4
Темнеющие тучи спешно укрывали небо, оставляя лишь небольшие голубые просветы. Возможно, я поторопился с выводами о малой вероятности дождя. Как ни странно настроение от этого не портилось, совсем наоборот, я чувствовал странный подъем. Наверное, это отчасти благодаря возможности взирать на мир свысока, а отчасти от того, что сквозь голубые просветы в тучах на землю падали яркие солнечные лучи. Выглядело это чудесно. Мне они казались плотными лучами прожекторов разрезающих ночную тьму. Их были десятки, может сотни. Одни были совсем тоненькими и лишь слегка выглядывали из-за облаков, другие же, толстые, яркие, практически касались земли. Я радостно улыбнулся.
- Я бы не отказался... - Я повернулся к ребятам, но тут же замолчал, гладя, как Серега достает большую бутылку с красным напитком.
- ... выпить, – закончил я, щелкнув челюстью. – Что это?
- Вино, – пожал плечами Серега.
Естественно, что бледно красный напиток в большой, вероятно литровой, пластиковой бутылке был вином лишь на этикетке. Вероятнее всего напиток являл собой ядерную смесь небольшого количества этилового спирта разбавленного пищевыми красителями и вкусовыми добавками. Я, конечно, могу и ошибаться, но на вид оно было именно таким.
- И что мы педики что ли, вино пить?
- А чего ты всех педиками называешь? Сам педик что ли? – огрызнулся Серега.
Саня тихо хохотнул, повернув голову в сторону, а Стас настороженно уставился исподлобья, своим фирменным тяжелым взглядом. И хотя глаза у него в такие моменты были добрыми словно глаза новорожденного теленка, но смещенные вниз к переносице брови слегка добавляли суровости. Только слегка. Позже мне пришлось выяснить, что всегда добрые глаза могут сиять злобой. Могут. Позже.
- А чего это ты во мне педика увидел? Сам педик что ли? – слегка перефразировал я его слова.
- А чего это ты на меня так уставился? Понравился что ли?
- А чего это тебе хочется, что бы ты мне понравился? Педик что ли?
Саня беззвучно смеялся, поглядывая вниз, а Стас внимательно переводил взгляд с меня на Серегу и обратно, при этом мы буквально слышали, как работают его мозги: громко, натужено, словно паровой двигатель. Того и гляди дым из ушей повалит. Я, прищурившись, смотрел на Серегу, а он, вскинув голову, рассматривал меня, слегка прикрыв глаза. Стас вытянул свою голову и от напряжения его рот открылся. Выглядел он в этот момент глуповато. Этим и воспользовался Саня, чтобы разрядить обстановку. Он хлопнул ладошкой по его челюсти снизу, и она с таким щелчком захлопнулась, словно крышка шкатулки с пружинным механизмом. Через секунду мы уже покатывались со смеху, так и не выяснив, кто же из нас педик.
- Где достали? – спросил я, подставляя стакан под струйку бледно-красного цвета.
- В магазине увели. – Сергей налили мне, и принялся наливать Сане.
- Увели?
Я переводил взгляд с одного своего друга на другого.
- На меня не смотри, – качнул головой Саня, поворачиваясь к окну.
- Нам Гайка помог, – пояснил Стас, дожидаясь, когда и до него дойдет очередь.
- Как это?
- Мы это, ну зашли в магазин и обратились к продавщице с Серегой, – он забрал свой стаканчик и опустил между ног на ступеньку. – Че-то попросили, и пока она отвлекалась на нас, Гайка увел пару бутылок что, это, стояли в больших ящиках перед прилавком.
- Такое прокатывает только в день поставки, – пояснил Серега. – Они разгружают товар прямо в ларьки, так как у них нет склада. Чисто сработали.
- У-у-у, круто, – протянул я, действительно удивленный их поступком. – А что еще там можно увести?
- Так это, че стоит то и можно, – удивился Стас моей тупости.
- Действительно, – усмехнулся я.
- Ладно, достали тупить. – Мой брат нахмурил брови. – Давайте.
Он протянул стакан, и мы беззвучно ими стукнулись. Просто трудно издать хоть какой-то звук пластиковыми стаканами. На вкус эта гадость была такой же, как и на вид – подкрашенной утренней мочой бездомного после ночной пьянки стеклоочистителем. Нам в те дни выбирать не приходилось. Если хотелось что-то выпить, то нужно было брать что дают и не задавать лишних вопросов и уж тем более не воротить нос.
- Есть... фух... закурить, – выдавил Саня, сиплым голосом, который видимо, шел комплектом с адским запахом и убойным вкусом розоватой бурды.
