15.
Время лечит!? Серьёзно!? А кого оно вылечило? Его? Её? Или может-быть вас? Время никого не вылечило! Однозначно! Вылечил новый человек, как не кстати вовремя появившийся в вашей жизни, вылечили новые увлечения, хобби, погружённость в работу, учёбу.... но только не время! У него нет лекарственных свойств, оно всего лишь идёт своим чередом, расставляя всё на свои места....
//
Миновал месяц, сотканный из серой, тягучей пустоты. Если не считать, что каждый вечер моя комната превращалась в обитель беззвучного отчаяния, где я, скорчившись на полу, оплакивала свою боль. Беззвучно, чтобы не потревожить маму, не добавить новых теней в её и без того печальные глаза. Мой изможденный вид и так был для неё живым укором.
На лекциях меня обуревало дикое, неудержимое желание - вскочить и обрушить всю свою ярость на окружающий мир. Но я, словно парализованная, застывала, устремив взгляд в никуда, а в голове бушевал ураган разрушительных фантазий. Возможно, именно эти мысленные вакханалии хоть немного облегчали мою участь.
Единственным лучом света в этом царстве тьмы стали тренировки. Там, в изнуряющем ритме упражнений, я находила спасительный клапан для своей боли. Под чутким руководством Карины я отдавалась процессу без остатка, и только после этого изнеможения ко мне приходил долгожданный, беспробудный сон.
Знаете, когда боль достигает своего апогея, эмоции словно отключаются, уступая место всепоглощающей апатии. Примерно через три недели после того злополучного матча это случилось и со мной. Я перестала чувствовать что-либо - ни боли, ни разочарования, ни страха. Лишь леденящая пустота зияла внутри.
Равнодушие - самое страшное, что может постигнуть человека. Это та черта, за которой чувства тонут в океане собственного бессилия. Никогда и никому не пожелаю испытать подобное.
И вот, в этом состоянии анабиоза, я продолжала существовать. Ходила на лекции, автоматически записывая что-то в тетрадь. Ела, потому что надо, а не потому что хотелось. Даже с мамой разговаривала, как будто читала заученный текст. Она, конечно, все видела. Пыталась как-то достучаться, но я была как в коконе.
Помню, однажды она спросила: «Что ты чувствуешь, доченька?». А я посмотрела на неё пустыми глазами и честно ответила: «Ничего». В её взгляде мелькнула такая боль, что меня на секунду пронзило подобие укола. Но тут же все снова схлынуло, оставив лишь прежнюю пустоту.
Тренировки оставались единственным якорем. Карина, кажется, понимала все без слов. Она просто гоняла меня до седьмого пота, не давая времени на размышления. И я ей за это была благодарна. Хотя, если честно, тогда мне было все равно.
Но однажды, после особенно тяжелой тренировки, я вдруг почувствовала усталость. Настоящую, физическую усталость. И вместе с ней - крошечную искорку. Не знаю, что это было. Может быть, просто тело напомнило о себе. Но эта искорка стала первым проблеском надежды в моей затянувшейся ночи.
Искорка разгоралась медленно, как спичка на ветру. После той тренировки я вдруг захотела спать. Просто лечь и провалиться в сон, без снотворного и бесконечных мыслей. И я уснула. Проспала почти сутки, просыпаясь лишь для того, чтобы выпить воды.
Когда я проснулась, мир не стал ярче. Но в нем появилось какое-то новое измерение. Будто бы я смотрела на него сквозь тонкую пленку, которая до этого была плотной стеной. Я пошла на кухню, и запах свежесваренного кофе впервые за долгое время вызвал у меня хоть какой-то отклик.
Я села за стол и просто смотрела в окно. На мокрые от дождя деревья, на спешащих куда-то людей. И внезапно поняла, что хочу. Хочу, чтобы дождь кончился. Хочу выпить этот кофе. Хочу пойти на тренировку не потому, что надо, а потому, что хочется двигаться.
Маленькие, почти незаметные желания. Но именно они стали той ниточкой, за которую я начала выбираться из своего анабиоза. Карина потом сказала, что у меня снова появился взгляд. Не пустой, а живой. И я ей поверила. Ведь я и сама это чувствовала.
//
Время не лечит, оно приводит к равнодушию. Оно убивает всё, что мы так любили.