Глава 17
Пляшущие по потолку моей комнаты тени похожи на костлявые руки киношного монстра. Они шевелятся и меняют очертания, по мере того, как ветер за окном гнет и колышет ветви деревьев.
Я не хочу шевелиться, даже когда вязкую тишину вокруг разбавляет лай Демона во дворе. Его метания долетают до меня, как через вату.
Сложив на животе ладони, надеюсь на то, что кем бы ни был пришедший к нам человек, он уйдет сам собой и оставит меня в покое.
Высохшие дорожки слез на моих щеках стянули кожу, а тело затекло от многочасового неподвижного лежания на кровати.
— Ммм… — сев на матрасе, тру затекшую шею и пытаюсь понять, который час.
Я оставила телефон в сумке, но электронные часы на тумбочке высвечивают шесть вечера.
Кажется, сегодня мой дед решил переночевать в универе, иначе как объяснить то, что домой он не спешит?
Сбросив на пол ноги, плетусь к входной двери, и лай нашей собаки сменяет отчетливый скрип крыльца, за которым следует настойчивый стук в дверь.
Дернув замок, толкаю ее плечом, ожидая увидеть деда, но вместо него на моем пороге возникает Алёна в компании моей двоюродной сестры и… бутылки вина, которую та демонстративно прижимает к груди.
— Тук-тук, — тянет Алёна, с хмурым видом изучая мое лицо и тот бардак из волос, который украшает мою голову.
На лице Карины немой театральный ужас и огромная складка между бровей.
Моя сестра брюнетка с очень милым лицом. У нее отличная фигура, и вообще все отлично, но сама она считает, что природа очень сильно над ней пошутила, потому что она маленького роста, хотя ни одного парня вокруг нас это никогда не смущало.
— Ты не шутила. — Смотрит она на Алёну. — Тут красный уровень опасности.
Моих моральных сил никогда не хватит на то, чтобы выставить их за дверь, но на то, чтобы прокомментировать это заявление их тоже нет, поэтому молча отхожу в сторону, пуская их в дом.
— Вы что, электричество экономите? — Цокает сестра, включая в коридоре свет.
Щурюсь и закрываю за ними дверь.
Натянув на ладони рукава водолазки, ежусь от холода, который мучает меня изнутри.
В руках Алёны пакет из супермаркета, и она опускает его на пол, бросив на меня этот невыносимо жалостливый взгляд.
Пока они раздеваются, делая вид, будто все в порядке вещей, плетусь на кухню и ставлю чайник.
Через пять минут они наполняют своим присутствием каждый уголок дома.
Моют руки, обсуждают погоду, вываливают на столешницу фрукты, колбасу и мой любимый сыр. Гремят посудой и холодильником, перемещаются, тесня меня к столу.
Опустившись на стул, смотрю в окно, в отражении которого вижу свое лицо. В общем и целом, в нем нет никаких изменений, кроме того, что оно бледнее обычного.
— Хочешь сдать за меня математику летом? — интересуется Карина, выставляя на стол тарелки. — Я слышала, ты у нас теперь эксперт по закрытию сессии в одну неделю.
Алёна делает вид, будто источник информации моей сестры — для нее большая загадка, но я прекрасно знаю откуда она у нее.
— А ты что, собираешься прогуливать? — спрашиваю хрипло.
— По прогулам чемпионка у нас тоже ты. — Ставит передо мной стакан с густым красным вином внутри.
Глядя на него напряженно, чувствую мгновенный протест своих внутренностей. Наверное, это заложенный природой инстинкт, даже несмотря на то, что я совсем не осознаю своего “положения”.
Заняв стул напротив, Алёна берет с тарелки кусочек колбасы и медленно его жует.
Усевшись между нами, Карина наливает вина ей и себе, а я кусаю губы, глядя на проклятый стакан и сыр, от запаха которого меня вдруг начинает мутить.
Прикрыв ладонью рот, бросаюсь к раковине и открываю воду.
