16
Днем в зале для совещаний мы обсуждали детали будущего политического союза между нашими странами, а вечером, как и обещал, Чонгук повел меня к лучшему целителю Эвенделла. Мечтая избавиться от ненавистного ожога на лице, я нервничала так же сильно, как и в день трагедии, когда получила свои шрамы.
А вдруг целитель скажет, что ничего сделать нельзя и эти рубцы останутся у меня на всю жизнь? Сердце то сжималось в игольное ушко от страха, то трепетало от горячей надежды.
Охваченная волнением, я даже не могла поддерживать беседу со своим спутником, пока мы шли по освещенным факелами коридорам замка.
Не получалось сосредоточиться на чужих словах, уловить их смысл. Мысли превратились в безумный водоворот, в центре которого оголенным нервом пульсировал вопрос: «Какой вердикт вынесет мне лучший лекарь эльфийского королевства после осмотра?»
Я четко осознавала: это мой последний шанс вернуть привычную внешность, а вместе с ней — уверенность в себе и ощущение твердой почвы под ногами.
Ее императорское высочество Дженни Заклинательница говорила, что я должна гордиться шрамами, полученными в бою. Но это было выше моих сил! У меня не получалось принять свой новый обезображенный облик, смириться с мыслью, что я искалечена навсегда и никогда не стану прежней.
С тех пор как я, раненая, вернулась из лагеря кочевников домой, меня не покидало чувство, что я живу во сне, что все вокруг — один долгий, затянувшийся ночной кошмар, который никак не выпустит меня из своих удушающих тисков.
Я хотела проснуться.
О Единый, как же я хотела проснуться! Открыть глаза, коснуться своей щеки и обнаружить под пальцами нежную гладкую кожу.
— Не волнуйся, все будет хорошо.
Краем глаза я заметила, как Чонгук потянулся к моей руке, но так и не рискнул переплести наши пальцы. Вместо этого его ладонь сжалась в кулак.
Поняв, что я не настроена на разговор, король замолчал, и дальше мы пошли в тишине.
Вечером звуки, незаметные днем, становились громче, объемнее. Факелы на стенах шипели, как кобры. Ткань моего роскошного бирюзового платья шелестела при каждом шаге. В глубине души я считала, что с таким лицом, как у меня теперь, наряжаться нет смысла. Будь моя воля, завернулась бы в черный балахон. Но уступить своей слабости — расписаться в поражении.
Целитель, к которому меня вел Чонгук, жил в одной из высоких замковых башен. Мы подошли к ступенькам, убегающим вверх, и я задрала голову: над нами спиралью закручивалась каменная лестница. Ее витки поднимались все выше и выше, пока не исчезали во мраке, куда не дотягивался свет факелов.
— Туда, — шепнул Чонгук.
В тишине раздался звук шагов.
Целую вечность под моими ногами мелькали неровные ступеньки, изъеденные временем. В конце концов, когда от постоянных поворотов лестницы у меня закружилась голова, мы добрались до самого последнего этажа башни и остановились напротив глухой деревянной двери.
Владыка постучал в нее, и на пороге появился высокий эльф с юным лицом, но желтыми, как у дряхлых стариков, белками глаз. Что-то подсказывало: этот эльф на несколько человеческих поколений старше моего прадедушки.
— Ваше величество, — поклонился целитель королю. — Лаира. Чем могу быть полезен?
Держа в руке серебряный канделябр с тремя свечами, мужчина отстранился, чтобы пропустить нас в свои покои.
От волнения перед глазами все расплывалось. Оказавшись в гостях, я огляделась по сторонам, но убранство чужой комнаты превратилось для меня в мешанину цветных пятен. Я вся растворилась в грохоте собственного сердца.
Голос Чонгука донесся до меня будто сквозь толстый слой ваты.
— Моя добрая подруга, лаира Лалиса, была ранена в бою. Можно ли как-то избавить ее от последствий пережитого?
Стало светлее, кожи на щеке коснулось тепло — это целитель поднес канделябр к моему лицу, осветив ожоги.
— Что скажете? — спросил владыка. — Это был хариб. Найдется ли у вас средство, чтобы свети шрамы, оставленные его слюной?
