег ощутил себя совсем как в тот вечер, когда впервые признался, почему Серёже пришла ложная похоронка.

— Ты только не спорь, хорошо? Мне правда ужасно жаль, Олеж, — Сергей, казалось, прочёл его мысли.

Олег был бесконечно перед ним виноват. Серёжа пережил нечто чудовищное, и Олег не знал, сможет ли он когда-нибудь по-настоящему оправиться. Больница, куда Серого заперли, была хуже любого плена. Олег уже хотел высказать последнюю мысль вслух, но не успел.

— Знаешь, когда... когда мне кошмары снятся, — вдруг снова заговорил Сергей. — Я просыпаюсь и каждый раз думаю: только бы туда не вернуться. В больницу. И когда ты шепчешь, что я никогда туда не вернусь, мне становится легче, — он вскинул глаза, и Олег поразился, какого они всё-таки красивого чистого цвета. — Мне кажется, для тебя это тоже важно, да? Выбраться и знать, что ты туда не вернёшься.

Голос у Серёжи надломился и дрогнул. В уголках губ появились едва заметные складки, как будто ему на язык попала неприятная горечь. Он смотрел Олегу прямо в глаза, а потом едва слышно сказал:

— Не представляешь, как я счастлив, что ты оттуда всё-таки выбрался.

Олег не выдержал. Он взял бледное лицо в ладони, погладил отливающую синевой кожу на висках, а потом прошептал, отчаянно и тихо:

— Серый, ты же слышал, что я сделал. Я поэтому не хотел к тебе возвращаться, я не... я не представлял, как приеду, как увижу тебя и...

— Да. Слышал, — спокойно ответил Сергей, и Олег замолчал, как будто это короткое предложение его оглушило.

В голосе Серёжи по-прежнему звучали мягкие, даже робкие нотки. Казалось, он что-то напряжённо обдумывает, и вместе с тем на лице у него появилось знакомое выражение преданной нежности.

Олег и не надеялся, что Серёжа когда-нибудь снова на него так посмотрит.

— У меня нет никакого права тебя судить. Ни у кого нет, — с нажимом прибавил Серёжа и коснулся пальцем его щеки.

Олег понял, что плачет. Он всхлипнул, зажмурил глаза и слепо перехватил Серёжину руку. Он успел выучить, где расположены пятнышки витилиго и стал покрывать кожу мокрыми поцелуями. По щекам у него бежали солёные слёзы.

— Прости меня, Серый, — прошептал он. — Я не должен был так с тобой поступать, — плечи у Олега вздрогнули, он едва смог закончить предложение. Он почувствовал, как слабые руки аккуратно привлекают его к себе, уткнулся в ткань серой футболки и заплакал.

Олег чувствовал, как уха с оторванной мочкой касается нежный шёпот. Тёплое дыхание пускало по коже мурашки. Сергей был хрупкий, ужасно маленький в своей серой футболке и домашних штанах, но Олег чувствовал, что со всех сторон его обнимает знакомое родное тепло. Он смял ткань одежды у Серёжи на спине, коснулся пальцами выступающих позвонков и с прежней жадностью стал вслушиваться в утешительный шёпот.

Олегу целую вечность не было так спокойно и хорошо.

— Я не вернусь ни в какую больницу, — услышал он. — А ты не вернёшься в плен.

Олег вскинул голову. Серёжа сидел напротив него со слабой улыбкой на губах. В ней было что-то печальное, даже горькое, как будто Сергей в этот момент оплакивал какую-то невероятно ценную часть их жизни. Олег почему-то опять вспомнил, как они гуляли по питерским крышам: юные, влюблённые полные неясных и светлых надежд. Серёжа говорил, что скучает по Петербургу, но глядя на него в свете комнатной лампы, Олег отчётливо понял, что где-то в глубине души Серёжа смирился, что родной город больше не увидит.

— Твоя больница будет похуже любого плена, Серый, — Олег невесело усмехнулся и непроизвольно шмыгнул носом. Слёзы улеглись и остались на щеках неприятной коркой.

Серёжа вскинул брови. На его задумчивом лице отразилось искреннее удивление, а потом он совершенно серьёзно, даже требовательно спросил:

— Почему хуже-то?

Олег пригладил волосы у него на макушке. Олег не знал, обращал ли на это внимание Серёжа, но рыжие пряди стали очень мягкими, почти шёлковыми, как будто из них медленно вымывался едкий больничный шампунь.

— Я знал, что выберусь, — Олег опустил плечи. — Я даже мысли не допускал, что могу там остаться, — он не выдержал и отвёл взгляд. Серёжа рядом притих. — А ты попал в эту чертову больницу и думал, что оттуда не выйдешь. Ты же не знал, что я... что я приду. Да и забрал я тебя не сразу, — он умолк, пряча прорезавшуюся в голосе дрожь.

Серёжа молчал. На его лицо впервые за весь вечер легла по-настоящему мрачная тень. Он моргнул, точно сбрасывая короткое наваждение, и сказал треснувшим голосом:

— Да, но ведь в конце концов забрал. Олег, послушай. Сейчас не тот момент, когда нам надо мериться, кто больше пострадал, — его взгляд метнулся вниз, и Олег понял, что он смотрит на предплечье с клеймом. — Я туда не вернусь, и мне достаточно это знать, хорошо?

Пару мгновений в комнате висело молчание. Олег вглядывался в Серёжу, сам не зная, что хочет увидеть. Ему было одновременно плохо от накатившегося чувства вины, и вместе с тем он ощущал приятное покалывание в кончиках пальцев: по телу медленно разливалась волна облегчения. Он глубоко вобрал в себя воздух и наконец кивнул.

— Знаешь, я прежде об этом никому не рассказывал, — тихо признался Олег. В голове мелькнула мысль, что надо пойти поставить чайник и выпить что-нибудь тёплое. Серёже вряд ли станет плохо от щепотки корицы в чашке. — Я думал, мне неприятно будет вспоминать. Вернее, так и было, только сейчас мне стало легче.

Серёжа вдруг улыбнулся.

