маятник

— Ты можешь рассказать, чем тебя кормили? Тебе нужно восстанавливать силы, но я хочу понять, что тебе можно.

Сергей молчал. Он сидел на кровати, обняв руками колени, и напряжённо смотрел исподлобья. Луч солнца скользил по его руке. Он не выказывал явной враждебности, хотя Олег был к ней готов. После беспокойной, полной кошмаров ночи наступило ясное утро, но квартиру укутало неуютное молчание. Олег догадывался, что Сергей больше всего на свете хочет, чтобы его оставили в покое. Олег понятия не имел, как ему помочь и при этом не стоять над душой. Он хотел уже осторожно повторить вопрос, как вдруг повисшую в комнате тишину разбил короткий ответ:

— Кашей.

Серёжа произнёс это отрывисто, как будто кто-то силой разжал ему челюсти и заставил говорить.

— Кашей. На воде и с комочками, — он нахмурился и смял подол футболки c принтом. — Мне кажется, они не клали туда соль или сахар, — добавил он после некоторого молчания, и Олег поспешно кивнул. Он ощутил странное облегчение от того, что Серый помнит такие детали. Олег помнил, как испугался, когда обнаружил его в больничной палате. Сергея пичкали препаратами, и он не всегда владел собственным разумом. Олег опасался, что у него вообще не осталось чётких воспоминаний.

— Ещё мне давали хлеб. Такой, с корочкой. Как будто его хотели обжарить, а вместо этого высушили, — Сергей быстро взглянул Олегу в лицо.

— Хорошо. Я тебя понял, — Олег уже собрался идти на кухню, но Серёжа вдруг поймал его за рукав. Вверх по руке побежали мурашки.

— Пожалуйста, не готовь кашу, — Серёжа побелел. Кожа вокруг подбитого глаза отливала нездоровой желтизной.. — Я не... не хочу, — совсем тихо закончил он.

Олегу захотелось прижать его себе и пообещать, что не будет никакой каши, хлеб он купит свежий и хрустящий, а лучше приготовит что-то совершенно другое — главное, чтобы Серому было это можно — и вообще если Сергей чего-то не хочет, Олег не будет его заставлять.

Серёжа выпустил рукав и откинулся на спинку дивана. Казалось, ему стало тяжело прямо сидеть. У Олега перед глазами встала вчерашняя ссора, и он поспешил взять себя в руки.

— Хорошо. Никакой каши и высохшего хлеба.

Серёжа благодарно кивнул.

Олег сделал диетический суп. Он помнил, как однажды в короткой увольнительной кто-то у них в отряде отравился в местной забегаловке. Бедолага две недели питался только сухарями и жидкими кашами. О каше речи не шло, и Олег измельчил овсяные хлопья, процедил сквозь сито, а потом смешал с желтком и сливочным маслом. Получилась небольшая порция жидкого, напоминающего кисель, супа. Олег вздохнул. Ему хотелось приготовить что-то вкусное, но здравый смысл подсказывал, что обычную еду Серёжин организм может не переварить.

В голове мелькнула мысль, что было бы неплохо найти врача или хорошую медсестру, но Олег тут же отбросил её. В их обстоятельствах в незнакомой стране это было вряд ли возможно, во всяком случае, на поиски надёжного человека уйдёт много времени. Впрочем, в глубине души Олег понимал, что настоящее препятствие не только в их статусе беглецов. После лечебницы Серёжа не захочет иметь дело с людьми в белых халатах.

Олег нерешительно замер на пороге спальни. Сергей сидел на кровати. Его ступни были зябко укутаны в одеяло.

— Я приготовил завтрак. Это не каша, — в тишине комнаты это уточнение прозвучало неловко, и Олег едва сдержал вздох облегчения, поймав маленький кивок.

Сергей ел молча. Челюсти у него двигались медленно, словно каждое движение требовало колоссальных усилий.

— Ты как себя чувствуешь?

Олег тихо вздрогнул, поймав мрачный пустой взгляд. Сергей встал, уперев костяшки пальцев в столешницу. По бледной руке скользнул солнечный зайчик.

— Нормально.

— Я думал, на обед то же самое приготовить. Только из другой крупы. Если ты не против.

Сергей странно нахмурился. На секунду Олегу показалось, он принял его слова за издевку.

— Не против, — Серёжа моргнул. — Я же сказал: только не кашу и этот противный хлеб.

Олег мельком заглянул к нему в спальню по дороге в душ. Серый лежал, плотно закутавшись в одеяло. Его глаза были обращены к окну, за которым сияло безмятежное небо.

