Глава 16
- Тест на беременность, пожалуйста. - Взгляд кассира за прозрачным стеклом не выражает ничего, но я все равно прячу глаза.
В последнее время я прячу их постоянно. Ото всех. Просто меня достало сочувствие окружающих. Я его не просила!
Пустой желудок жалобно урчит, но я уже три недели пихаю в себя еду через силу, и даже не каждый день. Я не могу заставить себя есть, и просто смирилась.
- Какой? - Слышу вопрос.
- Ммм... - Прочищаю сухое горло. - Какие они бывают?
- Подороже или подешевле?
- Чтобы поточнее, - прошу тихо.
От волнения меня тошнит.
Теребя ручку своей сумки, переминаюсь с ноги на ногу и осматриваю маленькое подвальное помещение без окон.
- Чтобы поточнее, возьмите два. - В окошке появляются две коробки, которые я быстро прячу в сумку.
Это глупо, потому что ради этой покупки я уехала на другой конец города. Я отвратительно трусливая, но лучше так, чем встретить знакомого в тот момент, когда кассир аптеки выкладывает перед тобой тесты на беременность.
Расплатившись, выхожу на улицу, где на меня нападает ледяной февральский ветер и шум оживленного проспекта. Вдоль тротуара зажглись фонари, и в их свете видно, что сегодня в подарок город получил мокрый снег вперемежку с ледяным дождем.
Кутаясь в шарф, петляю между прохожими, направляясь к трамвайной остановке. Зайдя в трамвай, занимаю свободное место и прижимаюсь виском к холодному стеклу.
Аптечные коробки делают мою сумку неподъемной, хоть и ничего не весят. Роняю ее на пол и, сглотнув подкативший к горлу ком, проверяю телефон.
Ни звонков, ни сообщений.
Я распугала всех близких. Свою подругу Алену, свою двоюродную сестру Карину, а ведь она одна из моих немногочисленных родственников.
Сунув телефон в карман, закрываю глаза, чтобы не видеть отвратительно унылой картины за окном. Мне хватает того, что мою голову разрывает на куски от мыслей и предположений.
Боже...
Я читала, что месячных может не быть из-за стресса.
Ведь такое возможно?
Еле уловимый сквозняк в животе снова заставляет меня сглотнуть.
Ледяными пальцами сжимаю ручки сумки и до боли закусываю губу.
Я так сильно нервничаю, что не могу сдерживаться и все время что-нибудь комкаю, рву или сжимаю.
Полчаса спустя вхожу в небольшую кофейню недалеко от своего университета, в которой начала подрабатывать три раза в неделю после занятий.
Моя сменщица Яна отпускает посетителя и объявляет:
- Сегодня толкучка. Какая-то конференция в бизнес-центре что ли
- Ясно... - бормочу хрипло, проходя в служебное помещение, где мы сваливаем свои вещи.
У меня внутри такой мандраж, что я не в состоянии вспомнить, о чем она только что говорила, не говоря уже о том, чтобы вообще вдумываться в суть ее слов.
Мне страшно, и у этого страха целая куча причин!
Сняв куртку и переобувшись, сменяю Яну за кассой и надеваю на голову дурацкую "таблетку", которая идет в комплекте с фартуком.
- Ты не заболела? - слышу подозрительный вопрос. - У меня вообще-то свадьба в субботу. Мне грипп не нужен.
- Мне тоже, - шепчу, чувствуя, как сосет под ложечкой.
- Что? - цокает, на ходу одевая куртку и направляясь к дверям.
- Не заболела, - отвечаю ей.
От запаха кофе мне вдруг не хорошо. Такое со мной впервые, и это абсолютно ненормально. Слегка дрожащими руками протирая столешницу перед собой и тру пульсирующий висок, наблюдая за тем, как Яна исчезает за стеклянной входной дверью, оставляя меня одну.
Я искренне надеюсь, что не навертела черт-те что и не разорила своего нанимателя, потому что людей и правда много, а в моей голове просто невероятная каша.
