Les grands embrasements naissent de petites étincelles.
Les grands embrasements naissent de petites étincelles. – Большие пожары зарождаются из маленьких искр.
Riccardo Drigo, Anton Nel, Mela Tenenbaum - Les millions D'Arlequin: Serenade
Круглое дно чашки оставило на какой-то исписанной витиеватыми буквами бумажке свой кофейный мокрый след. По маленькой квартирке разливается ровная мелодия из граммофонного рупора. Молодой человек, сидя за столом на высоком стуле с резной спинкой, читает свежую газету, медленно переворачивая тонкие серые листы. На главной странице крупный кричащий шифр и огромная черно-белая фотография забитого людьми концертного зала оповещают о приближающемся музыкальном конгрессе, проходящем в этом году в Париже. На эту статью даже смотреть боязно, не то, что пробежаться лёгким взглядом или, вообще, утонуть в чтении с головой. Тяжело выдохнув, Ким Тэхён засовывает газету, предварительно свернув её в тонкую трубочку, в пустую вазу, где стоят уже увядшие цветы, рассыпавшие по всей столешнице сухие лепестки: так она точно не будет мозолить глаза, сливаясь с торчащими в разные стороны голыми палками. Он берёт в руку кружку, делая большой глоток уже остывшего кофе, и бросает короткий взгляд на испорченную брошюру.
«Месье Ким, Государственный Музыкальный комитет приглашает Вас на ежегодный международный конгресс», — далее он не читает, с тяжелым сердцем сминает листок и выкидывает в мусорное ведро, поднимаясь со стула.
В его квартире куча различных мелочей, каждая из которых будто бы создана для того, чтобы лежать на именно этом месте, принося в дом сказочный уют. Картины в длинных рамках рядком вывешенные друг за дружкой, горшки с растениями, раскинувшими свои широкие листья, добавляя приятной живости и свежести, белоснежный диван с кучей мягких подушек, скрипучие половицы с пошарпанным лаком: хозяин явно катается по ним, как на катке, — а также мятая постель в спальне, с абсолютным бардаком в шкафу с одеждой и нагромождение немытых кружек, раскиданных книг и блокнотов на письменном столе — всё здесь создавало ощущение тихой, размеренной жизни. Солнечные лучи бьют через распахнутые ставни, наполняя помещение жёлтым светом, из-за чего оно казалось пропитано теплом. Здесь всегда играет музыка. Музыка — та самая, что заставляет сердце Тэхёна трепетать, когда он слышит, как звучит фортепиано, когда тонкие пальцы пианиста касаются клавиш, как стучит барабан от ударов палочками, как смычок плавно скользит по струнам скрипки.
Скрипки, которую он особенно любит, лежавшей в футляре на высоком шкафу и уж несколько месяцев пылившейся.
Ким распахивает стеклянные балконные дверцы, снова недовольно цокая языком: каким бы богам он не молился, чуда не происходит, и планировка квартиры оставляет желать лучшего. Балкон выходит не на главную улицу, а на узкий переулок меж домами, да так, что резные перила едва ли не упираются в соседские! И какой растяпа подумал, что это будет восхитительной идеей? «Этот человек явно ничего не понимает в утонченности утренней чашки кофе на свежем воздухе с видом на кишащую бегущими куда-то людьми,» — всегда вторит себе Ким, нервно постукивая по круглой столешнице маленького столика, который стоял на этом самом «свежем воздухе», и пытается разглядеть сквозь ставни, что происходит в квартире напротив: страсть, как хочется отвлечься хоть на кого-нибудь, — но как бы он не изворачивался, застать их открытыми с утра не удавалось.