Олег почистил зубы, бросил футболку и изношенные спортивки в корзину с грязным бельём и, прежде чем шагнуть в ванну, бегло оглядел себя в зеркало.

На правом ухе по-прежнему белела повязка. В момент выстрела половину головы обожгло острой болью, но Олег сомневался, что рана по-настоящему серьёзная.

Разве что Серому неприятно будет на неё смотреть.

Олег коротко вздохнул и включил воду. Взгляд сам зацепился за пересекающие спину шрамы. Он не мог видеть их все, но глядя через плечо в зеркало, отчётливо различал выступающие полоски на плечах и лопатках.

Олег точно не помнил, сколько их и как именно они расположены. Он помнил как их получил: это случилось два года назад, незадолго до того, как он стал частью Отряда мертвецов. Его взяли в плен, откуда он чудом выбрался. Шрамы давно зажили, Олег к ним привык и со временем вовсе перестал о них вспоминать.

Шрамы как шрамы. Они не мешали ему эффективно работать.

Олег чуть нахмурился. Глядя на них сейчас, он вдруг понял, что очень не хочет, чтобы их увидел Серёжа.

Олег долго стоял под горячей струёй. Мысли, терзавшие его со вчерашнего вечера, снова бросились в голову. Он поспешно вымылся, полил волосы шампунем с фруктовым запахом, а когда сушил их махровым полотенцем вдруг вспомнил истончившиеся рыжие пряди.

Серёжа, кажется, ни разу толком не расчесался с тех пор, как они выбрались с моста. Олегу вспомнилось, что на волосах у него была маленькая резинка, но в какой момент она соскользнула и потерялась, он не мог сказать. Олег прижал полотенце к лицу. К нему некстати пришло воспоминание, как много лет назад Серый с небрежным хвостом, перевязанным чёрной резинкой, провожал его в армию.

Они тогда поругались, вернее, Олег изо всех сил старался расстаться на хорошей ноте, а Серый упорно пресекал все его попытки. Они пожали друг другу руки, прежде чем Олег прыгнул в поезд — и долго смотрел из окна, как уменьшается оставшаяся на платформе одинокая фигурка.

Олег сердито чертыхнулся. Сейчас было не время предаваться старым воспоминаниям. Его задачей было выходить Серёжу, понять, что с ним случилось в треклятой больнице и сделать всё, чтобы Сергей перестал вздрагивать от каждого шороха и просыпаться с криком после кошмаров. Олег отнял от лица полотенце, в последний раз оглядел в зеркале шрамы на спине и надел футболку с рукавами. Он понимал, что не сможет вечно прятать уродливые рубцы от Серёжи, но твёрдо решил как можно дольше оттягивать этот момент.

Олег перевязал ухо чистым бинтом. Он успел разглядеть, какую форму принимает оторванная мочка и прикинул, что дней через пять сможет обойтись без повязки. Он позволил себе утомлённо прикрыть глаза, прежде чем распахнуть дверь в коридор: если бы про Серёжино выздоровление можно было бы говорить с такой же уверенностью.

— Ты меня не боишься?

Сергей спросил это, пока Олег процеживал сквозь сито крупу. Был уже вечер, он готовил на ужин суп, почти такой же, как утром, только немного гуще. Серёже было нехорошо, днём его вырвало, но не от еды: судя по всему причиной была резкая отмена таблеток. Олег помог ему дойти до спальни и потратил полдня, пытаясь отыскать в интернете, какими капсулами Серёжу пичкал Рубинштейн. Он знал только их форму и цвет — и что Рубинштейн использовал их, чтобы контролировать Птицу.

По крайней мере, так думал Серёжа.

— Нет, не боюсь, — Олег прибавил огонь на плите. В кухне сразу стало уютнее. Только в глазах у Сергея замер холодный растерянный огонёк.

— Не меня, — поправился он. — Того, другого. Птицу, — глаза у него испуганно бегали, как будто не знали, на чём остановиться. Он так и ходил в своей любимой футболке с принтом и сейчас встревоженно мял её край.

— Не боюсь, — спокойно повторил Олег. В кастрюле закипела вода. Он высыпал туда процеженную крупу и засёк время варки. Серёжа на пороге кухни сердито замотал головой.

— Он отстрелил тебе ухо! — в Серёжиных глазах вместе с обидой и болью плескался страх. На шее у него забилась жилка. — Я этого даже не помню, но я знаю, насколько он опасен! Он тебя чуть не убил!

Олег подошёл ближе, и Сергей быстро отступил в коридор. Олега кольнуло неприятное чувство беспомощности.

