Глава 19
Туман вокруг зашевелился, словно живая ткань, и вздрогнул от слов Песчаной Бури. Её выбор отозвался эхом, пронёсся по земле и по самому воздуху.
Мглистая Память, старая, величественная кошка, стояла прямо напротив неё. Её глаза — два осколка ледяного неба — впервые дрогнули.
— Ты… — прошипела она, голос дрогнул, но в нём всё ещё звенела сталь. — Ты ослушалась. Ты отвергла то, что было тебе дано. Ты выбрала смерть вместо вечности!
Песчаная Буря выпрямилась, шерсть на загривке взъерошилась, но голос её был чист и твёрд:
— Я выбрала жизнь. Свою жизнь. С ним.
Она кивнула на Огнезвёзда, и тот не выдержал — сделал шаг ближе, будто это признание сорвало с него оковы.
Туман заходил ходуном. Призрачные кошки, до этого тихие, как тени, начали тревожно перемещаться. Их глаза вспыхивали то гневом, то страхом. Сначала едва слышный, а потом всё громче, пошёл ропот.
— Она нарушила…
— Но она помнит…
— Она вернула свою силу…
И тут их силуэты начали распадаться. Сначала — лёгкая прозрачность, как у дымка на ветру. Затем — куски их тел стали растворяться, уходить в небытие.
— Нет! — рявкнула Мглистая Память, и её голос расколол пространство. — Мы — вечные! Нас нельзя разрушить!
Но её собственные лапы уже стали проваливаться в туман, словно земля перестала её держать.
Огнезвёзд смотрел на это с ужасом и восторгом одновременно. Он чувствовал, как рушится мир, построенный на чужой боли и забвении.
И только один кот стоял неподвижно. Кипарисовый Лист.
Его глаза горели безумным огнём. Он не растворялся, не ослабевал, он будто наоборот — становился ещё ярче, ещё реальнее, с каждой секундой всё более страшным.
— Нет… — прошипел он, вперив взгляд в Песчаную Бурю. — Это ты всё разрушила. Ты — причина. Если бы ты осталась с нами, всё бы продолжалось!
Он бросился вперёд. Его когти тянулись к её морде, к горлу, к самому сердцу.
— Отдай мне свою память! Отдай свою жизнь! — его голос сорвался на хриплый вой.
Песчаная Буря вздрогнула, отшатнулась, но Огнезвёзд рванул вперёд, встал между ними. Его лапы ударили о землю, он зарычал:
— Не смей её трогать!
Но Кипарисовый Лист был неостановим. Его тело вытягивалось, искажалось, будто сам туман питал его ярость. Он тянулся всё ближе и ближе, и даже рушившийся вокруг мир не мог его удержать.
Белка кинулась рядом с отцом, шерсть на ней стояла дыбом. Воробей, хоть и дрожал от слабости после своего испытания, поднял голос:
— Отойди от неё, трус! Тебе никогда не понять, что значит жить по-настоящему!
Но Кипарисовый Лист не слушал. Его взгляд был прикован только к Песчаной Буре.
И она впервые заговорила сама, глядя прямо ему в глаза:
— Ты ненавидишь не меня. Ты ненавидишь себя. Потому что ты боялся вспомнить. Боялся потерять. А я больше не боюсь.
Эти слова ударили в него, словно молния. Он зашипел, пошатнулся, но не отступил. Его лапа почти коснулась её шерсти…
И тогда Огнезвёзд прыгнул.
Их тела столкнулись с глухим ударом. В клубке когтей и клыков они катились по земле, и мир вокруг продолжал рушиться, гулко стонал, как обваливающаяся скала.
Песчаная Буря зажмурила глаза, сердце её рвалось на части.
А в это время Мглистая Память закричала — впервые по-настоящему страшно, как кошка, а не как дух.
— Вы разрушили нас!.. Вы вырвали нить сна! Мы исчезаем!
И с её криком многие призрачные силуэты рассыпались в пепельные искры, исчезая навсегда.
Но битва Огнезвёзда и Кипарисового Листа только начиналась.
Кипарисовый Лист сорвался вперёд, словно чёрная молния, и его лапа с силой обрушилась на Песчаную Бурю. Она вскрикнула от боли, ощутив, как когти прорезали её плечо и прижали к земле.
Мир вокруг пошатнулся, туман дрогнул, но самое страшное было не в боли. В тот миг, когда его взгляд впился в неё, когда его тяжесть нависла сверху, в её сознание ворвалось что-то чужое, ледяное, почти безумное.
Её дыхание перехватило. Перед глазами, будто в прорехе тумана, мелькнула картина будущего: крошечные силуэты, котята, дышащие её теплом, но не похожие на Огнезвёзда. Их глаза — отражение безумного пламени Кипарисового Листа.
— Н-нет… — прошептала она, голос сорвался на стон. — Этого не может быть…
Она забилась, но когти врага держали её слишком крепко. Слёзы выступили на глазах, и каждое их дрожащее мерцание казалось криком души.