— Блин… — Дышу часто и громко.
— Ты что, себя до булимии довела? — Мрачно тянет сестра. — Из-за этого козла?
Мое нутро разрывает желание спросить ее. О том, что ей известно про… ту блондинку, но внутренний голос скулит о том, что лучше мне вообще ничего не знать.
— Юль… — тонко зовет Алёна.
— Все нормально, — сиплю, смачивая ладонь и поднося ее ко лбу.
Развернувшись, вижу два
вцепившихся в меня взгляда.
Стыд кроет с головой, но вид их обеспокоенных лиц вынимает последние силы.
— Мне нужны деньги, — выпаливаю, прикрыв глаза. — В долг.
— Эмм… — бормочет Алёна. — Ладно…
— Ты что, хочешь пистолет купить? — Фыркает Карина.
— Нет… я…
Черт!
Бегая глазами по их лицам, лепечу:
— Я… в общем… мне нужно.
Переглянувшись, они выглядят не очень довольными.
— Ты вроде все сдала, или я чего-то не знаю? — осторожно спрашивает Алёна.
— Угу… — киваю.
— Так, эммм…. сколько тебе нужно? Свяжусь со своим “банкиром”, — шутит она.
— Пока не знаю.
— А. Окей.
— Какая интрига. — Глаза моей сестры сужаются.
— Не интрига, — отрезаю, хватаясь за кухонное полотенце, чтобы хоть чем-то занять руки.
— Расскажи, раз не интрига, — просит деловым тоном.
— Не хочу я рассказывать! — злюсь. — Закроем тему?
Замолчав, она смотрит на меня удивленно.
Я знаю, что веду себя странно, но это не значит, что нужен допрос.
Сев за стол, хватаю с тарелки мандариновую дольку, чтобы зажевать привкус желчи во рту.
— Эммм… кхм… — Подняв свой стакан, Алёна предлагает. — За закрытую сессию, что ли…
— Мне нельзя, — бормочу на автомате, толкая в себя еще один кусочек новогоднего фрукта.
— Ты что, беременная? — буркает сестра.
Сердце бухает по ребрам.
Проглотив мандарин, в панике решаю, как не выдать себя слишком поспешным или слишком долгим ответом.
“Открытая книга”, вот я кто!
Мое молчание превращается в звенящую тишину за столом. Когда поднимаю глаза, на лицах моих гостей изумленные выражения.
— Я… нет, — ерзаю по стулу, глядя то в потолок, то в окно.
— О-фи-ге-ть… — чеканит Карина.
— Что? — вскакиваю со стула. — Нет! Сказала же…
Рот Алёны приоткрывается, и зависшая в воздухе рука расплескивает стакан.
О, Господи…
Закрыв руками лицо, уношусь в свою комнату, но забравшись под одеяло точно знаю, что уходить они не собираются.
— Он знает? — Мрачный голос Алёны долетает через одеяло, под которым прячусь от них и от себя.
— Меня этот вопрос тоже очень интересует. — Бормочет Карина.
Несмотря на то, что я не хотела компании, их присутствие вдруг… успокаивает меня. Их волнение настоящее. Напряжение в их словах — тоже. Но переложить гири со своих плеч на чужие я все равно не смогу. Мне придется справиться с ними самой.
— Нет, — отвечаю приглушенно.
— Почему нет? — Тут же взвивается Карина. — Если не можешь сказать сама, скажу я!
— Нет! — откинув одеяло, смотрю на нее в панике. — Он не узнает! Мы расстались, и я сама все решу.
Усевшись по-турецки на краю постели, она сверлит меня возмущенным взглядом.
Стоя у окна, Алёна терзает зубами кончик своего большого пальца. То, что у нее в прямом смысле “нет слов”, говорит мне о том, что забеременеть в девятнадцать могла только такая идиотка, как я.
Я не хочу говорить о том, почему мы с Милохиным расстались. Пусть то, что я бездомная, останется моим секретом. Это то, о чем говорить я не хочу, потому что мне стыдно.
