Тени над сердцем

      для меня важно
              чтобы вы оставляли
                звезды и комментарии,
                  этим вы помогаете продвигать
                    историю, и мне от этого
                       безумно приятно, спасибо❤️
____________________________________

Прошло три недели. Двадцать один день. Пятьсот четыре часа. Я считала.

Потому что каждое утро начиналось с одной и той же надежды — а вдруг сегодня он посмотрит на меня иначе. А вдруг дрогнет. Узнает. Скажет моё имя, как тогда, с хрипотцой в голосе: Красивая...
Но взгляд оставался пустым. Чужим.

Мы приходили к нему всей нашей прежней, теперь уже почти легендарной, компанией. Марат, Вова, Сокол, Пальто, Крис, я, Вахит.

Он помнил — неплохо. Всё, что было пять лет назад: Универсам, их «старшие», какие-то мелкие конфликты, улицы, залы, понятия, даже драки. Помнил хорошо. Но Пальто был для него просто парнем, который «где-то рядом крутился». Крис он не знал вовсе.

А меня...

Меня он не знал так отчуждённо, что от этого в горле стоял постоянный комок.

Он спрашивал в первый день:— Вы кто?

— Я... Просто Саша.

Он кивнул, сухо, без интереса. Словно я была просто частью тени. Словно не держал меня на руках, когда я вырубалась от ужаса. Словно не выкупал серьги за безумные деньги просто потому, что они были в цвет моих глаз. Словно не называл меня своим светом.

Каждый наш визит был пыткой. И всё же мы приходили. Потому что нельзя было сдаваться. Мы держали линию, как на войне. А внутри я гнила.
Когда мы уезжали из Москвы — это были наши вылазки в Казань. Мы готовили там всё до мелочей. Квартира Валеры была очищена от всего нового. Одежда — только старые модели, вплоть до его старого кашемира и перчаток. Мы всё убрали: новые лампы, мебель, телевизоры, даже радио.
Вывески — забрали. Охрана стояла по периметру, невидимая, как всегда. Но была.

Зима на связи двадцать четыре на семь. Он держал цех, запускал поставки оружия. Тени тренировались. Все они искали — кто посмел. Кто стоял за той аварией. И был след. Уже близко.

И я знала: я самолично разберусь. С тем, кто поднял руку на Валеру. Кто испортил ему память. Кто забрал у меня моего мужчину.

Но... Это было позже.
А пока — каждый день я сидела в палате или в коридоре, иногда с Крис, иногда в одиночестве.
И каждый раз, когда он открывал глаза, я ждала...
Хоть бы взгляда. Хоть бы тени узнавания. Хоть бы намёка.

Но — ничего.

Он разговаривал со мной вежливо. Осторожно. Иногда даже тепло — но как с гостем. С человеком, которого пригласили. С кем-то, кого надо терпеть.

А его взгляд...

Боже, эти зелёные глаза. Я не могла на них смотреть. Не было сил. Не было воздуха.

Они недавно — совсем недавно — смотрели на меня с такой любовью, что я верила, что целый мир может сгореть, и мы выживем.

А теперь...

Этот холод. Этот чужой прищур. Эта отстранённость. И да, иногда в нём сквозило что-то пугающее. Инстинкт в нём не умер. Он смотрел на меня, как на загадку. И я не знала — интересует ли его она, или раздражает.

Но я знала другое. Я всё ещё его люблю. Я всё ещё его жду. И он...Он вспомнит. Он обязательно вспомнит. Даже если мне придётся снова пройти через ад. Я верну его. Даже если ради этого должна исчезнуть сама.

Каждый день начинался с боли. С глухой, выматывающей, цепкой боли, которая сжимала грудную клетку так, что казалось — ещё немного, и я просто не смогу вдохнуть. Я просыпалась с мокрым от слёз лицом, подушка под щекой пахла им. Его духами. Его домом. Его отсутствием.

Ночью я не спала — я рыдала. Беззвучно, до тошноты. Иногда кричала в подушку. Иногда просто лежала и смотрела в потолок, молча. Словно мой мир завис в полумраке. Но каждое утро я вставала. Каждое. Даже если не хотелось жить.