— Серый, он промахнулся — и я очень сомневаюсь, что он мог в меня попасть, он едва умел держать пистолет, — Серёжа застыл, босой, с широко распахнутыми встревоженными глазами. Прошла целая вечность, прежде чем Олег дождался маленького кивка. — Он ничего мне не сделает.

Олег больше всего на свете хотел взять Серого за руку и хоть немного унять бившую его дрожь.

— Даже если он вдруг вернётся — а он пока не вернулся, хотя ты не пьёшь те таблетки, — Олег умолк. В голове мелькнула непрошеная мысль, что они оба слишком мало знают о Серёжиной второй личности, чтобы утверждать что-то наверняка. — Поверь мне, я сумею себя защитить.

Олег терпеливо ждал. Сергей глядел мимо него, точно пытался рассмотреть что-то невидимое в воздухе.

— Со мной нельзя быть в безопасности, — наконец проговорил он и голос у него дрогнул. Он выглядел таким несчастным, что Олегу потребовалось всё своё мужество, чтобы не сжать его в крепких объятиях.

— Он всего лишь меня ранил, — Олег кончиком пальца коснулся повязки на ухе. — Поверь мне, это не худшая из моих ран, — он прикусил язык. На лице у Сергея по-прежнему был написан страх, но при последних словах на дне его глаз промелькнуло любопытство.

В тот вечер они больше не разговаривали. Олег молча порадовался, когда Серёжа съел весь приготовленный ужин. Он знал, что Серый отчасти прав: они слишком мало знали про Птицу, и Олег оставался на чеку, но мысли его занимало другое: с того момента, как Сергей узнал про злосчастную похоронку, это был их единственный нормальный разговор.

Следующие несколько дней Серёжа почти не поднимался с постели. Он лежал, утонув в подушках и одеяле и бессмысленно смотрел в темнеющее с каждым часом окно. Он вставал, когда Олег звал его есть, съедал приготовленное, молча отодвигал тарелку и возвращался в кровать.

Олег следил, чтобы Серёже не становилось хуже и был рядом, когда его начинало трясти из-за отмены таблеток. Несколько раз, после кошмаров, с ним случались панические атаки. Олег оказывался рядом, просил назвать притаившиеся в полутьме предметы и гладил дрожащую макушку. Серёжу знобило, он сильнее кутался в одеяло, а сердце у него билось так быстро, что Олегу становилось не по себе.

— Это от отмены таблеток, — тихо говорил он, держа палец у взмокшей от испарины шеи. Серёжа безропотно разрешил измерить себе пульс. — Это пройдёт, слышишь?

Олег не знал, верит ли ему Серый. Откровенно говоря, он иногда сомневался, что верит себе сам.

Серёжу часто тошнило, к счастью, не после еды, и Олег сделал осторожный вывод, что хотя бы кормит его правильно. Он поставил рядом с кроватью таз, но Серёжа упрямо бросался в ванную и долго стоял, оперевшись на бочок унитаза, пока его не переставало выворачивать наизнанку. Однажды рвота была такая сильная, что после неё он не мог стоять на ногах. Олег тогда подхватил его за локоть и — хотя подозревал, что Сергей предпочёл бы свести их физический контакт к минимуму — прижал к своему плечу.

— У меня в глазах темно, — сиплый шёпот обжёг Олегу шею. Сергей был такой бледный, что можно было подумать, он вот-вот лишиться сознания. Олег подхватил его на руки и отнёс в спальню. Серёжа тихо застонал, когда его голова коснулась подушки. Олег дождался, пока его дыхание успокоилось, и быстро прошёл в кухню за стаканом воды.

Серёжа, когда он вновь появился на пороге, приоткрыл глаза. В лице у него не было ни кровинки. Олег осторожно присел на краешек кровати и как можно ровнее попросил:

— Выпей, пожалуйста.

— Что это? — хрипло спросил Сергей, прежде чем взять в руки стакан. Олег мягко усмехнулся.

— Вода.

Серёжа послушно сделал пару глотков. Олег помог ему держать стакан, стараясь не касаться трясущихся пальцев.

Стекло громко звякнуло о тумбочку. Сергей обессилено упал на подушки.

— Я пока спать не буду, — слабым голосом сказал он. — Полежу. Не выключай свет.

Олег подавил в себе желание поцеловать его в лоб. Он решил зайти позже: если Сергей действительно не заснёт, нужно будет отвести его умыться и прополоскать рот.

Серёжу каждую ночь мучали кошмарные сны. Олег просыпался от крика, бросался в спальню через коридор, тряс его за плечи, а потом долго-долго гладил по спине и шептал:

— Серый, это был сон. Ты в безопасности.