К девяти вечера моя голова просто лопается и, закрывая кофейню, пытаюсь прочистить мозги свежим воздухом.
Мое напряжение накатывает гигантскими волнами, подмывая заорать все то время, пока трясусь в автобусе до дома.
Сойдя на своей остановке, несусь домой так, будто за мной гонятся, но чем скорее я узнаю результат, тем будет лучше! Я могу прятаться от друзей, от знакомых и даже от своего деда, но только не от этого.
Свернув на свою улицу, торможу только тогда, когда перед глазами вырастает зеленая калитка родного забора.
Заперев входную дверь, сбрасываю ботинки и как попало трамбую в шкаф куртку.
От волнения и голода кружится голова.
Дедовы шаги раздаются за спиной, как только закрываю за собой входную дверь.
- Десять почти, Юлия, - сокрушенно пеняет он, наблюдая за тем, как я раздеваюсь и вешаю в шкаф свою куртку.
- Зато платят вовремя, - говорю устало и целую его щеку.
Сжав мою ладонь своей сухой ладонью, смотрит мне в глаза, говоря:
- Не начнешь есть, вызову врачей. В смирительную рубашку завернут и силой накормят. Так-то.
- Страшно, - бормочу, хватая свою сумку с пола.
- Не шучу ведь.
- Дед... - Подлетев к двери ванной, выдавливаю. - Давай завтра, ладно?
Запираю дверь в ванную на замок и непослушными пальцами потрошу коробки с тестами и читаю инструкции, в которых все строчки пляшут вместе с моим сердцем.
Рухнув на пол, опускаю между колен голову, делая длинные вдохи и выдохи, чтобы не задохнуться к чертям собачьим.
Выложив на старый плиточный пол тесты, закрываю глаза и считаю до шестидесяти.
- Ох... - шепчу, чувствуя, как по щекам начинают катиться слезы.
Глотаю их, даже не пытаясь бороться.
Подняв с пола телефон, проваливаюсь в ЕГО соцсеть, чтобы увидеть то, что видела уже сто раз.
Фотографии недельной давности.
ЕГО лицо на фоне снежных горных вершин какого-то горнолыжного курорта и его расслабленное тело в обнимку со сноубордом.
Золотой мальчик. Золотые мальчики не подрабатывают на каникулах в местном фаст-фуде. Они... ездят отдыхать за границу.
Сердце сжимается от тоски и становится тяжелым, как камень.
Тру грудь ладонью, листая яркие картинки. Тусовки в ночном клубе, его машина и результат какого-то хоккейного матча с припиской "дерьмо". Выронить телефон меня заставляют не эти фото, а то, которое до этого мне не попадалось - ОН и миловидная улыбающаяся блондинка, руки которой обнимают его за талию. Его рука обнимает ее плечи так, будто они... пара...
- Мммм... - опускаю лицо в ладони, понимая, что впервые в жизни я, кажется, теряю сознание.
- База вызывает Юлю. Приём. - Печальный вздох Алёны такой натуральный, что я не могу не взглянуть на подругу.
Постукивая ручкой по тетради, она смотрит на меня и хмурит брови, будто ей очень не нравится то, что она видит.
- Что? - Переспрашиваю, подняв на нее глаза.
- Ничего. - Качает головой.
В сером утреннем свете, который льется в аудиторию из двухметровых окон вдоль стены, я наверняка выгляжу приведением. Именно так мне хочется себя чувствовать - незаметной, чтобы все просто оставили меня в покое, даже несмотря на то, что Алена терзает меня своим беспокойством из самых лучших побуждений.
Я очень это ценю. Правда ценю, но зря я пришла сегодня в универ.
В моих конечностях онемение, а в голове места не хватает даже на то, чтобы придумать для Алёны ответ. Ведь я ни единого ее слова не слышала.
Я смотрю вокруг и ничего не вижу.