Я подходила к зеркалу и смотрела на себя — с опухшими глазами, с бледным лицом. Молча мылась ледяной водой, стирала с себя следы этой ночи и наносила макияж. Ровный. Уверенный. Такой, каким он запомнил бы меня. Я укладывала волосы так, как раньше. Одевалась так, как в те годы. Я вновь становилась собой — той, в которую он влюбился.

Каждое утро я надевала на себя маску.
И ехала в больницу.

Мы приходили туда, как по расписанию. Иногда вдвоем с Крис. Иногда всей компанией. Иногда только я. Он никогда не знал, как тяжело мне было садиться на край его кровати и видеть в его взгляде... незнание. Отстраненность. Иногда — лёгкое недоумение.

Но я улыбалась.

Слушала его рассказы о 1987-м, когда он был старшим в Универсаме, когда они с Маратом ещё не были друзьями, когда он впервые встретил Вахита. Он рассказывал с таким азартом. С живостью. С жаром. А я сидела напротив. И мне хотелось выть.

Потому что он не помнил, что было потом.
Кто я. Кто мы.

И всё же я шла дальше.
Я не сдавалась.

Я готовила места, куда мы должны будем его отвезти. Я разрывалась между Москвой и Казанью, чтобы всё было — как тогда. Я договаривалась, искала, восстанавливала по памяти каждую деталь. Я пересматривала старые фото, искала в голове маршруты, улицы, те самые моменты, когда всё начиналось. Я просила Вахита, я уговаривала Марата, я спорила с Соколом, я держала всю эту операцию.

Потому что я верила. Что если всё будет выстроено точно, как тогда — он вспомнит. Он почувствует.
Он узнает меня сердцем.

Но пока...Пока — каждую ночь я выла в подушку.
А утром — вставала. И снова ехала к нему. Чтобы не дать ни одному дню пройти мимо. Чтобы он — когда вернётся — знал, что я была рядом. Всегда.
_____

Больница словно выдохнула, провожая его. Белые стены, запах антисептика, хлопки дверей и ровный ритм шагов — всё это осталось позади, как сон. Валера шел вперед, высокий, уверенный, чуть настороженный. В его походке снова чувствовалась та жесткая сдержанность, что всегда выделяла его, — но теперь она была острее. В глазах — холод. Взгляд — как скальпель. И всё равно он не помнил.

Я стояла чуть в стороне, молча, руки в пальто, лицо спокойное, будто каменное. Только пальцы дрожали. Я не смотрела на него. Просто следила, чтобы всё шло по плану. Чтобы ничего не пошло не так.

Вахит тихо говорил с врачом, рядом стояла Крис, обняв руки на груди, напряжённая как струна. Марат нервно проверял телефоны, Вова что-то жевал, Сокол молча смотрел на Валеру. Они все здесь. Все рядом. Моя стая.

— Всё, — сказал Вахит, подойдя ко мне. — Погнали?

Я кивнула, даже не взглянув на Валеру.

Мы вышли из больницы и пошли к такси. Холод пробежал по щекам — февраль. Серый московский лёд, ветер тянет капюшоны, хрустит снег.
Я шла чуть впереди, слыша, как за спиной Вова весело сказал:— Вот это да, будто после комы вытащили, а он будто ничего и не случилось.

— У него всегда было железное лицо, — тихо отозвался Сокол. — Но сейчас — другое.

— Не помнит ни хрена, — буркнул Марат. — Меня назвал "неплохо одетый Адидасик", представляешь?

Я услышала смешок Крис, и голос:— А меня "громкая девушка". Ну хотя бы не блондинка в розовом, уже прогресс.

Я чуть усмехнулась, но всё равно не оборачивалась.

Сели в две машины. Парни — с Валерой. Я — с Крис и Маратом.

Всю дорогу до вокзала мы молчали. Я смотрела в окно. Город размазывался по стеклу, как воспоминание. Знакомые места. Время будто вырезало из себя кусок и теперь возвращало его, искажённым.

На вокзале мы вышли все вместе. Поезд уже ждал. Состав длинный, зелёный, вагоны теплятся огоньками. Я остановилась на перроне, глядя на ступеньки. Валера прошёл мимо. Ни взгляда. Ни слова.

Я подняла голову и медленно, как в кино, ступила следом.

Крис толкнула меня локтем:— Ну хоть сказал бы "проходи, дорогая". А то прям барон в изгнании.

