7
Лалиса
Сидя в своей комнате, я экспериментировала в рисовании разных образов вечернего платья. Меня всегда успокаивало ощущение того, как карандаш царапает бумагу. Поцелуй с Чонгуком возбудил меня.
Мне хотелось большего. А еще - отплатить Чонгуку за то, что он вел себя как придурок, что противоречило моему желанию, а может, и нет.
Я скомкала бумагу. Было трудно сосредоточиться на рисовании.
- Лалиса!
Я застонала.
- Лалиса! - Поступь атакующего носорога прогремела в коридоре, а затем и по направлению к моей комнате. - Лалиса!
Я вздохнула.
Дверь распахнулась, на пороге стоял Лиин.
- Что?
Он ухмыльнулся и прислонился к дверному косяку, размахивая каким-то конвертом.
Я прищурилась.
- Что это?
Он с торжествующей улыбкой пожал плечами.
Я продолжила лишь пристально смотреть. Если бы я показала Лиину собственную заинтересованность, он бы принялся за свои подколы с новой силой.
После вчерашней ссоры с Чонгуком мне было не до игр.
- Письмо из Франции.
Я оживилась.
- Институт моды.
Вскочила со стула и бросилась к Лиину.
- Отдай!
Улыбка Лиина стала шире. Парень поднял конверт над головой, держа его в вытянутой руке.
Я изо всех сил пыталась выхватить конверт, но Лиин был выше и сильнее.
Прошли те времена, когда я могла надрать его тощий зад.
- Лиин! - прошипела я.
- Я хочу кое-что взамен.
Я прекратила бороться с ним и скрестила руки на груди.
- Я хочу пойти на вечеринку по случаю восемнадцатилетия Сехуна.
- Папа запретил тебе посещать любые вечеринки, поскольку ты совсем отбился от рук.
- Он даже не будет в курсе, ведь ты проведешь меня на тусовку тайком.
- Чонгук и Сехун узнают тебя, болван. Поэтому лишь вопрос времени, когда папу просветят на твой счет.
- Ах-ах! - захихикал Лиин и шутливо погрозил мне пальцем, который мне сразу же захотелось откусить. - Но ведь Сынок и Сехун пляшут под твою дудку, сестренка.
Я ненадолго задумалась.
- Ладно.
- Хисына и Хюнина, - тоже.
- Ни за что! - процедила я, бросившись на Лиина в попытке наконец вырвать письмо из его рук. Ударила парня кулаком в солнечное сплетение, но он лишь засмеялся.
Повалил меня на пол и уселся сверху.
- Слезай! Я согласна. Проведу вас - трех дураков - на вечеринку, но не отправлюсь ко дну вместе с тобой, если тебя спалят. И я не хочу, чтобы вы ходили за мной по пятам, как потерявшиеся щенки.
- Ты не поверишь, сестренка, но мы можем развлечься и без твоей помощи.
Как будто я не знала. Эта троица доставляла мне кучу проблем.
- Проваливай.
Лиин вскочил на ноги и бросил письмо мне на живот. Я тут же села и разорвала конверт трясущимися руками, а после - быстро прочитала, а затем - еще раз, желая убедиться, что все поняла правильно.
Мой французский хорош, даже очень, но я чересчур нервничала, чтобы доверять своему мозгу.
- Скажи, что здесь написано, - попросила я, протягивая письмо Лиину. Мои пальцы до сих пор дрожали.
Он выгнул бровь, взял письмо и застонал.
- Французский, серьезно?
- Читай!
Он пробежался глазами по тексту, и на его лице отразилось удивление.
Мое сердце колотилось.
- В общем, ты зачислена на факультет дизайна и моды по программе бакалавриата.
Я взвыла от волнения и вскочила на ноги, обнимая его. Он посмотрел на меня обеспокоенным взглядом, словно думал, что я схожу с ума.
- Хочешь изучать моду в Париже?
- Да это моя мечта на протяжении многих лет! - Я никому не рассказывала о подаче документов, даже Лие и Еджи.