В ожидании ответа я задержала дыхание и нащупала руку своего спутника. Наши пальцы переплелись. Чонгук легонько сжал мою ладонь в жесте поддержки. Как жаль, что он был в перчатках!
Целитель молчал так долго, что я почувствовала, как меня начинает душить паника. С каждой секундой тишины я все сильнее стискивала руку короля. Чонгук терпел, хотя я наверняка причиняла ему боль. Вместо того, чтобы отстраниться или попросить меня ослабить хватку, он нежно поглаживал мою ладонь большим пальцем.
Наконец целитель заговорил:
— Мазь из шипов многоцветника векового смягчит зарубцевавшиеся ткани, а потом мы попробуем отвар из нескольких редких растений из моих запасов. Думаю, я смогу вам помочь. Но понадобится несколько сеансов. Лечение может занять не одну неделю.
«Смогу помочь», — слова целителя эхом пронеслись в голове.
Тело обмякло. С губ сорвался протяжный вздох.
На душе стало легко-легко, словно темную суровую ночь, которая казалась бесконечной, вспороли лучи рассветного солнца.
С широкой улыбкой я повернулась к Чонгуку. Горячая благодарность наполнила мое сердце до краев.
После королевский лекарь нанес на мои шрамы обещанную мазь. Она была густой, прохладной и пахла горькими травами.
Помимо душевной боли ожог на лице доставлял мне и физические неудобства. Бугрящаяся кожа ощущалась сухой и стянутой. Сколько средств я перепробовала, пытаясь ее смягчить! Что только ни втирала в свою искалеченную щеку. Результат удручал.
Я очень надеялась, что в этот раз будет иначе.
— Ближайший час не ложитесь спать, — давал мне указания целитель. — Мазь должна как следует впитаться. Если размажете ее по подушке, не добьетесь полноценного эффекта.
Я активно закивала.
Ни за что не лягу в кровать раньше полуночи. Не нарушу предписания лекаря. Да и не усну сейчас — в голове столько мыслей, что мозг просто кипит.
— Может, тогда прогуляемся? — предложил Чонгук. — Раз уж это время все равно предстоит провести на ногах.
Я согласилась, ибо, во-первых, перевозбужденная, жаждала движения, во-вторых, вечером, в темноте, никто не мог разглядеть моего уродства.
Из покоев целителя мы отправились бродить по замку. В столь поздний час в его коридорах царила глубокая тишина, но она не казалась мне ни мрачной, ни угнетающей. Я куталась в нее, как в уютную шерстяную шаль. Наслаждалась спокойствием пустынных лестниц и галерей.
«Думаю, я смогу вам помочь».
Мне помогут! Я избавлюсь от ненавистных шрамов! Все станет как раньше! Не верилось!
Эльфийский замок был пронизан светом. Днем — солнечным. Ночью — лунным. Так много окон я не видела даже в императорском дворце. Косые серебристые лучи ложились нам под ноги. Воздух упоительно пах сосновым лесом.
— Ответь честно, ты умрешь без меня? — я повернулась к своему спутнику.
Трагическая судьба предыдущего короля Эвенделла не давала мне покоя. Неожиданно я оказалась перед сложным моральным выбором. Чонгук сделал для меня столько всего хорошего, что обречь его на смерть с моей стороны было бы черной неблагодарностью. Однако, когда я представляла, что живу с кем-то из чувства долга, меня всю передергивало.
— Кто тебе это внушил? — Плечи Чонгука напряглись. Он скосил на меня внимательный взгляд. — Моя сестра?
— Просто ответь. Если я уеду, ты заболеешь от тоски по истинной и со временем…
Я прикусила язык, сообразив, что своими расспросами могу разбередить свежие раны, но было поздно.
Чонгук помрачнел.
— Повторю участь отца?
Он нахмурился, стиснул зубы до вздувшихся на челюсти мышц и несколько метров прошел в угрюмом молчании.
Я терпеливо ждала его ответа.