Серёжа окончательно просыпался только через пару минут. Лицо у него было залито слезами, и Олег в такие моменты позволял себе аккуратно стереть их пальцами.

Когда Серёжу не мучила побочка от отмены таблеток, он дремал или лежал, прижав к груди конец одеяла и холодным носом уткнувшись в подушку. Олег украдкой заглядывал в спальню, но если видел, как на сомкнутых веках трепещут ресницы, отступал в коридор и исчезал. Он не хотел лишний раз Серёжу тревожить.

Они находились в Чехии больше полутора недель, когда однажды после завтрака Сергей сказал, что хочет посидеть на террасе. Олег не стал возражать и отпер застеклённую дверь. Сергей шагнул на залитую солнцем площадку.

Он постоял там пару мгновений, задрав голову и подставив тёплым лучам щёки. По рукам у него побежали мурашки, хотя воздух уже прогрелся, и снаружи было тепло.

— Вот, накинь.

Олег предложил ему плед и тихо выдохнул, когда Сергей протянул руку и сжал пальцами плотную ткань. Пару мгновений он словно раздумывал, что теперь делать, а потом бросил плед на порог и уселся спиной к дверному проёму.

Олегу хотелось принести ему что-то тёплое, хотя бы свою куртку, но он понимал, что Серёжу сейчас лучше оставить в покое. Стояла ласковая поздняя весна, солнце припекало, и если после полудня не поднимется ветер, Серый вряд ли замерзнет. Олег удержал себя от того, чтобы положить руку ему на плечо, прежде чем вернуться вглубь комнаты. С дивана, на котором он устроился с ноутбуком, было отлично видно бóльшую часть террасы. Сергей сидел у самой двери. Олег видел, как часто задвигались его плечи, точно он заново учился дышать.

Серёжа стал почти всё время проводить на террасе. Он сидел, обхватив руками колени и смотрел на сияющее весеннее небо. Пятна витилиго на его коже в такие моменты были видны особенно ярко, и Олег ловил себя на том, что хочет внимательнее их рассмотреть. Он не беспокоил Серёжу, только украдкой наблюдал за ним. Сергей обычно уходил внутрь, когда солнце начинало совсем припекать и снова занимал свой пост после обеда, когда небо окрашивалось в розово-оранжевый закатный цвет.

— Может, тебе туда что-нибудь принести? Чтобы было чем себя занять? — однажды предложил Олег, когда Серёжа направился к застеклённой двери.

Сергей замер. Олег пожалел, что вообще открыл рот.

— Я просто подумал, ты там так часто сидишь...

Уголки Серёжиных губ дёрнулись, как будто он не сразу смог собрать слова в предложения:

— Я там сижу не за тем, чтобы что-то делать. Там свежий воздух, — лёгкое раздражение в его глазах сменилось смущением. Он рассеянно постучал костяшками пальцев по дверному косяку.

Олег ждал, но Сергей так ничего и не сказал. Только привычно бросил плед на ступеньку и обнял руками колени.

Он вернулся в квартиру уже на закате. Олега весь вечер не покидало ощущение, что Серёжа хочет что-то сказать, но он молча ушёл в свою комнату, натянув после душа ту же серую футболку с принтом.

Они почти не разговаривали. Сергей откликался, если Олег о чём-то спрашивал, но отвечал сухо и односложно. Олег мог спросить, не нужно ли ему что-нибудь из одежды и не против ли он опять съесть на ужин диетический, похожий на кисель суп. У Олега внутри каждый раз что-то вздрагивало, когда Сергей после долгой паузы отвечал короткое «да» или «нет».

— Обрежь мне волосы.

Олег удивлённо распахнул глаза. Это было в начале третьей недели их пребывания в Чехии. Губы у Сергея были сжаты в полоску, глаза блестели серьёзным огоньком.

— Пожалуйста.

Его взгляд на мгновение коснулся обрубка на месте оторванной мочки. Олег уже ходил без повязки. Кожа внизу ушной раковины была ярко-розовой и собиралась неаккуратными складками. Сергей уткнул глаза в пол. Отросшие, истончившиеся у самых кончиков волосы падали ему на лопатки и плечи.

— Ты уверен? Я просто... не подумай, но из меня так себе парикмахер.

На бледном лице вдруг появилась тень улыбки. Сергей покачал головой.

— Не то, чтобы у нас есть выбор. Вряд ли я могу спокойно зайти в парикмахерскую.

Олег совсем не это имел в виду, но промолчал. Он понимал, почему Серёже хочется избавиться от длинных волос. В больнице их ему едва расчёсывали, а когда они совсем отросли — просто перехватили резинкой. Олег рассеянно провёл по сложенным вместе лезвиям ножниц. Серёжа в ванной забрался на стул.

