шесть шрамов на душе

Шесть шрамов  на душе
20. Сомнения и решительность

      — Прекрати морочить ей голову! — рявкнули одновременно Адриан и Бражник после того, как Хлою выставили из собственной комнаты, чтобы не мешалась мужскому разговору. Каждый был настроен решительно и намеревался доходчиво объяснить, что перед любимой девушкой нужно снимать маску, а не изображать из себя другого человека. Вот только если Бражник знал о том, что его настоящая личность Адриану известна, то оппонент об осведомленности Натаниэля насчет хвоста и еще одной пары ушей не подозревал, отчего на секунду замешкался, пытаясь сообразить, что он сделал не так, будучи без маски.

      Чем и воспользовался рыжий Моль, первым перейдя в наступление.

      — Какого черта ты сбежал? — выпалил он. — Трудно что ли было снять это кольцо? Знаешь каких усилий мне стоило убедить Маринетт в том, что следующая ваша встреча произойдет раньше, чем через шесть лет?!

      — Подожди, — Адриан почесал затылок, пытаясь осознать, правильно ли он понял тираду Бражника. — Ты знаешь, кто я?

      — Скажи спасибо, что до сих пор не знает Маринетт! Для чего, акума тебя побери, я тебе ее личность открыл? Чтобы…

      — В смысле — открыл? — перебил Агрест. Он ведь сам узнал, кем является Ледибаг, случайно увидев ее обратную трансформацию!

      — Ты действительно считаешь простым совпадением то, что из всех самых дальних, темных и неприметных переулков Парижа Маринетт стала собой недалеко от центра — именно там, где проходил ты? — саркастично усмехнулся повелитель мотыльков, а затем продолжил прежде, чем Адриан успел задать еще хоть один вопрос. — Она даже не подозревает, что ты ее раскрыл. Потому что я надеялся, что тебе самому мозгов хватит поговорить с ней. А что в итоге? Бегаешь вокруг да около, цел… — Натаниэль запнулся, вовремя вспомнив, что о подсмотренном поцелуе лучше не болтать. — Целыми днями не отлипаешь от нее, но занимаешься не пойми чем, вместо того чтобы разобраться, наконец, в ваших отношениях. По-хорошему, мне следовало сразу сказать ей, что ты Кот Нуар, но я предоставил эту уникальную возможность тебе. И что получилось в итоге? Черт его знает, сколько времени прошло, а ты не только до сих пор ей не открылся, так еще и сбежал вчера!

      Бражник ударил тростью о пол, и шесть белоснежных бабочек, сидевших на занавесках, тревожно забили крылышками. Адриан же глубоко вздохнул, потер виски, пытаясь осмыслить услышанное, а после спросил:

      — Как она?

      — Вот вернись и посмотри, — проворчал герой, наливая себе воды из графина.

      — Маринетт не захочет меня видеть, — покачал головой Адриан.

      — Правда, что ли? — чуть не поперхнулся Натаниэль. — Да она уверена в том, что это ты ее видеть не хочешь! — воскликнул он, резко поставив практически нетронутый стакан обратно на стол и чуть было не расплескав все содержимое. — Я несколько часов потратил на то, чтобы донести до нее, что это не так, — добавил он, умолчав, что больший вклад в успокоение Маринетт внесла все же Тикки. Именно ей удалось убедить девушку ради Нуара прекратить загонять себя, чтобы в следующую их встречу быть полной сил и не позволить ему вновь исчезнуть. — Так что давай, трансформируйся в Кота и на всех четырех беги к ней доказывать, что все в порядке.

      — Не могу, — закусив губу, ответил Агрест. — Она попросит меня снять кольцо.

      — И снимешь, потому что хватит уже потакать тараканам в своей голове.

      — Я ему то же самое каждый день говорю, — раздался из кармана Адриана голос Плагга. — Не слушает, — добавил он, вылетая наружу и усаживаясь на голову хозяина.

      — Вот видишь, — Бражник взмахнул рукой, — даже твой квами согласен с тем, что ты должен снять маску. А им, между прочим, полагается отговаривать подопечных от подобных поступков.

