глава 12.
Мы сидим за праздничным столом, и уютная атмосфера буквально витает в воздухе. Запах глинтвейна и свежей выпечки смешивается с ароматом хвои от ёлки, сверкающей разноцветными гирляндами. В центре стола дымится аппетитный пирог, который Джису испекла утром, а бокалы с глинтвейном, разлитым отцом, источают тепло и приятный запах.
Вроде бы идеальная семейная идиллия, но я всё равно чувствую напряжение.
Отец, видимо, решивший, что пора добавить немного лёгкости и расслабить всех после долгой дороги, начинает говорить, отрывая взгляд от бокала:
— Кстати, Намджун звонил. — Его голос наполняется энтузиазмом, — Хочет заехать в гости второго января. С сыном. Лис, ты ведь помнишь Юнги?
Моё сердце словно пропускает удар. Вилка в моей руке едва не согнулась. Я мгновенно напрягаюсь, чувствуя, как тепло домашнего уюта мгновенно сменяется лёгкой нервозностью. Конечно, я помню Юнги. Как же его забыть?
— Юнги? — выдавливаю из себя, стараясь говорить нейтрально. Но Чонгук, сидящий напротив, уже изменился в лице. Вижу, как глаза потемнели и желваки на лице начали играть.
— Ну, да, — не замечая нашего с Чоном молчаливого обмена взглядами, продолжает отец. — Они ведь были у нас в прошлом году.
Такое я не забуду. У нас здесь была небольшая компания. Мы с друзьями решили поиграть в "слабо", и одно из заданий оказалось куда более личным, чем следовало. В итоге я оказалась в ситуации, когда поцеловала Юнги. Просто игра, ничего серьёзного. Через час после того "весёлого" вечера Чонгук и Юнги сцепились на улице. Нет, не просто сцепились. Это была настоящая драка. Настолько серьёзная, что я думала, что Юнги придётся везти в больницу. Кровь, крики, разъярённый Чон. Они оба так и не озвучили причины, но мне уже тогда показалось, что дело не в каком-то дурацком споре или игре. Всё это было слишком личным.
Я украдкой бросаю взгляд на Чонгука. Его лицо напряжено, челюсть сжата. Взгляд хмурый, как будто упоминание Юнги стало последней каплей. В комнате резко становится душно, я бы на уличку вышла. Подышала бы. Чона бы в состояние привела адекватное. А то, чуечка подсказывает, что сейчас по одному месту все наши договорённости пойдут. Если Чонгук взорвётся, то будет очень и очень плохо.
Отец совсем не замечает, что приближается катастрофа.
— Они ведь и в прошлом году у нас были. Помните, ребята? Весело тогда было, правда?
Весело? Сомнительное определение для той катастрофы.
Краем глаза я замечаю, как уголок губ Чонгука дёргается, но не в улыбке. Скорее, он сдерживает очередной язвительный комментарий. А я тем временем пытаюсь придумать, как быстро сменить тему, пока разговор не перерос во что-то более неприятное.
— Пап, — перебиваю я, стараясь говорить непринуждённо, хотя внутри всё кипит, — мы с Чонгуком уезжаем второго утром. Разве я не говорила?
Отец удивлённо приподнимает бровь, и на мгновение за столом воцаряется тишина. Я чувствую на себе взгляд Джису её добрые, но настойчивые глаза явно пытаются прочитать мои мысли. А Гук... Гук лениво откидывается на спинку стула, поднимает бокал с глинтвейном и делает вид, что ему всё равно. Но я-то знаю, что внутри него сейчас всё горит, и если не сменить тему, то недалеко и до взрыва.
— Уезжаете? — удивлённо спрашивает Джису наклоняясь ко мне. — Так скоро? Вы же только приехали.
— Да, нам нужно... по делам, — мямлю я, чувствуя, как предательски вспыхиваю от вранья. — Чонгук, скажи что-нибудь!
— Нас Тэ пригласил на бой, а Лиса пообещала помочь с рекламной стратегией.
Я мысленно отвешиваю ему подзатыльник. Лучше вообще ничего придумать не смог?!
— Ну, если пообещали..., — медленно произносит отец, явно не одобряя то, куда мы собрались ехать. Хотя я и не собралась. Тэхен мне не нравится. А его опасное хобби тем более. Бои без правил! Какая девчонка пойдёт туда добровольно?
Джису вздыхает так, будто ей хочется задать ещё тысячу вопросов, но она молчит, видимо, решив не усугублять ситуацию.
Я чувствую, как мои плечи понемногу расслабляются, но, как оказалось, слишком рано.
— Ну, ладно, — наконец вздыхает отец, видя, что мы настроены решительно. — Только давайте встретим Новый год спокойно, без сюрпризов.
— Да-да, пап, — киваю я, чувствуя облегчение, но оно длится ровно до того момента, как Чонгук, проходя мимо меня, шепчет на ухо:
— "Слабо" повторить? Или ты уже слишком взрослая для таких игр?
Я резко поворачиваюсь к нему, но он уже уходит, оставляя меня с горящими щеками и злостью, которую нельзя показать.
