Гудки из прошлого
для меня важно
чтобы вы оставляли
звезды и комментарии,
этим вы помогаете продвигать
историю, и мне от этого
безумно приятно, спасибо❤️
___________________________________
Я проснулась разбитая.
Не то чтобы не выспалась — это уже давно не имело значения. Просто тело стало продолжением головы. Тяжесть. Пустота. И холод.
Открыла глаза, и сразу — тишина.
Та, в которой мысли орут громче будильника.
Я медленно села, провела рукой по лицу — будто проверяя, на месте ли ещё я сама. Поднялась, босыми ногами прошла в ванную, включила холодную воду, и резко окунула лицо в ладони. Лёд. Как будто пыталась проснуться из сна, который давно стал явью.
Посмотрела на себя в зеркало. Пусто. Ни огня, ни искры. Только глаза, которые давно не горят.
В комнате — полумрак. Я не зажигала верхний свет. Подошла к туалетному столику, привычным движением взяла спонж, тональный. Начала рисовать лицо. Не своё — нужное. Ни одной трещинки, ни одной эмоции. Всё по отработанной схеме: брови, тени, подводка, скулы. Всё как всегда.
Маска.
Волосы зачёсаны назад, уложены в гладкий, зализанный пучок — как броня. Чтобы ни один локон не напомнил о прошлом. О свободе. О ветре.
Подошла к шкафу, открыла его — всё строгое, всё деловое. Вытащила коричневый брючный костюм, надела на себя — ткань как будто сразу схватила меня, стянула, зафиксировала. Ровная. Сдержанная. Правильная.
На шею — подвеска, та самая.
На запястья — духи. Те самые, острые, как выстрел.
Вышла из комнаты, прикрыв дверь — будто заперла внутри ту, которой больше нельзя быть.
Завтракать я не стала.
Я никогда больше не завтракаю дома.
С того самого утра, когда он жарил яичницу, а я смеялась, сидя на подоконнике в его футболке.
С того утра, когда жизнь была настоящей.
С тех пор — три года. И я не смогла. Ни разу. Даже чашку чая здесь — не держала.
Вышла в прихожую. Там уже стоял Винт. Опёрся плечом о дверной косяк, руки в карманах, ухмылка на пол-лица.
— Сегодня ты быстро. Спешишь как на перестрелку, — сказал он, прищурившись.
Я подняла бровь.— Я сейчас здесь устрою открытую перестрелку, если ты не заткнёшься, Винт.
Он расхохотался, театрально подняв руки:— Воу, воу, Саша, полегче.
Он достал из шкафа мою шубу и подал мне — аккуратно, почти по-рыцарски. Помог надеть.
Пахло табаком и мужским одеколоном. Не его — чужим. Но я сдержалась. Маска держалась.
Я прошла мимо него и вышла из дома.
На улице стояла моя машина — BMW, черная, блестящая, как бронепласт.
Папа купил её сразу после моего переезда в Питер. Или, правильнее — после похищения. Мол, "для безопасности", но все понимали: это клетка на колёсах. Только роскошная.
Я села спереди, хлопнула дверью. Ожидание.
Тишина.
Через несколько секунд дверь с водительской стороны открылась. Винт сел, завёл мотор, и машина мягко рванула вперёд.
Поехали. На работу. В бой. В день, где всё будет снова по расписанию. Словно у меня не было сердца, не было прошлого, не было тех зелёных глаз, которые до сих пор жили в моей голове.
BMW плавно остановилась у входа.
Я поправила воротник, взяла сумку, открыла дверь и вышла — холодный питерский воздух обдал лицо. Винт не шелохнулся, сидел за рулём, смотрел вперёд. Я хлопнула дверью и шагнула ко входу.
У дверей уже стояла Аня — моя помощница. Маленькая, юркая, глаза внимательные, пальцы всегда с красным лаком.
— Доброе утро, Александра Константиновна, — проговорила она, чуть наклоняя голову.
Я молча стянула шубу и отдала ей.
Она подхватила её, как дорогую норку в бутике, а не как броню, в которой я прячусь каждый день.
— Принеси мне кофе в кабинет, — бросила я.
— Конечно, — отозвалась она и скрылась, растворяясь в коридоре.
Я пошла.
Каблуки отдавали глухой, уверенный звук по мраморному полу — в этих стенах каждый шаг эхом отдавался где-то внутри чужих разговоров.