— Надо немного намочить волосы, хорошо?

Олег дождался кивка и принёс из гостиной флакон с пульверизатором. Должно быть, он предназначался для поливки цветов, хотя в квартире не было ни одного комнатного растения.

Олег расчесал длинные пряди, сбрызнул их водой, стараясь не замечать заскользившие по бледной шее мурашки. Он поднес палец к линии, по которой собирался идти ножницами и спросил:

— Вот так примерно?

Сергей едва взглянул на себя в зеркало и кивнул. Олег хотел подстричь его как на тех фотографиях, которые часто мелькали в СМИ, когда Серый только основал «Вместе». Короткая, прямая стрижка. Олег, когда ему на глаза впервые попались эти фотографии, невольно задался вопросом, почему Серёжа вдруг решил переменить некогда любимую причёску.

Ножницы негромко защёлкали в тишине ванной. Олег старался даже случайно не задевать кожу холодными лезвиями.

Он почему-то вспомнил их давнюю ссору, когда Сергей с плохо скрываемой паникой в голосе умолял его не уходить на контракт. У Серого тогда были длинные, до самых лопаток волосы. Олег всё равно ушёл: он знал, что Серёжа его не поймёт, но в тот момент всё равно ощутил укол разочарования.

— Ты что угодно мог выбрать, — Сергей говорил резко и твёрдо. Он на мгновение коснулся ладонью лица, словно смахивал выступившие на глазах слёзы. — Но нет, решил пойти туда, где надо убивать... — он задохнулся, сделал короткую паузу, а потом выплюнул. — Где надо людей убивать, и можно погибнуть самому!

Серёжа остался стоять посреди комнаты, бледный, разочарованный, до белых костяшек сжимающий кулаки, с растрепанными рыжими волосами. Олег захлопнул за собой дверь. После залитой весенним солнцем комнаты, полутьма коридора показалась ему густой и холодной.

Они потом помирились: по телефону, уже когда Олег был далеко от Питера. Он думал, у них получится поддерживать отношения и наивно не понимал, какая разная их с Серым ждёт жизнь.

Вспоминать всё это сейчас оказалось куда хуже, чем прежде. Олег не знал, что было с Серым в его отсутсвие, особенно, когда они стали меньше общаться. Он собирал крупицы информации по фотографиям в журналах и новостным сводкам. Он хотел Серёжу обо всём расспросить, но тот не подпускал его ближе, чем было необходимо, и Олег считал себя не вправе лезть с расспросами.

Серёжа злился, что он ушёл; что стал мало писать и звонить; что в короткие редкие встречи отказывался рассказывать о себе — хотя наверняка понимал, что рассказы Олега ему мало понравятся. Злился, что Олег не остался в Питере, а уехал в раскалённую солнцем пустыню, в которой в конце концов пропал навсегда. Сергей злился за всё вместе, но в особенности за проклятую похоронку, которая разрушила его одинокую хрупкую жизнь.

Олег в очередной раз щёлкнул ножницами. Несколько прядей упало на кафельный пол. Серёжа сидел, опустив глаза и безучастно сложив на коленях руки.

Олегу хотелось развернуть его к себе, погладить влажные волосы и попросить прощения. Он нахмурился и продолжал упрямо стричь тонкие пряди. Серёжа достаточно настрадался, и сейчас ему не нужны были извинения. Олег знал, что они ничего не исправят.

Последняя прядка мягко скользнула по воздуху. Сергей наконец вскинул глаза.

— Ну как? Могу ещё чуть-чуть подправить.

Серёжа не отвечал. Рыжие волосы теперь не доходили даже до плеч. Олег видел, что прическа получилась неровной, но Серёже, кажется было это неважно. Он вообще смотрел не на волосы: его взгляд скользил по зеркальной поверхности и постоянно задерживался на бледных пятнышках на лице.

— Я их видел. В том зеркале плохо видно было, — тихо проговорил он, а потом взглянул на свои руки. — Я знал, они по всему телу, просто... — казалось, Серёжа обращается сам к себе. На дне его глаз по-прежнему сверкала угрюмая враждебность, но Олег негромко сказал:

— Видимо, они появились, пока ты... пока ты был... — он не смог заставить себя закончить предложение. — Это просто такие пятнышки, они не опасные, я почитал.

Серёжа наконец посмотрел через зеркало ему прямо в глаза.