Я чувствовала себя неуверенно, что осмелилась мечтать об изучении моды в Париже. И теперь, когда моя мечта могла стать реальностью, возник новый страх: что, если мне не разрешат полететь во Францию?
Лиин вернул мне письмо.
- Папа в принципе не согласится, Лалиса. Он бы не позволил тебе переехать в соседний город, не говоря уже о стране на другом континенте.
Я сглотнула. Лиин прав. Он озвучил мои опасения. Поступление в институт было лишь началом битвы. Самое трудное ждало впереди: убедить отца отпустить меня. Именно поэтому я не сообщала родителям о своих планах подать заявку на участие в программе. Но поскольку меня приняли, шансы убедить маму и папу выросли в геометрической прогрессии.
Они не отнимут у меня мечту. При необходимости я даже надавлю на чувство вины.
- Я умею убеждать.
- Но не настолько. Долгое время тебе не разрешали ходить в школу, помнишь: родители хотели быть уверены, что тебе не грозит опасность. А ты считаешь, что папа пойдет тебе навстречу?
- Война с Каморрой пока что пребывает в состоянии летаргии. Ничего существенно важного не произошло с тех пор, как Ахену похитили.
- Скажи это папе, а не мне. - Тон его дал понять: брат не верил, что у меня получится.
Я развернулась на пятках и направилась вниз, но не в сторону кабинета папы: отца, вероятно, даже не было в особняке, - а к маме.
В основном она работала дома, чтобы проводить с нами максимум времени, особенно с Беа, которая все еще нуждалась в ней больше, чем мы с Лиином.
Если я собиралась убедить папу, то сначала нужно заняться мамой.
Я постучала и принялась ждать, крепко сжимая письмо в руке. На письме отпечатался контур пальцев. Я не могла вспомнить, когда в последний раз у меня так потели руки.
- Входите! - крикнула мама.
Я приоткрыла дверь и застенчиво улыбнулась:
- Есть время поговорить?
Мама сидела за белоснежным столом с одной диагональной ножкой. Он был шедевром дизайна. Мы с мамой вместе его выбрали.
Она тепло улыбнулась: всегда находила для меня минутку, как бы занята ни была. Я скучала по разговорам с ней.
Подошла к ней и протянула письмо. Она взяла его, слегка нахмурившись, и начала читать. После медленно опустила на стол и потрясенно посмотрела на меня.
- Ты подала заявление в Парижский институт моды?
- Это не просто институт моды, мам, а почти наилучшая школ дизайна одежды в мире.
- А в школу Чикагского института искусств ты подавала заявление?
- Да. - Это учебное заведение имело отличную репутацию. Я могла бы изучать дизайн одежды на родине. Но Чикаго - не Париж или Нью-Йорк.
Мама кивнула и снова взглянула на письмо, как будто до сих пор не могла поверить в реальность происходящего.
- Париж. - Она покачала головой. - Лалиса.
- Мам! - взмолилась я, хватая ее за руку. - Ты знаешь, как сильно я люблю рисовать, как горю творчеством, как сильно хочу заниматься дизайном моды, и Париж - лучшее место моих устремлений! - Я указала на платье, в котором была: - Я сшила наряд сама.
Платье гаммообразного зеленого цвета со скрытыми карманами на юбке, куда можно положить телефон или вообще все необходимое.
- Конечно, но Париж далеко, и это не короткая летняя программа, а трехлетний бакалавриат.
- Мне вовсе не обязательно учиться три года. Я могла бы начать обучение, а если вы с папой сочтете, что мне пора возвращаться в Чикаго, я прилечу сюда. Но подумай вот о чем: время, проведенное за границей, особенно во Франции, произведет впечатление на всех заносчивых друзей О.
Мама понимающе улыбнулась.
- Попробуй позже сказать это отцу, может, сработает.
Я опустилась перед мамой на пол и положила голову ей на колени, как делала в детстве.
- Я знаю свои обязанности. Выйду замуж за Сехуна, чтобы Синдикат и семья стали еще сильнее. Мое будущее - быть женой политика. Но до этого момента я хочу оставаться собой, хотя бы ненадолго. Сехуну наплевать. Он ничуть не похож на наших мужчин. Я воплощу мечту в жизнь, прежде чем стать той, кем Синдикат хочет меня видеть.
