Предательница
POV Артур
Сегодня в красных песках началась очередная междоусобица за плодородные земли оазисов. Ее участники на протяжении длительного времени тщательно расставляли фигуры на игральной доске. Убивали, обманывали, плели интриги. Первые приготовления к великой войне начались еще задолго до моего рождения. С того времени среди девятнадцати земель велись тайные сговоры. В том числе, отец планировал через мою свадьбу с Кларой заиметь серьезного союзника в грядущей войне, но старикашка «предательницы» подсидел собственного шейха и подстроил измену Клары, подставив к ней глупого конюха. Наивная Клара повелась на обаятельного красавца, льющего сладкий мед на ее уста. К тому же, чего греха таить, конюх выгодно выделялся на моем фоне, как романтичный, влюбленный глупец. А я сделал так, как велела честь и наказал глупцов тринадцатой земли, что невольно сыграло на руку врагам.
Эти подробности и коварные замыслы врагов удалось узнать гораздо позже истребления тринадцатой земли. А именно – в тот день, когда отец очнулся после отравления. Первым дело, едва раскрыл глаза и смог говорить – он осипшим после длительной комы голосом поведал о наших врагах и союзниках. К сожалению, я не сразу знал все подробности. Получается – помог папаше предательницы стать во главе почти истребленной тринадцатой земли.
Мразь... И его дочурка такая же. Больше ни одна мразь не сможет воспользоваться моими слабостями. Никто. Даже эта глупая девчонка, которая напоминала об ошибках прошлого.
Время слишком быстро утекало и хоть подставляй ладони, оно неумолимо просачивалось сквозь пальцы и исчезало бесследно. Все заканчивалось, завершалось и время, отпущенное нам во вражеском оазисе, также исчезало. Необходимо срочно вернуться в родные земли пока слава о моем поступке не достигла людских ушей.
Чтобы самому оседлать лошадь, на время передал девчонку Ярину в руки. Все же мое ранение, да и хромота не позволяли, как юнцу лихо запрыгнуть верхом, да еще и с девицей на руках. При быстром подъеме в левую руку ударил мощный разряд боли, который заставил невольно перекоситься.
– Давай, я возьму Розу к себе на коня? – заботливо поинтересовался брат, кивнув на мою рану на груди. Я очень старательно скрывал ранение, но внимательный брат привычно сходу определил мое состояние. Дьявол его побери, знает меня, лучше меня самого! Его внимательность и забота порядком раздражала.
Я искоса взглянул на брата, а тот, получив девчонку на руки, бережно поддержал ее, после чего посмотрел на хрупкую ношу. Очень пристально посмотрел. С огромной внимательностью, будто впервые видел ее лицо. А он множество раз видел ее лицо! Какого дьявола с такой жалостью смотреть на нее?
– Подними ее сюда! – строго приказал брату (потому что не нравится мне, что он с подобной жалостью смотрит на предательницу). Не следовало ее жалеть.
Я протянул руки, показывая, чтобы немедля передал девчонку, но в плече вновь разлилась огненная боль, заставившая покрепче сжать челюсти.
Моя черная рубаха насквозь пропиталась кровью и распространяла тошнотворный запах, от которого самому дурно. По ощущениям рана, нанесенная предательницей, не смертельна, правда объем потерянной крови велик. Требовалось промыть и зашить. Но я мог это сделать только за пределами вражеских стен. Хотя бы в их деревне.
Но Ярин уж слишком долго выполнял мой приказ, будто не хотел отдавать драгоценную ношу. Словно я отбирал у него нечто важное. В результате, вывод, возникший в голове об отношении брата к пленнице, еще сильнее вывел из равновесия и заставил быть грубым:
– Она не Роза. А потаскуха‑принцесса Вацлава. Запомнил? – брат не хотя поднял девчонку и помог усадить ее поудобнее на коня, так чтобы она туловищем и головой опиралась мне на грудь и здоровое плечо.
– Я не верю, что она НАС с тобой предавала! Она справедливая, но не подлая. – с долей ослиного упрямства Ярин продолжал защищать предательницу. От его защиты мне хотелось сплюнуть непосредственно ему в лицо и кулаком растереть по его роже. Чем больше защищал, тем сильнее раздражал!
– Можешь сколько угодно не верить. Твои домыслы не столь важны. Разговор закончен и не забывай, Ярин, девчонка – МОЯ пленница! – подчеркнуто выделил, кто имел право решать ее судьбу, после чего подарил ему очень говорящий взгляд, который заставил брата покорно опустить взгляд на землю и склонить голову в знак смирения.