— Так всегда, — заметил он. — Пока не начнёшь говорить, кажется, ничего хуже придумать нельзя, чем погружаться в воспоминания. А как расскажешь, сразу дышится легче.

В комнату заглядывало тёмное летнее небо. Олег пару секунд смотрел, как тихо раскачиваются на окне шторы.

— Как когда пластырь срываешь? — спросил он.

Серёжа очень внимательно на него поглядел.

— Вроде того.

Они легли рано: стрелка часов едва минула одиннадцать вечера, но на Серёжу накатила знакомая болезненная усталость, а Олег любил ложиться вместе с ним.

Олег устроился на подушке, повернулся к нему и рассеянно заправил за ухо прядь рыжих волос. У Серёжи слипались глаза, но он упрямо держал их открытыми.

— Я рад, что ты мне рассказал, — Сергей подавил рвущийся наружу зевок. — Если честно, так проще. Когда точно знаешь, что действительно произошло. Это намного лучше, чем смутно догадываться.

Олег ничего не ответил. Он молча поднёс его руку к губам, коснулся выступавших венок и косточки у запястья. Они лежали, укрывшись одним одеялом, в окно бился летний ветер, и казалось, что в целом мире нет места безопаснее, чем эта комната.

— Спи, родной.

Сергей улыбнулся и наконец послушно опустил веки. По шее у него сонно скользили мурашки.

Олег вперил глаза в полоток. Серёжа всё ещё испытывал ужасные проблемы со сном, но иногда ему случалось быстро уснуть, как будто истощённый организм стремился урвать побольше долгожданного отдыха. Он мог проснуться среди ночи с криком и в холодном поту, а иногда целую ночь спал спокойно. Они так и не смогли понять, от чего это зависит.

Олег лежал и думал, что Отряд мертвецов звался так не только потому, что мертвецы не оставляют следов. Прежде это не приходило ему в голову, но он вдруг понял, что мертвых от живых отличается ещё одна вещь: мертвецы ничего не чувствуют. У них не бывает привязанностей, они никому по-настоящему не принадлежат, и им некуда возвращаться.

Олег повернулся на бок и аккуратно, боясь потревожить Серёжин чуткий сон, привлек его к себе. Сергей спал, несильно сжимая пальцами край подушки, и Олег в тысячный раз пообещал себе, что не позволит ничему плохому с ним случиться.

Олег не мог оставаться в Отряде мертвецов потому, что слишком сильно и крепко Серёжу любил. И рядом с ним чувствовал себя невероятно, до взволнованной дрожи в кончиках пальцев, живым.

***

— Ты никогда при мне не переодеваешься.

Серёжа сказал это очень просто, как будто обнаружил какой-то новый, ничего особенного не значащий факт. Он сидел, устроившись на кровати и плотно завернувшись в большое толстое одеяло. Наступило утро. Олег привёл себя в порядок и рассеянно почёсывал гладко выбритый подбородок. Сергей почистил зубы и вернулся в постель. Серую футболку с принтом Олег после недолгих уговоров оправил в стирку, и Серёжа дожидался, пока она высохнет.

— А чего ты там не видел? — усмехнулся Олег, садясь рядом на кровать. Лицо Сергея оставалось предельно серьёзным. Его глаза скользнули куда-то Олегу за плечо. Серёжа молчал. Свет лампы играл на его бледных щеках.

— Серый, ты же видел, что там, — Олег перестал улыбаться. — К чему тебе лишний раз... — он вздохнул, с трудом подбирая слова. Серёжа рассмотрел, во что превратили его спину, и теперь знал, как именно это случилось. Олег всё равно старался, чтобы жуткие отметины как можно реже попадались ему на глаза.

Он привык к своим шрамам, но всё его существо противилось тому, чтобы к ним привыкал и Серёжа.

Сергей покачал головой. Его руки выскользнули из-под одеяла и нерешительно легли Олегу на предплечья.

— Я могу попросить тебя снять футболку?

Серёжа смотрел чуть исподлобья. В выражении его лица было что-то нежное, точно он безмолвно пытался напомнить, что Олегу не нужно ничего от него скрывать. Олег вздохнул. Пару мгновений он думал запротестовать, потом коротко вздохнул, ухватился за подол футболки и стянул её через голову. Он купил её уже здесь, в супермаркете неподалёку от дома. Олег впервые за последние пару лет так много времени проводил не на временных базах или бесконечных миссиях, и обнаружил, что у него почти нет домашней одежды.

Он отложил хлопковую ткань в сторону. Серёжа окинул его взглядом, а потом повёл бровями, молча прося повернуться спиной. Олег спустил босые ноги на пол и пробормотал, пряча волнение в голосе:

— И чего ты там не видел...

За спиной раздался тихий смешок. Прохладные ладони легли на плечи и погладили кожу. Олег прикрыл глаза, точно хотел полнее ощутить это прикосновение. Руки Серёжи скользнули ниже и провели по лопаткам.

— Знаешь, я правда испугался, когда первый раз их увидел, — Олег чувствовал, как он ведёт кончиком пальца вдоль длинного, спускающегося до самых рёбер рубца. — Не то, чтобы они как-то не так выглядят, — поспешно прибавил Сергей. — Просто я же не дурак, — шею Олегу обожгло тёплое взволнованное дыхание. Серёжа упёрся ладонями ему в спину. — Знаю, что такие шрамы получать очень и очень больно.

Серёжа оставил правом на плече короткий, утешительный поцелуй. Олегу мучительно хотелось обернуться, но он не смел.

— Мне правда очень жаль.

Олег подавил порыв закрыть руками лицо. Серёжа бережно гладил вздувшуюся кожу, словно боялся, что даже спустя столько лет, раны у Олега на спине будут болеть.

— Не надо, Серый. В смысле... это правда было давно.

Серёжа молчал. Его указательный палец коснулся кожи на пояснице. Олег сидел, опустив на грудь подбородок. Холодные руки продолжали касаться его спины, вычерчивали на ней странный, причудливый узор. Серёжа напоминал художника, которого заставили писать на неровном, испорченном полотне.