— Ты моё продолжение, — прошипел Кипарисовый Лист прямо в её ухо, и его дыхание было как холодный яд. — Ты станешь сосудом того, чего я лишён. Ты не сможешь уйти.
Песчаная Буря чувствовала, как ужас сжимает её сердце, как сама земля уходит из-под лап. Она захлёбывалась в этом знании, в предчувствии, что её будущее уже отравлено.
— Я не хочу… — плач вырвался сам, с хрипом и болью, словно её душу разрывали когтями. — Я не хочу быть частью тебя!
Слёзы потекли по её морде, туман окрасился их блеском. Она билась, цеплялась за воздух, за каждый вдох, и в её глазах отражалась не только боль, но и смертельный страх — страх матери, которой ещё только суждено стать.
Она понимала, что её судьба связана с ним, даже если она этого не желает. И именно это знание было невыносимее боли.
Огнезвёзд стоял неподвижно, сердце стучало так громко, что казалось — оно хочет вырваться наружу. Белка и Воробей замерли рядом с ним, глаза расширены, шерсть на спинах дыбом. Никто не мог пошевелиться, дыхание застряло в груди.
Вдруг, будто раскалённый огонь прорвался сквозь ледяную тьму, Огнезвёзд рванул вперёд. Его лапы ударили о землю с глухим стуком, когти вспыхнули серебристым светом, а крик души — яростью, страхом и отчаянной любовью — разорвал пространство вокруг.
Кипарисовый Лист сжал Песчаную Бурю сильнее, но её взгляд, полный ужаса и боли, замедлил его, словно на мгновение мир замер. И в этот момент Огнезвёзд ринулся на него, вырвал её из когтей врага, толкнул назад с такой силой, что туман содрогнулся и завыл.
Песчаная Буря рухнула на землю, её тело дрожало, а глаза были полны слёз — впервые за много сезонов, впервые за все эти испытания она плакала всерьёз. Слёзы текли по морде, смешиваясь с пылью и туманом, и каждая капля казалась криком её души, её боли, её страха и одновременно — надежды.
Огнезвёзд опустился рядом, его дыхание тяжело рвалось, лапы всё ещё дрожали от напряжения, сердце разрывалось на части. Он смотрел на неё, на эти слёзы, и в его взгляде горела вся любовь и отчаяние, которые он когда-либо испытывал.
— Всё будет… хорошо, — прошептал он, хотя сам почти не верил в эти слова. — Я здесь. Я не дам им тебя тронуть.
Белка подошла ближе, осторожно прикоснулась к шерсти матери, Воробей стоял неподвижно, глаза его блестели от слёз, но и от восторга — ведь мир, каким бы хрупким он ни был, ещё держался.
Кипарисовый Лист отступил на мгновение, глаза его сверкали безумием, но теперь он видел, что его сила не абсолютна. И даже в этом разрушающемся мире появилась преграда, которую он не мог перескочить — любовь, ярость и страх потерять тех, кого он ненавидел видеть счастливыми.
Туман вокруг продолжал завывать, силуэты Призрачного племени растворялись в пепле, но для Песчаной Бури и Огнезвёзда настал короткий миг — момент, когда боль, страх и слёзы переплелись с надеждой и силой, которая рождалась только внутри них.
Кипарисовый Лист замер на месте, его взгляд всё ещё пылал безумием, но в нём появилась странная искра — почти насмешка. Он сделал шаг назад, а потом вдруг растворился в тумане, словно сам воздух забрал его с собой.
— Он… ушёл? — прошептала Песчаная Буря, тяжело дыша, плечи её дрожали.
Огнезвёзд не отводил взгляд от пустого места, где только что висел враг. Сердце его всё ещё колотилось, в груди рвалась ярость и облегчение одновременно. Он понимал: это не поражение. Это уход. Уход, полный угрозы, но и понимания, что ничего из того, что Кипарисовый Лист замышлял, теперь не может быть окончательным.
— Его нельзя убить, — тихо сказал Огнезвёзд, почти себе под нос, — но и мы не боимся. Будущее… наших котят, — он кивнул на Песчаную Бурю, — они изменят всё. Всё, что он хотел навязать, уже не возможно.
Песчаная Буря прислонилась к нему, слёзы ещё блестели на её морде, но в глазах появилось что-то новое — решимость, свет, который Кипарисовый Лист не мог затушить.
Белка и Воробей стояли рядом, ещё трясясь, но с ясным пониманием: их семья выстояла. Будущее, каким бы опасным оно ни было, теперь полностью зависело от них, и никакая тьма не сможет его уничтожить.
И туман, словно признавая это, постепенно рассеялся, оставив за собой лишь слабые отблески разрушающегося мира Призрачного племени. Мир, который казался вечным, рухнул… но настоящая жизнь только начинала своё движение.