Правильно, ибо никто не смеет мне перечить или отбирать мою собственность.
Как только оседлали лошадей, так сразу помчались вдоль дороги к воротам вражеского оазиса.
Для успешного завершения мести необходима трезвая голова. Главное думать, а не отвлекаться на предательницу, которая в бессознательном состоянии свешивалась с моей руки и при галопе лошади каждый раз едва не падала, но я успевал подхватывать ее за талию.
Я обращался с девчонкой с долей равнодушия, как к неодушевленной вещи, качество которой не имело смысла. Предательница отказалась от моей защиты, поэтому теперь позволял ее хрупкой шее болтаться из стороны в сторону и мне было глубоко чихать – пусть, хоть голова оторвется от быстрой скачки!
При единственном нечаянно брошенном взгляде отметил, что для простого падения с лестницы девичье тело слишком безвольное и это показалось странным... Но эти мысли засунул глубоко и подальше, поскольку нельзя отвлекаться, да и состояние ее здоровья меня не должно сильно беспокоить. Сейчас не место и не время для пустых размышлений о девчонке, ведь враг не дремлет и мог сделать ответный ход до того, как вернусь к безопасным стенам родного оазиса.
Сегодня я спутал планы старцев‑властолюбцев и первым сделал ход, спутав карты. Правда, все равно сильно рисковал, ведь в моем распоряжении изначально слишком мало времени, требуемого для просчета рисков от стремительного вторжения в оазис Вацлавов. Даже я, имея колоссальный опыт в военной стратегии, не мог быть полностью уверенным в успешном завершении кампании.
Существовало множество вариантов последствий моего наказания Вацлавам, но по возможности я подстраховался. Для этого оставил Рафаэля живым, в качестве приманки и живого щита от гарнизона на стенах.
Увидев вдалеке долгожданную стену, я впервые за долгое время, на протяжении которого маленьким отрядом неслись от дворца, позволил себе посмотреть на «предательницу». Заметил бледные, почти бескровные губы, шею – в потеках грязи и крови. Черные подрагивающие ресницы, из приоткрытого рта вырывались тихие стоны.
Глаза б мои не видели потаскуху! Какая же она грязная женщина! Даже в таком ужасном состоянии на нее спокойно смотреть невозможно. Хотелось что‑то немедленно сделать. Прийти в движение.
Мои воины остановились. Кони стремительно взвились на дыбы, остановленные своими всадниками. Настенный гарнизон оазиса среагировал на «ржание» лошадей и тут же выступил перед закрытыми воротами, блокируя проезд.
Каждую ночь ворота из оазиса закрывались и не позволяли людям беспрепятственно путешествовать из оазиса в открытые пески к простолюдинам, но у нас козырная карта, а именно – Он! Рафаэль!
Ярин встал первым во главе нашего отряда, держа перед собой раненного Рафаэля.
Охранники стен зашептались, в панике переглянулись. Послышался звук натянутой тетивы, а в последующем прозвучало еще несколько десятков похожих опасных звуков. Десятки стрел прицелились в смертельные зоны, такие как глаза, сердце, горло каждого из нас.
– Не двигаться или ваши головы будут висеть на пиках! – потребовал самый главный из врагов, а после надменно махнул рукой в сторону, где в пламени настенного факела в землю вбиты копья, с насаженными на них головами пленных. В ответ на явную угрозу Ярин с предупреждением прислонил меч, блеснувший в темноте, к шее Рафаэля.
Ярин продолжил общение с врагом, а я, находясь позади всех, замыкал колонну всадников и отдаленно улавливал фразы из разговора.
– Это ваш принц, – предупредил Рафаэль стрелков. – Тринадцатый сын шейха. Боюсь, шейх будет крайне огорчен, если по вашей вине умрет его сын. Посему советую – убрать луки и открыть ворота. Свои требования мы вышлем позднее.
Ярин намеренно упомянул о шейхе и о статусе Рафаэля. Вести о вырезанном оазисе пока что не должны были проникнуть до стен, в противном случае даже несмотря на сына Вацлава нас бы всех вырезали. Они и сейчас могли вырезать. И хоть Ярин говорил весело и задорно, но я слышал неуверенность в его голосе. А я не опасался, поскольку мала вероятность того, что кто‑то из пьяных или раненных, или убитых людей дворца мог добраться до стен и попросить о помощи.
Но вот то, что дрянь не просыпалась и развалилась на моих руках ОЧЕНЬ сильно раздражало.