Мама погладила меня по волосам и вздохнула.
- Я хочу, чтобы ты была собой не несколько лет, а всегда. Вероятно, тебе все же повезет с Сехуном.
- Мама, он не должен быть осведомлен о тайнах нашего мира, поэтому мне придется скрывать правду. Иногда.
- Ты всегда была очень мудрой, Лалиса.
Я закрыла глаза, наслаждаясь массажем головы от мамы.
- Париж прекрасен, - прошептала мама. Они с папой отмечали недавнюю годовщину свадьбы именно в столице Франции.
- Вот бы увидеть его своими глазами!
Руки мамы замерли.
- Защищать тебя - наш главный приоритет.
- Поэтому я не подала документы в Технологический институт моды в Нью-Йорке. Но Париж далек от мировых конфликтов. Я не скажу людям, кто я. Притворюсь обычной студенткой. Сольюсь с толпой. И буду в безопасности.
- Я даю тебе свое благословение, дорогая. Мы разберемся, как защитить тебя. - Мама засмеялась. - Но я понятия не имею, как нам убедить твоего отца.
* * *
Мама вошла в кабинет первой. Если кто и мог мягко надавить на папу, то именно она.
Я расхаживала по коридору. Мне хотелось подслушать, но я отвергла детское желание. В любом случае голоса за дверью были слишком тихими. Родители никогда не говорили на повышенных тонах.
Казалось, прошла целая вечность, когда дверь открылась, и мама жестом пригласила меня в кабинет.
Выражение ее лица свидетельствовало о том, что спор еще не завершен.
Папа стоял напротив окна, заложив руки за спину. Я одарила его улыбкой, полной надежды.
Он вздохнул:
- Ты знаешь, насколько опасен наш мир.
- Но Париж не является чьей-либо территорией. Да, он находится далеко, но это преимущество.
Папа натянуто улыбнулся.
- Я вижу ситуацию иначе. Конфликты между кланами не заканчиваются на государственных границах.
- Каморра не отправит никого во Францию, чтобы похитить меня. Семья все же соблюдает границы, если речь идет о похищении женщин.
Лицо папы напряглось, как всегда, когда упоминался самый мрачный день Синдиката. Я сомневалась, что он когда-нибудь справится с этим.
- А ты не думал, что я буду путешествовать по миру, когда выйду замуж за Сехуна? У его семьи есть дома для отдыха в Европе.
- Тогда тебя будут охранять секьюрити О.
- Я могу полететь в Париж вместе с Чонгуком. Он печется обо мне уже много лет и точно сможет защитить и в Париже.
Отец нахмурил брови. К моему удивлению, именно мама выглядела более обеспокоенной моим предложением. Мне определенно следовало вести себя осторожней.
Узнай мама, что я страстно желаю Чонгука, она бы не только запретила мне учиться в Париже, но и убила бы моего телохранителя голыми руками.
- Три года - немалый срок, Лалиса.
- Я стану наведываться в Чикаго на праздники, дни рождения и важные официальные мероприятия, вы тоже можете гостить у меня.
- Мы говорим о десятичасовом перелете, а не о короткой поездке на машине, - пробурчал папа.
Я подошла к нему, состроив щенячий взгляд.
Отец был холоден как лед, но мой взгляд способен его растопить.
- Мне совершенно не обязательно учиться три года, но я бы хотела попробовать, хотя бы на некоторое время. Кстати, я не попадаю в неприятности, пап. Ты можешь доверять мне. Я буду примерно себя вести. Просто дай мне почувствовать свободу.
Папа коснулся моей щеки:
- Я защищу тебя любой ценой.
- Знаю, но я буду в безопасности.
- Даже если я позволю тебе уехать в Париж, ты не сможешь начать осенью. Мы условились устроить помолвку сразу после твоего дня рождения. Обучение к тому моменту уже начнется.
Я закусила губу. Помолвка, я постоянно о ней забывала. Оставалось всего три месяца.
- Ради нее я вернусь в Чикаго из Парижа.
