7 глава
Уроки давно закончились, но я совсем не спешил идти домой. И нет, я здесь не ради того, чтобы подкараулить рыжую бестию. Но... я здесь из-за нее.
Рядом со мной Уильям и Рон. Иногда люди думают, что мы не можем функционировать без друг друга, но это вовсе не так. Ну, только если немного. Мы просто привыкли держаться вместе: решать все проблемы вместе, веселиться вместе, караулить девочек тоже вместе. Вместе с самого детства.
В голове проносятся воспоминания. Первый поход в лес, когда мы заблудились и ночевали под огромной сосной, деля последний кусок хлеба на троих. Первая разбитая коленка, когда Рон толкнул меня с дерева, а Уильям, вместо того чтобы помочь, смеялся и хохотал, держась за живот. Я могу жить без них, да, но моя жизнь будет пустой, неполной, лишенной той самой искры, что делает ее яркой и насыщенной.
Я смотрю на них сейчас, на их знакомые лица, на ухмылку Уильяма и немного растерянный взгляд Рона, и понимаю, что эти парни – больше, чем просто друзья. Они – моя семья, моя опора.
— Рон, почему она так долго? — недовольно фыркаю и пинаю невидимый камень у себя под ногами.
— Она любит оставаться в библиотеке после уроков, — друг пожимает плечами и закрывает глаза.
Уильям, наблюдая за нами, молча улыбается и закуривает сигарету. С каких пор у него появилась эта привычка? Вроде он всегда был против... В его улыбке читается грусть, тоска по чему-то утраченному, что ли. Или, может, он просто рад, что мы здесь, вместе, пусть и в таком молчаливом и напряженном состоянии. Дым от сигареты медленно рассеивается в воздухе, унося с собой частичку его тайны. Я смотрю на друга. Его лицо расслаблено, но за закрытыми веками, я уверен, бушует целый океан переживаний. Уильям делает еще одну затяжку, и я вижу, как дрожат его пальцы.
— Она идет...
Рон был прав. Его девчонка вышла из здания и направлялась точно на выход, доставая свои наушники из сумки.
Я больше не могу медлить. Срываюсь с места и спешу за ней. Вовсе не собираюсь церемониться и выбирать добрые фразочки. Я догоняю ее почти у самых дверей. Хватаю за руку, чувствуя, как ее тело вздрагивает от неожиданности. Она оборачивается, и в ее глазах плещется целый океан чувств: и удивление, и тревога, и страх.
— Помедленнее, твою мать! — слышу сзади крики Рона, но не слушаюсь.
— Эй, остановись! — говорю я, не сильно сжимая плечо Рики. Но, блядь, Рону совсем не нравится это. В его глазах – неприкрытая злость, желание защитить. Я понимаю его, черт возьми, понимаю! Он видит во мне угрозу, видит опасность для того, кто стал ему так дорог. И он прав, наверное. Я и есть опасность. Я – ходячая катастрофа, способная разрушить все, к чему прикоснусь...
Поворачиваюсь к Рону. В его взгляде – вызов. И боль. Такая же, как и моя. Мы оба хотим одного и того же – чтобы Рики была в безопасности, чтобы она была счастлива. За все годы, что она кружится около нас, девушка смогла стать мне будто второй сестрой.
Отпускаю ее плечо. Медленно, осторожно. Смотрю в глаза Рону, пытаясь передать все, что не могу сказать словами: «Я не хочу причинить ей боль».
— Не трогай ее... — еще раз рычит он.
Господи, чего он так завелся? Кажется, это может напугать его ангела.
— Успокойся, черт возьми! — кричу в ответ и окончательно убираю руки от девушки.
— Мы договорились, что ты просто спросишь у нее и все!
— Я это и делаю, мудак!
Серьезно, он начинает меня выводить.
— Больше не трогай ее...
Он возвышается надо мной всего на пару сантиметров и становится рядом с Рики, которая, кажется, совсем не понимала, что происходит и была немного напугана.
— Рики, как зовут рыжую?
— Что? — она странно оглядывает нас всех и переминается с ноги на ногу. Переживает. А не должна. Ее главный защитник стоит прямо около нее и испепеляет меня взглядом.
— Как зовут ту рыжую девочку? — повторяю медленно и более четко.
— Ты можешь спросить у нее сам...
Рики поворачивается и спешит уйти, но Рон останавливает ее легким прикосновением к талии. Она вздрагивает, как от удара током, и замирает, спиной чувствуя его тепло. Внутри все сжимается в тугой комок боли и невысказанных слов. Она знает, что не должна оборачиваться, что должна бежать, как можно дальше, но ноги будто приросли к земле.
Девушка медленно поворачивается обратно, стараясь сохранить на лице маску безразличия, но глаза выдают ее. В них плещется целое море эмоций: боль, обида, разочарование и, черт возьми, любовь. Она ненавидит себя за это, ненавидит за то, что до сих пор любит его, несмотря на все, что произошло.
Хорошо, пусть разбирается сам. У него это получается лучше.
Он что-то шепчет ей на ухо... через мгновение что-то еще. Проходит пару минут, когда она возвращает свое внимание на меня.
— Вивиан. Ее имя Вивиан Янг.
Я вижу ее смущение и скрытую ярость.
— Молодец. Это было не так уж и сложно, да? — усмехаюсь. — Не переживай, мы не скажем, откуда узнали...
Отлично. Теперь я знаю все для своего следующего трюка.
Рики молчит.
— Откуда вы взяли мышей? — не унимаюсь я.
Вопрос в воздух.
— Мне повторить?
— Мы купили их в зоомагазине... — отвечает девушка и медленно краснеет.
— И по вашему, это было смешно?
Она не ответила. Молча вырвалась из хватки Рона и пошла к выходу.