— Некрасивые они всё-таки, да? — вырвалось у Олега прежде, чем он успел прикусить язык. Сергей странно притих, а потом вдруг осторожно коснулся губами кожи у него под лопаткой.

— Совсем нет, и не спорь. Ты про мои пятна сказал, что тебе нравятся. И я тебе верю, — последние слова прозвучали очень тихо. Лопатки коснулся короткий взволнованный вздох. Серёжа оставил ещё поцелуй на сгибе шеи и отстранился. Олег слышал, как он шуршит одеялом.

— Твои пятна правда красивые, Серый.

Олег наконец развернулся. Серёжа сидел на кровати. Одеяло сползло у него с плеч и теперь опоясывало его, словно гнездо. На голом животе и груди можно было хорошо рассмотреть пятна витилиго.

— Всё нормально, — сказал Сергей. Голос у него сел, он нервно облизнул губы. — Ты... можешь посмотреть, если хочешь.

Олег моргнул. Серёжа отказывался носить другую одежду, кроме своей серой футболки с принтом и часто оставался в одних домашних штанах, пока она стиралась и высыхала. Он обычно устраивался, завернувшись в одеяло, так что Олегу не удавалось толком его разглядеть.

После их побега из телестудии, Олег всего раз видел Серёжу полностью обнажённым: это случилось ещё до их прибытия в Чехию, когда они сделали небольшую остановку под Петербургом. Серёжа был так напуган и истощён, что с непривычки не смог справиться с душем в квартире, где они затаились на одну ночь. Олег остался с ним, проследил, чтобы тот благополучно выбрался из ванны и не расшибся.

Олег поспешно отогнал воспоминания о побеге. С того страшного дня прошло не так много времени, но сейчас ему казалось, это было в другой жизни, где впереди была одна ужасная неизвестность.

По усыпанной пятнами витилиго коже бежали мурашки. Серёжа был ужасно худой, на плечах выступали трогательные косточки, под шеей темнела яремная ямка. У Олега взволнованно забилось сердце, когда он опустил взгляд на выступающие рёбра и представил, как проводит по ним кончиками пальцев.

Олег, едва соображая, что делает, поспешно накинул одеяло Серёже на плечи. Сергей поёжился, но перехватил концы и благодарно кивнул. Он явно успел замёрзнуть. Кончик носа уткнулся в мягкое одеяло, отчего он стал похож на маленького, прячущегося под крыло воробушка.

Олег вдруг понял, что не рассказал ещё кое-что. За последние месяцы столько всего произошло, что это стало казаться ничего незначащим эпизодом. Олегу только сейчас пришло в голову, что об этом Серёжа тоже хотел бы знать.

— Я хотел вернуться. До того как узнал, что с тобой случилось.

Серёжа удивлённо распахнул глаза. Из его позы мгновенно исчезла расслабленность, он поднял голову и нахмурился. Олег заставил себя продолжать:

— На последний миссии я чуть не погиб, — сердце у него отчаянно колотилось. — Так получилось, — он сглотнул. — Самая обыкновенная миссия, на которой всё пошло не по плану. Я остался в пустыне, без воды, еды и надежды, — у Олега вырвался горький смешок. Сергей не сводил с него глаз. — Я думал, что умираю, но вспомнил тебя. Как будто... я вернулся к тебе, попал в твою башню и понял, как мне там было бы хорошо.

Серёжа молчал. Кадык у него дрогнул, как будто он пытался подавить бросившиеся в горло слёзы. Олег острожно сжал его плечо сквозь одеяло.

— А про это ты мне почему не сказал?

Сергей заговорил очень тихо, с привычными нотками усталости, но что-то в его лице изменилось, будто он умылся холодной водой.

— Не хотел оправдываться. Тогда, — Серёжа кивнул, показывая, что понял, что речь об их ссоре по приезде сюда. — Тогда я просто хотел тебе всё объяснить. Это прозвучало бы, как нелепое оправдание.

Сергей покачал головой, а потом поднёс к губам его кисть и оставил на потемневшей от загара коже несколько поцелуев. Олег снова почувствовал в горле ком.

— Серый, я больше всего на свете жалею, что не решил вернуться раньше.

Серёжа покачал головой.

— Я знаю, — он положил ладонь Олегу на щёку. — Ты вернулся. Остальное неважно, — его губ коснулась улыбка, отчего стали сильнее заметны усыпавшие их мелкие трещинки. — Помнишь? Не надо бесконечно себя терзать.

Олег открыл было рот, но комок слёз, совсем как вчера, помешал ему говорить. Серёжа вдруг распахнул одеяло, неуклюже привстал на постели и набросил один конец Олегу на плечи. С подбородка у Олега сорвалась единственная слезинка. Сергей прижался к нему, пряча их обоих в мягком тепле. Он так и сидел без футболки, и теперь касался Олега голой грудью и животом.

Олег прикрыл глаза, слепо утыкаясь в рыжую макушку, и вдруг понял: всё будет хорошо. Он много раз говорил это Серёже, но только сейчас, ощутив тепло и спокойствие, по-настоящему поверил в собственные слова.

На последней миссии у него не осталось сил, не было ни глотка воды, и некому было его спасать. Олег проваливался в зыбкую полудрёму, на зубах хрустел горячий песок, солнце безжалостно напекло ему голову — и тогда он увидел Серёжу. Олег понимал, что это часть предсмертной агонии, но это было неважно: возникший мираж помог ему понять, что он хочет вернуться в Петербург.

Олег держал Серёжу, живого, из плоти и крови, с душистыми волосами и бледными пятнышками по всему телу в руках и наконец чувствовал, что вернулся домой.

Сергей вдруг отстранился. Выражение лица у него было умиротворённое, но голос чуть дрогнул, когда он осторожно сказал:

— Не сейчас, хорошо?

Олег не сразу понял, что он имеет в виду, а потом сообразил, что они сидят обнажённые по пояс на не заправленной с утра постели. Олег нежно усмехнулся и чмокнул Серёжу в покрасневшую щёку.

— Конечно.

