Part 22
Когда Дождь почти добежал до того места, где стояли девчонки, первое, что услышал, было:
— У тебя два варианта: встать на колени и попросить у меня прощения или на твоем теле не останется и места живого. Усекла?
— Иди к черту, стерва. Я не буду просить у тебя прощения, из-за твоего паренька.— гнев был уже на грани срыва.
— Ах ты мразь.
Судя по звукам, они ударили ее, повалил на землю. Кто-то заорал:
— Давайте, девки, давайте! Уделайте эту мышь!
Глеб остановился в проходе между кустами за их спинами. Даяна лежала на земле, закрывая голову от ударов. Ее волосы были мокрыми — видимо, на нее что-то вылили. С носа хлестала алая кровь. Но в глазах не было страха — лишь ярость.
От увиденного у Викторова пульс застучал так, будто он пробежал десять километров. И дыхание участилось, только воздух стал горячим и тяжелым — и не вдохнешь во всю мощь легких. Мышцы рук напряглись еще сильнее, еще болезненнее.
— Отошли от нее, — сказал он, и они тотчас оставили зеленоглазую в покое. Отскочили от нее в стороны и испуганно уставились на него.
Если бы это были не девки, а пацаны, уложил бы на землю каждого. Только у него принцип — девчонок не трогать. Никогда.
— Глеб? А что ты тут забыл? — спросила Лебедева.
Он ничего не ответил. Подошел к новенькой, помог встать, положил руку на ее плечо. Затем велел дать салфетку, чтобы вытереть кровь на ее бледном лице.
Гнев захлестывал его напополам с непонятной нежностью.
Татуированный остановил кровь А она смотрела на него своими зелеными глазами и дрожала.
Она была такой маленькой, хрупкой, что ему хотелось закрыть ее собой. Обнять и не отпускать.
«Все будет хорошо, малыш», — подумал Глеб и испугался — вдруг сказал вслух? Но нет, не сказал.
Он вручил окровавленные салфетки одной из девиц, которая не посмела выбросить их — смотрела на парня со страхом и молчала.
— Еще раз увижу рядом с ней — у всех вас будут проблемы. Поняли?
— Но...
— Поняли или нет?
— П-поняли.
— Отлично. Извиняйтесь, — велел Глеб, зная, что это поставит идиоток на место. Конечно же, они не посмели его ослушаться.
— Даяна, извини, пожалуйста!
— Прости! Мы не хотели!
— Это просто была такая шутка! Ты нас не так поняла!
Как фальшиво. Почему мрази насквозь пропитаны этой фальшью?
— Не так извиняйтесь. На колени вставайте. Каждая, — велел Глеб с усмешкой. На глазах Лебедя появились слезы. Она не хотела так унижаться, но знала — пойти против него не сможет.
— Нет. Не стоит. Не хочу уподобляться ничтожествам.
Парень едва сдержал довольную улыбку.
— И правильно. Идем, нам пора, — сказал он, не убирая руки с плеча девушки. Дрожать она перестала. И смотрела на него так, как никто никогда не смотрел. Как на героя.
— Глеб, но.. почему ты ее защищаешь? — выкрикнула им в спину Оксана.
Кудрявый лишь крепче прижал зеленоглазую к себе. Странно, но от нее действительно пахло лесом. Как в его сне.
Он оглядел куриц насмешливым взглядом и сказал:
— Потому что она моя девушка.
Они охренели. Не могли переварить — кудрявый по их лицам видел. Да и в глазах зеленоглазой появилось удивление, смешанное с восхищением.
Ладно, он и сам удивился, что сказал это, хотя его голос был спокойным.
— Что.. твоя девушка? –обидчица переглянулась со своими подругами не понимая.
— Да блять. Ты не только слепая, но еще глухая и тупая? - не разворачиваясь произнес Глеб, но по голосу явно было слышно, что тот усмехается. –Она –моя девушка. И если ты, или твои долбаебки еще раз ее тронете –разговаривать мы будем уже по другому. Ах да. Ты ударила мою девушку, теперь я разобью ебало твоему парню. Передавай демьяну от меня привет. и еще..
Дождь взял из рук одной из куриц телефон, на который она снимала все происходящее, думая, что он не заметит. Удалил без права восстановления, хотя хотел разбить телефон об асфальт. И только тогда вернул.
Затем велел Лебедю сделать так, чтобы никакие записи с ним не появлялись в сети, накинул на Даяну толстовку, чтобы согреть.
— Я же говорила, что мой парень размажет вас по стенке. — вдруг повернулась к девицам Даяна, и Глебу стало смешно. Черт, такая маленькая, и такая храбрая. А как она ему все время дерзила? Не боялась.