Слева — бухгалтерия. Справа — охрана. Спокойные кивки. Мужчины опускали взгляд, женщины приветливо улыбались. Я — будто на автопилоте.
Ни одного лишнего движения. Ни одного живого взгляда.
Винт остался внизу, как всегда. Я поднималась одна.
Кабинет.
Тяжёлая дверь — щёлк.
Я зашла, бросила сумку на кожаный диван, села за стол. И только тогда позволила себе дышать.
Закрыла лицо руками, вдыхая в ладони всю усталость, всю боль, всю бесконечную пустоту, которую никто, кроме меня, не должен был видеть.
Секунда. Две.
Резко, как по команде, раскрыла блокнот — большой, в кожаной обложке. Начала читать.
Писать. Страницы шуршали. Ручка скользила быстро.
Работа — это наркотик. Маска. Забвение.
Аня появилась с кофе — на подносе, аккуратно, со сливками, как я люблю. Я даже не посмотрела на неё.
— Принеси документы по «Теореме» и по цеху, — бросила я.
— Через пару минут всё будет у вас, — ответила она и вышла.
Минуты не прошло — аккуратно, ровно, без слов, на столе передо мной уже лежали два толстых досье.
Я пила кофе и работала. Час. Два. Три.
Молчаливо. Быстро. Как будто вся моя жизнь — это бесконечная череда страниц.
И тут — без стука.
Дверь резко открылась.
— Привет, дочурка. Как дела? — Голос. Узнаваемый. Тёплый. Слишком тёплый, чтобы быть настоящим.
Я подняла взгляд. Отец. Кондор. В костюме, как всегда. В сияющих туфлях. Лицо свежее. Улыбка — натянутая. Но глаза — острые. Опасные.
— Нормально, — ответила я сухо.
Он хлопнул в ладоши. — Отлично! Значит так: сегодня в шесть — встреча. Нужно одеться элегантно, красиво, эффектно.
Я медленно поставила чашку.— Повод?
Отец моментально стал серьёзным, даже голос стал ниже:— Барсуков пригласил на встречу. Будет со своим сыном, Дамиром. Сказал взять дочку. Познакомимся.
Я закатила глаза и облокотилась на стол:— К чему всё это? Я не хочу. У меня дела, я занята.
Губы его сжались в тонкую линию.
— Ты пойдёшь. И это не обсуждается. Может, понравитесь друг другу. Пообщаетесь. Время идёт, Саша.
— В моём сердце пусто. С того дня, как ты разрушил мою жизнь.
Он резко стукнул кулаком по столу, я вздрогнула.
— Хватит! — гаркнул он, встал, быстрым движением поправил пиджак. — Не обсуждается.
И вышел, хлопнув дверью так, что стекло в рамке дрогнуло.
Я осталась одна. Сделала глубокий вдох. Закрыла глаза. Слёзы. Горячие, злые. Побежали сами, как будто не спрашивали разрешения. — Нет... Не сейчас... Не здесь, — прошептала я себе, резко взяла салфетку, вытерла.
Шесть секунд. И я снова была прежней. Холодной. Собранной. Никакой.
Открыла папку. Начала работать, как ни в чём не бывало.
Время было четыре, когда снова — стук в дверь.
— Входите, — отозвалась я.
Зашёл Винт, ухмыляясь:— Ну что, готова покорять Дамирчика, миледи?
Я цокнула, не глядя на него:— Артём, ты же знаешь...
Он сел напротив, лицо стало серьёзным.— Саш, отпусти уже. Ничего не изменить. Да и он... за эти три года точно пришёл в себя. Сделай так же.
Мои пальцы сжались в кулаки.— Нет. Он помнит меня. И ждёт. Не говори хуйни, ты ничего не знаешь.
Он закатил глаза, откинувшись назад.— Но перечить отцу ты не можешь. Поэтому собирайся. Переоденешься — и я отвезу тебя в ресторан.
Я медленно выдохнула. Закрыла папку. Поднялась со стула. Взяла сумку. Каблуки щёлкнули об пол.
Я шла к двери. Собираясь идти на встречу с кем-то,
в то время как душа моя всё ещё принадлежала одному.
