36. Вечность?
Melissa
Кольцо на моем пальце стало самым неоднозначным ощущением. Оно было холодным, но одновременно самым теплым и любимым, что я когда-либо носила. При каждом взгляде на него по телу разливалась любовь. Оно было нашим секретом, нашим смешным, безрассудным, прекрасным обещанием, которое никто, кроме нас, не видел.
Я вышла ночью из душа и зашла в нашу спальню. Том лежал на спине, рука закинута за голову, и лунный свет через щель в шторах описывал линию его скулы, изгиб губ, каждую знакомую мне черту его лица. Я остановилась в дверях, просто глядя на него. На этого человека — хладнокровного убийцу, когда дело касалось моей безопасности, и такого нежного, когда дело доходило до моего удовольствия и того, чтобы я чувствовала себя любимой. Мой личный монстр. Личный придурок.
Он почувствовал мой взгляд. Всегда чувствовал — и приоткрыл один глаз.
— Замышляешь что-то, Уголек? Или просто любуешься? — Его голос был низким ото сна.
— И то, и другое. — Тихо ответила я, подходя к кровати.
Я видела, как как его зрачки расширились в полумраке, уловив мое настроение. Он медленно приподнялся на локте, и одеяло сползло с его торса, обнажив старую татуировку и шрам на плече.
Но сегодня это не имело значения. Были только мы.
Я не стала говорить. Слова были лишними. Я лишь коснулась пальцами его груди, почувствовала под кожей учащенный, как и у меня, пульс. Он замер, затаив дыхание, его взгляд стал томным.
— Мэл... — он прошептал, и в этом одном слове был и вопрос, и мольба.
Я заглушила его голос поцелуем. Не нежным, не осторожным, а жадным, требовательным. Полный всей той тоски, что копились во мне каждый раз, что мы проводили порознь. Он ответил мне тем же, его руки вцепились в мои волосы, притягивая ближе, стирая последнее расстояние между нами.
На этот раз не было место призракам прошлого. Не было страха завтрашнего дня. Был только лунный свет, прерывистое дыхание и шепот, больше смахивающий на рычание. Его губы обжигали кожу на моей шее, на ключицах, опускались ниже, и мой мир сузился до размера этой комнаты, до звука его голоса, произносящего мое имя так, будто это единственная молитва, которую он знает.
Когда он вошел меня, это ощущалось как возвращение домой. Как то самое "наконец-то". Его пальцы сплелись с моими, и металл кольца холодным ободком коснулся его кожи. Он замер на мгновение, посмотрел на наши соединенные руки, а потом на меня — и в его взгляде было столько обожания, благодарности и какой-то дикой нежности, что у меня перехватило дыхание.
— Моя. — Прохрипел он, но это не было выражением собственности. Это был факт. Так же, как и то, что он был моим. Всегда.
Мы двигались в тандеме, то медленно и лениво, растягивая каждый миг, то яростно и стремительно, словно боялись, что этот миг у нас могут выкрасть. Он шептал мне на ухо безумные слова — и похабные, и до слез прекрасные. И я отвечала ему тем же, кусая его предплечья, чтобы не закричать слишком громко.
Когда оргазм накрыл нас обоих, он прижал меня к себе так крепко, что стало больно ребрам, и зарылся лицом в мою шею, подавляя собственный удовлетворенный стон. И в этой тишине, нарушаемой только нашим бешеным сердцебиением, я почувствовала себя в безопасности.
Мы лежали, не размыкая объятий. Он рассеянно водил пальцами по моей спине.
— Я тебя люблю. — Пробормотал он мне в волосы.
— Знаю. — Выдохнула я, целуя его в шею. — Я тоже.
Он уснул первым, выглядя удовлетворенным, без привычной складки между бровями от напряжения. Я еще долго лежала, слушая его дыхания и смотрела на бриллианты на своем пальце, переливающиеся в лунном свете. Это был наш крошечный, украденный у вселенной момент вечности.
И я, как дура, поверила, что он может длиться вечно.
***
Утро было идеальным. Том разливал нам кофе, напевая что-то из старого альбома "Нирваны" себе под нос, и украдкой целовал меня в шею, когда я намазывала на тосты ореховую пасту. Он был счастлив. И я была счастлива. И в этой эйфории родилась роковая идея.
— Мне нужно в магазин. — Сказала я, допивая кофе. — Кончились сливки. И... я хочу приготовить тот вишневый штрудель, о котором ты рассказывал. Как у твоей мамы.
Он нахмурился, и тень привычной встревоженности скользнула по его лицу.
— Подожди, я оденусь, пойдем вместе.
— Том, не нужно. — Я помотала головой. — Я уже давно никуда не выходила просто так. Это в пяти минутах ходьбы. Я надену капюшон, солнечные очки. Никто и не заметит. Дай мне немного свободы.
Он колебался, его взгляд метнулся к окну, как будто он мог видеть угрозу сквозь стены.
— Я не хочу, чтобы ты шла одна...
— Я буду в порядке. — Я встала, обняла его сзади и прижалась щекой к его спине. — Пожа-алуйста! Маленькое приключение. Я вернусь через двадцать минут.
Он обернулся, взял мое лицо в ладони и внимательно посмотрел в глаза. Искал страх, неуверенность. Но там была только упрямая уверенность.
— Двадцать минут. — Он сдался с тяжелым вздохом. — Ни секунды дольше. И включи звук на телефоны. Выключи уже свой долбанный "не беспокоить".
— Есть, сэр. — Я привстала и поцеловала его в нос.
Я надела серое худи, темные очки, сунула телефон в карман. У порога он поймал меня за руку и повернул к себе. Его поцелуй был долгим, серьезным.
— Быстро. — Приказал он, отпуская меня.
— Быстро. — Кивнула я, улыбаясь.
Я вышла. На улице пахло свежестью после ночного дождя и светило солнце. Я чувствовала на пальце холод металла и согревающий жар его последнего поцелуя.
Я купила сливки, яблоки, корицу. Задержалась на секунду у витрины, разглядывая фотографии с журналов, на которых была изображена Греция. Крит. Родное место. Место, которое познакомило нас с Томом.
У меня оставалось пять минут, я решила зайти и купить ему его любимых конфет — маленький сюрприз.
Но я так и не дошла.
В переулке, который был короткой дорогой домой, тень вышла из-за стены. Вторая перекрыла проход сзади. Я почувствовала леденящий душу взгляд на себе и запах дорогого одеколона.
"Нет", — прошептало что-то внутри меня.
Из-за открытой дверцы мелькнуло лицо — холодное, безэмоциональное. Знакомое. Один из людей отца Тома.
Я рванулась бежать, роняя пакет. Яблоки покатились по асфальту. Из горла сорвался крик, но его тут же заглушила ладонь в кожаной перчатке. Тяжелый, сладковатый запах химикатов ударил в нос. Мир опрокинулся, поплыл. Сузился до черной точки.
Последнее, что я увидела перед тем, как темнота поглотила меня, было отражение в луже — искаженное, беспомощное лицо под капюшоном и слабый синий проблеск бриллиантов на моем пальце.
Нашего секрета. Нашего обещания.
И затем — тишина.