— Некрасивые, — тихо произнёс Серёжа и провёл пальцем по лбу. Олег не нашёлся, что на это ответить. Сергей аккуратно слез со стула. Он оглядел разбросанные по полу волосы, и Олег поспешно покачал головой:

— Иди, Серый, я приберу.

Серёжа переступил порог ванной и сказал, прежде чем скрыться у себя в комнате:

— Спасибо.

Олегу хотелось бросить шутливое «Обращайся», но у него вдруг перехватило горло. В квартире опять воцарилась тяжёлая тишина.

Они говорили только по ночам. Олег вскакивал, разбуженный ужасным криком, через мгновение оказывался в соседней комнате и включал свет.

Сергей жался к Олегу, прятал лицо в сгибе его шеи, цеплялся за ткань домашней футболки и плакал: испуганно и тихо. Он словно боялся, что нечто большое и тёмное сейчас выдернет его из надёжных объятий. Олег в такие моменты чувствовал себя на редкость паршиво. Ему казалось, он пользуется Серёжиной уязвимостью и тем, что тот боится оставаться после кошмаров один.

— Мы сбежали, мы в безопасности, и я живой, — шептал Олег и каждый раз удерживал себя от того, чтобы не прибавить умоляющее «Прости» в ночной темноте.

Рассвет отгонял возникшую между ними странную близость, они снова встречались на кухне, завтракали и разбредались по разным углам.

У Олега иногда возникало чувство, что Сергей хочет что-то спросить. Он ловил на себе долгий внимательный взгляд голубых глаз, но никогда не подавал виду, что его замечает. Он не понимал, что с таким упорством ищет Серёжа, но позволял ему всматриваться в себя. Молчаливый взгляд родных глаз был единственной, почти эфемерной надеждой, что Серёжа может его однажды простить.

Стояло ясное нежаркое утро, когда висевшее между ними, как липкая паутина, молчание вдруг прервалось. Олег чистил зубы. Было часов восемь, он был уверен, что Сергей ещё спит, уставший после очередного ночного кошмара. Олег снял футболку и бросил её в корзину с грязным бельём, чтобы не забыть постирать. Он наклонился над раковиной, несколько раз сплюнул белую пену, а когда выпрямился, поймал в зеркале встревоженный взгляд.

Серёжа стоял в дверном проёме. Глаза у него были широко распахнуты, грудь часто вздымалась, словно он увидел что-то такое, что заставило его задержать от страха дыхание.

Олегу потребовалась пара секунд, чтобы понять, что он увидел.

Шрамы. Некрасивые вздувшиеся полоски, которые пересекали его спину вдоль и поперёк.

Чёрт.

Глупо было думать, что Серый никогда их не увидит, но сейчас Олег всё равно ощутил лёгкую растерянность. И совершенно не мог разобрать, что за выражение появилось у Серого на лице. Олег ждал увидеть отвращение или даже презрение, но нашёл в голубых глазах только затаённую боль и странное печальное понимание.

Сергей вдруг молча подошёл ближе.

— Можно? — шёпотом спросил он. Не будь в квартире полной тишины, Олег бы не услышал. Он медленно кивнул, развернулся обратно к зеркалу и почувствовал, как прохладные пальцы задели выступающий рубец у лопатки. Исполосованной кожи коснулось тёплое дыхание.

— Это было очень больно?

Вопрос застал Олега врасплох. По спине заскользили мурашки. Он чувствовал, как Серёжа почти невесомо касается его подушечками пальцев.

— Это было давно, — Олегу показалось, прошлая целая вечность, прежде чем он дал ответу на вопрос сорваться с губ. — Говорю же, ухо не худшая моя рана.

Серёжа у него за спиной судорожно вздохнул и отнял руку.

— С тобой случилось что-то ужасное.

На бледном, почти зажившем после побоев лице было написано бесконечное сожаление. Серёжа больше ничего не сказал, только опустил голову и вышел из ванной, обхватив себя руками за плечи. Олег видел, как дрожат его пальцы.

Ночью Олега разбудил крик. Он привычно пересёк коридор и бросился в комнату, где на кровати сбился в комочек Серёжа. Олег тронул его за плечо, развернул к себе и зашептал:

— Тише, Серый, тише!

Сергей рыдал, плотно зажмурив глаза, как будто во сне в него вцепилось жуткое когтистое чудовище. Олег разжал судорожно сжимающие одеяло пальцы.

— Серый, проснись!

Серёжа не отзывался. Веки у него оставались сомкнутыми, по щекам бежали и скатывались за ворот футболки слёзы. Он мучительно разжал губы, точно хотел во сне закричать, но из горла вырвался только задушенный хрип.