***
Я злая как чёрт. Ну какого хрена, а?! Почему он постоянно меня выводит из себя? Разве я виновата, что этот Юнги должен приехать?! А Чон ведёт себя так, будто это моя личная прихоть.
Взбиваю подушку с таким остервенением, что она жалобно хрустит. Отлично. Ещё и подушку порву. Чем не замечательный конец вечера?
Выключаю свет, ложусь в постель, натягиваю одеяло до подбородка и уговариваю себя успокоиться. Я уколола Гукаа с будкой, напоминая о том, что нужно себя вести как раньше. Он тут же довёл меня с Юнги. Но как же бесит. Р-р-р-р!
Мысли о сегодняшнем ужине, о его взгляде, об этой издёвке на ухо... Всё это не даёт мне уснуть. С боку на бок переворачиваюсь. Снова взбиваю подушку.
Примерно через сорок минут я уже почти засыпаю, как вдруг слышу скрип двери. Сердце тут же уходит в пятки. Приподнимаюсь на локтях. Прищуриваюсь и тут же рот распахиваю от такой наглости.
— Ты охренел?! — шепчу я, вскакивая с кровати, когда вижу, что Гук бесшумно пробирается ко мне в спальню. Ну совсем же мозги свои растерял! Что он удумал?!
— Не совсем, — Гук скалится довольно, — я соскучился.
— Ты в своём уме? — Я нервно оглядываюсь, будто родители могут ворваться сюда в любой момент. Господи, ну вот что мне с ним делать, а?! — А если тебя родители засекли, что тогда?
— Все давно спят. Расслабься, — голос Гука спокойный, но от него моё сердце начинает биться быстрее. Вот как он может быть настолько уверен? И как вообще таким спокойным может быть, когда я взорваться готова от его шалости?
— Мы же договорились, Чонгук! — шиплю я, пытаясь взять себя в руки, но от его близости начинаю нервничать ещё сильнее.
— Мы договорились не попадаться на глаза. Меня никто не видел, — его усмешка сводит меня с ума.
Чонгук садится на край кровати. Резким рывком с меня одеяло стягивает.
— Уходи, — пытаюсь возразить, но голос звучит слабо. Слишком слабо.
Он не отвечает. Только за руку меня на себя дёргает и тут же в губы поцелуем требовательным впечатывается.
— Гук! — шепчу я, когда он отрывается от поцелуя. — Прекрати. Если нас...
— Никто нас не увидит, — его голос звучит низко, уверенно, а руки тем временем забираются под мою футболочку. Совсем ненормальный.
— Гуук... — мой протест звучит всё тише, особенно когда его пальцы начинают нежно сжимать мою грудь. Внизу живота всё приятно тянет, а между ног становится влажно.
Его губы снова накрывают мои, на этот раз жадно, требовательно, и я растворяюсь в этом. Пальцы на моей груди чередуют мягкие ласки с более уверенными движениями, доводя меня до точки, когда сопротивляться становится невозможно.
— Ты без лифчика, — шепчет он, касаясь губами моего уха. От этих слов у меня по коже бегут мурашки.
Его пальцы продолжают ласкать мою грудь, и я не могу сдержать тихий стон.
— Ты с ума сошёл, — шепчу я, но мои руки уже инстинктивно хватаются за его плечи. Его жаркий взгляд обжигает, и я знаю, что проиграла. Я не смогу его отсюда вытолкать.
— Может быть, — он ухмыляется, а затем его рука начинает спускаться. Скользит по животу, легко касаясь кожи, пока не оказывается между моих ног. Я напрягаюсь, но не отталкиваю его.
— Чон, прекрати, — слабо возражаю, но мои ноги сами раздвигаются, открывая ему доступ. Его пальцы легко касаются меня сквозь ткань, и я непроизвольно выгибаюсь навстречу.
— Ты уже мокрая, — шепчет он с лёгкой усмешкой. Его хриплый голос — это новая волна возбуждения.
Его пальцы ловко пробираются под ткань, и я задыхаюсь, когда он касается самого чувствительного места. Его ласки становятся всё более уверенными, круговыми движениями он дразнит меня, заставляя забыть обо всём на свете. Я хватаюсь за его плечо, впиваюсь ногтями, чтобы хоть как-то сдержать громкий стон, который рвётся наружу.
— Гук... — выдыхаю, но он не останавливается. Его пальцы проникают глубже, находя ритм, от которого у меня перехватывает дыхание. Тело подчиняется ему, напрягается, изгибается навстречу каждому движению.
— Тише, Лис, — шепчет он, наклоняясь ближе, чтобы покрыть поцелуями мою шею.
Его губы, язык, зубы добавляют столько удовольствия, от которых я просто теряю голову. Всё моё тело дрожит. Внизу живота разливается жар, который становится невыносимо сильным. Волна за волной накрывают меня, пока я не захлёбываюсь в оргазме.
Пальцы Чонгукаа не останавливаются, пока я не содрогаюсь в последнем спазме удовольствия.
Когда я, наконец, прихожу в себя, он смотрит на меня тёмным, пьянящим взглядом. А потом он снова целует меня, заставляя забыть о том, что нас могут поймать.