Мне откровенно надоело держать полудохлую девушку и я, крепко обхватив ладонью ее за затылок, несколько раз покачнул женскую голову вперед‑назад.
– Давай, проснись! Какого дьявола я должен тебя держать на руках, потаскуха? – ее голова послушно покачивалась в моих руках, но глаза по‑прежнему не открывались, будто придавленные тяжестью.
Но предательница не торопилась просыпаться или выполнять приказы. Впрочем, как обычно. Я не был удивлен ее ослиному упрямству. В ней сила, достойная мужчины. Раньше мне это и нравилось, и раздражало одновременно. Но теперь... я больше не намерен терпеть выходки и жалеть ее.
Посильнее обхватив ее за локти, придвинул ее бледное лицо к себе повыше, чтобы найти в девичьем облике признаки лжи. Внутренне размышлял о коварности предательницы. Она ведь могла претворяться, как и обычно? Ей просто доставляло удовольствие меня раздражать и делать всё по‑своему.
Мысленно обзывал ее всеми известными ругательствами. Безумно нравилось обзывать ее потаскухой. Она такой и являлась. Грязной...продажной, самовлюбленной Потаскухой! Чувство будто я прикасался к грязи. Кончики пальцев жгло от прикосновений к ее коже. Гнев, презрение к ней – да, это то, что необходимо. Самые правильные чувства, которых достойна предательница.
Тем не менее я продолжал снова и снова трясти ее за плечи и руки, но в ответ – тишина, не считая слабых, едва различимых стонов; головы, раскачивающейся подобно маятнику из стороны в сторону; и рыжих кудрей, огнем метавшихся по воздуху.
Длительное время вместо того чтобы следить за врагами и стараться предугадать возможный удар, я доверился способностям брата к переговорам и устрашению, а сам пытался пробудить предательницу, но как бы не так... Тряс! Даже приказывал ей подняться и прекратить устраивать представление, которому я больше не поверю! Словно мертвая болталась в моих руках и лишь беззвучно произносила неопределенные звуки. Такие странные, не похожие на те, которые слышал от нее.
Но, дьявол, я был уверен, что претворялась для сохранности здоровья. В конце концов, прекрасно осознавала, какая участь уготована для женщины, посмевшей нарушить мое доверие. И мое прошлое мягкое отношение к ней покажется «цветами». Последний раз тряхнул ее за локти, но голова вновь качнулась вперед‑назад. От такого встряски ее мозги должны были перевернуться в голове.
– Давай, сучка! – дал смачную оплеуху с целью пробудить. Обычно весьма действенное средство. Но как бы не так. Шлепок раздался смачный и гулкий, но женская голова все также бесчувственно покачнулась на хрупкой шее.
После осознания невозможности пробудить ее, устало выдохнул жаркий воздух, не понимая почему должен был нянчиться с ней? Какого дьявола не убил ее? Оно мне надо нянчиться с ней? Впереди ждала война, а мне заботься о...
Нечаянно взгляд остановился на ее мятом, потрепанном ночном одеянии, прошелся по голым ногам (забрал без обуви) и остановился на лодыжке и обнаружил то, что раньше в темноте не замечал, а в зале и вовсе не желал фиксировать – четыре красные точки от укуса змей. Несколько секунд не реагировал и просто изучал эти отверстия, затем приподнял ее обнаженную ногу и получше пригляделся. Понял. Медленно осознал, что это значило.
Я выругался настолько громко и изощренно, что ближайшие рядом всадники начали коситься в мою сторону. В ответ я раздраженно поглядел на них, заставив постыдно отвести взгляд.
Дьявол тебя раздери! Я думал, что падение с лестницы и усталость от плотских утех привели к потере сознания. Глупец! И пока до усталого разума доходила информация в голове гремела буря вопросов и мыслей. Все крутилось, вертелось и десятки мыслей долбились внутри и причиняли физическую боль.
Брось! Брось девчонку! Оставь здесь! Хватит себя и ее мучить. Надо завершить эти «вражеские отношения». Голос разума вопил, чтобы принял, наконец, правильное решение и довел дело до конца. Ну, за каким, дьяволом она мне нужна? Как пленница‑принцесса в качестве заложницы? Но для этого существовал Рафаэль.
Неизвестное вредное чувство не желало так легко отпускать девчонку. Чем больше мысли галдели в голове и подсказывали оставить девчонку здесь, тем сильнее я злился сам на себя. Ведь по какой причине я должен был лишать себя развлечения и отпускать пленницу? Да, она‑ лживая, продажная тварь, которую следовало убить за попытку моего убийства, но ведь это Я! Я подарил ей жизнь в том зале и только Я имел право отнять ее! А не какая‑то проклятая змея.