Винт вёл машину плавно, чуть рассеянно, как будто тоже не хотел туда ехать. Я молчала, смотрела в окно, считывая каждую тень, каждое отражение в стекле, как будто искала там ответ.
Дворы проносились один за другим, мокрый асфальт блестел в свете фонарей, небо было тяжёлым, низким, как перед грозой.
Мы подъехали к дому. Я вышла, не сказав ни слова. Поднялась по ступеням. В квартире было тихо, слишком тихо, даже часы на стене будто не тикали. Я прошла в спальню, закрыла дверь и остановилась, глядя в зеркало.
Пора.
Я открыла шкаф, нащупала пальцами нужную ткань — гладкую, холодную, почти как шёлк, — и вытащила платье.
Чёрное. Строгое. Элегантное. Ни грамма лишнего. Ни намёка на провокацию. Только достоинство. Только холод.
Я надела его медленно, глядя в зеркало, будто собирая из осколков себя.
Волосы оставила в пучке — гладко, аккуратно, строго.
На губы нанесла красную помаду. Ярко. Смело. Слишком смело — даже для меня. Но сегодня я — щит. И помада стала его краем.
Надела чёрные каблуки.
Щелчок за щелчком — подошла к двери.
Когда я вышла, Винт обернулся, прижал ладонь к груди и, чуть согнувшись, театрально изобразил сердечный приступ:
— Мать моя женщина... это что за богиня сегодня со мной едет? Кто вы, и что вы сделали с нашей Сашей?
Я улыбнулась — чуть, почти незаметно, но это была улыбка. Взяла пальто с вешалки, накинула, застегнула молнию, как броню, и кивнула:— Поехали.
Мы вышли. Я села в машину, пристегнулась.
Тишина.
Я глубоко вздохнула и, не глядя на него, произнесла:— Я не хочу ехать. Зачем всё это сейчас?
Он пожал плечами, чуть склонив голову:— Может, внуков хочет. Старый ведь уже...
Я замерла.
Слово "внуки" ударило в живот, будто кто-то с силой ударил меня ногой изнутри.
Воздух перехватило.
⸻
Три года назад.
Холодный, стерильный свет больничного коридора.
Белые стены. Запах антисептика.
Я выходила — медленно, пошатываясь. Лицо всё мокрое. Глаза опухли.
Под глазами — чёрные круги, как у тени.
Я шла, не помня ног.
У входа стоял Артём, Винт. Сигарета в руке, прислонился к машине. Увидел меня — затушил, подошёл ближе:— Что случилось?.. Саша, что...
Я не ответила сразу.
Я разрыдалась. Громко. Больно. Со звуком.
Схватилась за дверцу машины и рухнула на сиденье, завыла, как зверь:
— Он... он... лишил меня воздуха! Лишил меня семьи! Артём, у меня... выкидыш.
Выкидыш, мать твою...!
Я кричала, билась, стучала по торпеде, по стеклу, по своему животу — тому месту, где он был.
Ребёнок Валеры. Мой... наш...Я не уберегла. И всё из-за "папочки". Ненавижу... Ненавижу всем сердцем.
Артём молчал. Он просто сидел рядом и держал руль. Смотрел перед собой. Челюсть сжата, пальцы белые.
⸻
Мы ехали дальше в молчании.
Машина скользила по дороге, как лодка по чёрной реке.
Потом — ресторан.
Фасад яркий, большой. Всё дорого, с колоннами, с красным ковром у входа.
Мужчина в пальто открыл дверь.
Я вышла.
Артём тут же оказался рядом, выпрямился, повёл меня вперёд.
— Ты справишься, — тихо сказал он.
Я не ответила. Только кивнула.
Остановилась у входа, сняла пальто.
Все взгляды обратились на меня.
Я чувствовала их.
Каждый поворот головы.
Каждую тень в зале.
Но мне было всё равно.
Я увидела нужный стол — в глубине.
Папа. Ещё двое мужчин. Один — старший, второй — помоложе.
Я пошла. Походка грациозная. Прямая спина.
Челюсть сжата. Сердце — как камень.
— Здравствуйте, — сказала я, подходя к столу.
Мужчины тут же встали.
Папа первым протянул руку и с гордой улыбкой произнёс:— Дочка моя. Моя гордость — Сашенька.
Старший подошёл, пожал мою руку крепко, уверенно:— Приветствую. Очень приятно, миледи.