━━━━━ ♬ ━━━━━
Середина весны — время, когда начинают цвести магнолии. Их крупные бутоны превращают деревья в розовые пушистые облака, приманивающие к себе туристов, как яркие лампочки ночных мотыльков, да и парижанки не прочь залезть меж веток, загадочно прислоняясь лицом к цветкам, чтобы сделать пару красивых фотографий для социальных сетей. Тэхёну нравится этот период, потому что с этого момента природа начинала активничать, просыпаясь после зимней прохлады, всё вокруг зеленеет и приятно пахнет сладостью и лёгкостью, а также весна — пора сказочного вдохновения, пропитанного чем-то странно- романтичным и чарующим, заставляющим бабочек в животе вновь затрепетать блистающими крылышками. Помимо прочего, для него, как для музыканта, хоть и в неограниченном отпуске, это множество новых выступлений, на которые он получает гору приглашений как слушатель, так и как исполнитель. Весной вообще от музыки не спрячешься, потому что она гремит из каждого распахнутого окна, и в любом парке находился тот самый непризнанный обществом гений, собравший в себе целый оркестр, и теперь выступал на улице, чтобы заработать себе хоть цент на оплату жилья. Не то, чтобы это плохо, но Ким каждый раз морщится от мысли, что ему когда-нибудь может потребоваться так же выйти на улицу со своей скрипкой и играть с утра до ночи, стерев пальцы в кровь.
Мощённые парижские улочки, пропитанные ароматом свежего хлеба, кажется, уже пропитавшего все стены, чаруют своей изысканностью, как с обложки журналов для эстетов. Маленькие дома со старой лепниной и покатыми черепичными крышами, с крошечными оконцами и бежево-жёлтой облицовкой длинной очередью стоят бок о бок друг с другом, не протолкнуться меж ними. Множество магазинчиков и кофеен на каждом углу привлекают внимание яркой подсветкой или вывесками о новых скидках. Мельтешащие на каждом углу люди, ряды из брошенных на обочине машин, стопки писем и газет, торчащие из почтовых ящиков, и мягкий свет, бивший через витрины, кричат о бушующей французской жизни.
Стрелка на часах близится к шести вечера, когда Тэхён, накинув на плечи кашемировое пальто, захлопывает за собой входную дверь. На душе, как обычно, чувство какой-то непонятной липкой и вяжущей тоски вкупе с тянущим от частых переживаний узлом в животе, поэтому развеяться на улочке под темнеющим небом и приятным прохладным ветром, обдувающим лицо и очищающим мысли, лишним точно не было. Вечером Париж наиболее шумный и мельтешащий, но этот шум не мешает, наоборот, притягивает живостью. Ким медленно шагает, пропитываясь музыкой в наушниках — его любимая Тэйлор Свифт, — и вглядывается в мимо проходящих незнакомцев, выискивая в них хотя бы одно знакомое лицо. Он всегда это делает, когда гуляет вот так, ведомый какой-то фантомной мыслью. И всегда проигрывает эту игру.
Тэхён тяжело выдыхает, и с печальной улыбкой перепрыгивает мраморные плитки, стараясь не заступить за края, словно маленький ребёнок, начавший игру на выживание у себя в голове. Вглядывается на витрину книжного магазина — на обложках рекомендуемых произведений вымученные лица предпринимателей, которые пытаются пихнуть любому встречному свой плешивый курс о заработке десятков тысяч евро в минуту, сидя на унитазе. Улавливает аппетитный запах сыра из самой популярной пиццерии в центре города, сделав мысленно пометку, что надо угоститься ею, когда появится настроение. Он суёт руки в карманы, отбивая пяткой каждую дощечку на мосте Искусств, садится на одну из стоящих там лавочек, утопая в Париже. Тэхёну всегда нравилось смотреть на город именно с этого места, потому что он, несмотря на всю необъятность, здесь был как на ладони. В потемневшем небе, рядом с горящими звёздами, светится Эйфелева башня, и один за другим зажигается свет в оконцах домов, дует прохладный ветер, трепещущий волосы и звенящий замочками влюблённых на перилах моста. Тэхён, вслушиваясь в их своеобразную музыку, надеется, что когда-нибудь тоже сможет произнести эту глупую клятву, закрепив её глупым замком.