Коридор повернул. Мы оказались в просторной галерее, пронизанной лучами луны. Мой спутник остановился в полосе призрачного света и посмотрел на меня, кусая губы. Его изящные брови то сходились, то расходились. Вертикальная морщинка на лбу то появлялась, то исчезала. На лице отражалась внутренняя борьба.
Чонгук открыл рот, собираясь что-то сказать, но почти сразу оборвал себя. Опустил веки и обреченно вздохнул.
— Нет. Я не умру без тебя, Лалиса. Ты можешь не переживать об этом. Розанна сгущает краски.
— Но твой отец…
— Его истинная погибла. Поэтому он… А ты жива. Я могу любить тебя и на расстоянии, — Чонгук бросил на меня короткий, исполненный грусти взгляд и добавил, посмотрев в сторону: — Счастливый тем, что счастлива ты.
И он снова едва слышно вздохнул.
Мы пошли дальше.
Сердце в моей груди бешено колотилось. Я сама не понимала, отчего так разнервничалась.
Мне показалось, что сначала он хотел ответить иначе, но в последний момент передумал и наступил себе на горло.
— Точно? Ты мне не врешь?
— Я не вру тебе, Лалиса. Обещаю, что не зачахну от тоски. В жизни много радостей и помимо любви. Я правитель огромного королевства. Мне надо заботиться о своем народе. Когда мне думать о сердечных делах? — Чонгук улыбнулся, но как-то печально.
— Тебе нужен наследник.
Я не собиралась озвучивать последнюю мысль, но это получилось само собой. Слова вырвались прежде, чем я успела себя остановить.
— Наследник… — Чонгук отрешенно смотрел себе под ноги. — У меня есть сестра. Ее первенец унаследует престол. Без короля Эвенделл не останется. Не волнуйся. Все у меня будет хорошо.
Мне упорно казалось, что он врет, говорит то, что я хочу услышать, дает мне возможность вернуться домой и не мучиться чувством вины.
Я могла бы притвориться, что верю его словам. Наверное, так мне и следовало поступить, но…
— Вижу, ты чувствуешь себя в долгу передо мной, — вдруг сказал Чонгук.
Смиренно-печальное выражение исчезло с его лица. Теперь на губах играла плутоватая улыбка.
— Я придумал, что ты можешь сделать, чтобы отблагодарить меня за помощь. Исполнишь мою просьбу?
— К-какую просьбу? — насторожилась я.
Мой спутник окинул меня мягким, хитроватым взглядом:
— Услуга за услугу.
Сердце, которое и без того частило, ускорило ритм.
Что он замыслил? Чего от меня хочет?
— Говори.
Улыбка Чонгука стала шире.
Он шагнул ближе и шепнул свою просьбу мне на ухо.
От услышанного мои глаза полезли на лоб. Такого я точно не ожидала.
— В самом деле? — пузырьки веселого смеха защекотали в горле. Я никак не могла понять, говорит мой спутник всерьез или решил надо мной подшутить. — Ты хочешь этого? Уверен? Как такое вообще пришло тебе в голову?
Чонгук отстранился и пожал плечами с задорной мальчишеской улыбкой, которая так не вязалась с его траурным одеянием. Сейчас он не выглядел правителем великого государства — скорее, адептом-проказником из моей старой академии. Он будто скинул десятки лет. И я вдруг тоже ощутила себя помолодевшей, избавленной от гнетущего груза прошлого.
— Я никогда этого не делал, — ответил Чонгук с заговорщицким видом, словно подстрекая меня на каверзу. — Мне интересно.
— И не боишься?
Я забыла про шрамы, про истинность и все связанные с ней проблемы. На душе стало легко-легко. И радостно, будто перед праздником.
Я ведь опасалась, что Чонгук попросит поцелуй или возьмет с меня неприятное обещание, выполнять которое придется со скрипом, а тут такое…
С моих губ слетел нервный смешок.
— Потешаешься надо мной? — улыбался этот ненормальный. — Мое желание тебя веселит?
— О да. В первый раз все кричат и ругаются, как сапожники из торгового квартала. Даже самые грозные воины императорской армии. То еще представление. Будет забавно на тебя посмотреть.