Олег встряхнул его за плечи, и Сергей наконец распахнул заплаканные глаза. Пару мгновений он озирался по сторонам, но не успел Олег прошептать обычные слова утешения, вдруг бросился ему на шею и сомкнул руки у него за спиной.

Олег затаил дыхание. Сергей ткнулся носом в ямку между ключиц. Холодные пальцы сквозь ткань тонкой футболки задели длинный выступающий шрам.

— Всё хорошо, родной, это был сон.

Сергей всхлипнул. Он так и сидел, крепко прижавшись к Олегу, как будто боялся, что тот сейчас исчезнет или просто уйдёт. У Олега шевельнулась леденящая душу догадка, о чём мог быть сегодняшний Серёжин кошмар, но он дал себе зарок не лезть к нему с расспросами.

Он очень долго держал Серёжу в объятиях. Тонкие пальцы искали под одеждой очертания шрамов. Казалось, Сергей пытается сосчитать их, понять, где они расположены — и нежно загладить выступавшие над поверхностью кожи рубцы.

— Попробуешь снова лечь?

Сергей покорно дал уложить себя на подушки. Его глаза светились мягким блеском, казалось, он слишком устал чтобы натянуть одеяло. Олег сделал это за него и уже хотел встать, но вдруг почувствовал, как хрупкие пальцы стиснули ему ладонь.

— Останься, — Серёжа лежал на подушке, бледный и напуганный. В охрипшем после истерики голосе звучала мольба.

Олег тихо кивнул, подоткнул ему одеяло и сказал, глядя как Серый закрывает красные от слёз глаза.

— Постарайся немного поспать.

Сергей заснул быстро, некрепким беспокойным сном. Олег видел, что его лоб перерезает маленькая морщинка, и пару раз порывался разгладить её кончиками пальцев, но каждый раз себя одёргивал. Он помнил: он здесь, потому что Серому так спокойнее. Это не давало ему никакого права Серёжи касаться. Только тихо сидеть рядом и стеречь его сон.

Олег готовил завтрак, когда на следующее утро на кухне появился Серёжа. В открытую форточку задувал приятный ветерок. Сергей был очень бледен, но Олег заметил, что царапины у него на лице почти зажили.

— Доброе утро. Как спалось?

— Хорошо, — Сергей моргнул. — Мне даже ничего не снилось. Я имею в виду... — он запнулся. Солнце лизнуло его по щеке, — после того, как я второй раз заснул.

Олег поставил перед ним миску супа. Серёжа обречённо взял в руки ложку. У него явно не было аппетита, но он покорно стал есть.

Олег украдкой наблюдал за ним. Он не мог знать этого наверняка, но его не покидало ощущение, что рано или поздно Серёжа спросит про шрамы.

Это произошло даже раньше, чем Олег предполагал.

Серёжа появился на пороге гостиной поздно вечером. Кончики волос у него были влажные, руки крепко сжаты в кулаки. Глаза бегали по комнате, точно он никак не мог зацепиться за что-то одно взглядом. Олег вопросительно вскинул голову.

— Что с тобой произошло? — у Сергея дрожал голос, когда он заговорил. В голубых глазах полыхал гнев. — Откуда у тебя эти шрамы?

У Олега по спине пробежал холодок. Он медленно поднялся с дивана навстречу Серёже и ответил, осторожно подбирая слова:

— Серый, это правда очень мрачная история. Я...

— Что с тобой произошло?

Вопрос разрезал воздух. Плечи у Сергея вздрагивали. Ворот футболки был ему слишком широк, тёплый свет комнатной лампы мягко касался острых ключиц.

Олег пристыжено опустил взгляд. Он видел, с каким выражением смотрит Серёжа, чувствовал, как важно ему услышать ответ — и не мог выдавить из себя ни слова. Рука сама метнулась к плечу, точно хотела нащупать шрам на правой лопатке.

— Какого чёрта ты решил, что ты мне больше не нужен? — Серёжа резко понизил голос и зажмурил глаза. По щеке у него скатилась слезинка и капнула на футболку, оставив мокрое пятнышко над английским словом Single.

Он шмыгнул носом, кадык у него дёрнулся, точно он проглотил подступившие в горлу рыдания. Олег шагнул ближе и бережно, боясь спугнуть, положил руки ему на плечи.

— Я не могу тебе рассказать про эти чёртовы шрамы, Серый, — Олег смял ткань футболки. — Поверь, ты не хочешь этого слышать, я... — он запнулся и умолк. История, которая оставила ему эти шрамы, пронеслась перед мысленным взором, как напоминание: это слишком страшно, слишком жестоко, и Серёже об этом знать ни к чему.