Олег приготовил на завтрак суп-пюре из овощей. Прошло время, и он подумал, можно начать давать Серёже какую-то другую еду. Серый аккуратно попробовал, улыбнулся, а потом увереннее зачерпнул ложкой зеленоватую смесь, от которой валил лёгкий пар. Олег усмехнулся, глядя, как он завтракает. Он понятия не имел, насколько вкусным получился суп, но Сергей ел так, точно ничего вкуснее в жизни не пробовал.

Олег знал: Серёжа его простил. Сергей смотрел с нежным блеском в глазах, улыбался ломкой улыбкой, дарил Олегу мягкие поцелуи, а по ночам доверчиво прижимался ближе. У Олега внутри всё равно свербело чувство вины.

Кошмары будили Серёжу реже, но так и не оставили его в покое. Он подрывался ночью в постели, ловил ртом воздух, слепо щурился и моргал, когда разбуженный шумом Олег включал лампу. Серёже случалось по часу мучительно приходить в себя, а иногда он успокаивался быстро, как только понимал, что увиденное было лишь сном. Однажды он распахнул испуганные глаза, крепко вцепился Олегу в футболку и попросил довести себя до туалета. Олег помог ему спустить дрожащие ноги с кровати, включил в ванной комнате свет, а когда Серёжу скрутило над унитазом, стал поглаживать спину между острых лопаток.

— Это куда лучше, чем находиться в лечебнице, — сказал Сергей на следующее утро. — Всё это. Я постоянно себе об этом напоминаю, только... только мне всё равно иногда так плохо, что я...

— Ну тихо-тихо. Нельзя всё в жизни сравнивать с твоей кошмарной больницей.

Серёжа невесело улыбнулся и нехотя вылез из нагретой постели. Он спал в одних пижамных штанах. Его футболка насквозь пропотела, и Олег ночью уговорил его бросить её в стирку.

— Опять феном её будешь сушить?

Сергей отвёл взгляд.

— Буду, — бесцветно ответил он, прежде чем скрыться в ванной.

Олег не собирался с ним спорить, хоть покачал головой, когда по обнажённой груди и плечам побежали мурашки. Сергей терпеливо сушил серую ткань, стоя на коврике и избегая смотреть на себя в зеркало. Олег заглянул к нему и молча включил обогреватель.

Серёжа по-прежнему был очень слаб. Он подолгу мог сидеть на террасе, спрятав голову под сиреневой кепкой и выкрутив на максимум яркость планшета. Он читал, сосредоточенно скользя глазами по строчкам, а когда Олег выглядывал наружу, чтобы его проведать, с мягкой улыбкой поднимал взгляд.

Олег полюбил эту его привычку: ему нравилось наблюдать за хрупкой, устроившейся у входа на террасу фигурой. В их взятой напрокат жизни появилось нечто почти обыденное. Небольшой ритуал, который как будто служил знаком, что всё постепенно налаживается.

Только однажды, вернувшись с планшетом подмышкой в гостиную, Серёжа вдруг обронил:

— Знаешь, я сегодня чуть не залез в новости, — он беззаботно пожал плечами, а Олег внутри похолодел. Он надеялся, что забравшаяся под кожу тревога не успела отразиться у него на лице, и с трудом сдержал вздох облегчения, когда Серёжа прибавил, слегка нахмурившись. — Чёрт знает, зачем меня туда потянуло.

Олег молчал. Он понимал, что это глупо: в конце концов, с событий в Питере прошло несколько месяцев, едва ли они до сих пор мелькали в новостных сводках. Его главной задачей было помочь Серёже восстановиться, и не дать обнаружить их местоположение. Олег всё равно опасался, что Серый узнает подробности случившегося в тот злополучный день в телестудии. Серёжа только недавно снова стал по-настоящему улыбаться.

— Знаешь, я понимаю, что ничего такого там не увижу, — Сергей снова заговорил и поднял на Олега цепкий горящий взгляд. — Просто мне иногда кажется, я прячусь. В смысле, я знаю, что так и есть, но прячусь не буквально,— он облизнул губы. — Прячусь от чего-то, с чем рано или поздно придётся столкнуться.

Олег покачал головой. Он научился подбирать слова, чтобы Серёжу успокоить или утешить, но сейчас понятия не имел, что отвечать. Сергей помялся некоторое время на одном месте, бросил рассеянный взгляд за окно, а потом со вздохом плюхнулся на диван. Олег увидел, что на вспыхнувшем экране планшета отображается загруженная электронная книга.

На несколько дней они вновь погрузились в зыбкую безмятежность. Серый больше не заговаривал о том, чтобы почитать новости, и это подкрепляло иллюзию их полной оторванности от мира. Футболка с забавным принтом, которую Серёжа носил, не снимая, оставалась ему велика. Он постоянно мёрз и часто нервно потирал руки. С ним случались приступы сильной тревоги, но Олег заметил, что сократилась частота панических атак. Олег вспоминал, каким несчастным и утратившим всякий интерес к жизни Серёжа казался несколько недель назад, и сердце у него начинало биться с несмелой радостью.

Олег чувствовал, что с него сняли какую-то ужасную ношу. Он признался Серёже в том, о чём сам вспоминал с дрожью. Олег ничего не ждал: ему было достаточно, что Серёжа его выслушал и не осудил.

Серёжа по-прежнему старательно избегал подробных разговоров о больнице. Им случалось коснуться этой темы, но Сергей всегда говорил скупо и неохотно. Он рассказал достаточно, чтобы Олег понял, как правильно помочь ему восстановиться физически — и на более подробном рассказе не смел настаивать, хотя иногда дурное предчувствие кололо его острой иголкой.

Серёжа сказал, что прячется от новостей реального мира, а Олег гнал от себя тревожное ощущение, что они оба прячутся от его больничных воспоминаний.

— Посидим после ужина на террасе?

Серёжа отодвинул пустую тарелку. На самом дне плескались остатки зеленоватого супа-пюре. Олег тряхнул головой. Он был не вправе заставлять его заново проживать худший год своей жизни. Серёжа и без того поделился с ним очень многим.

— Только накинь мою кофту, — попросил он, и Серёжа живо кивнул.

