Я рядом
Все во мне обрывается в тот момент, когда Ник просит меня отнести Энтони обед. Все время до этого он сам относил еду в комнату Ривза, не задерживаясь в ней надолго, или ее относила Амели, которая пыталась всячески уговорить Энтони спуститься вниз, поиграть с нами в монополию до трех часов ночи или пойти искупаться в бассейне, или посмотреть на то, как я учу Джона играть в бадминтон, или просто выйти куда-то дальше, чем коридор второго этажа, где располагается одна из ванных комнат в доме. Но тщетно. Энтони замкнулся в себе, окунувшись в глубокую депрессию. Мой брат даже хотел звонить его родителям и рассказать им о срыве его друга, но он знает, что Энтони ему этого не простит. Поэтому, когда мистер и миссис Ривз звонят сами, а звонят они через день, Остин делает максимально уверенный и веселый тон голоса, отвечая им, что их сын п о л н о с т ь ю в п о р я д к е.
У меня дрожат руки и подкашиваются колени, когда я поднимаюсь с подносом на второй этаж. От нервной дрожи суп-пюре из брокколи и сыра, сваренный Амели Зилбер, едва ли не расплескивается по краям глубокой тарелки.
До комнаты Энтони десять шагов.
Соберись, Оливия.
До его комнаты семь шагов.
Просто зайди, оставь еду на прикроватном столике, а затем выйди.
Четыре.
Все просто.
Роняю тяжкий вздох, останавливаясь у его двери. Удобнее размещаю поднос на одной ладони, освобождая другую руку, чтобы постучаться. Прочищаю горло, совершая три коротких стука со словами: «Можно войти?». А в ответ тишина, никто не отвечает, как и всегда. Касаюсь холодного металла ручки, опуская ее вниз и толкая дверь вперед. Переступаю порог, тут же спеша закрыть дверь за собой, а после этого я так и замираю на месте, когда мой взгляд падает на пустую кровать.
- Энтони? - мой голос дрожит.
Он не покидал комнаты, я знаю. Его передвижения по верхнему этажу в ванную всегда слышны. Нет, он где-то здесь... Ставлю поднос с супом на прикроватный столик, оглядываясь.
- Энтони, где ты?
- Я здесь, - слух цепляет хриплый и тихий голос, доносящийся откуда-то из-под кровати.
Приседаю, а затем становлюсь на четвереньки, отворачивая край свисающего одеяла и заглядывая под кровать. Он лежит там, сжавшись в ком и поджав к себе коленки. Схватился за голову, закрывая лицо руками. Настолько разбитым мне еще не приходилось его видеть...
- Господи, - сбито и взволновано шепчу, - Зачем ты туда залез? Давай сюда руку, я тебе помогу.
- Я не хочу отсюда выходить, мне здесь нравится, - он раздвигает два пальца, чтобы посмотреть на меня одним глазом, а затем снова сдвигает их, - Не заставляй меня, пожалуйста, не надо, прошу, - он сломлен. Заперт в клетке собственной апатии.
- Тони, ты... Ты лежишь под кроватью, так нельзя...
- Причинять людям страдания тоже, но я причиняю, - его слова меня обездвиживают и парализуют, - Я нехороший человек, малышка Лив. Я очень нехороший человек.
- Не говори так...
Вытягиваю руку, пытаясь дотянуться ею до запястья Ривза. Он вздрагивает от моего прикосновения, но тем не менее убирает от лица руку, поднимая на меня усталый взгляд. За эти дни он практически ничего не съел, его щеки впали, а под глазами залегли тени. Взгляд у него какой-то блеклый, выцветший, но при этом такой какой-то маниакальный.
- Так и есть, малышка Лив... Я так сильно обидел тебя, обидел Ника и Амели... Я заслужил.
- Нет, не заслужил, - крепче сжимаю руку Энтони, а он и не сопротивляется, - И я хочу это доказать, Энтони.
Доказать.
Кажется, при этом слове я замечаю огонек в тусклом взгляде друга моего брата.
О, да, это слово определенно для него что-то значит.
Доказать, что он нормальный. Что все хорошо, он в п о р я д к е.
Доказать.
- Доказать? - сипло переспрашивает.
- Именно, - отвечаю уверенно, отвлекая Энтони разговорами, в это время медленно оттягивая его руку на себя. Один он оттуда не вылезет, это я уже поняла с его первого «не надо». Кричать на него не выход. Будет лишь хуже тебе и ему. Ты будешь разочаровываться в том, что он не может выполнить твою просьбу. Забить на все? Не получится, это же Энтони, человек, которого ты знаешь всю жизнь, который дор... дорог тебе. - Именно, Энтони, и я собираюсь это доказать. Но мне понадобится твоя помощь... - не стоит вести себя с ним, как с больным, нужно просто принимать его таким, какой он есть, принимать все в нем, даже все воспаленные идеи.
Все «навязчивые» идеи.
- П-помощь?
- Давай докажем вместе, что ты хороший человек?
- Но... Но как? - удивленно и хмуро спрашивает, все еще не замечая, как его рука уже вытянута ко мне. Мне стоит приложить усилия и потянуть ее еще, чтобы сдвинуть парня с места. Но я хочу, чтобы он это сделал сам.
- Для начала, ты должен вылезти из-под кровати, - молвлю, и Энтони несколько скалится, противится, как малый ребенок, - Это очень важная стадия, Тони.
Шевелится он как-то нехотя, через силу. Всхлипывает, пытаясь действовать вразрез собственным мыслям в голове.
- Вот так...
Ривз аккуратно поднимается на ноги, не отпуская мою руку, теперь используя ее как опору. На свету он кажется еще бледней. Черт, ему необходимо поесть... Кровать. Парень залезает на нее, норовя снова скрутиться в узел.