Я должен узнать больше...
— Оставь это, Зейн.
И в этот раз я слушаюсь его.
Блядский Рон и его Рики...
Это утро было слишком спокойным и умиротворенным ровно до одного момента. Пока я не появилась в стенах школы.
Я здесь меньше недели, но меня преследовало такое чувство, что я застряла тут уже давным-давно. И это чувство никак нельзя было назвать положительным. Тяжесть этого ощущения давила на плечи, сковывала движения, будто невидимые цепи опутывали душу. Каждый вдох давался с трудом, словно воздух здесь был пропитан безысходностью. Я смотрела на окружающих, но не видела в их глазах отражения своих чувств. Они казались такими далекими, погруженными в свой собственный мир, словно я наблюдала за ними сквозь толстое стекло. Внутри росло щемящее чувство одиночества, которое постепенно перерастало в отчаяние. Хотелось кричать, звать на помощь, но слова застревали в горле, превращаясь в беззвучный стон. Каждая минута тянулась мучительно долго, напоминая о бесцельности моего пребывания здесь. Страх перед неизвестностью, перед будущим, которое казалось таким туманным и неопределенным, сковывал сердце ледяным холодом...
Хотелось верить, что это всего лишь кошмар, что я скоро проснусь, и все вернется на свои места. Но реальность была жестокой и неумолимой. Я застряла здесь, в этом месте, где время потеряло свой смысл, а надежда стала лишь призрачной иллюзией. И оставалось только одно – продолжать жить, дышать, несмотря на всепоглощающую тоску, в надежде, что когда-нибудь, пусть даже через долгие годы, я смогу вырваться из этого плена.
Незнакомые голоса оглушили меня, а стены, покрытые краской, будто стали душить. Холодный пот проступил на лбу, сердце бешено колотилось о ребра. В горле пересохло, и я не мог вымолвить ни слова. Каждый мускул в теле напрягся, готовый к бегству, но ноги будто приросли к полу. Я был парализован страхом, не понимая, что происходит.
Эти голоса... они звучали как эхо из давно забытого кошмара. В них слышались насмешка, презрение и какая-то зловещая угроза. Казалось, они проникали прямо в душу, терзая ее, словно хищные птицы. Я пытался отмахнуться от них, зажать уши, но они становились только громче и навязчивее. Тошнота подкатила к горлу.
Появился слух. Слух, пущенный Зейном, распространился по всей школе со скоростью лесного пожара.
«Вивиан... дерзкая... в постели...» – фразы отскакивали от стен моего сознания. Мне хотелось выть от бессилия и отвращения. Он знал, что я не стану на это реагировать. Знал, что моя гордость и стремление к спокойной жизни перевесят желание устроить ему скандал...
Внутри все кипело. Не гнев, нет. Презрение. К нему, к школе, к самой себе за то, что позволила этому случиться. Но больше всего – страх. Страх, что эта грязная ложь прилипнет ко мне навсегда, и никто уже не увидит меня настоящую.
Я чувствовала, как краснею, как кровь приливает к лицу, жгучим пламенем опаляя щеки. Слезы подступили к глазам, но я заставила себя сдержаться. Нельзя. Нельзя давать ему эту победу. Нельзя позволять ему видеть мою слабость.
Я не знала, что делать. Бежать? Спрятаться? Или дать отпор? Но как бороться с тенью, с ложью, которая уже пустила корни в умах людей? Единственное, что я знала наверняка – я больше не могла оставаться прежней. Зейн украл у меня не только репутацию, он украл мою невинность. Хоть и только на словах...
Я замечала косые взгляды, шепот, усмешки. Даже Рики не решалась спросить напрямую, лишь бросала на меня беспокойные взгляды.
Неужели она поверила ему?
В груди разливалась тягучая, обжигающая волна стыда. Я чувствовала себя обнаженной перед толпой, словно мои самые сокровенные тайны выставили на всеобщее обозрение. Хотелось сжаться в комочек, исчезнуть, раствориться в безликой серой массе, лишь бы не ощущать этот давящий груз всеобщего презрения.
Нет. Нет. Нет. Я не могу.
Слезы быстро стекают по моему лицу, пока я молча осматриваю помещение в поисках Зейна. Он перебарщивает. И мы должны поговорить... Чуть позже.
— Вивиан, подожди, — пробормотал он, когда я попыталась пройти мимо.
Я остановилась, сжав кулаки. Его слова сейчас звучали так же фальшиво, как и его сплетни.
— Что тебе нужно? — спросила я, стараясь держать голос ровным.
— Все нормально? – выдохнул он. — Не думал, что это так ударит по тебе.
Я хотела бы верить ему. Хотела бы увидеть в его глазах хоть каплю искреннего раскаяния, но там было лишь веселье и... желание причинить боль?
Я хотела закричать, выплеснуть всю свою боль, всю свою обиду. Но слова застревали в горле, словно ком. И все, что я могла – это молча смотреть на него, чувствуя, как слезы обжигают мои щеки.
— Пошёл вон, Зейн, — отрезала я. — Не смей больше ко мне приближаться.
Я развернулась и пошла прочь, но он схватил меня за руку. Его прикосновение вызвало у меня неприязнь, не страх, а отвращение.
Он замолчал, лицо его побелело еще больше. Я не успела отреагировать, как он резко отпустил мою руку и достал телефон, показывая мне экран. Фотография была ужасна, с крупным планом... Я не вынесла и отвернулась. У меня закружилась голова. Это было отвратительно, пошло и... ужасающе реалистично.
Он всё ещё держал телефон, и я видела, как дрожат его руки.
— Что это?
Зейн промолчал.
— Ты отвратительный...
Я отступаю, но не сдаюсь.