Не выдержав, я расхохоталась в голос, но тут же зажала рот ладонями. В тишине спящего замка звуки моего смеха прогремели раскатами грома. Я испугалась, что всех перебужу.
Чонгук ласкал меня взглядом.
— Ну так что, идем?
— Идем!
Я сама не поняла, как мы взялись за руки, и чья это была идея — моя или Чонгука, но прочь из замка мы устремились, переплетя наши пальцы.
В эти минуты мы напоминали влюбленных юнцов, что сбежали из дома на тайное свидание — шли быстрым шагом, обменивались хитрыми взглядами и улыбками, наши глаза сияли, щеки пылали густым румянцем.
Ездовых стрекоз, на которых наша делегация прибыла в Эвенделл, эльфийские конюхи привязали к стволам наиболее толстых сосен на краю Шепчущего леса. Стрекот парных крыльев мы услышали задолго до того, как увидели их обладательниц. Веревки были порваны и лежали на земле, а насекомые парили в ночном небе, избавившись от оков, но не пытались улететь за горизонт — держались рядом с замком.
Узрев эту картину, Чонгук хмыкнул.
Я сунула пальцы в рот, свистом призывая к себе своих питомцев.
Стрекот стал ближе, громче. Поднялся ветер. Волосы взметнулись — нас обдало мощным потоком воздуха. На землю перед нами опустилось сразу несколько голубых стрекоз.
— Ты будешь молить о пощаде, — с улыбкой шепнула я, покосившись на своего спутника.
— Я просто прижмусь к тебе покрепче, чтобы не упасть, — ответил тот.
Я выбрала стрекозу с двухместным седлом, которое обычно использовали новички. Впереди садился опытный всадник, а начинающий — за ним. Считалось, что так безопаснее.
— И как на нее взобраться?
— По лапке.
Я лезла первой. Чонгук — следом. Проявляя чудеса эльфийской ловкости, он проворно, даже изящнее меня, вскарабкался на спину огромного насекомого и устроился в седле между рядами прозрачных крыльев. Для этого ему пришлось расстегнуть длинную мантию. Под ней обнаружились простые черные штаны и глухая рубашка им в тон.
Руки в перчатках обвили мою талию. Как и грозился, Чонгук тесно прижился грудью к моей спине. Задницей я ощутила твердую выпуклость у него в паху. Это напомнило мне о том, как мы странствовали по красной долине и я шутила по поводу его неугомонного кинжала.
— Твой кинжал все никак не успокоится?
Не знаю, что на меня нашло, но я поерзала бедрами, притираясь к Чонгуку еще крепче.
Король неловко кашлянул рядом с моим ухом. Его тело ответило на мою возню. Бугор в штанах вырос, уперся в меня сильнее. Спиной я почувствовала гулкие толчки чужого сердца.
— Прости, я это не контролирую, — шепнул Чонгук хриплым голосом и опустил подбородок мне на плечо. — Хотел бы, но не получается.
— И даже не скажешь, что это всего лишь нож на поясе?
— Не скажу. Это не нож.
— Даже так?
Рассмеявшись, я натянула поводья.
Отчего-то мне было приятно, что Чонгук хочет меня, несмотря на шрамы, изуродовавшие мою внешность.
От стрекота гигантских крыльев заложило уши. Насекомое оторвалось от земли, и мужчина за моей спиной окаменел. Это был его первый в жизни полет. Задержав дыхание, он сцепил руки на моем животе и весь сжался от напряжения.
В какой-то момент нас сильно качнуло. Стрекозы любили испытывать нервы всадников на прочность, особенно нервы новичков. Уж не знаю, каким образом они чуяли, кто опытный наездник, а кто уселся на них впервые, но всегда, поднимая последних в воздух, проделывали один и тот же подленький трюк — притворялись, что пытаются скинуть с себя свою ношу.
В общем, тряхнуло нас знатно.
И с губ воспитанного, благопристойного эльфа сорвалось короткое ругательство.
Я расхохоталась. Предупреждала ведь, что так будет!
— Прости, — извинился Чонгук за свою несдержанность.
