шесть шрамов на душе

Шесть шрамов на душе
15. Что можно услышать и увидеть, то можно и рассказать

      Откинувшись на спинку кресла, рыжеволосый Бражник раздраженно стиснул зубы. Что, черт возьми, творит этот Агрест?!

      Натаниэль стал посылать своих прислужниц следить за Адрианом с тех пор, как догадался, что он был Котом Нуаром. Парень пребывал в замешательстве, ведь тот, кого так долго искала и ждала Маринетт, кому он сам не раз хотел двинуть в челюсть, оказался тем, на кого Куртцберг и подумать не мог. Увы, защита Кольца была сильнее силы Бражника, отчего Нат не мог заглянуть вглубь души Агреста — приходилось довольствоваться тем, что было на поверхности, да обрывками разговоров с квами, но и этого было достаточно, чтобы понять: разрешить сложившуюся ситуацию будет непросто. Черт возьми, Маринетт и Адриан денно и нощно думают о масках друг друга, утопают в самобичевании, а Агрест к тому же безумно влюблен в Ледибаг. И ведь посадить их друг перед другом да рассказать, кто есть кто, идея не лучшая, как минимум потому, что реакция Маринетт на это была совершенно непредсказуемой. Натаниэль так до конца и не выяснил, любила ли она до сих пор Адриана и что именно чувствовала к Нуару, но определенно знал, что, если ей станет известна правда, винить себя в произошедшем шесть лет назад она станет еще больше. Поэтому правильным представлялось позволить Адриану и Маринетт самим разобраться в их запутанных отношениях. Месяц назад под предлогом того, что нужно быть осторожнее со снятием трансформации, Натаниэль заставил Ледибаг стать самой собой именно в той подворотне, через которую должен был проходить Адриан. Он надеялся, что это открытие подтолкнет Кошару к действиям… Но нет, нет же! Тот оказался ни на что не способен, кроме как поцеловать спящую Маринетт в лоб. В лоб, вы подумайте, какой святоша!

      — Я так с ума скоро с ними сойду, — вздохнул Бражник, взмахнув рукой, чтобы отозвать бабочку, и магическое создание, просачиваясь сквозь стену дождя, полетело обратно к хозяину.

      — Поправка: если так будет продолжаться и дальше, то с ума сойду я, — наигранно обиженный шепот раздался прямо над его ухом. — Ты ко мне пришел или с бабочками своими играться?

      — К тебе, Сладкая, — улыбнулся Бражник, поцеловав девушку в щеку. — Но и это очень и очень важно.

      — Настолько, что можно игнорировать меня? Да ты хоть знаешь…

      — Кто твой отец? — усмехнувшись, перебил герой.

      — Как я скучала, — фыркнула блондинка, скрестив руки на груди, а на ее щеках вспыхнул смущенный румянец.

      Она выглядела настолько мило, что парень пообещал себе это зарисовать, как только вернется домой и возьмет в руки планшет. Но это будет потом, ведь Бражник и так уже позволил себе отвлечься, заставил любимую ждать. Поднявшись с кресла, он обнял девушку и прошептал:

      — Я тоже скучал, Хлоя.

      Если бы еще шесть лет назад Натаниэлю сказали, что его музой и возлюбленной станет Хлоя Буржуа, он бы покрутил пальцем у виска, ведь эту избалованную девчонку, только и способную закатывать истерики да угрожать именем папочки, он на дух не переносил. Сейчас же он черпал в ней вдохновение, прикасаясь к ее коже, чуть ли не терял голову, а вкус ее губ был для него самым желанным на свете. Он тонул в ее глазах, страстно шептал ее имя и мечтал, чтобы его имя ночами слетало с уст этой девушки. Вот только… Если бы Хлое кто-нибудь сказал, что ее парнем является рыжий художник-самоучка Натаниэль Куртцберг, над которым она когда-то открыто насмехалась в коллеже, она бы назвала этого человека сумасшедшим.

