пауки
Дима стоял, облокотившись на перила подъезда, в своей чёрной толстовке с капюшоном. В руке держал кофе в бумажном стакане и курил. Она вышла из подъезда, прикрываясь от ветра джинсовкой, и первым делом - недовольно глянула на него.
- Рано. Утро. Зачем так делать? - буркнула.
Он потянулся к ней, не отвечая. Снял с её плеч джинсовку, натянул поверх свою худи.
- Утро - лучшее время для нас. Пока город не орёт, и всё тихо. Хочу показать тебе кое-что.
Она скептически прищурилась, но шагнула рядом. Шли медленно, по мокрому асфальту, мимо лавочек, мимо вывесок на голландском, непонятных и потому - родных.
- Куда идём, то? - Она курила, выдыхая дым в сторону.
- В одно место. Оно про нас. Чуть-чуть.
- Ты вечно загадками, Дим. - Она усмехнулась. - Хотя ладно. Пока ты нормальный, я за.
Он молчал. Шёл и смотрел, как её волосы треплет утренний ветер. Как на щеках играют лёгкие тени от солнца. Было что-то болезненно-сладкое в этом наблюдении. Как будто и правда можно всё начать сначала.
Они свернули с улицы, зашли в старый двор. В самом центре - граффити на стене: разбитое сердце, внутри которого - слово "angel".
- Я шёл сюда один раз, когда ты уехала. Это было ночью. Я сидел тут, бухал и курил один косяк, чтобы не орать. Мне казалось, я никогда не выживу без тебя.
Она посмотрела на надпись. Потом - на него.
- Я не знала, что у тебя такие места есть.
- А теперь ты в них есть. - Он улыбнулся и сел на бетонный бортик. - Помнишь, как ты у меня на груди уснула впервые? В Питере. После того концерта в маленьком клубе.
- Мы тогда ели шавуху на полу и я говорила, что ты херово поёшь.
- Да. А я влюблялся в каждое "херово".
Он встал, подошёл к ней сзади. Обнял. Осторожно. Тепло. Без намёка на то, чтобы заставить. Просто быть ближе.
- Я не умею всё чинить. Но я точно хочу тебя, Ам. Тебя реальную. С сигаретами, с тупыми подружками, с этими твоими пирсингами и вечными "я подумаю". Я с этим всем. С тобой.
Она не шевелилась. Стояла, вдыхала его запах, чувствовала тепло рук на талии. Потом сказала:
- Это страшно. Быть с тобой - это как залезть в бурю. Снова.
- Ну тогда залезай красиво. - Он повернул её к себе. - Поехали в Париж.
- Чего? - она отшатнулась, глаза округлились.
- Прямо сейчас. Или завтра утром. На поезде, на тачке, пешком, мне похуй. Я просто хочу с тобой в Париж. Не потому что город. Потому что ты. И я. И запах кофе, и эти улицы. Хочу тебя у Эйфелевой башни в моей толстовке. Хочу, чтобы ты выбирала мне круассан. Хочу снимать тебя на плёнку, как раньше.
Молчание. Она смотрела на него. Он - в ответ.
- Ты дурак. - наконец выдохнула она. - Дурак конченый. Я даже с тобой три дня подряд не проводила нормально.
- Так вот и начнём с четвёртого.
И она рассмеялась. Не сдержалась. Откинулась головой, как умела только она. Он поймал её ладони, притянул ближе, поцеловал в висок.
- Ты соглашаешься?
- Если найдёшь круассан лучше, чем в Амстердаме - останусь с тобой навсегда.
- Договор.
- И кофе мне купишь. Два. Без молока.
- Безусловно.
Она взяла его за руку.
- Тогда поехали в свой ёбаный Париж, Ицков.
И он улыбнулся так, как улыбался только ей. Как будто и правда, всё могло быть иначе.
И было.
---
Салон самолёта был залит мягким бело-жёлтым светом. Люди рассаживались, шуршали пакетами, кто-то уже пристёгивал ремень, кто-то читал инструкцию по безопасности, будто на ней зависела жизнь. Дима молчал, глядя в иллюминатор. Он терпеть не мог летать. Но сейчас - впервые за долгое время - ему было почти пофиг. Потому что рядом сидела она.
Амелия в наушниках пролистывала плейлист в телефоне. Она выбрала трек, нажала «плей» и передала ему один наушник. Он взял его молча и вставил в ухо. Первые ноты были узнаваемыми: меланхоличный трип-хоп, который она слушала ещё до того, как они вообще впервые поцеловались.
- Ты помнишь? - спросила она, не глядя.
- Каждый трек, под который ты курила на подоконнике. - Он усмехнулся. - Этот ты гоняла, когда не могла уснуть.
- Тогда я вообще спала плохо.
- А теперь?
Она посмотрела на него. Не ответила. Просто положила голову ему на плечо. Он осторожно прикоснулся к её руке, переплёл пальцы. И больше не отпускал.
- Ты волнуешься? - спросила она спустя несколько минут.
- Насчёт Парижа? Нет. Насчёт нас - каждый день. Но это хорошее волнение.
- Ты стал другой, Дим.
- Я стараюсь. - Он сжал её пальцы сильнее. - Мне так хочется делать всё правильно, что иногда самому страшно.
- Не делай правильно. Просто будь рядом. Не исчезай.
- Я уже нет. Я с тобой, Ам. Прямо тут. - Он прижался к ней виском.
Стюардесса проходила мимо и предлагала напитки. Они отказались. Всё, что им нужно было - уже между ними.
Самолёт начал разгон, и Амелия сжала его руку сильнее.
- Всё нормально, - прошептал он. - Просто доверяй. Мы летим к чёртову Парижу. К чёртовой любви. Или к новой катастрофе. Но летим вместе.
- Ты поэт теперь? - усмехнулась она.
- Твой. Если надо - хоть поэт, хоть бармен, хоть подушка.
- Ты был моей подушкой, когда я не могла дышать. Помнишь?
- Я помню всё, Ам.
Он провёл пальцами по её щеке, убрал непослушную прядь. Её глаза были закрыты, но он знал - она не спит. Просто слушает музыку. И чувствует.
В иллюминаторе проплывали облака, как чужие жизни. Как ошибки, о которых они теперь говорили вслух.
Она разомкнула пальцы, легонько провела по его руке.
- Хочешь кофе, когда приземлимся?
- Хочу тебя, когда приземлимся. - Он усмехнулся.
- Это потом. Сначала круассан и кофе. По договору. - Она подмигнула.
Он повернулся к ней, близко, так, что мог разглядеть каждую ресницу.
- Договор есть договор.
Самолёт дрогнул. Они оба молчали. Её рука лежала поверх его. Он чувствовал каждую вибрацию её тела - от трека, от полёта, от чувств, которые они до сих пор не умели озвучить словами.
- Не отпускай меня, - прошептала она.
- Даже если умру, не отпущу.
И снова - тишина. Спокойная. Уютная. Их тишина.
Когда пилот объявил снижение, Амелия чуть приподнялась и посмотрела на него:
- А если это не сработает?
- Тогда мы хотя бы попробовали. И это уже больше, чем я когда-либо делал.
- Больше, чем кто-либо делал для меня.
Он кивнул. Потом - быстро и резко - чмокнул её в висок.
- Париж ждёт. И кофе. И я рядом. Всё будет.
И в тот момент - верилось, что действительно будет.