      — Сниму, а потом Маринетт скажет, чтобы я больше не показывался ей на глаза, — выпалил Агрест, откинувшись на спинку кресла. — Или что еще хуже.

      — С чего ты вообще это взял? — фыркнул Моль, облокотившись о стол.

      — С того, что мой отец чуть было ее не убил, я бросил ее на шесть лет, а вернувшись, все время крутился рядом и не дал ей понять, что с Котом Нуаром все в порядке.

      — И поэтому ты тянешь время, усугубляя ситуацию еще больше?

      — А почему ты сам перед Хлоей маску не снимешь? — спросил Адриан, перейдя в контрнаступление.

      Услышав вопрос, Натаниэль чуть было не выронил трость. Он не сразу нашелся что ответить, но все же смог взять себя в руки. Пусть для этого и пришлось отвести взгляд в сторону, чтобы не видеть любопытных глаз черного квами, на мордашке которого отчетливо читалось: «Ты просто абсолютно такой же осел».

      — Потому что я точно знаю, что Хлоя думает обо мне, — сказал Бражник.

      — О котором из? — почесав затылок, уточнил Адриан.

      — Об обоих, — устало вздохнул герой. Не то чтобы ему хотелось обсуждать эту тему с Агрестом, особенно учитывая, что тот перевел стрелки, избегая разговора о раскрытии собственной личности, но с другой стороны, кроме Нууру, больше никто не был в курсе его ситуации. Даже Маринетт не знала, что Нат встречается с Хлоей и, тем более, что делает это, будучи Бражником. — В маске я ей интересен, а Натаниэль Куртцберг для нее пустое место. Боюсь, как только она узнает, кто я, все между нами закончится.

      Адриан понимающе кивнул, а Моль принялся вертеть в руках трость, задумавшись о том, что их ситуации действительно схожи. Натаниэль даже поймал себя на мысли о том, не из-за этой ли схожести он так сильно хотел помочь не только Маринетт, но и раздражавшему его прежде Нуару? Да, Мари была его близкой подругой, он искренне желал ей счастья, но стал бы он следить за Котом, подстраивать случайное разоблачение Ледибаг перед ним и пытаться подтолкнуть его к добровольному снятию маски, если бы сам не оказался в аналогичной ситуации? Может быть, если бы Маринетт целиком приняла своего Кота-Адриана, это бы и ему придало решительности и позволило бы признаться Хлое?

      Вот только у Адриана все же было больше шансов. Ведь тот был по-своему дорог любимой как в обличье Нуара, так и оставаясь самим собой.

      — Понапялили все тут маски, развели трагедию, — проворчал Плагг, заставив двух героев вздрогнуть от неожиданности. — Если камамбер положить в коробку из-под моцареллы, он ей не станет и на вкусе это не отразится.

      — Люди все же не сыр, — заметил Бражник, мысленно добавив: «И, к сожалению, падкие на обертку».

      — И поэтому с сыром никаких проблем нет, — продолжил квами, однако хозяин его перебил.

      — «Его либо ешь, либо не ешь, но никогда от него не бегаешь», — процитировал слышанную много раз фразу Адриан. — Сыр, к твоему сведению, ни прогнать, ни йо-йо по голове дать тоже не может, — добавил он, а Бражник согласно закивал.

      — Ну, раз вы такие умные, то я спать, — обиженно фыркнул Плагг и залетел обратно в карман подопечного.

      В комнате вновь повисла тишина, которая, впрочем, длилась не долго.

      — Значит, ты не собираешься признаваться Маринетт? — поинтересовался Бражник, рассматривая оказавшийся на редкость занимательным набалдашник трости. Решимость заставить Агреста снять маску во что бы то ни стало куда-то испарилась, и осознавать это было неприятно.

      — А ты — Хлое? — вместо ответа переспросил Адриан. — Судя по всему, она… Ну… серьезно на тебя запала. Даже подушкой в меня швырнула, когда я предположил, что ты можешь быть мошенником. Она хочет узнать, кто ты, и похоже, готова принять тебя без маски.