      Ведь кем был герой, носивший маску Бражника, сводивший ее с ума своим голосом, способный вскружить голову одним поцелуем, Хлоя не знала.

      Все произошло спонтанно, странно и казалось, будто бы даже не с ними.

      Просто однажды Бражник выпустил бабочку на поиски человека, которому можно предложить силу, почувствовал эмоции Хлои, а уже через неделю попробовал вкус ее губ.

      Сладкий.

      Черт возьми, сколько бы он ни целовал, ни облизывал, ни покусывал их, съедая ее помаду (которую Буржуа никогда не жалела), Натаниэль все равно чувствовал эту пьянящую сладость. И ему хотелось еще и еще. Увы, последствия «Катаклизма», примененного к броши, давали о себе знать: он не мог часто трансформироваться в Бражника, а надевая маску, в первую очередь должен был помнить о геройских обязанностях, поэтому встречи с Хлоей были ужасающе редкими и, возможно, оттого потрясающе страстными. Он был жаден, ему было мало, он хотел быть с ней и без маски, но… Сила Бражника позволяла ему заглядывать в людские сердца.

      Для Натаниэля Куртцберга в сердце Хлои Буржуа места не было.

      Она ощущала влечение к Бражнику, сгорала от желания, объединенного с любопытством, мечтала сорвать эту чертову маску, намертво прилипшую к его лицу, и таким образом одержать победу. Хлое казалось, что этот чертов кукловод продолжал дергать за ниточки, манипулировать ею как какой-то марионеткой даже после того, как она освободилась от его бабочки. Дочери мэра, привыкшей к тому, что все беспрекословно исполняют ее капризы, было непривычно подчиняться самой, но ей нравилось чувствовать власть повелителя мотыльков над своим сердцем. Это порождало в ней пьянящий азарт — девушке хотелось сделать что-то, что поменяло бы их местами, заставило бы Бражника признать в ней не рабыню, а королеву, ведь так и должно быть! Она мечтала о дне, когда скрытный манипулятор согласится раскрыться перед ней, полагая, что именно тогда обретет долгожданную власть над его мыслями, чувствами, сердцем. И не подозревала, что завладела ими уже давно.

      Бражнику было известно все, что творилось у нее на душе, но он не представлял, как изменятся ее чувства, если ей станет известно, кто он под маской, ведь Натаниэль для Хлои был… Да никем не был!

      По этой причине он и боялся открыться ей.

      Сейчас их связывали ее любопытство и его тяга к медовым губам, желание подчинять друг друга и в то же время чувствовать себя пешкой в любимых руках, безумная страсть и общая цель. Ведь первым, что привлекло внимание Натаниэля к Хлое, было ее намерение во что бы то ни стало помочь героям Парижа и остановить провокации Карла Руссо. Искреннее стремление принести пользу, совершенно не свойственное той Буржуа, которую знал Куртцберг, заставило его в тот далекий день переступить ее порог в своем геройском обличье с предложением объединить усилия для борьбы с грязными слухами, ведь помимо желания помочь у Хлои были связи и возможности отца.

      И только потом уже сладкие губы.
      Новый день дополнил список вещей, которые Адриан не мог себе простить, еще несколькими пунктами.

      Во-первых, он все же уснул. Прямо на полу, возле кровати, на которой спала Маринетт, отчего потерял много бесценных минут, которые мог потратить на любование Принцессой.

      Во-вторых, когда он проснулся, то не обнаружил ее в своей квартире. Лишь записка «Ушла домой. Спасибо за все. Одежду верну, когда постираю» доказывала, что Маринетт вообще была здесь этой ночью.

      А вечером, связавшись с Нино по видеосвязи, Адриан осознал, что потерял намного, намного больше, чем то время, которое проспал этой ночью.
      — Маринетт, как ты себя чувствуешь? — поинтересовалась Тикки, когда девушка сняла трансформацию. Все-таки прыгать по крышам в геройском костюме после ночи с высокой температурой — не самое лучшее занятие, хотя и более предпочтительное, чем добираться до дома вплавь через оставшиеся после вчерашнего ливня лужи.

