28. wicked game
Melissa
Дверь скрипнула. Я не подняла головы, продолжая смотреть на голую стену. Знакомые тяжелые шаги. Дорогой парфюм. Запах сигар.
— Ну что, доченька? — Его голос звучал сладко, ядовито. — Надеюсь, одиночество пошло тебе на пользу?
Я молчала. Слова были бесполезны. Они только давали ему пищу для новых насмешек.
Он подошел ближе, его тень накрыла меня.
— Знаешь, что мне сегодня рассказали? — он присел на корточки, чтобы быть со мной на одном уровне. — Что твой возлюбленный устроил небольшой... погром в Берлине. — Его губы растянулись в улыбке. — Сжег парочку моих заведений. Мило, не правда ли?
Сердце екнуло. Том. Он ищет меня.
— О, я вижу, тебя это задело. — он заметил мою реакцию, и его глаза вспыхнули удовольствием. — Не бойся. Он как слепой щенок. Лает на все подряд, но не знает, куда кусать.
Он встал, прошелся по комнате.
— Он думает, что ярость сделает его сильным. — Отец покачал головой с наигранным сожалением. — Но ярость... это просто шум. А шум легко заглушить.
Он подошел к стене, проводя пальцами по поверхности, смахивая пыль.
— Знаешь, в чем разница между мной и им? — он не ждал ответа. — Я не ломаю двери. Я приглашаю людей войти. И когда они внутри... — он щелкнул пальцами. — Я запираю их, если они себя плохо повели. Прямо как ты.
Его слова висели в воздухе, тяжелые и токсичные.
— Он будет искать тебя. Будет ломать, крушить. Кричать. — Отец улыбнулся. — А я просто подожду. Потому что знаю — рано или поздно он совершит ошибку. И тогда... — Он посмотрел на меня, в его взгляде было что-то пугающее. — Я возьму и его. И вы будете сидеть в соседних клетках. Мило, да, доченька?
Он повернулся к выходу, но остановился у двери.
— Кстати, о милости... — Он достал из своего кармана мой телефон. Тот самый, что я, кажется, "забыла" в лесу. — Думаю, тебе стоит написать ему. Успокоить. Сказать, что все у тебя хорошо. — Его глаза блеснули. — И что ты не хочешь его видеть.
Я сжала кулаки. Ни за что.
— Ах да, — Он сделал вид, что только что вспомнил. — Если не напишешь... Твоя подруга детства, Лола... у нее ведь недавно дочь родилась, верно? — Он снова щелкнул пальцами. — Как она ее назвала?.. Элис? Милое имя для... несчастного случая.
Лед побежал по спине. Я знала, что он не блефует.
Я посмотрела на телефон, на экране светилось знакомое меню. Одно сообщение — одно предательство.
Нет.
Я подняла глаза на отца.
— Нет.
Его улыбка сползла с лица.
— Что? — Он сделал шаг ко мне.
— Я сказала нет. — Мой голос звучал тише, но тверже, чем я ожидала. — Я не напишу ему. И Лолу с Элис ты тоже не тронешь. Они не при чем.
Он замер, его лицо исказилось от ярости. Рука с телефоном дрогнула.
Он швырнул телефон об стену. Стекло разлетелось на осколки.
Он вышел, но вскоре снова зашел ко мне. В его руке была зажата стеклянная стопа — та самая, что обычно стояла у него в кабинете.
— Ты думаешь, проявляешь героизм? — Он исказил губы в подобии улыбки. — Это глупость. Детский бунт, Мэлисса.
Он подошел так близко, что я чувствовала его дыхание на своем лице.
— Я все делал для тебя. Для твоего будущего. Чтобы ты в итоге выбрала этого падонка?
— Он не...
— Не перебивать! — Он взмахнул и стопа разбилась о стену в сантиметрах от моей головы. Осколки брызнули мне в лицо. — Ты — моя кровь! Моя плоть. Так что будешь делать то, что я скажу.
Я не отступила. Даже когда по щеке потекла тонкая струйка крови от пореза.
— Нет.
Его рука молнией взлетела и ударила меня по лицу. Боль оглушающая, пронзительная. Я попятилась к стене, едва удержавшись на ногах.
— Будешь? — спросил он еще раз, но более устрашающим голосом.
Я подняла голову, смотря ему прямо в глаза.
— Нет.
Второй удар. Сильнее. В живот. Воздух вырвался из легких. Я рухнула на колени, хватая ртом воздух.
— Я сломаю тебя. — Он наклонился ко мне, его шепот был похож на шипение змеи. — Сначала твою гордость. Потом волю. Затем... твою душу.
Он развернулся и ушел, оставив меня на холодном полу среди осколков стекла и собственной крови.
Дверь захлопнулась. Ключ повернулся дважды.
Я осталась одна. С разбитой губой и острой болью в животе.
Но с непоколебимым решением.
Он мог бить. Угрожать. Ломать.
Но не мог заставить меня предать его. Моего Тома.
Я сидела на холодном полу, прислонившись к стене. Кровь сочилась из разбитой губы, но боль была ничто по сравнению с унижением. Он ударил меня. Собственную дочь.
Тьма сгущалась, а вместе с ней возвращался мой страх темноты. Я думала, что искоренила его в себе, но один стрессовый момент — и моя смелость куда-то девается, будто ее никогда и не было.