Я хмыкнула и тихо ответила:— Может, мне ещё поклониться? Или как в 87-м — за руку поцелуй потребовать?

— Не, тогда бы ты ещё ему и в глаз за это двинула. Он не знает, как повезло, что ты его не прибила.

Мы прошли в купе. Валера сел у окна, молча. Вахит рядом. Я — напротив. Марат и Сокол устроились в соседнем.

— Ну и как ты? — осторожно спросила Крис, опускаясь рядом со мной.

Я смотрела на Валеру. Он глядел в окно. Словно и не слышал.

— Спросить хочешь, как живётся рядом с человеком, который когда-то смотрел на тебя, как на солнце, а теперь будто ты прохожая на вокзале?

Она молчала. Я только добавила шепотом:— Я нормально. Ведьмы не ломаются. Только плачут ночью. Иногда.

Вахит перевёл взгляд с меня на Крис и кивнул, будто бы всё понял.

— Турбо, — обратился он к Валере. — Мы в Казань едем, помнишь? Там ты на районе был король.

Валера оторвался от окна. Посмотрел на него.

— Конечно. Мы же с Сашкой тогда ссорились, — пробормотал он и указал на меня. — Или это не та Сашка?

У меня внутри все застыло, ребята в шоке переглянулись, но промолчали, я спокойно посмотрела ему в глаза:— Ну уж извини, что не вписалась в образ. Мне бы надо было в 87-м и остаться. Без макияжа. В кедах. С кассетником на плече.

Он нахмурился. Потом откинулся на спинку.

— Ты характерная. Слишком.

— Это раньше тебя не пугало.

— Это... — он замолчал. — Что значит раньше?

Я ничего не ответила. Только Крис снова хмыкнула:— Он реально в своей 87-й петле живёт. Щас как начнёт искать где его Жигули припаркованы...

Марат в соседнем купе загоготал:— Или где его майка с "Сектором газа"!

Поезд тронулся. За окном поползли снежные улицы. Казань ждала. А в моей груди стояла немая молитва: пусть он вспомнит. Пусть хотя бы одно чувство всплывёт. Хоть на секунду.

Я снова посмотрела в зелёные глаза, которые совсем недавно были моей вселенной.

А теперь — пустота.

Купе тихо поскрипывало, поезд набирал ход. В окне пролетали поля, замёрзшие деревья, просёлки, чёрные линии на белом снегу. Было ощущение, будто мы уезжаем в другую реальность, в другое время. Всё выглядело почти как тогда... Почти.

Крис перекинулась через сиденье, уселась ко мне ближе и обняла за плечи:— Ну чё, ведьма, вернём твоего заблудшего?

— Вернём, — тихо ответила я, глядя вперёд, туда, где Валера сидел с Вахитом.

Он молчал. Руки на коленях. Спина прямая. В окно не смотрел — будто знал: ничего нового не увидит.

— Слушай, — Вахит повернулся к нему, — а ты вообще как, а? Понимаешь, где ты? Что с тобой?

Валера чуть дернул уголком рта, но не улыбнулся:

— Я не идиот, Вахит. Я просто не помню. Знаю, что это не 1987. Знаю, что прошло несколько лет. Но... у меня ощущение, что всё застыло там, где я был старшим в Универсаме, где Сокол только встал с нами , где у меня был чёткий маршрут, где каждый знал своё место. А сейчас...

Он замолчал. Пальцы сжались в кулак.

— ...а сейчас, — продолжил он, — вокруг куча незнакомцев, и какая-то... — он взглянул на меня, — ...красивая женщина, на которую все смотрят, как на жену пахана, а она на меня — как на любовь всей жизни. А я — не помню. Ничего.

У меня свело сердце. Я опустила взгляд и еле слышно произнесла:— Может, ты не помнишь, но сердце помнит. Оно обязательно подскажет.

— Сердце? — он хмыкнул. — Я не романтик.

— Ну тогда пускай инстинкты сработают, — вставила Крис. — Обычно ты всё на них делаешь. Не вспомнишь — полюби заново.

Марат из-за стены крикнул:— КРИС, ПРЕКРАТИ ПСИХОЛОГИЮ, Я СЕЙЧАС РАСПЛАЧУСЬ!

— Сиди, нюхай свои носки, — фыркнула она.

