Выдать, чтобы выжить
__
Дом спал. Только холодильник тихо щёлкал в темноте кухни, а улица за окном была чёрной и пустой, как будто в этом городе больше не осталось жизни.
Ханна проснулась от звука - не громкого, но слишком неуместного. Что-то стеклянное упало. Поскользнулось. Разбилось. А потом - голоса. Мужские. Глухие, чужие. Один из них был таким спокойным, что от этого становилось страшнее.
Она встала, босиком, на холодный пол и подошла к двери.Мама выбежала в коридор. Она не кричала, она вскрикнула: так, будто сама себе не поверила.
— В комнату! — прошипела она, резко обернувшись. — Быстро! Закройся!
Ханна замерла. Но не успела.
Мать подтолкнула её вглубь, к кладовке, распахнула дверь и впихнула внутрь, так резко, как никогда прежде.
— Не издавай ни звука. Пожалуйста. Не дыши.
И захлопнула дверь. Тьма. Пыль. Теснота. Она осталась одна.
Ханна прижалась к щели между досками.
Снаружи слышен удар. Мужской голос:
— Вставай, пока не перешло к следующему этапу.
Кто-то вздохнул. Леденяще спокойно, почти лениво.
— Я был слишком мягким, — сказал голос. Он звучал моложе, но в нём не было юности. Только привычка к власти. — Ты знал, что не вернёшь. И ты думал, что мы не придём.
— Пожалуйста... — захрипел отец Ханны. — Я прошу... ещё немного...
— Нет. — Тот же голос. Уже ближе. — Теперь мы забираем то, что ты спрятал.
Из темноты вынырнул силуэт. Он держал в руке нож. Лезвие блеснуло в свете лампы.
На нём не было ни маски, ни капюшона. Он не прятался. Его лицо было видно полностью - острые черты, чёрные глаза, и спокойствие хищника, который просто пришёл из-за долга.
Это был Рики. Позади него стояли Чонвон и ещё один мужчина - старше, массивнее. Глава всей этой семьи. Отец Рики.
— Рики, — тихо сказал он. — Ты упустил одну деталь.
— Какую? — Он не обернулся. Только сжал рукоять ножа.
— У него есть дочь, — Ханна замерла, закрыла рот рукой.
Отец вскрикнул:
— Нет! Не трогайте её! Она не... Она не часть этого!
Чонвон посмотрел на отца Ники, потом на мужчину.
— А ты, выходит, думал, мы не узнаем? — сказал он, голос спокойно-ровный, как лёд. — Ты прятал её. А зря.
Ханна отшатнулась от щели. Руки дрожали. Горло сжало. Она хотела закричать, но не могла.
Как будто её жизнь закончилась, пока она сидела в тёмной кладовке.
Утро не наступило.
Свет пробивался в окно, но он ничего не менял. Дом был всё ещё мёртвым. Даже чайник не шумел, как будто даже он не хотел напоминать, что тут раньше кто-то жил.
Ханна сидела на кровати, не меняя положения с того момента, как её вытащили из кладовки.
Волосы спутаны, губы сухие. Она не плакала. Просто смотрела в пол, как будто в нём было больше смысла, чем в этой новой реальности.
В дверь постучали. Потом сразу открыли.
— Пора, — сказала мать. Голос был чужой. Ни капли привычной теплоты. Он дрожал, но не от нежности - от страха.
Ханна подняла на неё взгляд. Глаза матери были покрасневшими. Лицо бледным.
— Что... что это было вчера?.. — выдохнула она. — Мама?.. — Мать подошла ближе, опустилась на колени, взяла её за руки.
— Тебе нужно выйти замуж, — сказала она.
Ханна вздрогнула.
— Что?..
— Это наш единственный выход... — в коридоре послышались тяжёлые шаги.
Отец стоял у стены. Он не сказал ни слова. Не смотрел. Даже не попытался подойти. Просто стоял, как будто наблюдал за казнью, которую сам же подписал.
— Это... это не смешно, — Ханна попыталась улыбнуться. Жалко. По-детски. — Я не выйду замуж. Я не буду.
— Ты не обязана нас прощать, — сказала мать. — Но ты обязана остаться в живых.
Она хотела кричать, биться, хватать их за руки, умолять, но не успела.
С улицы раздался гул двигателя. Окна задрожали.
К дому снова подъехала чёрная машина.
— Нет, — выдохнула Ханна, отшатываясь. — Нет! Нет! Мама?!
— Прости меня, — шепнула мать.
Дверь распахнулась, м хех ужчина в чёрном костюме вошёл без приглашения. Его лицо было пустым, глаза не моргали. За ним - ещё двое. Один из них кивнул отцу.
— Готова?
— Она не идёт, — Ханна встала, сжав кулаки. — Я не поеду!
Один из мужчин шагнул вперёд. Ханна попятилась.
— Не прикасайся ко мне! — закричала она. — Я сказала - не прикасайся!
Мама попыталась вмешаться, но один из охранников вытянул руку:
— У нас приказ. Не мешайте.
Ханна пыталась вырваться, билась, ногами, руками. Она орала - громко, хрипло, будто в последний раз.
— Мама! Папа! Пожалуйста! — Но отец даже не шелохнулся. Мать закрыла рот рукой, чтобы не закричать вместе с ней.
Её вытолкнули из дома.
На улице стоял холод, чёрная машина открыла двери, как капкан.
— Нет... — голос сломался.
Её всунули внутрь. Резко. Как вещь. Как невесту по расчёту.
Машина тронулась.