— И как же ты решишь? — спрашивает с вызовом сестра.
— Обыкновенно… — бормочу, подтягивая к груди колени.
Мое решение, оно самое очевидное.
За все те часы, пока пялилась в потолок, пыталась найти хоть какой-то выход из “ситуации”, поняла, что любой из альтернативных вариантов ведет меня туда, где мне придется обо всем рассказать Данилу.
Если я расскажу ему про беременность, мне придется рассказать и другое, а я не могу!
Ему двадцать один.
Ему… не нужен ребенок. У него ведь практика в престижной ИТ-фирме.
Господи, ему не нужен этот ребенок, а мне?
Мне тоже не нужен…
— Гм… то есть, ты… эммм… — заправив за уши волосы, Алёна подбирает слова. — Избавишься?
Кивнув, прижимаюсь лбом к коленям.
— Юль, ты… ммм… уверена? — все также осторожно интересуется подруга.
— Я… — Сглотнув застрявший в горле ком, сознаюсь. — Вообще ни в чем не уверена.
Но что еще мне остается?!
— Может… ну… нужно ему сказать? — предполагает она.
— Нет, — отрезаю звонко.
Они обе молчат, а я чувствую ужасную усталость.
Я не переодевалась, но тот холод, который мучил меня последние дни, вдруг оставил в покое.
Может, это потому что у меня есть план?
— Ты была у врача? — мрачно спрашивает Карина.
— Нет… — пожимаю плечом.
— Хочешь, я схожу с тобой? — предлагает Алёна.
— Да… — выдыхаю, подняв на нее глаза.
Час спустя, закрыв за ними дверь, я заталкиваю в себя бутерброд с колбасой и целую вечность лежу в ванной. Пока горячая вода расслабляет мышцы, я делаю то, что тысячу раз клялась себе не делать — листаю ЕГО фотографии, с потяжелевшим сердцем представляя, каким… мог бы быть его ребенок.
Упрямым, умным, красивым.
Мой внутренний радар сумасшедший, раз я с какой-то сверхъестественной уверенностью чувствую, что ЭТО мальчик.
Чушь!
Я ничего не чувствую, ничего…
Прикрыв глаза, отправляю телефон на пол. Подальше от своих непослушных пальцев.
Уже лежа в постели я слышу, как хлопает входная дверь и тихий скрип половиц сопровождает тихие дедовы шаги.
Полоска света ложится поперек кровати, но, зажмурив глаза, я притворяюсь спящей.
Чтобы научиться делать вид, будто у нас все, как раньше, мне нужно еще немного времени. Немного времени, чтобы поверить в то, что у нас и правда все, как раньше.
Даня
— Передай, пожалуйста, соль.
Подняв глаза, нахожу ими соль и двигаю солонку в центр обеденного стола.
— Спасибо, — бормочет мама, а я возвращаю внимание своей тарелке.
Пару дней назад на хоккейной тренировке я с трудом мог оторвать ноги ото льда уже через пятнадцать минут после начала игры. Это прямой признак того, что мои мышцы недополучают белка, и я стараюсь пихать его в себя весь сегодняшний ужин, потому что быть немощным очень сомнительное удовольствие…
— Как у тебя дела?
Помешивая в тарелке салат, достаю из-за щеки кусок помидора.
Этот день не мог вывернуться через одно место сильнее, чем вывернулся. Виной всему одна маленькая ведьма, которую не выжечь из-под кожи даже паяльником.
Месяц ни слуху, ни духу.
“Прошла любовь”, так она это называла.
Я конечно на многих вещах повернутый, но выслеживать по городу девушку, которая четко и ясно дала понять, что не хочет меня больше видеть — не мое кредо.
Судя по всему, ей со мной тупо не понравилось, несмотря на то, что мне так ни фига не показалось. Но я видимо ошибся, иначе как еще это объяснить? Я знаю, что ей было больно, но у нее был оргазм.