Сокол, сидевший ближе всех к двери, тоже подал голос:— Я вот одного не пойму. Если мы возвращаемся в Казань, и он думает, что сейчас 87-й, нам чё — телефоны спрятать? Джинсы порвать? Надо как-то объяснить, что вокруг всё поменялось.

— Не надо ничего объяснять, — вмешалась я. — Надо погружать. По капле. Пусть сам замечает. Пусть сам ищет. Тогда у мозга включится связь с чувствами, и он вспомнит. Главное — не давить.
Я посмотрела на Валеру. Он слушал внимательно.

— Ты часто повторяешь, будто уже делала это раньше, — сказал он. — Учитель ты, что ли?

— Жизнь учила, — усмехнулась я. — А ты часто забываешь, но возвращаешься. Это уже не первый раз. В той или иной форме.

— Прямо как реинкарнация?

— Прямо как упрямый хищник, который даже с перевязанными глазами идёт по запаху крови.

— И что у него за запах?

Я медленно подняла взгляд и уверенно ответила:

— Мой.

В купе на секунду стало тихо. Крис резко встала:— ВСЁ. Я НЕ МОГУ. Я НЕ МОГУ ЭТО СЛУШАТЬ. Я ПЛАКАТЬ ЩАС БУДУ!

— Плакай, но тихо, — отозвался Вахит. — Мы ещё не доехали.

Марат высунул голову:— А Сашка пусть почаще такое говорит. Может, до Турбо и дойдёт.

Валера продолжал смотреть на меня. Долго. Потом отвёл взгляд, будто ему стало неудобно.

— Знаешь... — сказал он тише, — в тебе есть что-то до боли знакомое. Что-то... тёплое.

Я ничего не ответила. Только выдохнула. Это был шаг. Маленький шаг. Но в сердце — словно первая искра.

Поезд мягко покачивался, время будто застыло между хлопающим по окну ветром и глухим стуком колёс. Я сидела, не сводя взгляда с его профиля. Те же черты. Те же линии. Всё то же — и совсем не то.

— Холодно? — тихо спросил он, не оборачиваясь.

— Нет, — ответила я, оборачиваясь в окно. — Уже давно замёрзла, теперь привыкаю.

Он на секунду напрягся, потом коротко кивнул — будто понял. Или, может, просто устал.

Крис разлеглась на двух сиденьях с ногами:— Надеюсь, вы не планируете устраивать мне допросы, кто с кем спал и кто кого любил. У меня мозг замёрз.

— Никто не собирался, — усмехнулся Сокол. — Хотя, если честно, мне самому интересно. Вдруг я был влюблён в кого-то, а теперь не знаю?

— Ты был влюблён в себя. И был счастлив, — сказала я, и Сокол заржал.

Валера всё ещё смотрел в окно. Потом вдруг повернулся ко мне и, не мигая, спросил:— А мы... Мы были вместе?

Я сжала пальцы в замок. Тихо.

— А как ты думаешь?

— Не знаю. Но когда ты рядом — мне легче. Это не объяснить. Как будто ты... фоново встроена в меня. Тишина становится тише. А злость — чище.

Я повернулась к нему полностью:— Значит, ты всё-таки романтик.

Он чуть усмехнулся, но глаза оставались настороженными. И всё же в них было что-то... дрогнувшее.

— Ты знаешь, — сказала я уже чуть громче, чтобы услышали остальные, — когда он очнётся совсем, вспомнит всё, он снова будет орать на нас всех, беситься, таскать меня по улицам в два часа ночи, потому что я плохо одета. Снова не даст мне делать всякую ересь. Я это чувствую.

— Саш, — подала голос Крис, — ты хочешь, чтобы тебя снова таскали?

— Хочу, — честно ответила я. — Очень.

— Так... — сказал Сокол, — я вот чё подумал. А давайте реально всё повторим, как в 87-м? Ну типа я — борзый новичок, Валера — старший, Сашка — бешеная ведьма, Марат — нытик, Крис — ведьма в квадрате.

— Я не нытик, — донёсся из соседнего купе голос Марата.

— Да ладно, ты даже когда спишь, у тебя лицо такое, будто в мире всё очень плохо, — съязвила Крис.

Все засмеялись. Валера смотрел на них, потом перевёл взгляд на меня. Его лицо было спокойным, но в глазах... в глазах уже не было пустоты. Он внимательно всматривался в каждого. Слушал. Запоминал.

