Глава 25 | Новые шаги
Когда Данила подвёз их с Лизой после садика, девочка сразу же попросилась поиграть на площадке возле подъезда.
– Ну можно, мааам? Только чуть-чуть! – взмолилась она, вытягивая руку к качелям.
Т/и кивнула, и Лиза убежала, оставив их с Данилой вдвоём.
Несколько секунд он молча смотрел, как Лиза карабкается на горку, потом повернулся к Т/и:
– Она очень энергичная. И... добрая.
– Да, – тихо улыбнулась Т/и, глядя на дочь. – Такая с рождения.
Молчание снова повисло между ними, но оно уже не казалось таким тяжёлым, как раньше.
– Данила, – начала Т/и, не глядя на него. – Если ты свободен завтра вечером, может, зайдёшь? Не чтобы... всё сразу. Просто, чтобы Лиза начала привыкать. Как к человеку, который бывает у нас.
Он удивился, но быстро взял себя в руки.
– Я приду, – спокойно ответил он, но по его глазам было видно — внутри что-то дрогнуло. И дрогнуло сильно.
– Только без официоза, – добавила Т/и. – Просто по-домашнему.
– Обещаю.
Они ещё немного постояли, глядя, как Лиза гоняет мяч по песку, иногда бросая на них взгляды. Лёгкий разговор завязался сам собой — о погоде, о том, как она привыкла к Москве, о садике, о том, какие мультики сейчас смотрит Лиза. Всё будто по-настоящему. Слишком спокойно, чтобы быть правдой.
⸻
На следующий день после того как т/и забрала лизу с садика, она начала готовить ужин — куриная грудка, макароны и салат с кукурузой. Всё, как любит Лиза. Т/и старалась не смотреть на часы, но каждый раз взгляд сам собой возвращался к стрелкам. Волновалась, хотя сама не понимала — больше за себя или за Лизу.
Звонок в дверь прозвучал ровно в семь.
На пороге стоял Данила. В руках у него был бумажный пакет и букет простых белых хризантем.
– Привет, – сказал он, чуть неуверенно улыбаясь. – Это Лизе, – он поднял пакет, – а это тебе.
Т/и замерла на секунду, уставившись на цветы.
– Спасибо, – тихо ответила она, беря букет.
Из кухни выбежала Лиза:
– О! Привет, дядя! Ты из ресторана!
Данила засмеялся:
– Привет, Лиза. Да, я оттуда. А теперь ещё и с подарком.
Он достал из пакета большого плюшевого медвежонка с синим бантом.
– Вау! – воскликнула девочка. – Он такой классный! Спасибо! А как его зовут?
– Не знаю, – пожал плечами он. – Придумай сама.
– Пончик! – не задумываясь выпалила она и сжала игрушку в объятиях. – А ты как зовёшься?
– Данила, – с улыбкой сказал он.
– А я Лиза, но ты уже знаешь, – гордо добавила она и тут же убежала хвастаться Пончиком.
Т/и, держа букет, смотрела ей вслед и вдруг замерла. Где-то в глубине памяти всплыл старый момент — тот вечер в Мурманске, когда Данила впервые пришёл к ней в общагу с медвежонком в руках.
***
– Я не знал, что тебе подарить, – неловко усмехнулся он, протягивая ей игрушку. – Он, может, детский, но... тёплый.
– Детский? – Т/и смеялась, прижимая плюшевого медведя к груди. – Ты вообще видел, какой он милый?
– Ну, тогда я рад.
Они тогда только начали встречаться. И это был первый подарок. Первый вечер, когда она поняла, что у него доброе сердце, несмотря на всю его внешнюю резкость.
***
Воспоминание растворилось, когда она услышала голос Данилы:
– Всё нормально?
– Да, – она кивнула. – Просто... вспомнила кое-что.
Они втроём сидели за небольшим столом на кухне. Аромат еды разливался по квартире, и создавалось ощущение чего-то невероятно уютного и давно забытого.
Лиза уселась рядом с Данилой и всё время что-то у него спрашивала. Её глаза горели интересом:
— А ты умеешь водить самолёт? — вдруг выпалила она, глядя на него снизу вверх.
Данила усмехнулся.
— Пока только машину. Но кто знает, может, когда-нибудь научусь и на самолёте.
— А покажешь мне потом?
— Конечно.
Он говорил с ней легко и тепло, и Т/и из-за этого стало щемяще хорошо и страшно одновременно.
— Очень вкусно, — сказал Данила, откладывая вилку и посмотрев на Т/и. — Как раньше.
Т/и чуть кивнула, занятая перемешиванием компота в стакане, но в груди всё сжалось. Как раньше. Только всё было не как раньше.
Лиза с гордостью показала Даниле рисунок, который нарисовала в садике. Он внимательно рассмотрел его, хвалил каждый цвет, будто это было настоящее произведение искусства, и Лиза сияла.
— А у тебя есть дети? — вдруг спросила она, глядя на него с той самой детской прямотой, которая бьёт точно в цель.
Т/и чуть не уронила вилку.
Данила посмотрел на неё, потом мягко ответил:
— Нет, но я очень рад, что познакомился с тобой.
После ужина Лиза сама потащила Данилу в комнату показать свои игрушки. Т/и не мешала. Она мыла посуду, слушая их смех из-за стены. Сердце болезненно билось в груди.
В этот момент она поняла — с каждым вечером, с каждым словом и взглядом, всё становится ближе к той черте, за которой уже не будет «просто так». И от этого было и страшно, и почему-то по-настоящему тепло.
—
Когда они вернулись с комнаты Лиза сонно прижалась к медвежонку, устроившись на диване, Данила помог Т/и до собирать посуду со стола, стараясь не шуметь. В доме стало тихо, по-домашнему уютно. Впервые за долгое время — по-настоящему спокойно.
Он ещё раз посмотрел на Лизу, прежде чем повернулся к Т/и.
— Мне, наверное, пора, — сказал он, неуверенно посмотрев ей в глаза.
— Да, — мягко кивнула она и пошла за ним к двери.
На пороге они остановились. Несколько секунд стояли в молчании, не зная, как правильно закончить этот вечер.
— Спасибо, что пришёл, — тихо сказала Т/и, глядя куда-то мимо него. — И... за игрушку. И за цветы тоже.
— Пожалуйста. Если хочешь... если Лиза не против, — он осторожно улыбнулся, — я бы мог как-нибудь ещё зайти. Может, посидим, поиграем. Без давления.
Т/и посмотрела на него, немного склонив голову. Словно пытаясь прочесть между строк: ради кого он это говорит?
— Посмотрим, — только и сказала она. И на мгновение сама удивилась, насколько мягко прозвучал её голос.
Данила опустил взгляд, будто собирался уходить, но вдруг сделал шаг ближе и поправил тонкую прядь, выбившуюся из её причёски. Пальцы чуть коснулись кожи, и Т/и затаила дыхание. Этот жест был слишком знакомым — и от того почти невыносимым.
— Спокойной ночи, Т/и.
— Спокойной ночи, Данила.
Он вышел, и дверь за ним закрылась.
Т/и осталась стоять, не двигаясь, чувствуя, как в груди поднимается тяжёлое, колючее чувство. В комнате за её спиной Лиза уже почти уснула, сжимая в руках медвежонка. И этот маленький, невинный момент почему-то казался важнее любого «прощай» или «здравствуй».