Он только начал оправляться от заточения в ужасной больнице.

— Не хочешь вспоминать, да?

Олег вздрогнул. Сергей смотрел ему прямо в глаза. Влажные ресницы отбрасывали на щёки длинную тень.

— Не только... не только поэтому.

В комнате воцарилась тишина. Олег прислушался к шуму ветра за окном и почему-то порадовался, что сегодня нет дождя.

— С тобой случилось что-то ужасное.

Серёжа вдруг оказался очень близко, в уголках его глаз блестели слёзы. Олег не успел сказать ничего в ответ: только понял, что Серёжа каким-то странным неуловимым чутьём догадался, что шрамы связаны с ужасным решением оставить его навсегда.

Сергей вскинул вверх руку. Олег сперва решил, он хочет его ударить, но вместо этого вдруг почувствовал на губах злой, полный горечи поцелуй.

Время остановилось. У Олега перестало биться сердце. Солёные влажные губы коснулись его губ с отчаянной, полузабытой нежностью. Холодные руки торопливо гладили его по спине, совсем как прошлой ночью, точно снова стремились отыскать очертания шрамов. Олег почувствовал на щеках солёную влагу и сперва решил, что это Серёжины слёзы оседают у него на лице, а потом понял, что тоже плачет.

— Я же скучал... Я так ждал, что ты вернешься, что мы... — Серёжа разорвал поцелуй и торопливо заговорил, легко ударив его в грудь сжатыми кулаками. — Неужели ты правда думал, что я не захочу тебя видеть?

Олег болезненно выдохнул. Они опустились на диван. Оконные шторы взметнулись от порыва летнего ветра.

— Почему, почему ты всё решил за меня?! — Серёжа погладил выступающее на предплечье клеймо. На красных губах горело отчаяние.

Олег сгреб его в объятия. Его руки скользнули вниз, по выступающим рёбрам. Губы коснулись бледной шеи, задели кадык и опустились ниже, к вороту мягкой футболки, до самых ключиц.

— Прости, прости меня, пожалуйста.

Серёжа всхлипнул. Его ладони зарылись в тёмные волосы, а когда он снова заговорил, в голосе была такая смесь нежности и обиды, что у Олега закололо в груди.

— Я по тебе соскучился, — Сергей по-прежнему дрожал, и Олег осторожно, будто боясь сломать, сжал его пальцы и поцеловал руку с бледными пятнышками.

— Я так перед тобой виноват, Серый. Прости меня.

Они наконец замерли. Лицо у Сергея было мокрое от пролитых слёз, но на губах играла улыбка. Он прижался к шее Олега и сказал:

— Это был не сон. Ты правда пришёл.

Олег поцеловал его в лоб. Серёжа у него в руках был дрожащий, хрупкий, и Олег готов был целую вечность держать его в объятиях, греть остывшие руки и чувствовать на шее мягкое прерывистое дыхание. Он знал, что на щеках у него высыхают собственные горькие слёзы, но и не подумал их убирать. Рядом с Серёжей это было не нужно.

— Я тогда подумал, что это был сон, — Сергей говорил сбивчиво. Слёзы скатывались по его щекам, замирали в уголках губ и падали за ворот футболки. — Когда ты приходил ко мне в больницу год назад... Я думал, это был сон. Я так счастлив, что это был не сон, Олег...

Серёжа жался к нему, почти как во время кошмаров, только теперь в каждом его движении чувствовался не страх, а тёплое облегчение. Он дал Олегу взять своё лицо в руки и убрать солёную влагу со щёк.

— Это был не сон, Серый. Я правда пришёл.

Серёжа улыбнулся ломкой, почти счастливой улыбкой.

— Мы сбежали, — вдруг тихо сказал он. — Мы в безопасности, — его пальцы обвели контур клейма из четырёх цифр. — Ты живой.

За окном шумел летний ветер. Серёжа уронил голову Олегу на плечо и прикрыл глаза. От его рыжих волос пахло шампунем, футболка съехала на бок, и Олег бережно поправил мягкую ткань. Они молчали. Прошлое, которое так долго терзало их обоих, наконец померкло и стало утрачивать свою власть. Укачивая Серёжу в объятиях, Олег почувствовал, что с плеч у него сняли какой-то тяжкий груз.

— Если бы ты знал, как я счастлив, — Серёжа прошептал это ему на ухо, как будто боялся, что их могут подслушать. — Как я счастлив, что ты правда живой.

Олег заправил прядь волос ему за ухо. Серёжа не отстранился, только тихо вздрогнул и снова рассеянно коснулся клейма. В этом прикосновении чувствовалась тихая нежность.