Ей нравилось. Все. Мои прикосновения, мое тело.
Я… вообще нихрена не понимаю.
У меня есть мужское эго, но в этот раз мне не до него. У меня дырища в груди. Здоровенная такая дырища, и это… было больно.
На фиг она объявилась?!
Вопрос охренеть какой терзающий.
Теперь меня раздражает абсолютно все. Стук приборов о тарелки, присутствие рядом других людей и необходимость на это реагировать, в то время, как все, чего я хочу — просто, твою мать, поесть.
— Нормально, — отвечаю хрипловато, не глядя на маму.
— Я тебя последние недели почти не вижу. Ты хоть заглядывай иногда ко мне в кабинет.
— Ладно, — обещаю ей.
Мне не трудно давать внимание, которого ей хочется. Я уважаю свою мать, и готов брать с нее пример в любом начинании.
— Ты разучился говорить целыми предложениями? — влезает в наш разговор отец.
Проигнорировав этот вопрос, продолжаю есть.
— С утра говорил. — Пытается потушить пожар мать. — Спасибо, пожалуйста, доброе утро. Да, сынок?
— Угу, — жую, упрямо стоя на своем.
Я не хочу разговаривать, и сегодня не стану этого делать.
В последнее время я стал нетерпим ко многим вещам, и это похоже на новую неконтролируемую проблему. Это реальная проблема, но во мне слишком много злости, чтобы подавлять в себе это и пытаться быть таким, каким на данный момент не являюсь.
Когда в кармане толстовки начинает вибрировать телефон, достаю его оттуда и смотрю на дисплей.
Симпатичная мордашка в окружении светлых кудрей смотрит на меня оттуда.
Таня.
Тянет улыбнуться.
Я столкнулся с ней пару недель назад в одной городской кафешке. А до этого, кажется, видел в ночном клубе. Еще тогда ее лицо показалось мне знакомым, но две недели назад она решила заговорить со мной первой, и я реально прифигел.
В пятнадцать мы отдыхали в одном летнем черноморском лагере, и у нас был общий отряд. Она была моей первой “девушкой”, хотя и курортной, но именно с ней я на полную катушку учился целоваться. Мы общались какое-то время по возвращении домой, но график моей жизни в то время был слишком плотным, чтобы в нем нашлось место для девушки, живущей на другом конце города.
Что ж. Теперь времени у меня хватает. И раз уж на то пошло, я открыт для любых предложений, потому что меня достало терзать свою задницу мыслями о девушке, которой я оказался не нужен.
Шевеление в груди напоминает мне об утренней сцене.
Я не знаю как это может быть, но, твою мать, Гаврилина кажется мне еще привлекательнее, чем месяц назад. Сам не знаю, что за хрень! Кожа, глаза, губы… все будто ярче стало…
Тело отзывается напряжением и возбуждением.
Встав из-за стола, собираюсь принять звонок.
— Сколько раз я должен повторять, что не хочу видеть телефоны за столом?
Посмотрев на отца, бросаю:
— Может до тех пор, пока я не скажу, что мне до лампочки твои хотелки?
— Даниил! — Роняет вилку мать. — Извинись. Сейчас же.
Смотрю в глаза отца, в стотысячный раз отмечая их холодную голубизну.
Никогда в жизни я не знал от него ласки.
Он не таскал меня с собой на футбол, не проводил со мной выходные, не интересовался моими успехами. Все это решетило мою грудь, как осколки гранат все эти годы, а сейчас…. мне доставляет удовольствие бросать ему вызов.
Глядя на него сверху вниз, жду.
— Тогда выйди вон, — кивает себе за спину. — И дверь прикрой. В моем доме правила мои. Построй свой, и будешь там командовать.
Порывшись в кармане джинсов, достаю ключи от “вранглера” и бросаю их на стол.
— Это авансом, — поясняю, направляясь к двери.
— Даниил! — слышу голос матери и игнорирую.