Все, что я вижу, даже когда закрываю глаза, это яркие и отчетливые полоски тех тестов, которые напугали так, что у меня колени трясутся.
Боже...
Я беременна. Беременна! Разве так бывает?! Вот так, с первого и единственного раза?! Как такое возможно?! Я что, родилась под самой неудачливой звездой в мире? А он? Он сказал, что "не эксперт" по части беременностей. Я тоже "не эксперт", черт возьми!
- Хочешь конфету? - спрашивает Алена.
- Нет. Голова болит, - вымученно улыбаюсь и опускаю лицо.
Тру пальцами виски и отупело смотрю в пустой тетрадный лист перед собой.
Я потратила все резервные запасы энергии на то, чтобы за неделю пересдать заваленные экзамены и не вылететь из универа в первую же учебную сессию, доведя этим своего деда до сердечного приступа.
Мне нельзя прогуливать, но больше я не могу здесь оставаться.
Подняв с пола сумку, сгребаю в неё тетрадь и вздрагиваю, когда прохладные пальцы Алены обматываются вокруг моего запястья.
- Может не надо? - мрачно говорит она. - Переклички еще не было.
- У меня аппендицит, - выдавливаю.
- Юль...
- Пока... - забрав у нее свое запястье, кладу в сумку телефон.
Лучше умереть, чем рассказать подруге о том, что я забеременела в девятнадцать лет, и этот ребенок, он... кажется, никому не нужен!
Ни его отцу, ни его семье, ни мне самой... Все что я чувствую - это ужасный страх.
Пробравшись задними партами, покидаю лекционную аудиторию, точно зная, что меня видели и это огромный гвоздь в крышку моего учебного "гроба".
Прижимая к груди сумку, брожу по полупустым коридорам учебного корпуса, понятия не имея, куда мне идти и что делать.
Почти четыре недели.
Столько я не видела ЕГО.
Не на фотографиях, а живого и настоящего.
Я оттолкнула его сама. Сама просила не писать и не звонить. Он имеет право на что угодно, даже завести новую девушку взамен старой.
Именно это он и сделал.
У меня больше нет на него никаких прав, тогда почему мне так больно?!
Чего я ждала?
Что он придет за мной, несмотря ни на что? И я... рассказала бы ему о том, как его мать обещала оставить нас с дедом бездомными за то, что я посмела вообразить, будто пара ее сыну.
После этого он не стал бы водиться со мной и подавно, ведь эта женщина его мать. Его семья. А кто такая я? Я ему никто.
Хуже всего, что ее угрозы реальнее некуда. Это просто не укладывается в моей свинцовой голове. В этой жизни у меня нет ничего своего. У меня нет даже собственного дома. Дом, в котором я прожила всю свою жизнь - находится в собственности у университета, а мой дед забыл мне об этом рассказать. Теперь я еще и беременна. Это ведь... катастрофа!
А он? Он бы мог пожертвовать ради меня хоть чем-то? Своим комфортом? Деньгами своих родителей? Я не знаю и никогда не узнаю, потому что вместо того, чтобы спросить его об этом, я струсила и не смогу этого исправить.
Я... предательница.
Мой подбородок дрожит, и я сжимаю бока сумки до побеления костяшек, потому что не хочу больше плакать.
За этот месяц я наревела целый океан слез в попытках вырвать из сердца парня, которого люблю отсюда и до космоса, но он все равно у меня под кожей!
Может поэтому, рухнув на скамейку у раздевалки, я нетвердыми пальцами гружу расписание его курса? Бездумно и на автопилоте, просто потому что не знаю, к кому еще я могу придти со своей "бедой", как не к главному виновнику этого торжества? Мы виноваты оба, разве я должна расхлебывать последствия одна?
Закрыв глаза, роняю телефон на колени.
Решиться на это гораздо сложнее, чем я думала.
Часть меня скребется там, внутри, и требует, чтобы я рассказала ему все, а другая моя часть - насмехается, считая, что между мной и своей семьей он всегда выберет второе. Ведь он не наивный дурак. Нет. Он сын мэра, черт возьми! Он никогда не был белым и пушистым, никогда не давал забыть, что у него есть характер, и характер у него - то еще испытание.