И снова волна странной нежности. Накатила на сердце, опустилась на живот, прошила насквозь. Дождь взял Даяну за руку и увел. Их пальцы переплелись так, будто они действительно были парочкой.
По дороге им встретились парни, которые возвращались с трени. Они тут же заинтересовались, кто это с ним. Глеб сказал, что его подружка. А когда один из челов попытался опустить тупую шуточку, поставил на место. Никто не имеет права так разговаривать с его девушкой. И пусть весь универ знает — та самая «мышь» принадлежит только ему. Никто не смеет ее трогать. Дождь каждого поломает.
— Спасибо, — тихо сказала Даяна, свободной рукой прижимая к окровавленной губе салфетку. — Правда. Я очень тебе благодарна...
— Сочтемся.
— А куда мы идем?
— Гуляем, — отозвался независимым тоном кудрявый. Пусть не думает, что она ему нравится. Он же крутой.
Они шли по алее. Молча, не отпуская рук друг друга. Глебу хотелось думать, что зеленоглазой нравится чувствовать его пальцы в своих, а не что она боится отпустить его. Ему нравилось, что она рядом, а почему, он и сам не понимал. И не понимал, откуда на его лице появилась улыбка, которую он тотчас прогнал.
Горящие фонари, тени деревьев на дороге, шорох гравия под ногами. Темное небо с россыпью звезд. Запах опавшей листвы, влажной земли и медового аромата, исходящего от мелких белых цветов, высаженных вдоль аллеи.
Кудрявый изредка поглядывал на девушку и думал — снова и снова — что она красивая. Нет, не в его вкусе, но красивая. Парню захотелось вмазать самому себе по морде, чтобы перестать думать о сумасшедшей, как о прекрасной принцессе.
— Чувствуешь себя несчастной? — зачем-то спросил Глеб и подумал, что его вопрос, наверное, какой-то тупой.
— Нет. Чувствую, что пока просто не нашла свой верный путь— покачала головой девушка. — Тот самый. Которые доставит меня в нужное место. Глупо звучит, да?
— Ну у меня пути разные, гоняю туда сюда на тачке.
— Я видела.
— Это потому что следишь за мной?
— А если и слежу? — дерзко спросила Даяна.
Глеб улыбнулся. Ему нравилось, что та свободно ведет себя рядом с ним. Не боится. Не видит в нем отброса.
— Если следишь, я буду чаще появляться перед окном без одежды, чтобы тебя порадовать.
— Извращенец! — надулась она.
Пошел дождь — неожиданный и сильный. Ливанул, как по щелчку пальцев, и Глеб быстро затащил девушку под крону тополя, которая защищала от капель, но не от ветра, пронизывающего насквозь. Ветер был осенний, злой, и кудрявый поежился от холода — стоял ведь в одной футболке.
Девушка вдруг стянула с себя его толстовку и вернула ему.
— Держи!
— Зачем сняла? — нахмурился парень.
— Тебе холодно. Я вижу, что ты замерз, — выдала девушка. Черт, откуда взялась новая волна нежности? Его же этой нежностью нафиг смоет!
— Не надо. Не растаю.
— Нет, возьми и надень!
— Если я сказал, что не надо, значит, не надо! — рявкнул парень — не от злости, а от растерянности. Обычно никто не беспокоился о том, холодно ему или тепло. С самого детства.
— Нам нужно туда! — Даяна схватила Викторова за руку и потащила за собой.
— Куда?
— В кафе! Идем же, идем!
Девушка упрямо потянула его в сторону кофейни — она находилось неподалеку, на первом этаже панельной десятиэтажки, вдоль которой тянулась аллея. Вывеска кофейни призывно мигала теплым желтым светом.
— Идем, там тепло! Я тебя кофе угощу!
И Глеб согласился. Не из-за себя — сам-то уж как-нибудь мог перетерпеть холод. Из-за нее. У сумасшедшей волосы мокрые и пятна на кофте.
Все так же держась за руки, они побежали ко входу, и спустя несколько мгновений оказались в тепле. Кафейня была небольшой, но уютной. С персиковыми стенами, букетами из сухоцветов и меловой доской, на которой мелом были написан название напитков и цены. Столиков тут было не больше десяти — и все пустые. Зато вкусно пахло свежесваренным кофе, а на витрине стояли пирожные и тортики.
— Что ты хочешь? — спросила зеленоглазая, восторженно глядя на сладости.
— Ничего.
— В смысле? Ты не любишь сладкое? — удивилась девушка.
— Им сложно наестся, — усмехнулся он.
— Сладкое — не чтобы наедаться, а для души, — наставительно сказала Даяна, заказала у девушки-бармена какой-то кофе, десерты и, осторожно освободив свою ладонь из его пальцев, убежала в туалет — сушиться.