В парке из колонок тихо щебечет музыка, и все вокруг бродят парочками, схватив друг друга под руку, крепко прижимаются, превращаясь в плавающие кашемировые (пальто было уж очень в моде) комки, и что-то шепчут на ухо, обмениваясь глубокими влюблёнными взглядами и тёплыми улыбками. Фонари бьют жёлтым светом, на который слетались стайки насекомых. Магнолия, естественно, уже закрыла свои бутоны, превратившись в розовые сосульки, свисавшие с ветвей в обилии тёмной листвы. Ким просто проходит мимо, уже даже не думая наслаждаться прогулкой, потому что всё мысли заполонила идея немедленного похода в булочную. Во-первых, когда настроение паршивое, хочется порадовать себя чем-то приторно сладким, а во-вторых — он забыл купить багет на утро. Тэхён не был обделён этой французской страстью к хрустящему багету с сыром на завтрак, поэтому не купи он его прямо сейчас — можно считать, что просыпаться он не захочет больше в принципе.
В булочной нет привычной вечерней очереди, в которой обычно люди готовы идти по головам, лишь бы урвать столь желанный хлеб. Дверной колокольчик тихо звенит, сообщая пекарю о присутствии Тэхёна. Мужчина в высоком колпаке добродушно улыбается, выкладывая на прилавок свежие пирожные с блестящей в тёплом свету ламп глазурью и пышущие жаром клубничные пироги. Тэхёну нравятся такие места: маленькие, до коликов в глазах уютные. Он покупает не только мягкий, как облако, багет, но и стаканчик горячего шоколада, приятно греющего холодные ладони.
Самый, что ни на есть, благоприятный вечер. В городе почти нет пробок, а, значит, нет долбящего по ушам визга шин об асфальт и бибиканья суматошных водителей. Вокруг только убаюкивающая тишина, редкий треск фонарей и бьющий по костям ночной холодный ветер. Тэхён проходит мимо «уличного рынка» — место на широком перекрёстке, где собирались, в основном, старушки, продавая горожанам фермерские молочные продукты без наценок, натуральные овощи и ягоды, или милые вязаные свитера. На табурете сидит пожилая женщина в пятнистом пуховом платке, держа в хрупких пальцах букет тюльпанов.
— Молодой человек, — завлекающим тоном зовёт она, подманивая Кима к себе рукой, — порадуйте себя цветочком! — от неё исходит притягательная энергия, и улыбка, создававшая на коже десятки глубоких морщинок, слепяще светится даже в полутьме улицы. И парень не может пройти мимо. Бабушка рассыпается в благодарностях за то, что Тэхён забирает все оставшиеся цветки, и ещё одаривает его комплиментами с ног до головы. Такие комплименты от людей, не знающих, кто он и что он, от обычных людей, не нацепивших на себя приторную гримасу, чтобы подмазаться, воспринимаются парнем особенно тепло.
Novo Amor - Repeat Until Death
Домой Тэхён возвращается с уже совершенно другим настроением. Возможно, он даже захочет поиграть на скрипке, но это только при условии, что такой окрылённый энтузиазм продержится до утра. Он заходит во двор, глядя, как на детских качелях резвится малюсенькая девочка лет пяти. Она громко смеётся, потому что отец гонится за ней, ведь проказница, быстро спрыгнув с карусели, побежала по дорожке. Киму на секунду покажется, что малышка на всех парах бежит к нему, раскинув крошечные ручки в стороны, чтобы запрыгнуть в объятия. Но он быстро одергивает себя.
Девочка спотыкается, упав на колени, и не плачет, но Тэхён всё равно подлетает к ней, помогая подняться. Он приседает рядом с ребёнком на корточки, заглядывая в счастливое детское личико с беззубой улыбкой, и сам широко улыбается.
— Будь осторожна и больше не убегай от папы, хорошо? — мягко говорит он, пока малышка поправляет свои хвостики, затягивая их потуже.
— Хорошо! — уверенно отвечает она, вдобавок покачав головой в знак согласия.
— Держи, — Тэхён протягивает девочке тюльпаны, вкладывая букет в маленькие ладошки, и поднимает на ноги, помахав стоящему чуть поодаль них мужчине рукой. Ребёнок убегает к отцу, показывая ему красные цветки, и он подхватывает её на руки, тихо смеясь.
— Ты сказала «спасибо»?
— Ой, папочка, я забыла, — девочка виновато надувает губы, и мужчина ведёт подбородком, намекая ей исправиться. — Спасибо, дяденька!