Иногда Олегу казалось, с ними никогда не происходило ничего страшного: просто они наконец встретились после долгой разлуки, заново узнают друг друга, вспоминают старые шутки и привыкают жить вместе. Олег прикрыл глаза, когда они устроились на верхней ступеньке у выхода на террасу, стал слушать, как Серёжа рассказывает про появление своей верной голосовой помощницы, и рассеянно перебирал рыжие волосы.

Олег был счастлив. Так счастлив, что порой позволял себе забыть, что до настоящего счастья им пока далеко.

Радостные, полные эфемерной надежды дни заканчивались с наступлением темноты и приходом кошмаров. Сергей просыпался в холодном поту, вскакивал и начинал испуганно озираться. Он хорошо усвоил технику успокоения после дурных снов, находил взглядом предметы и шевелил губами, называя их вслух. Лето было в разгаре, ночи стояли тёплые, и они почти всегда оставляли открытой форточку. Серёжа, просыпаясь, жадно вслушивался в неясный городской шум за окном.

Однажды утром, после спокойной, наполненной уютной тишиной, ночи Олег осторожно спросил:

— Как спалось?

— Неплохо, — ответил Серёжа. — Мне снилось что-то неприятное, — он приподнялся на подушке. — Но не такое, чтобы проснуться, — он моргнул. — Это приятно. Спать почти без кошмаров.

На его сонном лице появилась искренняя улыбка, и у Олега неясно защемило сердце. Серёжа переполз на другую половину кровати и коснулся губами его щеки, как будто хотел подкрепить этим собственные слова.

Серёжа никогда не позволял себе попрекнуть Олега их болезненным прошлым. Олег был бесконечно ему благодарен — и чувствовал, что совершенно этого не заслужил. Порой ему казалось, Серёжа научился читать его мысли: так легко он улавливал, что Олега что-то терзает. Сергей брал его за руку, гладил по центру ладони, а потом оставлял короткий поцелуй на губах и смотрел так, точно Олег был лучшим человеком на свете.

Олег знал, что это не так, но грелся в блеске родных голубых глаз.

***

Счастье закончилось одним поздним утром.

Олег хотел принять душ, но Сергей остановил его за руку и быстро чмокнул в губы. У Серёжи на щеках играла лёгкая краска. Ему был очень к лицу бледный, но живой и тёплый румянец. Олег погладил его большим пальцем по скуле и негромко сказал:

— Я в душ, хорошо? Вернусь, можем фильм посмотреть.

Серёжа неуверенно отпустил его руку. Он забрался на диван и стал крутить в руках пульт от телевизора.

Олег потом долго пытался понять, почему его чутьё в этот момент промолчало.

Когда он вернулся, Серёжа по-прежнему сидел на диване. Тонкие пальцы судорожно сжимали пульт, по телевизору бежал выпуск новостей — почему-то совершенно без звука. Олег бросил быстрый взгляд на экран. Диктор зачитывала какую-то новость, но по одной картинке было совершенно невозможно понять, о чём речь.

— Серый, ты чего?

Олег замер перед диваном, поглядел на сжавшуюся между подушек фигурку, и почувствовал, как холодеет в груди. Серёжа дёрнулся, так резко, будто забыл, что Олег здесь. Олег не сразу понял, в чём дело, но внутри всё сжалось от страха. Серёжа смотрел с тем же выражением, которое было на его лице, когда они бежали из Питера. У него тогда так дрожали руки, что Олегу пришлось застегнуть на нём ремень безопасности. Олег на всю жизнь запомнил застывшую в Серёжиных глазах тревогу, когда они мчались по пыльному шоссе.

Олег надеялся, что никогда больше не увидит этот полный животного ужаса взгляд.

Сергей неуклюже подвинулся на подушках и забился в уголок, точно думал, там его никто не найдёт. Пульт выскользнул из его пальцев и с негромким стуком приземлился на ковёр.

— Родной, что такое?

Олег опустился перед диваном на корточки.

Он потом долго прокручивал в голове, как это вообще получилось. Серёжа никогда не смотрел телевизор, но именно в этот день почему-то решил взять в руки чёртов пульт. Он мог бы включить другой канал или пролистнуть программу, а то и вовсе ничего не включать и в полной тишине дожидаться Олега из душа.

— Серый, — Олег поднял руку, точно пытался приручить перепуганного зверька. Губы у Серёжи сморщились, он попытался что-то сказать, но вместо этого надрывно всхлипнул. У Олега от этого несчастного, полного безграничного отчаяния звука, похолодело в груди.

Серёжа отнял от лица руки. Он смотрел куда-то мимо, глаза его остекленели от ужаса. Олег быстро обернулся на горящий экран, и сердце у него ушло в пятки.

По телевизору подходил к концу новостной репортаж. Камера кружила над полуразрушенной, облицованной стеклом постройкой, которую со всех сторон окружала вода.

Олегу хватило одного взгляда, чтобы узнать телестудию, из которой они сбежали несколько месяцев назад.

Он не успел ничего сказать. Серёжа резко вскочил на ноги. Олег поднялся было вслед за ним, но Сергей судорожно замотал головой, в панике сделал шаг назад, запнулся о край дивана и едва не рухнул на пол.

— Так он попал не только в ухо.

Олег почувствовал, как земля уходит из-под ног. Догадка, о чём был новостной репортаж наконец сформировалась в мозгу. Олегу показалось, что его обжёг кусок раскалённого железа. Он протянул к Серёже руки и почувствовал, каким нелепым и беспомощным выглядит этот жест.

— Он чуть тебя не убил.

Сергей сделал ещё шаг назад. Колени у него тряслись, лицо стало пепельным, огромные голубые глаза в панике бегали по комнате. Он смотрел так, точно Олега не узнавал.

— Он пять раз в тебя выстрелил.

Серёжа говорил едва слышно, но в погружённой в тишину комнате его слова прозвучали с оглушительной громкостью. Он выглядел так, как будто его больно ударили прямо в грудь, а потом отобрали всю оставшуюся в жизни радость.

— Ты... ты мог умереть, — снова заговорил Серёжа. Бледная рука потянулась к шее, точно ему стало невыносимо трудно дышать.