За окном остался дом. Родители.
Прошлая жизнь.
Ханна уткнулась лбом в холодное стекло и вдруг поняла:
сейчас всё только началось.
___
Думаете, она хотела этого?
Кто-то из вас, наверное, сейчас думает: «Зачем же соглашаться? Почему не сбежать? Почему просто не сказать "нет"?»
Её зовут Ханна Юкино. Ей восемнадцать.
Она не преступница. Не героиня боевика. Не та, кто умеет прыгать с крыш и прятаться неделями.
Она - обычная девочка, которую однажды забрали, продали, украли? Называйте, как хотите.
Она не сказала «да»
Просто никто не ждал её согласия.
Думали, это игра?
Это сделка.
Она не вышла замуж - её вынесли.
А теперь... теперь она едет туда, где дверь за ней закроется навсегда.
___
Она сидела в машине между двумя мужчинами, которые не сказали за всё это время ни слова.
Лиц не видно. Только руки - чёткие, жёсткие, будто отлитые из металла. Один из них держал телефон. Второй что-то печатал. Как будто везли не человека, а посылку. Дышать было трудно. Не от воздуха, а от тишины.
Ханна смотрела в окно, улицы исчезали сразу, как только свет фар отъезжал дальше, иногда мелькали вывески.
Она хотела спросить:
«Куда вы меня везёте?»
Но язык прилип к небу.
Что с родителями?
Что будет, если я прыгну на ходу?
Что они сделают со мной, если я скажу, что не могу?
Мысли перекатывались в голове, как пустые бутылки - шумно, бесполезно.
И вдруг - поворот. Машина свернула с дороги.
Асфальт стал чище. Всё вокруг - тише.
Забор. Камеры. Металлические ворота. Высокие, будто до неба.
Особняк.
Он появился внезапно, как из сна.
Окна без света. Каменные колонны. Чёрные ели по краям. Ни одной души на дворе. Только прожекторы, следящие за каждым движением.
Всё кричало:
Ты здесь не гость. Ты здесь - собственность.
Дверь захлопнулась за её спиной с глухим металлическим звуком. Дом был... беззвучным. Не тихим - мертвым. Как будто звуки здесь давно умерли, и их никто не вспоминал.
Ханна стояла в коридоре - ступни в грязной пыли, пальцы рук сцеплены в замок, дыхание рваное.
Один из охранников жестом велел идти. Она подчинилась. Не потому что хотела, а потому что иначе её бы просто повели.
Они миновали лестницу, длинный холл и распахнули тяжёлые, двойные двери.
Он стоял у окна.
Спина прямая. Руки за спиной.
Нишимура Рики. Никакой позы, никакой угрозы, но воздух в комнате сжался, как только она переступила порог.
Он даже не обернулся сразу.
— Ты пришла, — сказал он. Спокойно, как будто обсуждал погоду.
Пауза.
— Ты умеешь говорить? Или уже решили молчать в знак протеста?
Ханна стояла, не двигаясь.
Он повернулся.
Его взгляд был прямым. Не хищным. Не влюблённым. Просто прямым.
Так смотрят те, кто не привык просить.
Так смотрят на вещи. Или на долги?
— Думаешь, я рад этому? — Рики усмехнулся уголком губ. — Поверь, у меня тоже не было выбора.
Он подошёл ближе.
Никаких резких движений. Только шаг. Второй.
Остановился.
— Добро пожаловать, Ханна Юкино.
Он наклонился чуть ближе, глаза в глаза:
— Надеюсь, ты будешь вести себя тише, чем твой отец.
Дверь за Ники захлопнулась, и в комнате сразу стало тяжелее дышать. Она не знала, как долго стояла там. Казалось, даже тишина разглядывала её.
— Пойдём. —
Голос прозвучал откуда-то сбоку. Она не обернулась. Просто пошла. Иначе бы повели за руку.
По коридорам особняка было холодно, как в больнице. Всё выглядело идеально - ни пылинки, ни пятна, только мёртвая чистота и стены, на которых будто нельзя оставлять следов. Ни голосом, ни прикосновением.
Никаких слов. Никаких объяснений. Её привели к двери. Охранник кивнул: — Твоя комната.
Он остался за порогом.
Ханна зашла внутрь.
Кровать. Стол. Шкаф. Закрытые шторы. Камера в углу. Всё расставлено с точностью. Даже покрывало на кровати было натянуто так, будто сюда никто не должен ложиться. Просто держать в порядке. Как и её.
Она сделала пару шагов, остановилась у центра комнаты и прислушалась. Ничего. Не скрипнул пол, не хлопнул ветер. Только тишина — слишком ровная, слишком чистая.
Села на кровать.
Ткань холодная.
Опёрлась локтями на колени, уткнулась лицом в руки.
Она не сразу поняла, что плачет. Просто вдруг дышать стало тяжело. Горло перехватило.
Плечи начали вздрагивать.
Слёзы пошли сами. Без разрешения. Без причины.
За что конкретно, она не могла сказать. За всё. За дом. За мать. За то, что её никто не спас.
И, главное, за то, что никто и не собирался.
Ханна сползла на пол. Лоб уткнулся в край кровати. Она сжимала кулаки и тряслась, пытаясь не издать ни звука. Но срывалось.
Тихо. Глухо. Как у кого-то, кто понял - теперь всё всерьёз.
Камера в углу продолжала моргать. Красный огонёк светился в темноте.
Она осталась там свернувшись, с мокрым лицом, на холодном полу.
Никто не пришёл.
Так и должно было быть.
___