Глеб сидел за окном и смотрел, как по стеклу стекают капли от дождя. Он никак не мог понять, что делает здесь, с зеленоглазой, и почему так долго держал ее за руку.
Может, он с ума сошел?
«Чувак, говорят, что у тебя подружка появилась» — пришло сообщение от Макса.
«Кто говорит?» — лениво напечатал парень.
«Арс в чате одногруппников прочитал. Все в шоке! Че, правда??»
Глеб ничего не ответил
«Слышь, тебе нравится Остапенко?» — не отставал Макс.
Ответа вновь не последовало.
«Да ладно тебе, я же видел, как ты побежал ее спасать! Чел, если нравится — встречайся. Она же умная, будет помогать с предметами», — никак не затыкался Макс. Представив, как Даяна вместо него решает задания, Глеб посмеялся. А она ведь и правда, умная.
«А ты мне что будешь делать?»
«Я тебя только послать могу, сорян, бро».
«Она не согласиться быть моей девушкой», — написал Глеб.
Эта Даяна Остапенко — она ведь действительно не такая, как все. Она — хорошая девочка, которой нужен хороший мальчик. У нее и есть такой. Тот, который ее провожает.
Вспомнив о нем, кудрявый рассердился. Бесячий тип.
«Ахахах, заставь ее быть твоей, дебилоид. Ты же можешь!», — написал Макс.
Издевается, что ли? Глеб послал его и вышел из сети.
В это время девушка-бармен сказала, что все готово, ему пришлось вставать, чтобы забрать заказ. Он хотел оплатить, но ему сказали, что Даяна уже рассчиталась картой.
Кудрявого это задело. Он ненавидел быть должным. Он ведь не нищеброд, чтобы не смочь угостить девчонку кофе.
Когда Даяна пришла, Глеб сидел, закинув ногу на ногу, и пил кофе. В его голове возник план. Тупой, конечно, но.. Слишком ему понравилось держать ее за руку.
***
В туалете кофейни я сняла свитер и подсушила его, хотя кофейные пятна все равно остались на нем — надеюсь, их можно будет вывести. Свитер ведь совсем новый, жалко, если испортится...
Потом высушила волосы, завязала их в хвост, ополоснула водой горящее лицо. Тело все еще ныло после борьбы с девчонками, которые вели на меня охоту. Мне жгли царапины на руках и ноге — оказывается, я и джинсы умудрилась разодрать на коленке, когда меня повалили на землю. И болело бедро — кажется, на нем будет большой синяк. Однако серьезных повреждений мне нанести не успели. Благодаря ему. Глебу Викторову.
На душе было странно... Наверное, я должна была переживать из-за того, что со мной случилось, но я хотела улыбаться — а все потому, что была не одна. Самый опасный парень в универе спас меня от травли. Но не просто помог, а еще и объявил своей девушкой!
Зачем — не знаю. Может быть, я нравлюсь ему?
Эта мысль грела так же, как и его толстовка, от которой вкусно пахло кофе. Я не хотела ее снимать, но пришлось — увидела, как этот дурак мерзнет на ветру в своей тонкой футболке. На мне-то еще был свитер, а на нем — ничего...
Глядя в зеркало, я посмотрела на то как выгляжу и вздохнула. Придется солгать маме, что я упала — рассказывать про травлю не хочу. Никому не хочу говорить об этом, будто я, а не они совершили что-то постыдное.
«Мышь, мышь» — раздались в голове их мерзкие голоса, и я мотнула волосами. Не надо об этом думать! Все будет хорошо!
Я вышла к Глебу— на столике перед ним уже стоял наш заказ. И улыбнулась, глядя на то, как он задумчиво пьет кофе. Будто не главный хулиган района, а глава корпорации — такой важный, что сил нет. Ногу закинул на ногу, откинулся на спинку стула, лицо задумчиво, словно думает, как половчее получить сто миллионов долларов, минуя налоги.
Толстовка висит рядом, и на его руке виднеются татуировки. Хочется коснуться их, провести пальцами по коже, почувствовать под ней стальные мышцы...
Не знаю, что было бы, если бы Глеб не появился.
Я безумно ему благодарна. И рядом с ним не чувствую страха.
— Спасибо, что помог, — снова искренне сказала я, садясь рядом с ним и беря один из стаканчиков с кофе.
— Не благодари, — усмехнулся парень, глядя на меня пронзительными глазами. — Теперь ты будешь моей собственностью, Дая.
У меня из-за его слов едва кофе носом не пошел.
— Что?! В смысле? — не поняла я.
— Будешь делать все, что я скажу. Весь год, — ошарашил он меня.
Вот гад! Это он на что намекает, а?