Олег стоял перед ним, растерянный и виноватый, вглядывался в искажённое болью лицо и думал, что удача, которая столько раз его выручала, наконец ему изменила. Ему хотелось заключить Серёжу в объятия, согреть и успокоить, как после самых страшных кошмаров, но он не смел сдвинуться с места. Олег поднял вверх руки, а потом сделал два медленных шага вперёд.

— Нет, Серый, я не мог умереть, — негромко сказал он. — Я был в бронежилете. — Сергей дёрнулся, точно хотел убежать, но только беспомощно уронил руки по швам. — Родной, он не мог убить меня, — Олег скосил глаза вниз. — Дай мне руку. Пожалуйста.

Серёжа застыл. Нижняя губа у него дрожала. Олег выждал несколько секунд, а потом быстро обхватил его ладонь и поднёс к собственной грудной клетке. Серёжа испуганно поймал ртом воздух.

— Всё нормально, я живой, слышишь?

Несколько минут в комнате висела густая тишина. Серёжа молчал. Его рука лежала у Олега на груди, в которой часто и громко билось сердце. Голос у Серёжи осип, как будто он резко и тяжело заболел. Коленки у него тряслись, и Олег был готов в любую минуту его подхватить.

— Ты чуть не умер из-за меня!

— Нет, Серый, это был не ты, — Олег собрал все свои силы, чтобы придать словам необходимую твёрдость. — Это был не ты.

Серёжа снова замотал головой. По щекам у него побежали слёзы. Олегу сделалось за него по-настоящему страшно, и одновременно он ощутил знакомую злость.

Какого чёрта какая-то новостная сводка разрушила их хрупкий мир? Почему кто-то решил пересказать произошедшую несколько месяцев назад трагедию? Откуда журналисты вообще узнали, что пуль было пять? «Гром проболтался», — мелькнула в сознании злая быстрая мысль, и Олег отогнал её прочь.

Олег видел, как Серёжа иногда смотрит на оторванное ухо, и каждый раз говорил себе, что ему и так хватает тревог. Олегу в голову не приходило, что он узнает страшную правду из новостей. Они находились не в России, Олег был уверен, что по телевизору будут показывать только местные новости, а из мировых только что-то по-настоящему крупное.

— Прости, пожалуйста, — Сергей по-настоящему разрыдался. Ноги у него подкосились, и Олег поспешил обхватить его поперёк туловища, а потом усадил на диван. Надо было принести Серёже воды, отыскать в аптечке пустырник — пускай он сейчас вряд ли поможет — и попытаться унять начавшуюся истерику, но Олег никуда не ушёл. Он сел рядом, стал гладить дрожащие ладони и предплечья, потом притянул Серёжу к себе и стал целовать покрывшийся испариной лоб и рыжие волосы.

Серёжа уткнул кулаки ему в грудь, а потом безвольно уронил руки.

Он не боролся и больше не пытался Олега оттолкнуть. Он плакал, а Олег с ужасом понимал, что открывшаяся таким ужасным образом правда бесповоротно разрушила что-то у него внутри.

— Ты не виноват, — Олег снова коснулся губами рыжих волос. Серёжа всхлипнул куда-то ему в ключицы. — Ты этого даже не помнишь.

Сергей вдруг поднял на Олега глаза.

— Но я чувствую себя виноватым, — рот у него дрожал. Он смотрел на Олега со странной, даже жуткой смесью ужаса и затаённой нежности, точно готов был умолять его о прощении.

— То, что ты чувствуешь вину, совершенно не значит, что ты действительно виноват, — Олег покачал головой и переплёл их пальцы. — Поверь мне, иногда чувство вины очень жестоко нас обманывает, — он на мгновение отвёл глаза. — Ты не виноват, Серый, — Олег заглянул Серёже в глаза. Влажные ресницы отбрасывали тени на бледные щёки. — Ты чувствуешь себя виноватым, потому что ты хороший человек. А хорошие люди часто слишком много переживают. Даже о том, что они никак не могли предотвратить.

Сергей покачал головой, но ничего не сказал. Он машинально сжал руку Олега в ответ, между бровей у него пролегла несчастная морщинка. Олег знал, что ему нужно время, но аккуратно приподнял его голову за подбородок и сказал:

— Ты самый лучший человек на свете, Серый. Правда. И в этих пулях ты точно не виноват.

Сергей, не отрываясь, смотрел ему в глаза. Губы у него дрожали, по щеке всё-таки скатилась слезинка. Он целую вечность молчал, а потом тихо кивнул и позволил Олегу сжать себя в крепких объятиях. Некоторое время в комнате висела полная тишина. Только негромко шли стрелки настенных часов. Олег первым нарушил молчание. Мысль, которая крутилась на подкорке, заставила его проговорить:

— Почему они пустили репортаж сейчас? Несколько месяцев прошло.

Серёжа сперва вздрогнул, а потом рассеянно пожал плечами.

— Кажется, там строят мемориал. В телестудии. Телеканал, который там был, будет вещать из другого места. Не знаю, откуда.

Олег только кивнул. Значит, ничего особенного не случилось: просто редакция передавала новость и решила пустить связанный с ней старый сюжет.

Олегу хотелось верить, что на этом всё и закончится: новостной репортаж о событиях в телестудии останется в прошлом, поблекнет и станет туманным воспоминанием. Он отчаянно хотел, чтобы это был всего лишь короткий, ненадолго омрачивший их счастье эпизод — и знал, что надеется на это до смешного глупо.

Олег убедился в этом в ту же ночь. Сквозь сон он почувствовал слабый толчок в бок, услышал крик, тут же проснулся и включил свет. Сергей на соседней половине кровати задыхался в пучине кошмара: его пальцы комкали одеяло, лицо исказила гримаса ужаса, а веки были так плотно зажмурены, как будто кто-то мешал ему их открыть.

— Тише, тише, всё хорошо, это сон, — Олег встряхнул его, дождался, пока Серёжа распахнёт залитые слезами глаза, и стал шептать привычные слова утешения. Он почувствовал, как холодная рука шарит у него по груди и плечам. — Всё нормально, это был сон, — Олег бережно отстранил его, заглянул в глаза и, собрав всё своё мужество, улыбнулся и прошептал. — Всё в порядке, я живой.

