19.Возвращение
---
Год. Двенадцать месяцев, прожитых не в пустоте тоски, а в огне и стали. Год, который превратил Надю, бывшую «Неженку», в «Беса» — имя, которое с уважением и страхом произносили в подворотнях и на сходках Москвы.
Все началось с хаоса. Вернувшись в Москву, она не стала искать тихую жизнь. Вместо этого она с головой окунулась в мир, который когда-то ее поглотил и чуть не уничтожил. Она нашла банду — не «универсам» с его пацанскими понятиями, а жестокую, беспринципную группировку, чьим бизнесом были рэкет, наркотрафик и заказные убийства. Воздух там пах порохом, дешевым парфюмом и страхом.
Ее взяли «на побегушках». Но Надя не бегала. Она наблюдала. Молчала. Впитывала. И ее учителем стал Владимир, по кличке «Сокол» — немолодой, испещренный шрамами вор в законе, чей авторитет был неоспорим. Он разглядел в хрупкой, молчаливой девушке не жертву, а неотполированный алмаз. Он научил ее всему. Драться не кулаками, а с холодной жестокостью, бить на поражение. Держать оружие так, чтобы рука не дрогнула в нужный момент. Читать в людях ложь как открытую книгу. Вести двойную бухгалтерию и чувствовать запах предательства за версту.
Сокол передал ей свои знания, а затем, в одной из кровавых разборок, и свою жизнь, прикрыв ее от шальной пули. Перед смертью он успел прошептать: «Держи… бизнес… не дай ему умереть…» И он передал ей все — связи, схроны, долги, людей.
Группировка после гибели Сокола трещала по швам, ее костяк был выбит в той же стрельбе. Многие считали, что дело кончено. Но Надя, с его завещанием и холодной яростью в сердце, решила иначе. Она не просто восстановила банду. Она создала новую. «Черный Калибр».
Сначала над ней смеялись. «Баба во главе? Да мы ее за неделю сомнем». Они ошибались. Те, кто приходил «сомнуть», исчезали. Бесследно. Надя не вела войн. Она карала. Жестоко, изощренно, демонстративно. Она выследила членов враждебной группировки, виновных в гибели людей Сокола, и заставила их лидера публично, на коленях, извиняться перед ней. После этого его нашли с перерезанным горлом и с запиской: «Уважай женщин». Смеяться перестали.
«Черный Калибр» рос как на дрожжах. Более ста человек под ее началом. Ее боялись. Ее уважали. Ее бизнес — тот самый, что оставил Сокол, — процветал. Она управляла им с ледяной эффективностью. Деньги текли рекой. Роскошная квартира в центре Москвы, дорогие машины, шубы, драгоценности — все это было теперь ее. Но это были не атрибуты счастья, а трофеи. Доказательства ее власти.
Внешне она почти не изменилась. Все те же длинные белые волосы, которые она теперь чаще собирала в тугой узел. Все та же фарфоровая кожа, которую она берегла от шрамов. Все те же большие, казалось бы, наивные глаза. Но тот, кто заглядывал в них глубже, видел бездну. Холодную, безэмоциональную пустоту. Внутри не осталось ничего от «Неженки». Только расчетливый, беспощадный «Бес».
Она научилась не жалеть. Предателей в ее мире карали мучительно. Она лично присутствовала на допросах, ее тихий, спокойный голос звучал страшнее криков. Она смотрела, как ломают кости, и ее лицо оставалось невозмутимым. Жестокость стала для нее не эмоцией, а инструментом. Как молоток или гаечный ключ.
Она поддерживала связи с «Домбытом» из Казани. Деловые, отстраненные. Вадим Желтый иногда звонил, обсуждая общие дела. Он и не догадывался, что его «опасная штучка» теперь — грозный «Бес» из московских кругов.
И вот, спустя год, сидя в своем кабинете с панорамным видом на ночную Москву, она поняла, что устала. Не физически — ее тело было закалено тренировками. Душевно. Постоянное напряжение, необходимость всегда быть начеку, быть тверже, холоднее, безжалостнее всех — это истощало. Ей захотелось… простоты. Невинности.
Мысленно она вернулась в Казань. К Юльке, чей смех был единственным, что мог растопить лед в ее душе. К Марату, этому верному, взбалмошному щенку. К Зиме, чей молчаливый взгляд видел ее насквозь. К Турбо и его вечным шуткам. Даже к угрюмому Кощею. Они были ее семьей. Единственными людьми, с которыми она могла быть не «Бесом», а просто Надей.
Она боялась. Боялась, что они ее забыли. Ненавидят. Не захотят видеть. Но тяга увидеть их, вдохнуть воздух того, старого мира, была сильнее страха.
Решение созрело мгновенно. Она отодвинула от себя ноутбук с отчетами и набрала номер своего правой руки, Дрожа. Парня по кличке «Дрожь» — не из-за трусости, а из-за нервного тика, оставшегося после тяжелого ранения.
— Алло? Дрож, слышишь меня? — ее голос был ровным, командным.
— Слышу-слышу, Бес. Что-то случилось? — в его голосе сквозил привычный напряг.
— Нет. Хочу сказать, что пока группировка на тебе. Я в Казань уеду. На неделю, две.
— Что?! — на том конце чуть не выронили телефон. — Бес, с ума сошла? Я без тебя не справлюсь!
— Блять, Дрож! — ее голос зазвенел, как лезвие. — Ты же супер! Тебя должны бояться! Ты мой заместитель, а не мальчик на побегушках!
— Тут больше ста двадцати человек в твоей группировке! Все гормоны, все с приветом! — паниковал Дрож.
— Я же справляюсь! — отрезала она. — И ты справишься! А если бы Сокол тебя увидел? Как ты трясешься, взяв на себя ответственность на пару недель? Что бы он подумал?!
В ее голосе прозвучала не просто злость, а презрение. Она знала, что для Дрожа авторитет погибшего Сокола был святыней.
На том конце линии наступила тишина, прерываемая лишь нервным пощелкиванием.
—Да ладно, ладно… — сдался он. — Твоя взяла. Посижу я за главного.
— Вот и отлично! — ее тон смягчился на полградуса. — Если что — звони. Насчет бизнеса не ссы, сама буду смотреть издалека.
Она бросила трубку, не прощаясь. Решение было принято. Власть передана. Она встала, подошла к окну. Москва горела внизу миллионами огней — город, который она покорила. Но сейчас ее манил другой свет — тусклый, но такой родной свет казанских уличных фонарей.
Она повернулась, взяла с вешалки простую кожаную куртку — никаких шуб, никакого пафоса. Ей предстояло встретиться с прошлым. И она должна была выглядеть соответственно. Не «Бес», вернувшийся с триумфом. Просто Надя. Возможно, в последний раз.
Заведя двигатель своего мощного, но неброского внедорожника, она тронулась с места. Дорога в Казань была не просто километрами асфальта. Это был путь назад — в ту жизнь, где у нее было имя, а не кличка, и где ее любили не за страх, а за доброту. Пусть даже эта доброта осталась там, в прошлом, вместе с той девушкой, которой она больше не была.
Сорри что так мало,это пока начало)