- Нет-нет, выпрямись, - медленно опускаюсь на вторую сторону его кровати, и шатен недовольно фыркает, но не выпускает мою руку, сжимая ее еще крепче, словно боится оставаться один, и если я уйду, он снова спрячется под кроватью от того, что бередит и тревожит его мысли, - Я рядом, Энтони... помни, ради чего мы это делаем...
- Это не «навязчивая» идея, нет? - парень издает стон, усаживаясь на кровати примерно так же, как это сделала я.
- Нет, Энтони. Это адекватная, светлая и мудрая идея.
- Мне таких не хватает...
- А теперь тебе нужно хоть немного поесть... - тянусь рукой к тарелке с супом, но голос лучшего друга моего брата меня останавливает:
- Не-е-ет, - хнычет, - Ты просишь у меня слишком многого...
- Если ты поешь суп, я для тебя что-нибудь сделаю, - пожимаю плечами, улыбаясь.
- Сделаешь? - неуверенно и подозрительно переспрашивает парень.
- Да. Ты только скажи, что, и я это сделаю...
Зря я это предложила... Что, если он сейчас предложит что-то странное, что-то такое, что будет очередной «навязчивой» идеей в его голове? О чем он меня попросит? Попросит его поцеловать? Попросит о чем-то непристойном? Я уже не знаю, чего мне ожидать от Энтони. Ник прав, здесь есть, чего бояться. Только не Энтони, нет, а той боли, какую могут доставить его слова и действия.
- Ты мне почитаешь? - срывается с его уст, и у меня внутри что-то екает.
- Конечно, - отвечаю, растягивая губы в улыбке, после чего парень берет в руки «Лолиту» с прикроватного столика, протягивая книгу мне. "
«Лолита». Книга, как-то вызвавшая во мне смущение. Однажды он читал ее для меня по моей просьбе... Теперь, когда просит он, я не могу отказать.
- Я тебе читаю, а ты кушаешь, идет? - спрашиваю, и он кивает головой, - Хорошо. Ты первый, - раскрываю книгу на помеченной странице, но не начинаю ее зачитывать в голос, ожидая, когда ложка с супом из брокколи и сыра отправится парню в рот, - Вот так, хорошо, - опускаю взгляд на строчки, прочищая горло, а затем начиная наконец читать: - «Но ведь я всего лишь Гумберт Гумберт, долговязый, костистый, с шерстью на груди, с густыми черными бровями и странным акцентом, и целой выгребной ямой, полной гниющих чудовищ, под прикрытием медленной мальчишеской улыбки, - чувствую, как к щекам приливает жар. Я действительно читаю это ему в голос? - Да и она вовсе не похожа на хрупкую девочку из дамского романа, - прерываюсь на то, чтобы проследить за тем, как ложка супа исчезает за щекой Ривза, - Меня сводит с ума двойственная природа моей нимфетки - всякой, быть может, нимфетки: эта смесь в Лолите нежной мечтательной детскости и какой-то жутковатой вульгарности, свойственной курносой смазливости журнальных картинок и напоминающей мне мутно-розовых несовершеннолетних горничных у нас в Европе (пахнущих крошеной ромашкой и потом), да тех очень молоденьких блудниц, которых переодевают детьми в провинциальных домах терпимости, - запинаюсь, вздрагивая от ощущения пальцев Энтони на моей руке. Он внимательно следит за собственными действиями, словно пытается что-то понять, осознать для себя самого. Тыкает пальцем в мой локоть, а я смаргиваю влагу с глаз, совершая рваные вдохи и выдохи. Трется кончиком носа об мое хрупкое плечо, и мое дыхание и вовсе сбивается, а под кожей тут же роится целый улей чувств. Не могу... Не могу, когда он так прикасается. Ничего толком особого не делает, просто изучает собственную реакцию на соприкосновение со мной. А мне плакать хочется. Я думала, что то, что я чувствую к лучшему другу моего старшего брата, это просто проходимая и мимолетная влюбленность. Нет. Все становится еще хуже уже сейчас. Когда я просто читаю ему «Лолиту», лежа на кровати рядом. Когда он передо мной весь такой уставший, бледный, дерущийся с самим собой, пытающийся понять каково это - касаться моего предплечья, бретельки моей майки; пытающегося понять, действительно ли ему хочется ко мне прикасаться, или это просто «навязчивая» идея, - Но в придачу - в придачу к этому мне чуется неизъяснимая, непорочная нежность, проступающая сквозь мускус и мерзость, сквозь смрад и смерть. Боже мой, Боже мой... И наконец - что всего удивительнее - она, эта Лолита, моя Лолита, так обособила древнюю мечту автора, что надо всем и несмотря ни на что существует только - Лолита».
Не могу, каждое его действие влюбляет меня в него еще больше. И тогда я начинаю кое-что понимать, отчего волоски на моей коже становятся дыбом.
Я не чувствую.
Я не чувствую то же самое, когда я с Джошем.
Боже...
Я читаю Энтони до того, пока он не засыпает, размещаясь на моих коленях. Аккуратно откладываю книгу на прикроватный столик, пытаясь встать. Он так крепко уснул, что не могу просто... Медленно и еле ощутимо касаюсь его волос, трогая их на ощупь. Мягкие, как тогда, в машине Ника...
Что же ты делаешь, Оливия?
А как же Джош?
Почему ты позволяешь лучшему другу твоего брата все глубже и глубже проникать тебе под кожу, врезаясь в пульс?
______________________________________
главы маленькие по сравнению с другими, я знаю, но мне кажется, что так более логично выходит.
повторю «любимую» фразу: ставьте звёздочки, пишите комментарии.
телеграм-канал: nestlé на связи
💛💛💛💛