      — У нее сложился образ того, кого она ожидает увидеть, — возразил Моль, положив трость на стол. — И Натаниэль Куртцберг ему совершенно не соответствует.

      Еще с утра, мысленно обвиняя Адриана в том, что тот отказывается снимать перед Маринетт маску, Бражник, находящийся точно в такой же ситуации, пытался убедить себя в том, что его дела обстоят все же иначе. Ведь в отличие от Кота Нуара он знал, что Хлоя ничего не испытывает к бывшему однокласснику, и слишком боялся, что и к герою Парижа ее чувства остынут, обожание сменится пренебрежением, а то время, которое они провели вместе, Буржуа пожелает забыть как страшный сон. Вот только сейчас, поговорив с Агрестом, Бражник понял, что разницы в их положении нет никакой: им не было известно, как изменятся чувства девушек, которых они любили.

      В тот вечер Адриан и Натаниэль заключили соглашение о неразглашении. Оба героя обещали не выдавать личности друг друга до тех пор, пока хотя бы один из них не решится добровольно раскрыться любимой.

      И ни один из них на такой шаг готов не был.

      Несмотря на заключенное соглашение, Адриану пришлось пообещать, что он все же навестит Маринетт в облике Кота Нуара еще раз. Вот только само обещание далось ему намного легче, чем его выполнение. Он несколько раз обращался в героя Парижа, но все заканчивалось тем, что либо Кот сидел на крыше напротив дома своей Леди, тайно любуясь тем, как Принцесса спит, либо верной тенью следовал за ней во время патруля, так и не осмеливаясь показаться на глаза.

      Однако несколько раз Ледибаг ощущала слежку.

      Она тотчас же отцепляла с пояса йо-йо и переводила его в режим коммуникатора в надежде увидеть на экране зеленую лапку, не подозревая, что Кот научился отключать этот чертов маячок.

      На третий день, все же заметив черную тень, Баг бросилась ее догонять, но…

      Безуспешно.

      Перепрыгивая с крыши на крышу, пытаясь понять, куда же делся напарник, краем глаза она увидела лишь как внизу Адриан Агрест носовым платком протирает лобовое стекло автомобиля.

      А еще через день Маринетт Дюпен-Чен постучала в его дверь.

      Увидев Принцессу на пороге своей квартиры, Адриан был удивлен не меньше, чем в прошлый раз. Да, сейчас она не была промокшей до нитки, а за окном не бушевала буря, но о встрече-то они не договаривались! Более того, лицом к лицу они не виделись с тех пор, как Маринетт пыталась снять кольцо с Нуара, а тот сбежал через окно. И пусть девушка не знала, что перед ней напарник, Адриан нервничал, боясь сделать хоть что-то, что выдаст в нем Кота.

      Но еще больше его пугало то, что выглядела Маринетт необычайно серьезной.

      — Что-то случилось? — осторожно поинтересовался Адриан, проводив Принцессу в гостиную.

      Маринетт отрицательно покачала головой, однако неожиданный визит и то, что она закусила губу и смотрела куда угодно, но не в глаза Агресту, свидетельствовало об обратном.

       Девушка взволнованно теребила ремешок сумки, словно набираясь духом что-то сказать или спросить, но Адриан ее не торопил, терпеливо ожидая, когда она сама расскажет, что привело ее к нему. Он был уверен, что это точно не касалось вопросов совместной коллекции и что Принцесса не собирается обращаться к нему с просьбой о помощи в чем бы то ни было. Мысль о том, что Маринетт могла догадаться, что он Кот Нуар, Адриан отвергал. Натаниэль не стал бы нарушать соглашение, да и в таком случае она бы наверняка заявилась к нему в пятнистой маске, чтобы связать йо-йо и не допустить очередного побега.

      Пользуясь тем, что Маринетт на него не смотрит, Адриан не отрывал от нее взгляд, поэтому, когда девушка облизнула искусанные губы и набрала воздуха в грудь, парень был готов к тому, что сейчас услышит цель ее визита, но и предположить не мог, какой она будет.