Подняв телефон, нерешительно листаю страницы, добираясь до пляшущей перед глазами сетки расписания занятий Данила Милохина.
Я чувствую себя вором, но любые страхи сжирает безумное, бесконтрольное волнение, которое захватывает меня с головы до ног от одной только перспективы того, что я могу его увидеть.
У него физкультура, а это значит, что мне придется сменить учебный корпус.
Не двигаясь с места, пытаюсь понять, что такое я собираюсь сделать?
Боже, я не знаю.
Мы же... цивилизованные и умеем разговаривать, как взрослые люди...
Отдав гардеробщику номерок, грею дыханием свои ледяные пальцы. Когда моя куртка появляется на столешнице, быстро закутываюсь в нее и прячу в карманы руки.
У меня нет плана, но я все равно переставляю ноги, наблюдая за тем, как мокрый снег под моими ногами пачкает ботинки.
Под пляску своего сердца, шагаю к спортзалу через парк, в котором полно бегунов.
Всматриваясь в силуэты и лица, боюсь и жажду увидеть то, которое нужно мне.
Через арку вхожу в спортзал, слыша над головой топот ног, удары мячей и множество голосов.
Стянув с головы шапку, толкаю ее в карман, поднимаясь вверх по ступенькам к трибунам. Смочив пересохшее горло, прижимаюсь плечом к стене и смотрю вниз на площадку, по которой носится человек пятьдесят. Девушки и парни. Правую половину площадки занимает волейбольная зона с натянутой сеткой, и мне нужно лишь собраться с мужеством, чтобы отыскать Дубцова среди игроков.
Это как получить разряд тока под кожу.
Давясь своим волнением, мечусь глазами по высокой широкоплечей фигуре. По растрепанным темным волосам, по чертам его сосредоточенного и немного хмурого лица.
На нем майка без рукавов и свободные спортивные шорты. Мышцы на руках перекатываются каждый раз, когда ладонь соприкасается с мячом или когда он толкает свое сильное большое тело вверх, чтобы сделать блок.
Мое тело расцветает в ответ.
Это влечение я не могу контролировать и... не хочу. Наверное, мне нравится страдать, раз я даже не пытаюсь забыть. Не пытаюсь забыть его губы на своих. Его запах и голос. Его тело, сплетенное с моим. Его стоны у себя в ушах, руки на своей груди и... между ног.
Я не хочу забывать это, потому что это принадлежит мне, и я никому этого не отдам, даже его матери!
Идея прийти сюда кажется мне еще хуже, чем десять минут назад.
Что я скажу ему?
Что сделает его мать, если узнает?
Что сделает... он?
Ведь я могу просто избавиться, так? Ему даже не обязательно знать...
Горло сжимает спазм, не давая сделать вдох.
Я могу просто уйти, и он никогда не узнает.
Очередное предательство, ну и что? Одним больше, одним меньше, разве это важно?
Если я сделаю это, она победит. Она уже победила, ведь глядя на парня там, внизу, я все еще не могу решиться сказать ему хотя бы "привет".
Расстегнув куртку, опускаюсь на скамейку и обнимаю руками свои колени. Кладу на них подбородок, просто сливаясь с обстановкой и терзаясь своим выбором, как мечущийся по западне кролик.
Даня играет агрессивно, и от его подачи трясутся стены, потому что он загнал мяч в аут с такой силой, что парни противоположной команды накрыли руками головы. Вздрагиваю, когда таким же манером он принимает подачу соперника, вколачивая мяч в деревянный пол спортзала под углом в девяносто градусов.
Тру вспотевшие ладони о джинсы, пока Милохин расхаживает по площадке, пожиная плоды своей несдержанности. Подхватив кроссовком катящийся мимо волейбольный мяч, подбрасывает его вверх и отправляет в стену, врезав по нему ногой.