И снова ругнулся, потому что наша стрекоза явно задалась целью довести его до сердечного приступа. Поднявшись высоко над лесом, она резко, тяжелым камнем, рухнула вниз. Остановилась у самых крон, в каком-то жалком метре от острых макушек сосен.
— Сдаешься? — веселилась я. — Пощадить тебя?
— Ну уж нет, — Чонгук прижался ко мне плотнее. Он шумно дышал мне в ухо, его обычно воинственный кинжал поник. — Мне нравится.
Нравится? Аха-ха-ха.
— Что ж, ты сам напросился!
Убив еще несколько эльфийских нервных клеток и прибавив к блондинистой шевелюре пару-тройку седых волос, наша своенравная стрекоза наконец угомонилась, и мы смогли насладиться спокойным плавным полетом над лесом.
Сердце Чонгука застучало ровнее. Хватка перестала быть судорожной.
Под нами простиралось зеленое полотно, похожее на ворсистый ковер. Верхушки сосен колыхались от ветра. Теперь я понимала, почему на заре времен древние эльфы назвали этот лес шепчущим. Его чарующий шепот настиг меня даже здесь, на спине стрекозы.
Таинственным заклинанием он вливался в уши, завораживал, усыплял.
Меня затопило ощущение простора, свободы. Ветер хлестал в лицо. Волосы развевались. Я чувствовала, как моя душа разворачивается, как жизнь бьет ключом, начиная казаться прекрасной во всех своих проявлениях.
Это был далеко не первый мой полет, но он стал особенным. Наверное, из-за приятной компании.
Неожиданно я поняла, что давно не испытывала такого чистого, пьянящего счастья, как в эти минуты.
* * *
Я думала, что обсуждение будущего политического союза займет много времени, но переговоры прошли на удивление быстро, и моя свита вернулась в Аталан, а я задержалась в Эвенделле на лечение.
С моего согласия Чонгук отправил императрице письмо, в котором просил оставить меня в королевстве эльфов еще на несколько недель в качестве посла. Я знала, что ее величество не будет против. Свою миссию я выполнила, делегация принесет из Эвенделла добрые вести — хороший песик потрудился на славу и заслужил косточку.
Внезапно я поняла, что именно так себя и ощущаю в Аталане — хорошим песиком, пытающимся заслужить похвалу хозяйки из страха оказаться на улице. В моем случае улица — это родительский дом, где я бесправна, как вещь, как кукла, чья единственная ценность — товарный вид. Чем красивее кукла, тем больше на нее покупателей.
Но быть орудием в чужих руках ненамного лучше, чем куклой. Инструменты, пришедшие в негодность, без сожаления выбрасывают на мусорку.
Ночью, лежа в кровати без сна, я думала об этом и думала и все яснее понимала, что не хочу возвращаться в империю. Но это не означало, что я желаю остаться в королевстве эльфов, с Чонгуком. Я просто застыла в каком-то неприятном подвешенном состоянии — без твердой почвы под ногами, на перекресте двух дорог, каждая из которых вела в тупик.
Мне хотелось, чтобы время застыло. Чтобы мой внезапный отпуск в Эвенделле длился и длился. И чтобы момент, когда придется решать, что делать дальше, никогда не настал.
Мне было хорошо рядом с Чонгуком — спокойно, свободно, легко, иногда весело. Утром мы вместе завтракали на террасе с изумительным видом на дымку далеких гор. Днем я была предоставлена сама себе, ибо владыка занимался делами королевства. Вечером мы снова встречались, ужинали в каком-нибудь живописном месте, пили вино, вели неспешные беседы, разговаривали обо всем на свете, потом по спирали из каменных ступенек поднимались в башню целителя, где мои ожоги смазывали отваром из лечебных трав.
Постепенно шрамы разглаживались. Заглядывая в зеркало, я каждый день замечала изменения. Бугры сдувались, становились меньше. Их воспаленная краснота сначала вылиняла до светло-розового цвета, затем сошла вовсе. Со временем толстые выпуклые рубцы превратились в паутинку тонких бледных нитей. Я снова почувствовала себя привлекательной.
На этом этапе целитель сказал, что, возможно, шрамы не рассосутся до конца и дальнейшее лечение не даст результатов, но мы продолжили, и белый узор на моей щеке таял, пусть и медленно.