Может быть, даже вспоминал.

— Интересные вы, — тихо сказал он. — Я вас вроде не знаю, а как будто знал. Как будто снились мне.

— Это не сны, — ответила я. — Это твоя жизнь.

Он задумался.

— Значит, я жил интересно.

— Ты жил так, что до сих пор за тебя мир дрожит, — сказала я с улыбкой. — И он дрогнет снова, когда ты вернёшься.

Снаружи замигали огни. Мы подъезжали. Казань.

— Добро пожаловать домой, Валера, — произнес Вахит. — Снова.

И он не ответил, но в глубине глаз дрогнула память. Как искра. Как первый шаг.
_____

Поезд медленно замедлялся, скрипя тормозами и подрагивая всем корпусом. За окном проплывали заснеженные платформы, редкие фигуры в пальто, свет фонарей пробивался сквозь пар от тепловоза. Я стиснула пальцы, сердце билось где-то в горле. В Казань мы возвращались не впервые, но в этот раз — всё было иначе. Всё. Потому что он теперь был другой.

Когда состав остановился, мы все молча встали. Сокол первым схватил чемоданы, Крис закуталась в шарф, Марат поправил шапку, и только Валера всё ещё сидел, будто не решался выйти. Я стояла ближе всего к дверям и тихо сказала:

— Город не кусается.

Он посмотрел на меня и чуть приподнял бровь.

— Но он что-то скрывает, да?

— Может быть. Но всё, что он скрывает, ты уже знал. Просто забыл.

Он встал. Резко. Уверенно. И первым вышел в тамбур.

На перроне было тихо. Только ветер стегал лица. Снег валил густо, будто на заказ. Мы шли плотной группой, чуть впереди — охрана, сзади — ещё двое. Всё было, как раньше, только... как будто через стекло. Как будто что-то тонкое, незаметное разделяло нас всех от него.

— И куда дальше? — спросил Валера, глядя на белое небо. — Где я жил?

— Не спеши, — вмешался Вахит. — В квартире своей. Сейчас поедем туда.

— Я на стройке работал, — вдруг сказал он, и мы с Вахитом переглянулись.

— Да, — ответил Вахит спокойно. — Именно.

— Странно, — тихо сказал Валера, — почему я это помню?

Я отвела взгляд. Сердце ёкнуло. Может, всё-таки... началось?

Мы подошли к машинам такси. Валера оглядел машины, город, нас. Его взгляд зацепился за Крис.

— Я тебя не помню, — сказал он прямо.

Крис пожала плечами.

— Ну ты и не обязан. Мы не спали. Это был бы повод.

Сокол прыснул от смеха. Валера чуть усмехнулся.

— Она всегда такая? — спросил он меня.

— Всегда, — кивнула я. — Только теперь с ремнями и каблуками.

Он посмотрел на меня чуть дольше, чем надо, потом отвернулся. Что-то внутри меня дрогнуло. Впервые за три недели — не от боли, а от чего-то другого. Едва уловимого.

Когда мы загрузились в машины, я оказалась с ним на заднем сиденье. Мы ехали молча. По улицам, где всё было и знакомо, и будто впервые. Снег ложился на лобовое, стекло дрожало от печки. А внутри царила глухая тишина.

— Хочешь, я покажу тебе улицу, где ты любил стоять? — нарушила я тишину.

Он повернулся ко мне. Медленно. Очень внимательно.

— Покажи.

Я чуть улыбнулась:— Но только если будешь хорошо себя вести.

Он снова смотрел в окно. А потом тихо сказал:— У тебя очень знакомый голос. Он мне раньше нравился?

Я сдержала дыхание.

— Да, — ответила. — Очень.

Он ничего не сказал. Просто смотрел вперёд. А я — на него. И всё, что мы строили, всё, что потеряли — теперь нужно было возвращать. Шаг за шагом. В этом городе. В этом времени. С нуля. И я была готова. Потому что я помнила нас за двоих.

Машина свернула с центральной улицы, промчалась вдоль домов с облупленной штукатуркой и остановилась возле старой пятиэтажки — той самой, где когда-то всё начиналось. Валера вышел первым. Его шаг был медленным, осторожным, словно он не просто шёл — вслушивался в асфальт под ногами.