      — Уже лучше, — погладив малышку по голове, ответила та, после чего направилась к холодильнику, раздумывая, чем бы позавтракать.

      Проснувшись и обнаружив Адриана спящим на полу рядом с кроватью, Маринетт ужасно сильно смутилась тому, насколько сильно доставила ему беспокойство своим визитом. Мало того, что ему пришлось посвятить незваной гостье весь вечер (вдруг у Адриана все же были какие-то планы?), так потом она заняла его кровать и заставила волноваться, умудрившись свалиться с температурой! От мысли, что он наверняка всю ночь перед ней просидел, стало так стыдно, что Маринетт поспешила как можно быстрее дезертировать из его квартиры, чтобы только избежать утреннего разговора. Впопыхах она написала записку, бросила взгляд на спящего Адриана (на секунду задумалась о том, не перенести ли его на кровать, но побоялась разбудить), а затем, взяв свои вещи в охапку и трансформировавшись в Ледибаг, отправилась домой.
      — Скажи, — голосок Тикки прервал воспоминания Маринетт о трусливом побеге и размышления о том, как на этот побег и ее записку отреагировал хозяин квартиры, — что ты думаешь об Адриане?

      — В смысле? Сейчас или вообще?

      — И сейчас, и вообще.

      — Он слишком добрый, — вздохнула Маринетт, считавшая, что не заслуживает его доброты и гостеприимства. — Особенно ко мне.

      — Ты все еще любишь его? — маленькая квами пристально посмотрела на хозяйку, словно надеясь прочитать ответ на вопрос в ее глазах.

      — Я ведь уже говорила, что это в прошлом, — ответила та, отведя взгляд в сторону.

      — И все же любишь, — необычно серьезным тоном произнесла Тикки.

      — Нет, — возразила Маринетт, побольнее закусив губу. — Это было бы предательством по отношению к Нуару.

      — А причем здесь он? — опешила квами, совершенно не понимавшая свою подопечную.

      — Из-за моей эгоистичной просьбы Нуар, так любящий быть героем, объявлен чуть ли не врагом народа, — ответила девушка, обхватив себя руками. — Я не должна даже думать об Адриане после того, на какие жертвы Котенок пошел ради меня!

      — Не думаю, что Кот Нуар бы оценил это, — возразила Тикки, но заметив, что Маринетт не так поняла ее фразу, пояснила: — Он ушел добровольно и вряд ли бы хотел, чтобы ты себя в чем-либо ограничивала. А еще я не думаю, что он обрадовался бы, узнав, что руководствуешься ты чувством долга.

      — Как ты вообще могла подумать, что мной движет чувство долга?

      — Но ты ведь сама сказала, что «не должна думать об Адриане»…

      — Потому что это нечестно и неправильно, — согласилась Маринетт. — Мое «не должна» вытекает из этого, а не наоборот.

      — А разве есть разница? — усомнилась Тикки, но прочитав во взгляде подопечной, что разница все же есть, спорить не стала. Вместо этого она задала следующий вопрос: — Продолжала бы ты любить Адриана, если бы… могла себе это позволить?

      Воцарившаяся тишина служила доказательством того, что Маринетт и сама не знала ответа. Сейчас она не испытывала к Адриану того трепета, что прежде, но все равно была поражена его добротой, искренностью, безвозмездной заботой об окружающих. Он с пониманием относился к ее чувствам к Коту Нуару, предлагал рассказать Алье всю правду ради того, чтобы их помирить, приютил у себя незваную гостью и просидел с ней всю ночь.

      Тяжело не влюбиться в человека, когда он настолько невероятен.

      — В любом случае, я и раньше была для него просто другом, — грустно улыбнулась девушка, доставая из холодильника коробку с соком. Все-таки на кухню она пришла перекусить, а не предаваться размышлениям. — А сейчас… И того хуже.