Что касается Чонгука, он словно не замечал, как я меняюсь. Смотрел на меня все с тем же восхищением, ласково, нежно, влюбленно. Но не позволял себе лишнего. Не распускал руки. Не подходил ближе дозволенного. Всю силу его желания я ощущала только во время наших ночных полетов на стрекозе, когда, смеясь и крича от восторга, мы проносились над хвойным лесом и крутили в небе сумасшедшие пируэты.
Я учила владыку управлять своим питомцем, и к середине третьей недели поводья из моих рук окончательно перекочевали в руки Чонгука. Тот в свою очередь развлекал меня уроками эльфийского, устраивал мне увлекательные прогулки по своему королевству, проводил в мою честь музыкальные вечера, во время которых лучшие менестрели Эвенделла радовали публику игрой на арфах, флейтах и клавесине.
Одним чудесным солнечным днем мы даже сплавились на лодке по Хрустальной реке, в том ее месте, где не было опасных скальных порогов. Деревья вдоль обоих берегов пели нам мелодию ветра. За бортом плескались маленькие юркие рыбки с разноцветной чешуей и даже иногда касались моих пальцев, опущенных в воду.
Как-то вечером (шел второй месяц моего пребывания в королевстве эльфов) мы с владыкой ужинали на полюбившейся нам открытой площадке с видом на горы. Щербатая луна висела прямо напротив нашего столика, такая большая и близкая, что можно было разглядеть каждое темное пятнышко на ее поверхности. Терраса тонула в зыбком, призрачном свете, и все вокруг казалось иллюзорным, ненастоящим, хрупким, как утренний сон.
Окутанный лучами луны, мой спутник был невероятно красив. Он снял траур, облачился в серебристую мантию с высоким воротником, привычно заплел волосы в свободную косу, украшенную лентой. От него невозможно было отвести глаз!
Мы разговаривали, неспеша потягивали вино с терпким гранатовым вкусом и ароматом спелых ягод, а потом Чонгук поймал мой взгляд и, похоже, что-то увидел в этом взгляде, ибо в следующую секунду стянул перчатку и опустил обнаженную руку на стол открытой ладонью вверх. Словно предлагал переплести наши пальцы.
Беседа прервалась. Над столиком повисла звенящая тишина, полная особого молчаливого смысла. По моим плечам пробежали приятные мурашки, мышцы живота несколько раз мелко сократились.
Атмосфера стала тягучей, томной. Чонгук смотрел мне в глаза, приглашая соприкоснуться голой кожей, руками без преграды ткани, и этот невинный жест вдруг показался мне эротичным донельзя.
Я знала, что Чонгук сейчас нарушает традиции своего народа, грубо попирает все нормы эльфийской морали, ведет себя, даже по собственным меркам, распущенно и недопустимо, более того — ужасно рискует своей репутацией, и мысль об этом странно возбуждала.
Я опустила взгляд на протянутую ладонь с тремя четкими темными линиями. От волнения длинные пальцы короля чуть подрагивали. Чонгук терпеливо ждал моего решения. Не говорил ни слова. Давал мне возможность притвориться, что я не понимаю значения его жеста.
Это было так просто — отвести глаза, сменить тему, заговорив о какой-нибудь ерунде, нарушить томное очарование момента.
Я знала, что, если поступлю так, Чонгук сразу уберет руку, и мы вместе сделаем вид, что ничего не было. Он незаметно вернет перчатку на место. Мы продолжим пить вино и болтать ни о чем, как вчера, день назад и весь последний месяц.
Хотела ли я этого?
Или пришло время шагнуть навстречу своим тайным страхам и желаниям?
Затаив дыхание, я накрыла ладонь Чонгука своей, и сердце пропустило удар. Волна тепла устремилась вверх по руке и, достигнув груди, разлилась под ребрами океаном жара.
Лицо эльфа озарила счастливая улыбка, сделавшая его красивым до невозможности.
Я ощутила странное натяжение в губах и поняла, что тоже улыбаюсь, сама этого не осознавая.
Уверенная в правильности своего решения, я переплела наши пальцы.