Я выдавила вежливую, дежурную улыбку:— Взаимно.
Он — Дамир. Молодой. Темноволосый. Чисто выбритый. Улыбка — самоуверенная. Глаза — читающие. Он взял мою руку, чуть наклонился и поцеловал её.
— Вы очаровательны, Александра.
— Благодарю, — произнесла я, сохраняя вежливый тон.
Мы сели. Заказали. Зажгли свечи. Вино.Разговоры.
А внутри всё ещё стоял крик.
За столом стало невыносимо душно. Вино лилось, смех звучал, папа что-то говорил о проектах, о будущем, о возможностях — всё звучало как из подводной толщи. Глухо, без смысла.
Я сидела прямо, держала бокал, изредка кивала, но внутри — всё стучало: «вырвись... вырвись, Саша, тебе не здесь».
И вдруг — голос сбоку, тихий, вкрадчивый:— Может, выйдем на улицу? Здесь шумно.
Я повернулась к Дамиру. Он смотрел в глаза, но не лез, не наигрывал. Просто смотрел. Я кивнула:— Да, я бы с радостью.
Я встала, накинула пальто. Каблуки постучали по паркету, и мы вышли через боковой вход.
На улице пахло дымом, прохладой и мокрым камнем. Ночь была тяжёлой, как воск.
Я достала из сумочки сигареты и зажигалку, щёлкнула, затянулась — медленно, с закрытыми глазами.
Дамир остановился, приподнял брови:— Вы курите? Хм... А на вид — милая девочка.
Я даже не посмотрела на него. Только выдохнула дым, чуть склонив голову в сторону:— А вы выглядите солидно... а на деле — избалованный мальчишка. Видно сразу.
Он нахмурился. Я краем глаза это заметила, но не повернулась. Просто стояла, глядя куда-то в сторону парковки, где огни фар отражались в лужах.
Дамир достал сигареты. Поджёг. Затянулся. Молчал пару секунд. А потом, почти небрежно:— Может, поужинаем в выходные?
Я не подумала ни секунды. Ответ вышел моментально:— Я занята.
Он приблизился. Совсем близко. Не переходя грань, но проверяя её на прочность:— Ну... может, ваше величество всё же найдёт для меня пару часиков?
Я фыркнула. Не оборачиваясь. Голос — твёрдый, отточенный:— Дамир, у меня на вас не будет времени. Да и вы не тратьте своё. Оно у вас, точно, дорогое.
Он замолчал. Потом всё же:— У вас кто-то есть? Или... я вам не нравлюсь?
Я улыбнулась. Но не тепло — чуть, уголками губ. Болью.— И то, и другое. В моём сердце — другой мужчина. И не пытайтесь. Я умру — но в сердце будет он.
Он был в шоке. Смотрел на меня, как будто увидел не женщину, а рану. Живую, кровоточащую, гордую.
Сказал ничего. Докурил до фильтра. Подбросил окурок в урну. И молча вернулся в ресторан.
Я осталась. Наедине с улицей. Щёлкнула снова зажигалкой. Огонёк. Затяжка. Пепел. Сигарета горела, а я стояла, глядя вдаль. Куда-то, где он.
Где сердце. Где я — настоящая.
Когда я вернулась в ресторан, встреча уже подходила к концу. Они сидели, расслабленные, довольные. Мужчина постарше поднялся первым, посмотрел на меня с доброй улыбкой:
— Спасибо вам, что познакомили нас с такой прелестной девушкой.— Он обернулся к отцу.
— Искренне надеюсь, они с Дамиром нашли общий язык.
Я улыбнулась мягко, будто актриса в сцене, где нужно быть идеальной:— Конечно.
Руки — пожатие, взгляды — пустые, но воспитанные. Папа довольно хмыкнул.
Мы попрощались, и я первая развернулась на каблуках, пальто накинула ловко, движения — чёткие, отточенные. У входа уже стояла чёрная машина с водителем. Мы сели. Я — на заднее сиденье. Отец рядом.
Он был доволен, сиял:— Ты, честно говоря, удивила меня. Нет, ну ты красивая, даже очень... вся в меня.— Он рассмеялся, сжал кулак.— Но не думал, что они будут так реагировать на тебя. Ещё и про сделку договорился — всё прошло гладко. Молодец. Но...— Он повернулся ко мне. — Ты должна поужинать с Дамиром. Хороший мальчик, правда?