      — А если не хуже? — не унималась квами, которую уже некоторое время волновало то, каким взглядом Адриан смотрел на Маринетт последнее время, а увиденное ночью лишь подтвердило ее теорию.

      — Тикки, если бы я по собственной глупости не вступила в бой с его отцом в одиночку, тот был бы жив. Из-за меня Адриан лишился единственного члена семьи, и это ты называешь «не хуже»?

      — Не ты убила Бражника, а он, между прочим, лишь чудом не убил тебя.

      — Это ничего не меняет, — покачала головой Маринетт, которой совершенно не нравился весь этот разговор. У нее даже аппетит пропал, начинала болеть голова и, кажется, возвращалась температура. Залпом осушив налитый в стакан сок, она понадеялась, что обсуждение этой темы закончится. Черт возьми, обычно Тикки понимает, о чем подопечная хочет говорить, а о чем категорически не желает! — Габриель Агрест мертв из-за того, что пытался убить меня, Адриан никогда не видел во мне девушку, а я…

      — Когда ты спала, Адриан тебя поцеловал.

      Стакан выскользнул из рук и со звоном разлетелся на мелкие осколки.

      — Ты правда работаешь над коллекцией с Маринетт?! — прозвучал вопрос друга вместо приветствия.

      — Да, — кивнул Адриан, с трудом сдерживая мечтательную улыбку, ведь мысль о том, что он смог поцеловать спящую Леди, не выходила у него из головы.

      — И… как оно? — осторожно поинтересовался Ляиф. — Ну, учитывая ее… В общем, ты понял.

      — Не совсем, но если ты о том, как открыто она защищает честь Кота Нуара, то работе это не мешает, — ответил Агрест, которого об этом спрашивал каждый, кто узнавал об их совместном проекте. В принципе, подобные вопросы были вполне ожидаемы, поэтому ни Адриан, ни Маринетт предпочитали не распространяться о том, что «NB» и «AGRESTE» собираются выпускать коллекцию вместе, отчего и неудивительно, что Нино узнал обо всем так поздно.

      — Насколько все плохо? — однако он трактовал ответ друга по-своему, догадываясь, что умалчивает тот о многом.

      — Все нормально, правда, — вздохнул Адриан, понимая, что произносит очередную ложь. Ведь не столько то, что Маринетт называла Нуара героем, сколько то, что сам парень чувствовал к ней, мешало ему сосредоточиться на работе, не позволяло думать об эскизах, фасонах, моделях… обо всем, что не было Ею. Даже сейчас, впервые за две недели связавшись с другом (да и то по инициативе самого Нино), он размышлял о любимой Принцессе. Нормально ли добралась до дома? Может, стоило ей позвонить? Но если она снова легла спать, ведь вчера у нее была температура? В порядке ли она сейчас? Что думает о ночевке и о том, у кого ночевала? Что будет думать, если узнает, что Адриан позволил себе сделать, пока она спала? — Мы не затрагиваем эту тему.

      — А с тобой она как себя ведет? — не унимался Ляиф, которого напрягала необычная задумчивость Адриана. Он, конечно, не обладал журналистским чутьем, как его будущая супруга, но чувствовал, что непонятное настроение Агреста как-то связано с Маринетт, ведь после каждого вопроса о ней тот все глубже погружался в свои мысли.
      — Тоже нормально, — пожал плечами Адриан, на сей раз улыбку не сдержав, вспоминая вчерашнюю игру в «Ultimate Mecha Strike VI», напомнившую о том времени, когда они учились в коллеже и готовились к соревнованию геймеров, но вместе с тем отличавшуюся, ведь сейчас парень знал, кем была Маринетт. — Все-таки раньше мы были друзьями, — добавил он, тоскуя о том времени, когда мог называться ее напарником, и не подозревая, что следующая фраза выбьет почву у него из-под ног.

      — Вообще-то раньше Маринетт по тебе с ума сходила, — сообщил Нино. — И мы с Альей до сих пор не можем понять, почему ее сердце вдруг занял Кот Нуар.