      — Скажи, — тихо, словно боясь собственного вопроса, произнесла Маринетт, — ты когда-нибудь собственными руками разрушал свою жизнь?

      Адриан перевел взгляд на правую руку на холодившее палец серебряное кольцо, и из его уст невольно вырвалось столь же тихое «Да».

      В комнате вновь воцарилось молчание. Маринетт не стала уточнять, что значило это «да», ведь по интонации Адриана ей стало ясно: он должен ее понять, и этого ей было достаточно. В другой день, возможно, она попыталась бы узнать, что его гложет, утешить, помочь, но сейчас чувствовала, что вряд ли Адриан расскажет ей правду, да и права лезть ему в душу у нее не было.

      И точно не будет, после того, как они поговорят.

      Девушка не знала, что послужило толчком к тому, что она решилась на этот шаг. Возможно, возвращение Кота Нуара? Может быть, то, что он снова исчез? Или то, что он определенно был где-то рядом, но не показывался ей на глаза? А может, это вовсе не связано с ним, просто Маринетт устала держать все в себе, осознавать, что любима, и понимать, что абсолютно незаслуженно?

      В любом случае, больше убегать она не будет.

      — Адриан, — сжав ремешок сумочки с такой силой, что побелели костяшки пальцев, Маринетт наконец подняла взгляд на Агреста. — В смерти твоего отца виновата я.

      Стоило только начать, слова полились рекой.

      Прежде, чем Адриан успел сказать, что это не так, что Габриеля Агреста убил Кот Нуар, Маринетт призналась в том, что она является героиней Парижа.

      Услышав слова «Я — Ледибаг» из ее уст, парень вздрогнул и проглотил невысказанную фразу, словно забыв, что хотел произнести. Почему-то у Маринетт сложилось впечатление, что он удивился не столько тому факту, кем являлась бесстрашная Леди без маски, а тому, что она решилась ему в этом признаться. Но задумываться над этим девушка не стала, боясь, что в таком случае уверенность покинет ее раньше, чем она расскажет все.

      И она рассказала.

      О том, как получила Камень Чудес. Как совмещала обычную жизнь и долг героини Парижа. Как желала узнать, кем был Бражник, чтобы положить конец его козням. Как узнала об этом. Что чувствовала, в одночасье разочаровавшись в кумире, и как не хотела, чтобы Адриан разочаровался в отце. Поведала, как ей пришла в голову абсурдная, нелепая, наивная мысль заявиться к врагу в одиночку и шантажировать его раскрытием. Как позволила Бражнику себя ранить. Как всем этим подтолкнула Кота к убийству. Как сожалела о том, что «Чудесное Исцеление» не вернуло к жизни Габриеля Агреста.

      Как боялась обернуться и посмотреть на Адриана, когда подбирала лежавшую в горстке праха треклятую брошь. Как покинула особняк, так и не оглянувшись.

      Как единственная из класса не решилась прийти поддержать Адриана на похоронах отца. Человека, в чьей смерти она и была виновата.

      Адриан слушал, не перебивая.

      Несколько раз он открывал рот, чтобы что-то сказать, но уже в следующую секунду крепко стискивал зубы да жмурил глаза, словно пытаясь сдержать что-то, что усиленно вырывалось наружу. Порой, вспоминая события, о которых Маринетт рассказывала, он невольно дотрагивался до шрамов на своем лице. Качал головой, выражая свое несогласие, реже кивал, но лишь когда девушка говорила о том, что ему известно.

      Когда же Маринетт закончила, из-за пелены слез, застилавшей глаза, она не могла разглядеть лицо Адриана и понять, какое впечатление произвела на него ее исповедь. Она была уверена, что на его лице смешались упрек, презрение, ненависть… И не могла представить, что уже в следующую секунду Адриан прижмет ее к себе, нежно погладит по волосам и произнесет те слова, которые она уже слышала от другого безмерно близкого человека.

      Слова, которые ее просил запомнить Нуар.

      — Я никогда и ни в чем тебя не винил.