А что, если отец вернется? Что если в этот раз не остановится?
Внезапно под дверью послышался легкий шорох. Я замерла, прислушиваясь. Кто-то был там. Сердце заколотилось от страха и надежды.
Через щель под дверью медленно просунулся небольшой предмет. Аптечка. Простая, маленькая, компактная. Но в моей ситуации — самая нужная.
Я бросилась к двери, прижалась ухом к дереву. Тишина. Только отдаленные шаги, удаляющиеся по коридору.
Кто-то рискнул помочь. Значит, хоть у кого-то здесь еще осталась некая доля человечности.
С дрожащими руками я открыла аптечку. Внутри — бинты, антисептик, обезбол.
Я обработала раны, чувствуя, как холод антисептика смешивается с жаром новых мыслей у меня в голове.
План родился сам собой.
Не сразу.
Сначала — игра. Его же игра. По моим правилам.
Притворюсь сломленной. Пусть думает, что он победил. А потом буду искать его слабые места.
А сегодня... Сегодня нужно набраться сил и запомнить вкус крови на губах. Чтобы не забывать, с кем имею дело.
***
Утренний свет, пробивавшийся под дверь, разбудил меня. Тело ныло, губа распухла и пульсировала от вчерашнего удара. Я медленно поднялась, подошла к запотевшему зеркалу в углу комнаты. Отражение смотрело на меня чужими глазами — испуганными, с синяком на щеке и засохшей кровью в уголке рта.
Идеально.
Я позволила плечам опуститься, спине сгорбиться. Взгляд стал пустым, потухшим. Маска была готова.
Ключ повернулся в замке. Я быстро вернулась на кровать, приняв позу побежденного человека — склонив голову, обхватив колени руками.
Вошел отец. Он остановился на пороге, оценивая. Его глаза скользнули по моему лицу, по синяку, который он оставил. Я не подняла на него взгляд.
— Ну что? — его голос звучал холодно. — Одумалась?
Я кивнула, не глядя на него. Сделала голос тихим, прерывистым:
— Прости, пап... Я не буду больше...
Он приблизился, взял меня за подбородок. Аккуратно, почти нежно, но пальцы впились в кожу с привычной ему силой.
— Смотри на меня, когда я с тобой говорю.
Я подняла глаза — пустые, наполненные наигранной покорностью.
— Хорошая девочка. — Он отпустил меня. — Завтрак тебе принесут через пол часа. Приведи себя в порядок.
Он вышел. Поверил.
Как только дверь закрылась, я позволила себе улыбнуться. Всего на секунду.
Он купился. Купился на этот спектакль. Я подошла к умывальнику, смыла кровь. Холодная вода обожгла рану, но это была хорошая боль. Напоминание, где я и в какой ситуации.
Моя мотивация продолжать дальше.
План работал.
Ровно через пол часа дверь открылась. В комнату вошел не слуга, а один из охранников. Крупный, молчаливый мужчина с каменным лицом. В руках он держал поднос с едой.
Он поставил поднос на столик, бросив на меня беглый оценивающий взгляд. Его глаза задержались на синяке, но никаких эмоций не последовало. Профессионал.
— Спасибо, — прошептала я, играя роль сломленной девушки. — Как... как вас зовут?
Он промолчал, поворачиваясь к выходу.
— Подождите... — я сделала голос слабым, дрожащим. — Мне страшно одной. Можете хотя бы постоять у двери немного?
Он остановился, повернулся. Взгляд его был пустым.
— Приказано не разговаривать с вами.
— Понимаю... — Я опустила голову, изобразив покорность. — Просто... голос другого человека. Чтобы не сойти с ума. Ладно?
Я позволила себе выглядеть максимально уязвимой — дрожащие руки, глаза, наполненные наигранными слезами. Спектакль должен быть максимально убедительным.
Он молча смотрел на меня несколько секунд. Потом кивнул к подносу.
— Ешьте, пока не остыло.
Это было не "да", но и не "нет". Это прогресс.
Я медленно начала есть, делая вид, что руки дрожат так сильно, что я едва могу удержать ложку.
— Он... он всегда такой? — Прошептала я, не глядя на него.
Охранник не ответил, но я заметила, как напряглись его плечи.
— Просто... я никогда не видела его таким. — Продолжала я, играя с едой в тарелке. — Раньше он был... другим.
Тишина. Потом он тихо произнес, не глядя на меня:
— Война меняет людей.
Война. Интересный выбор слова. Не "бизнес", не "игра". Война.
— С кем он воюет? — Осмелилась я спросить.
Охранник резко повернулся ко мне, и в его глазах мелькнуло предупреждение.
— Вы задаете слишком много вопросов, мисс Харт.
Я опустила глаза, сделав испуганное лицо.
— Простите. Просто скучно. И страшно.
Он посмотрел на меня еще мгновение, потом вышел, закрыв дверь. Но не запер ее на замок. Ошибка? Или тест?
Я осталась сидеть за столом, прислушиваясь к его шагам за дверью. Он что-то скрывал. Что-то важное.
Война.
Против Каулитцев? Или что-то большее?
Отец чего-то явно боялся, и это делало его отчаянным. А отчаянные люди совершают ошибки.