Я вышла вслед за ним. Снег скрипел, ветер прижал пальто к телу. Рядом вторая машина — из неё вышли Вахит, Марат, Крис и остальные. Все переглянулись. Мы не спешили. Давали ему время.

Он подошёл к подъезду. Потрогал перила, потом огляделся по сторонам. Двор был пуст, будто замер во времени.

— Я тут жил все время?

— Да, — ответила я. — На третьем этаже. С матерью и братом. Потом один.

Он ошарашено посмотрел на меня, потом вверх. Окно, с которого был виден закат. Мы с ним когда-то стояли там вдвоём. Тогда был август. Сейчас — январь. И у него ничего в глазах.

Он не стал ничего говорить. Только кивнул, будто записал информацию. И шагнул внутрь.

Подъезд был всё тот же: облупленные стены, запах старого дерева и батарей. Валера провёл рукой по перилам. Поднялся молча. Мы шли за ним — никто не мешал, никто не спрашивал. Он должен вспомнить сам.

Он остановился у двери.— Тут.

— Тут, — сказала я.

Он не стал дожидаться ключей. Просто прислонился к двери ладонью. Потом отступил и посмотрел на меня.

— А зачем мы сюда пришли?

Я сделала шаг ближе. И тихо сказала:— Чтобы вспомнить, кто ты есть. По-настоящему.
Здесь ты стал тем, кем стал. Здесь всё началось. Ты был просто Валера. Такой, каким был до всего.

Он долго смотрел мне в глаза. Слишком долго. Потом чуть щурится.— Ты говоришь так, будто любила меня.

Моё сердце сжалось. Я сдержалась. Я умею.

— Кто знает. Может, просто прикидывалась.

Он усмехнулся, чуть наклонив голову.

— Что ж, ты хорошо врёшь.

Я отвернулась, улыбаясь куда-то в сторону. Потому что знала: он почувствовал. Где-то глубоко внутри — его память шевелнулась.

Ключ повернулся в замке с глухим щелчком. Валера стоял у двери, как будто не решаясь зайти первым. На секунду его взгляд скользнул по тёмной деревянной панели, поцарапанной временем, по ручке, чуть стёртой от частого прикосновения — будто эти детали в его памяти дрогнули... Но нет. Он просто толкнул дверь вперёд, и мы вошли.

Воздух внутри был холодным и родным.

Мы стояли на пороге — он впереди, я чуть позади. Все остальные остались на лестничной площадке, решив дать нам тишину.

— Здесь пахнет... — Он нахмурился, втянул воздух носом. — Старым деревом и табаком?

— Ты всегда так говорил, — откликнулась я негромко. — И добавлял, что тебе это нравится.

Он ничего не ответил, только шагнул внутрь.

Прихожая встретила нас молчаливым светом. Всё здесь было точь-в-точь, как в 1987 году. Мы с Крис убирали всё новое: технику, одежду, любые мелочи. Только старая мебель, потертые обои, скрип пола и уют без прикрас.

Валера прошёлся медленно, оглядывая стены, проводя пальцами по краю комода.

— Я это выбирал?

— Да. С мамой. Ты любил всё, что просто и строго. Тебя раздражало, когда дома было слишком «по-женски».

Он тихо усмехнулся.— Звучит как я.

Я сняла пальто, повесила на крючок, и он тоже — без слов. Прошёл вглубь квартиры, в кухню, потом повернул налево — и замер у двери в спальню.

— Это?..

Я кивнула, но не подошла. Он должен идти сам. Он толкнул дверь.

Комната была как будто застыла во времени. Узкая кровать с серым покрывалом, старый шкаф, книжная полка, табуретка возле окна. На стене — пара фотографий, чёрно-белых, со студенческого выпуска. Его лицо там — ещё юное, но взгляд уже тяжёлый.

Он подошёл к столу, провёл пальцем по крышке. Потом — к подоконнику.— Я тут сидел?

— Почти каждую ночь. Курил, пил чай. Слушал музыку из кассетника.

Он обернулся.— Я не помню. Ни этого... Ни как ты здесь оказалась.

Я выдержала его взгляд.— А ты вспомнишь. Всё вернётся. Ты же Валера. Самый упрямый человек, которого я знаю.

Он хмыкнул, но не возразил. Сел на край кровати. Посмотрел в окно.