После того как принял решение спасти предательницу – надавил предательнице на щеки. Прислонил склянку с противоядием к ее бледным губам, покрытым засохшими мазками крови. Ее губы опухшие, прокушенные. Я не целовал ее во время нашего развлечения, но видел, как она кусала губы, когда я брал ее. Все губы изуродовала себе. Глупая!
Дьявол! Вновь выругался и дал себе мысленную затрещину, после чего поскорее влил через ее приоткрытые губы ярко‑красный напиток – противоядие. Про себя, удивляясь своему слабоумию. Это же надо думать о коже и губах женщины в тот момент, когда она подыхает.
Хотя, это было естественно. У меня давно не было женщины, к тому же, опасность и кровь на руках будили самые низменные человеческие желания.
После этого приступ моей глупости немного прошел, поэтому смог в уме подсчитать сколько прошло время с момента заражения ядом и насколько отравление могло сказаться на ее организме. Едва влил противоядие, как предательница вдруг очнулась, раскрыла свои зеленые глазища, захлопала ресницами и удивленно уставилась на меня с полным ртом напитка. Долго смотрела своим заплывшим, усталым взглядом, а потом нашла силы приподнять туловище с моей руки и...выплюнуть содержимое рта прямо мне в лицо.
В момент плевка рефлекторно зажмурился, а затем ощутил, как капли мерзко потекли по глазам, губам и рубахе.
– Сссссучка! За плевок в лицо потом отлуплю! – вытерев рукавом рубахи жидкость с лица, вновь посмотрел на предательницу. А та неожиданно безвольно повисла на моей руке. Будто силы ее покинули. С одной стороны, хорошо – значит понимала, с кем скакала на лошади, а с другой – настырная идиотка не принимала от меня подачек даже в таком состоянии. Этот трюк вновь заставил усомниться в искренности происходящего.
Чем больше накручивал себя и мысленно разговаривал с ней, тем сильнее сжимал пальцы на бледном теле, будто если сильнее встряхнуть тряпичное тело, тем быстрее предательница очнется.
И вместо того, чтобы напряженно рассматривать врагов, я нет да нет бросал короткие взгляды на тонкую шею девчонки, удостоверяясь, что жила билась и несла по телу кровь.
Воины гарнизона долго изводили молчанием мои и до того расшатанные нервы, подпитывали мою жажду крови. Глупцы переглядывались, перешептывались, не решаясь открыть ворота.
– Господин вас всех вырежет! – грозно пообещал командующий, желая остановить нас. Подавить духовно. Страхом. Может на кого‑то это бы сработало, да только не на меня и на сарацинов. Сарацины с детства приучены убивать и не имели своих чувств или души. Мало разговаривали и жили лишь на благо своего господина. То есть, меня.
Вскоре наступил пик моего раздражения, потому что, можно смотреть на бездыханное тело? Я привык видеть в нем много жизни, силы, много эмоций и борьбы. А сейчас никакой борьбы. Смирение. Тишина. Поэтому я не выдержал раздражающей тишины, трусости одних и вторых воинов и пригрозил главнокомандующему:
– Это я тебя вырежу! Ночью! Во сне! Если вдруг женщина на моих руках умрет от твоего слабоумия и от твоей отсталости в вопросах дипломатии. Пойми, презренный, у тебя нет другого выхода, как только пропустить наш отряд, поскольку ты отвечаешь головой за Рафаэля и его жену!
Мои воины отступили в стороны, образовав малый коридор, позволявший мне беспрепятственно пройти вперед и продемонстрировать женщину на руках. Этим действом говорил, что это жена Рафаэля, здоровье которой отныне для них важнее собственного. Но недалекие невежды продолжали недоумевающе коситься на меня и не двигаться, не решаясь открыть ворота и позволить врагам покинуть оазис.
В тот момент я мысленно поклялся убить и этого главного, и его семью, если предательница испустит дух из‑за нехватки времени.
Необходимо было где‑то остановиться в деревне хотя бы на время, но трусливые глупцы не шевелились, будто примерзли к своим дохлым воротам и продолжали глупо держать натянутыми луки.
Несмотря на отсутствиеразрешения, рискуя напороться на стрелу, я первым решительно направился кворотам. Только через несколько шагов лошади огромные тяжелые ворота с грохотомпоползли вверх, пропуская нас в кровавую ночь песков.
Если вам нравятся мои подборки книг, можете меня угостить бокальчиком чая ;) 2202 2012 2856 2167 (сбер)