— Пожалуйста! — кричит Ким в ответ и показывает большой палец вверх, не переставая улыбаться.
И они уходят, скрываясь за подъездной дверью дома напротив.
━━━━━♬━━━━━
На следующий день Тэхён всё ходит вокруг да около скрипки, похлопывая себя по щекам, глубоко вздыхая, и, находя всё новое и новое занятие, убеждает голову, что, вот, сейчас досмотрю серию этой мелодрамы и точно возьмусь за музыку. И плевать, что эта мелодрама его ни капли не интересовала — он не понимает, почему главный герой не может просто взять себя в руки. Никого не напоминает?
Он так и не заставил себя поиграть. Изо дня в день Ким вторит, что сейчас- сейчас, но каждый раз сердце охватывает тревога, в горле застревает комок волнения, а душа переворачивается с ног на голову. Убеждать себя что-то сделать — это одно, а взять и сделать — совсем другое. Он понимает, что здесь его никто бы не услышал — делай хоть тысячу ошибок, ставь трясущиеся пальцы в неправильные позиции и дёргай смычком, — но в мыслях весь настрой режет ощущение, что даже собственные стены осудят за провал. Из-за бездействия у него сосёт под ложечкой, но, стоит взять в руки футляр, как кишки завязываются в узел.
Очередная чашка кофе. Очередная утренняя газета. В интернете Тэхён не сидит уже с год, потому что пальцы бездумно забивают в поиск музыкальные форумы, где его имя всегда в списке главных новостей и обсуждений, хотя, кажется, и обсуждать уже нечего. Каждый первый считает своим жизненным долгом кинуть камень в и без того побитую и шаткую тэхёнову карьеру. Каждый язвительный критик думает, что его мнение волнует кого-то ещё, кроме троих ботов, которые подписаны на его аккаунт. Но Тэхёна волнует. Чертовски сильно волнует. После прошлогоднего фестиваля он прочитал по меньшей мере тысячу комментариев о том, как феерично облажался, как выбил себе место под солнцем через постель, и как все с замиранием сердца ждали, когда он рухнет со сцены.
━━━━━ ♬ ━━━━━
—... Да, и я ей такой... — Чимин опять болтает о своих романтических встречах. Кто такой Чимин? Он — единственный друг Тэхёна и его двоюродный брат по совместительству. И Ким думал, что с ролью родственника Пак Чимин всегда справлялся лучше, нежели был хорошим другом.
Чимин, наверное, собрал на себе все стереотипы о французах. Он и полосатую майку носит, и красный берет с хвостиком, и даже шарф, причём в любое время года. Паку разве что не хватает жидких усиков и бус из чеснока. Он говорит с акцентом, забавно путая слова, и заговорщически улыбается пухлыми губами, заигрывая с очередной милой девушкой. «Это точно серьёзно» — каждый раз говорил Чимин, названивая Тэхёну после первого же свидания, а через неделю, в редком случае две, приглашает его в бар, заливая спиртным расставание с той красоткой с бульвара Сен-Жермен.
Сейчас же Ким лениво ковыряется в салате, перекидывая рваный лист салата в места на место, и краем ухо слушает бесконечный чиминовый лепет.
— Кстати, ты выступишь на Фестивале? — Пак вытирает рот салфеткой, перепрыгивая с темы о вчерашнем свидании на ту, о которой нельзя даже мысль в голове прогонять, ибо душа в пятки, а желудок наизнанку. У Тэхёна аж вилка из руки выскакивает, завизжав тарелкой.
— Не думаю, — тихо отвечает он, вытирая ладони о брюки.
— Да ладно тебе, — Чимин легко похлопывает Кима по плечу и, щуря глаза, улыбается. — Куча времени прошла с того выступления, и все ждут, когда ты снова вернёшься на сцену, — он звучит воодушевляюще, но в голосе мелькает нотка беспокойства, которую Тэхён, несмотря на идеальный слух, не слышит.
— Я не играл уже четыре месяца, — парень сжимает ткань на бёдрах, — после того, как он выпустил статью, — он шумно выдыхает, а Чимин незаметно поджимает губы.