Сергей тихо дрожал, рыдания никак не хотели утихнуть. Олег гладил его по макушке и, когда Серёжу снова забрал сон, прошептал отчаянное и бессмысленное:

— Прости меня, родной.

Серёжа перестал спать. Кошмары стали терзать его с новой силой, точно все эти недели затишья ждали, когда он снова станет для них уязвим.

— Я вчера опять тебя разбудил, — Серёжа произнёс это через несколько дней. Он был бледен, лицо у него осунулось, пальцы удручённо стучали по кружке с некрепким чаем. За окном стоял солнечный прохладный август. До осени оставалось больше трёх недель, но её дыхание уже чувствовалось.

— Пустяки, — Олег покачал головой.

Серёжа, кажется, хотел что-то добавить, но промолчал и только горестно поджал губы. На носу у него бледнел сошедший рубец. В голубых глазах застыло отчаяние.

Олегу вспомнилось, как он надеялся, что жуткие следы избиения в больничной палате однажды совсем сойдут. Строго говоря, так и произошло. Если не знать, что она там, с близкого расстояния тонкую полоску на носу можно было не заметить.

Серёже стало хуже, до такой степени, что однажды после завтрака Олег снова нашёл его в спальне. Сергей вернулся в постель, лёг поверх одеяла и стал безучастно глядеть в распахнутое окно.

Олег с горечью бросил взгляд через коридор, где сквозь плотно запертую балконную дверь в гостиную проливался свет солнца.

Какие страшные вещи делает с человеком чувство вины.

Он покачал головой, перешагнул порог спальни и заполз на кровать. Матрас прогнулся под его весом. Серёжа не шелохнулся, но Олег видел, что глаза у него оставались широко распахнутыми. Он молча лёг рядом, а потом аккуратно притянул Серого за талию к себе и коснулся губами выступающих позвонков.

Серёжа издал тихий вздох.

— Серый, это был не ты.

— Я держал пистолет.

Олег подумал, что никогда не слышал, чтобы у кого-то в голосе звучало столько печали. Серёжа не плакал, но во всём его худом, вытянувшемся на широкой кровати теле чувствовалась какая-то безысходность. Казалась, если Олег сейчас предложит ему подняться и пойти посидеть на веранде — у Сергея не будет сил встать.

— Родной, ты даже не помнишь, как это случилось...

— Но я знаю, что это случилось!

В этих словах, сказанных неожиданно громко дрожало отчаяние. Солнечный луч скользнул по рыжим волосам и отбросил на них блики. Сергей часто задышал, а потом сел на кровати и поставил на пол босые ступни. Олегу пришлось выпустить его из объятий.

— Я знаю, что это случилось, — повторил Серёжа. — Я видел, как это случилось, — он смотрел прямо перед собой, но глаза у него были совершенно пустые. Олег соскользнул на пол и опустился перед ним на корточки. — Не имеет значения, помню я, как это произошло или нет. Это случилось — и ты чуть не умер.

Олега охватило знакомое чувство бессилия. Оно часто посещало его, когда они только прибыли в Чехию, и Серёже было особенно плохо из-за резкой отмены проклятых таблеток. Олег тогда знал гораздо меньше о том, что с ним случилось в больнице, и боялся, что не сможет поставить его на ноги.

Серёжа крепко вцепился в край матраса и смял белую простыню. Олег успокаивающе погладил его по руке.

— Я понимаю, почему ты не стал мне рассказывать, — вдруг заговорил Сергей. У Олега сердце пропустило удар. — Я бы... я бы на твоём месте тоже не стал, — Серёжа вдруг улыбнулся, хотя в глазах у него по-прежнему плескалась горечь. — Я знаю, я сейчас не в лучшем состоянии, — он переплёл их пальцы. — Но ты слишком меня бережёшь, — он потупил взгляд. — Я ценю это, правда, Олеж, просто... я справлюсь. Справлюсь.

Олег почувствовал, что не может ровно дышать.

— Я знаю, Серый, — искреннее ответил он. — Конечно, справишься.

Серёжа тихо кивнул. Олег положил голову ему на колени и почувствовал под щекой мягкую ткань домашних штанов. Он позволил себе испустить короткий усталый вздох. Серёжа вдруг наклонился и поцеловал его в макушку. Олег ощутил тёплое дыхание у себя на загривке и прикрыл глаза.

Серёжа просыпался каждую ночь. Олег будил его, давал время прийти в себя и окончательно вернуться в реальность. Серёжа обычно молча жался к нему, только из горла у него вырывались несчастные всхлипы.

— Ты знаешь, что можешь рассказать мне, что тебе снилось? — Олег погладил его по волосам. Часы показывали половину четвёртого утра.

— Знаю. Только... рассказывать не хочу, — Серёжа слабо кашлянул. — Я на террасу выйти хочу.

Они устроились на ступеньке и стали смотреть, как на горизонте медленно разгорается августовский рассвет. Олег дождался короткого кивка, прежде чем накинуть Серёже на плечи плед. В больнице никто не считался с Серёжиными желаниями, и Олег приучал его к мысли, что так больше не будет.

— Звёзды красивые, — Сергей сказал это очень тихо, будто про себя. На его губы легла тень улыбки. — Давно на них вот так не смотрел.

Олег не стал уточнять. К счастью, или к сожалению, он хорошо понимал, что Серёжа очень долго видел звёздное небо только сквозь прутья решетки.

Они вернулись в комнату, когда небо совсем побледнело. Сергей устроился на своей половине кровати, укутался в одеяло, словно в кокон и скоро заснул. Олег погладил его по волосам и беззвучно сказал:

— Спи без кошмаров.

Олег проснулся через пару часов. Поправил край одеяла у Серого на плече и пошёл готовить завтрак. Суп-пюре зелёного цвета негромко забулькал, когда в кухню вошёл Серёжа. На лице у него была привычная нездоровая бледность, подбородок казался острее, а под глазами чернели круги. Футболка помялась и выглядела потрёпанной.