Я не шевелилась. Просто стояла в дверях и смотрела, как он медленно, едва заметно, узнаёт своё прошлое через запах, скрип, свет, тишину. Это был дом, где он стал тем, кем стал.

— Странно, — сказал он вдруг. — Я не знаю, кто ты... но ты не чувствуешься чужой.

Я сжала руки в кулаки. Это уже что-то. Это значит, его сердце помнит то, чего не помнит голова.

— Значит, ещё не всё потеряно, — сказала я спокойно. — Просто дай себе время. Мы не торопим.

Он посмотрел на меня долго. А потом... просто кивнул.

В гостиной послышались голоса — остальные зашли. Дом наполнился жизнью.

— Добро пожаловать домой, — прошептала я.
И от этого шёпота мурашки прошли по коже.

Он остался сидеть, чуть наклонившись вперёд, локтями упершись в колени. Я видела, как напряглись его плечи, как взгляд будто расфокусировался — не в окно он смотрел, а сквозь него. Сквозь стекло, сквозь время, сквозь те пять лет, которых он не помнил.

Я тихо выдохнула и вышла из спальни, прикрыв за собой дверь. Не хлопнула. Осторожно. Почти незаметно. Пусть останется наедине с этим воздухом, с этим светом, с этой тенью, что должна пробудить память.

— Ну что? — шепнула Крис, когда я вернулась в кухню. Она сидела на табуретке, подогнув ноги, с чашкой горячего чая.

Я пожала плечами и кивнула на дверь спальни.

— Он внутри. Сидит. Молчит. Но... чувствует. Точно чувствует.

Вахит стоял у окна, в тени, с сигаретой в пальцах. Он был молчалив, как всегда в моменты, когда нужно просто ждать.

— Внутри его всё борется, — тихо сказал он, не оборачиваясь. — Вспоминает не разум, а тело. Запахи, звуки, жесты. Сердце помнит то, что мозг выкинул. Главное — не форсировать. Не лезть.

— А если он... никогда? — выдохнула я. — Если это навсегда?

Вахит наконец обернулся. Его взгляд был прямым и спокойным.

— Я видел, как он на тебя смотрит. Он может не помнить тебя умом, но инстинкт — у него звериный. Он чувствует, что ты — своя. И этого уже достаточно, чтобы однажды он проснулся, посмотрел тебе в глаза... и всё понял.

Я опустила голову, чувствуя, как ком подступает к горлу. Крис молчала, но её ладонь легла поверх моей.

— Мы рядом, — шепнула она. — Всегда.

В этот момент в дверях кухни появился Валера. Он стоял, облокотившись о косяк, с чуть прищуренным взглядом.

— Тут... уютно, — тихо сказал он. — Даже слишком. Как будто всё вылизано к моему приезду.

Я вскинула брови, пряча дрожь.

— Ты всегда был параноиком, — усмехнулась я, делая шаг ближе. — Идеальный порядок — это норма. Ты сам требовал.

Он смотрел на меня долго. А потом:— У тебя очень странная походка. Как у ведьмы. Медленно, будто скользишь.

Я чуть не рассмеялась. Это был он. Его голос. Его тон.

— А ты, значит, помнишь ведьм? — Крис язвительно хлопнула дверцей шкафа. — Тогда поздравляю, мозг восстанавливается.

Валера хмыкнул, но не ответил.— И запах... ты пахнешь корицей и табаком. Как сигареты в декабре.

Я не знала, что ответить. Он вспоминал. Частицы. Тени. Тепло.

— Это хорошо? — спросила я, глядя прямо в его глаза.

Он не отвёл взгляда.— Это опасно.

Я улыбнулась сквозь ком в горле.— А ты всегда любил опасность.

Он прищурился.— В этом я уже почти уверен.

С кухни послышался смех. Вахит рассмеялся негромко, глухо. Крис закатила глаза, как всегда. Марат с Соколом начали подкалывать Вову, мол, тот в Казани влюбится в каждую встречную, если не закроет рот.

Дом жил. Дышал. Как тогда.

А Валера...
Он всё ещё стоял в дверях и смотрел на меня.
Не вспоминая — чувствовал.

И я знала. Это только начало.
                                 __________
ТГК: Пишу и читаю🖤
оставляйте звезды и комментарии ⭐️