Возмущенный свисток физрука заставляет меня поморщиться.
- Милохин! - орет тот. - Ты хочешь университету новые мечи оплатить?!
В ответ на эту претензию, мой бывший парень оббегает сетку и оставляет площадку, не трудясь объясняться.
- Играем! - снова свисток, а мое сердце готово выскочить из груди.
Перегнувшись через перила, вижу, как Даня скрывается в коридоре под трибуной, явно направляясь к раздевалками.
Моя паника такая невероятная, что ее можно пощупать.
Все решения, которые вертятся в голове, соединяются в один большой комок и путаются между собой.
Встав со скамейки, бросаюсь к лестнице и сбегаю вниз, но замедляюсь, как только слышу хлопок двери за углом.
- Ффффф... - выдыхаю, нарезая перед этой дверью круги.
Слышу звуки его шагов, и как что-то падает на пол.
Старая железная ручка кажется мне раскаленной, когда кладу на нее ладонь.
Ну же!
Толкнув дверь, прохожу в раздевалку и застываю на пороге, врезаясь глазами в голую спину и узкие бедра в низко сидящих спортивных шортах. От этого вида предательские бабочки щекочут мой живот. Сглотнув, наблюдаю за тем, как Даня роется в большой спортивной сумке и оборачивается, когда отпускаю дверь, заставляя ее с грохотом захлопнуться.
Его черно-карие глаза замирают на моем лице, и мне вдруг кажется, будто из этой комнаты выкачали весь кислород. Не шевелясь, смотрю в его глаза не моргая. Очерчиваю взглядом скульптурные контуры его скул и подбородка. Его губ.
Почему... почему я не могу его коснуться?!
Я ненавижу его мать. Я ее ненавижу и буду ненавидеть всегда за то, что она заставила меня пройти через ад. В тот день, когда я поняла, что боюсь и мне придется сдаться, я думала, что умру...
- Привет. - Мой голос хриплый и тихий.
Милохин вдруг делает резкий вдох, от которого крылья его носа раздуваются. На щеках проступают желваки, когда сжимает зубы и выпрямляется, зажав в кулаке свою майку.
Его злость такая очевидная, что я теряю нить своих мыслей.
Я и без того не знала, что ему скажу, а теперь я просто не знаю, с какой стороны к нему подступиться. Я уже ни в чем не уверена! Не уверена в его чувствах к себе и... к тому, что мы наделали.
- Чего тебе надо? - бросает он ледяным голосом.
Не знаю, как вела бы себя на его месте, но я, наверное, неисправимая дура, если рассчитывала на что-то другое. Ведь я не оставила ему выбора. Все эти недели я скрывалась от него так искусно, что меня даже с собаками не нашли бы. Я боялась, что он найдет. Боялась и в душе мечтала об этом, сама не зная зачем! Он не искал. Он... уехал кататься на лыжах в компании своих друзей.
- Хочу поговорить, - пытаюсь звучать ровно, но даже для меня это звучит не убедительно.
- Поговорить? - цедит. - Выйди отсюда на фиг. Это мужская раздевалка. - Отворачивается, будто мой вид доставляет ему физические страдания.
- Дань... - Смотрю на его затылок.
- Гаврилина, - говорит предупреждающе, запуская руку в сумку. - Выйди, мне нужно переодеться. Я опаздываю.
Опаздывает.
Куда?! К той блондинке?!
В звенящей тишине слышно только наше дыхание.
Я бы никогда не набралась смелости искать с ним встречи, после того, что сделала, а он, кажется, этого и не хочет.
Вдруг понимаю, что тоже не хочу.
У меня нет права злиться на него. Обижаться тоже, но именно это я и делаю.
Развернувшись, толкаю дверь и выпаливаю:
- Ясно. Извини.
Выскочив в коридор, уношусь из спортзала, как комета.
Уличный ветер лижет щеки, но только добравшись до своего дома я понимаю, что даже не застегнула куртку.