— Доброе утро, — сказал Олег. Ему хотелось улыбнуться и прогнать страхи прошедшей ночи, но он знал, что это невозможно. — Чай будешь?

Олег поставил перед Серёжей кружку крепкого чая. Тот тяжело опустился на своё место. Казалось, он каждую минуту готов был заплакать, но глаза его оставались сухими.

— Пару минут, и завтрак будет готов.

Серёжа безучастно молчал. Его пальцы постукивали по кружке, над которой вился густой пар. Олег снял суп с огня и потянулся к дверце буфета с чистой посудой.

— Мне приснилось, что я тебя убиваю.

Олег молча поставил пустую пиалу на разделочный стол. Он должен был догадаться. Олег медленно развернулся. Серёжа сидел за столом, сильно ссутулив плечи. На лице у него была написана жуткая смесь самоуничижения и страха.

Олег обошёл стол. Он увидел, как Сергей вскинул подбородок и бросил загнанный взгляд на дверь. Олег решительно прижал его к себе. Несколько минут в кухне висело оглушительное молчание, а потом Сергей дрожащим голосом заговорил:

— Мне снилось, что я стреляю в тебя. В телестудии, — тонкие пальцы вцепились Олегу в футболку. — Где всё произошло. Я же не помнил... до сих пор не помню, как всё случилось, это не мои воспоминания, а его, — Олег погладил его между лопаток, молча призывая перевести дух, прежде чем продолжать. — Я как будто оказался внутри записи, которая... которую показывали. Мои руки, моё тело... только они были совершенно не в моей власти, — Серёжа всхлипнул. — Это были мои руки. Я держал пистолет! — дыхание у него окончательно сбилось. — Я не мог ничему помешать и просто смотрел, как...

Олег прижал палец к его губам. Серёжа сидел, широко распахнув глаза. Он пережил очередную бессонную ночь, и сейчас напоминал человека, который изо всех сил борется с накатывающей сонливостью. Олег подумал, что сегодня вечером Серёжа наверняка будет изо всех сил оттягивать момент сна.

— Это был не ты.

Олег взял его лицо в руки. За последнее время он так привык видеть на лице у Серёжи полузабытое выражение радости, что сейчас оказался близок к отчаянию. Серёжа снова стал похож на несчастного, забытого всеми пациента психиатрической клиники.

— Это был не ты. Ты бы никогда не причинил мне боль, Серый, — Олег погладил его по щекам.

Взгляд у Серёжи вдруг прояснился, как будто слова Олега вложили ему в голову новую, требующую тщательного обдумывания мысль.

— Я знаю, что это не я был, вернее... — Сергей быстро облизнул губы. — Я этого не помню. Даже теперь, когда я увидел, как всё случилось. Я смотрел этот репортаж, понимал, что это действительно произошло, но я этого не помню!

Он поднял дрожащий подбородок. В голубых огромных глазах замерли слёзы. Олег покачал головой и поцеловал его в напряжённую складку на переносице.

— Серый, конечно, не помнишь.

Серёжа судорожно вздохнул, а потом быстро, как будто боялся не успеть сказать что-то очень важное, заговорил:

— Я бы не стал... я бы ни за что так с тобой не...

— Я знаю.

Олег дотронулся пальцами до горящего, точно в лихорадке, лба и ощутил, как бьётся жилка на запавшем виске.

— Серый, ты не виноват в том, что случилось. Кто угодно, только не ты, — Олег умолк. В груди что-то кольнуло, но он не имел права сейчас предаваться самобичеванию. — Ты ничего не мог сделать.

— Беда не этом, Олег, — Сергей сглотнул. Олег подумал, что в жизни не видел такой душераздирающей смеси отчаяния и печали, которая отразилась на его лице. — Мы не знаем, что с ним случилось. Ты же понимаешь. Он всё ещё может быть здесь.

В кухне повисла тишина. Лучи яркого солнца били в стекло и заливали комнату. Из приоткрытого окна в квартиру проникал воздух. Их окружало тёплое лето, но сейчас казалось, что весь этот свет, зелень и мягкий запах свежей травы находятся где-то очень далеко.

— Я не смогу спать спокойно, зная, что есть хотя бы крохотный шанс, что он снова причинит тебе боль.

Сергей тяжело сглотнул. Острый кадык дрогнул, когда он снова заговорил:

— Я знаю, ты не допустишь, чтобы я туда вернулся, — Серёжа сжал правую руку в кулак. — Я не хочу подробно рассказывать, что происходило в больнице не потому, что не хочу вспоминать. Даже не потому, что не хочу пугать тебя, — Сергей на мгновение зажмурился, точно перед глазами у него встало жуткое видение. — Рубинштейн меня изучал. Меня и того, другого.

Он ненадолго умолк, и Олег затаил дыхание.

— Рубинштейн точно знает про него больше, чем я, — Серёжа обречённо вздохнул. — Хочу я этого или нет, но от этих воспоминаний нельзя спрятаться, — на тонких губах появилась кривая усмешка. — Если я хочу однажды быть спокоен за тебя и... за себя, — его взгляд коснулся оконной рамы, за которой сиял летний день. — Мне нужно вспомнить. Даже не вспомнить, — он снова запнулся, а потом сказал, глядя Олегу прямо в глаза. — Я должен понять, что со мной случилось в больнице.

Олег кивнул, а потом снова привлёк его к себе и коснулся щекой рыжей макушки. Серёжа дрожал: от страха и какой-то новой, отчаянной решимости.

— Знаешь, это смешно, — Сергей устроил ладонь у Олега между лопаток. Его пальцы стали слепо искать очертания заживших рубцов. — Я даже мысленно боюсь возвращаться в больницу.

Олег коснулся губами его виска и спросил:

— И что тут смешного?

Сергей долго молчал, а потом ответил треснувшим голосом, как будто подписывал самому себе приговор:

— Выходит, чтобы перестать бояться Птицу, мне нужно вспомнить, что было в лечебнице. А там было очень страшно, — до слуха Олега долетел несчастный, напоминающий всхлип, смешок. — Ты прав, Олег. Это совсем не смешно.