Папа помотал головой:
- Многие важные мероприятия потребуют твоего присутствия и после помолвки. Ты можешь начать обучение весной.
- Хорошо, - тихо ответила я, стараясь не выглядеть разочарованной. Однако я утешала себя тем, что частично одержала победу, ведь папа соизволил выслушать меня и более-менее принял тот факт, что я буду в Париже. - Но меня приняли на осенний семестр. Не представляю, позволят ли мне начать позже.
- Я разберусь. У нас есть несколько серьезных контактов во Франции. Уверен, мы что-нибудь придумаем. В любом случае три месяца слишком мало, чтобы найти тебе подходящую квартиру в Париже. Нужно тщательно все спланировать, поэтому весна более вероятна.
- Значит, я смогу отправиться во Францию после твоего дня рождения? - спросила я, пытаясь поставить папу в тупик.
Он вскинул светлую бровь. Отец видел меня насквозь.
- Я поговорю с Чонгуком. Если он посчитает, что сумеет обеспечить твою безопасность в Париже, я, пожалуй, рассмотрю вариант отпустить тебя в феврале до следующего лета. После мне придется пересмотреть свое изначальное решение.
Я привстала на цыпочки, обвила его шею руками и поцеловала в щеку, которая, как обычно, была безупречно выбрита.
Я никогда не видела отца с отросшей щетиной.
- Огромное спасибо, пап!
- Я еще не сказал «да».
Я усмехнулась и выскочила из кабинета. Когда я оказалась в коридоре, меня наполнила решимость. Чонгук, разумеется, не скажет папе, что гарантирует мою неприкосновенность в Париже.
И не потому, что сомневался в своих силах, а потому, что не захотел бы меня сопровождать. Он держал дистанцию после нашего поцелуя, случившегося несколько дней назад.
Мне нужно встретиться с ним еще до того, как он увидится с папой. Я направилась к домику охраны, но Чонгук уже шагал мне навстречу, вероятно, направляясь в особняк.
Я схватила его за руку. Он с презрением посмотрел на мои пальцы.
- Что ты делаешь?
- Ты должен сказать моему отцу, что стопроцентно защитишь меня в Париже и готов к поездке.
В его глазах отразилось замешательство.
- О чем ты?
Я в спешке объяснила ситуацию. На пустую болтовню не было времени.
- Мне нужны подробности, - протянул он. - Ты хочешь, чтобы я поехал во Францию и защищал тебя двадцать четыре на семь? Целых три чертовых года?
- Наверное, только до следующего лета. Шесть месяцев максимум. Папа не разрешит мне оставаться за границей дольше.
Чонгук посмотрел на меня так, будто я бредила.
- Франция. Нянчиться с тобой круглые сутки напролет. Большое и жирное «нет».
- Ты должен сказать «да».
- Нет.
Он стряхнул мою руку и направился прочь. Я поспешила за ним и поймала уже в коридоре по дороге в папин кабинет.
- Хочешь, чтобы отец узнал о миссис Ли и о нашем поцелуе?
В глазах Чонгука вспыхнуло недоверие, а затем ярость.
- Пытаешься шантажировать?
- Мне бы не пришлось прибегать к шантажу, если бы тебя заботили мои чувства.
- Я защищаю твое тело, а не чувства.
- Может, тебе стоит защищать и то, и другое.
Он напряг челюсть, демонстрируя злость.
- Значит, ты не настучишь на меня, если я скажу твоему отцу, что с радостью позабочусь о твоей заднице в Париже?
- И что ты как мой телохранитель максимально уверен насчет моей безопасности.
Если бы взглядом можно было убить, я бы превратилась в пепел. Мне и раньше удавалось разъярить Чонгука, но вряд ли когда-либо я видела его настолько злым.
Чонгук, не сказав ни слова, направился к кабинету отца и постучал, прежде чем я успела выпалить что-либо еще.
Поэтому я ринулась прочь, чтобы папа меня не засек. Теперь оставалось надеяться, что он выполнит мою просьбу. Любой здравомыслящий человек солгал бы, чтобы спасти свою жизнь.
Но Чонгук иногда вел себя как слабоумный.