— Подумаешь: мало ли что настрочил тот задрипанный журналистишко! Таких, как он, даже в «Всё для дачи и огорода» не напечатают! Тоже мне, возомнил из себя черт пойми что! — он правда зол и готов бить руками по столу, пугая надутых дам с пышными шевелюрами и бокалами Шато Марго, но сдерживается, смотря на то, как брат упал в минор. — Забудь о нём, — Чимин резко замолкает, отпив большой глоток вина, и откинулся на спинку стула.
— Я думал, что у нас всё серьёзно, — Тэхён строит бровки домиком, опуская взгляд вниз. Не то, чтобы у него до этого был зверский аппетит, а сейчас вообще хоть два пальца в рот.
— Чонгук просто крыса! Кто бы мог подумать, что этот хмырь накатает на тебя жёлтую статейку, подложив такую свинью! — Чимин сам хмурится, смешивает в речи французский с корейским. Это у него привычка такая. — В самом деле, Тэхён! Будь я на твоём месте, то уже давно бы оторвал ему я... — в кармане завибрировал телефон и Пак оборвался на полуслове. И слава всем богам за это.
━━━━━ ♬ ━━━━━
Брат выходит на улицу поговорить по телефону и закурить одну или две (всегда под настроение) Парламента. Тэхён же остаётся наедине со своей вознёй в мыслях, шумом вечерних разговоров за соседними столиками, тихим звоном бокалов на барной стойке и приятной мелодией рояля, который стоял в другом зале, так что разглядеть, кто за ним сидел не представилось возможным, если только целенаправленно не пойти и не посмотреть. Хорошая игра. Наверное, человек, создающий её, действительно пленён музыкой, он дышит ею. Такие, как он, сядут за инструмент даже со сломанными пальцами, лишь бы выплеснуть этот вихрь эмоций, что таится в их душе, лишь бы сыграть ещё пару нот, прикоснуться к белоснежным клавишам и сиять, сиять, сиять. Когда-то и Тэхён был таким. Смычок будто прирастал к его ладони, нотные тетради сменялись одна за другой, он писал и играл ночами напролёт, забывая даже дышать. Он горел. Его звали гением. Он творил. И его восхваляли. Он сиял. И люди вокруг него слепли. Но он упал. И, вместо протянутой руки, толпа растоптала его.
Игра всё равно хорошая. У того человека есть свой личный почерк, и, вроде бы, он всё по нотам играет, но слышится в этом что-то новое, что-то в роде той самой изюминки, которая отличает творца от любителя и творца от творца.
Такая музыка заставляет сердце замереть, а потом биться быстро-быстро. Она лечит душу и разгоняет даже самые тяжёлые тучи над головой, заставляя невольно улыбнуться, хотя кажется, что всё уже потеряно. Почему вместо большой сцены эта мелодия играет в ресторане, куда по выходным сбредается всякая шушера, у которой карманы набиты лишними банкнотами? Всё просто — очередной непризнанный гений, которого, вероятно, жизнь потрепала не хуже самого Тэхёна.
— Профессор Арно звонил, — Чимин, скрипя ножками стула о гладкую плитку, садится обратно за стол, поправляя пиджак. — Сказал, ты должен немедленно прийти к нему и получить смачный подзатыльник за то, что сидишь, нюни распустив.
— Так и сказал? — Ким усмехается.
— Что-то около того.
— Готов поспорить на сотню евро, что он не сказал даже половины из этого, потому что его интеллигентный язык не повернётся выдать такое, — он тихо хихикает в салфетку, протирая ею губы.
— Эй! — Чимин всё же ударяет по столу, надувая щёки от возмущения. — Хочешь сказать, что я наврал?! Где твоё уважение к старшим?!
Тэхёну нравится, когда брат такой: забавно недовольный, будто сейчас лопнет от «обиды». Он начинает смеяться, и Чимин толкает его в плечо, бубня себе под нос что-то о потере тэхёновой совести, но не сдерживается и тоже расплывается в улыбке. Такое ощущение, что всё возвращается на круги своя, а горести из прошлого медленно утекают вместе с особенной мелодией, растворяясь в смехе.