Я фыркнула:— У меня нет времени на этого избалованного сосунка.
Он резко повысил голос:— Следи за языком! Это не был вопрос. Ты поужинаешь с ним.
Я закатила глаза, медленно, с показным равнодушием:— Как будто у меня есть выбор...
Дальше мы ехали в полной тишине. Машина каталась по вечерним улицам, а я смотрела в окно, глядя сквозь своё отражение.
Когда остановились у дома, я не сказала ни слова.
Резко открыла дверь, вышла и громко хлопнула ею за собой.
Дом.
На улице — темно, лестница будто давит.
Я вошла, сбросила каблуки прямо в прихожей, пальто — на пол, сумку — туда же.
На кухне стояла вчерашняя бутылка вина. Я налила в бокал. Села. Достала сигарету, закурила.
Слёзы шли сами. Не злилась. Не рыдала. Просто текли — по щекам, по губам, вино поднималось к лицу, дрожали пальцы. Каждый раз одно и то же. День в день. Год в год. Память. Сердце. Пустота.
Я только поднесла бокал к губам —
вспышка звука. Телефон.
Я выругалась тихо:— Блядь...
Но всё же взяла трубку.— Ало?
— Ало, Фрост. Дело срочное. Адвокат нужен. Ни один не может вытащить.
На том конце — голос, я сразу узнала:— Зима, что случилось?
⸻
Три года назад.
Я стояла в коридоре, босиком, телефон в руке дрожал, как и я. Губы — сухие. Грудь — сдавлена, будто в неё вбили гвоздь. Каждая клетка тела просила: не делай этого. Не звони. Но разум кричал — надо. Ради него. Ради нас.
Я дрожащими пальцами набрала номер.
Качалка. Те самые гудки. Сердце билось в висках.
Наконец — щелчок. И голос.
— Алло?
— Зима.— Я говорила тихо, шёпотом.— Не кричи. Тихо. Не подавай виду.
Там повисла тишина. Я слышала, как он затаил дыхание.
— Продиктуй мне номер домашний. Завтра в 9 утра я тебе позвоню. Никому не говори. Прошу тебя. Это важно. Очень.
Молчание. Зима будто обдумывал. Потом всё же выдохнул и продиктовал номер.
Я сразу сбросила звонок.
⸻
На следующее утро. 9:00. Ровно. Минуту в минуту.
Я сидела на полу у окна, сжав телефон в руках.
Набрала.
Ответил почти сразу:— Да?
— Зима, это я.— Я сглотнула. — Я всё тебе расскажу. Только... пожалуйста... нельзя, чтобы Валера узнал.
Он понял сразу. И голос его уже был не такой.
— Как он?
Зима помолчал. Потом выдохнул с такой горечью, что я почувствовала её кожей:— Херово, пиздец. Тут просто полный пиздец, Саш. Это же пиздец. Честно — пиздец. Он не сможет без тебя.
Я зажмурилась, и слёзы брызнули сами.
Я не могла дышать, мне казалось — лёгкие вот-вот схлопнутся.
— Тогда я не смогу без него...— Голос дрогнул.
— Отец сотрёт его с лица земли, понимаешь?.. Просто сотрёт...
Тишина в трубке. Только дыхание. И всё.
⸻
— Да, знакомый мой. Уже четыре адвоката пробовали — бесполезно.
Я откинулась на спинку стула. Закрыла глаза. Вдох. Выдох.— Когда суд?
— Послезавтра. Я пришлю тебе всё на почту. Это важно, Саша, реально важно. Ты единственная, кто может.
Я кивнула сама себе, устало:— Ладно.
Он с облегчением:— Ты лучшая, правда. Всё, связь.
Щелчок. Гудки. Тишина. Я положила телефон. Смотрела в пустоту.
— Москва...
Сука.
Но если Вахит обратился ко мне, значит там реально жарко. Он никогда не просил просто так.
Я сделала глоток вина. Поднялась. Пошла в ванную. Смыла макияж, смотрела на себя в зеркало. Та же, но всё не та.
Плюхнулась на кровать.
Всё тело — тяжёлое.
Закрыла глаза.
И провалилась.
__________
ТГК: Пишу и читаю🖤
оставляйте звезды и комментарии ⭐️