Я достал пачку «Далласа», а Стас извлек из заднего кармана помятую пачку «Пал Мал» пустую на три четверти.
- Убери их туда, откуда достал, – скривил губы Саня. – Я не собираюсь совать в рот то, что было в непосредственной близости от твоей задницы.
- Чего? – не понял Стас.
- Покурю сигареты Андрея, – устало махнул он рукой.
- А-а-а. – Стас высоко поднял голову и широко открыл рот, словно ему на ум пришла отличная идея.
Он протянул пачку Сереге и тот в ужасе метнулся к стене. Мы рассмеялись, а Стас достал поломанную сигарету и сжал ее зубами, удивленно разглядывая нас. Мы все прикурили от одной спички, что принес Серега и откинулись на ступеньках, завороженно разглядывая худеющие солнечные лучи. Я знал, что это последние теплые деньки, как и знал то, что это вероятно одна из наших последних вылазок на этот чердак. Не из-за нас, так к зиме его точно закроют и не смотреть нам тогда больше на город с одной из самых высоких его точек (дело в том, что большая часть города лежала в низине), потягивая отвратное пойло и покуривая дешевые сигареты. И если это мой первый и последний визит в это дивное, заваленное грязью, мусором и птичьим дерьмом, место, то я собирался взять от него как можно больше. А именно напиться, как следует, выкурить всю пачку сигарет и поплевать на людей сверху. Возможно. Я еще не был уверен в последнем пункте.
Внезапно мое дыхание перехватило как раз на очередной затяжке, и я согнулся, пополам сжимая свое горло, горящее жгучим пламенем. Я сипел, кашлял, харкался вязкой слюной, пытаясь восстановить дыхание. Пацаны смеялись надо мной во все горло и что-то шутили по поводу мальчика с сигаретой, и только Саня озабоченно на меня смотрел.
- Ты как? – спросил он, постучав меня по спине.
- Что... хрр, тьфу, что это... там, – выдавил я.
- «Что это» где? - не понял он.
- Там.
Я вытянул свой палец, и мой брат взглянул в том же направлении.
- Не знаю, – ответил он спустя минуту. – Серый, дай бинокль.
Серега где-то за спиной пошуршал рукой и словно фокусник из шляпы достал черный большой бинокль. Саня взял его двумя руками, зажав сигарету между средним и указательным пальцем, и поднес к глазам. Несколько секунд он молчал, настраивая резкость, а затем опустил его.
- Не знаю, что именно тебя заинтересовало...
Я не дал ему договорить и стал махать рукой, показывая, что мне нужен этот бинокль. Он с сомнением посмотрел на меня, но все же протянул его. Бинокль был тяжелым, тяжелым и холодным. Вероятно, армейская модель, по большей части, сделанная из железа. Я присмотрелся. Ошибки быть не могло.
Видимо брата напугало то, как быстро мое лицо сменило цвет с бардового на снежно-белый.
- Ты чего? – спросил он.
- Я знаю что это.
- Что?
Я молчал, а Саня удивленно оглянулся на друзей, но те только пожали плечами.
- Что ты там увидел? – настаивал он.
- Он вернулся... спустя столько лет, он все же вернулся.
- Да кто вернулся, блин? Ты меня пугаешь.
Я взглянул прямо в его глаза и ответил, с трудом шевеля губами:
- Это потому, что я сам напуган до смерти.
- Что? Что там? – нетерпеливо заерзал Стас.
- Дом.
- Дом? – переспросил он.
- Дом, – ответил я.
- Дом? – удивился Серега.
- Дом, – кивнул я.
- До-о-ом? – изогнул брови Саня.
- До... да мать вашу, завязывайте! - взорвался я. - Я же сказал - дом. Дом, мать вашу, гребанный дом.
- Да какой дом? Че ты орешь как резанный? – закричал в ответ Саня.
- Дом номер 99 по Первомайской. Тот дом, в котором повесился мальчик. Тот дом, в который мы с друзьями зашли лет шесть-семь назад. Тот дом, что не хотел нас выпускать, заперев в жутком лабиринте повторяющихся комнат. Тот дом, что был уставлен фотографиями людей без лиц. Тот дом, что выплюнул нас словно ненужный мусор. Тот дом, что снился мне в кошмарах несколько лет каждый день. Дом... черный, обветшалый... дом.
- А-а-а, - протянул Стас понимающе, - дом!
Саня с силой врезал ему по плечу.
- Ай! – крякнул Стас. – Чего это?
Но ответ не понадобился, он ясно читался на моем лице. Я не шутил и не выдумывал на ходу, я был смертельно напуган и маленькие сверкающие бусинки пота, катившиеся по моему лицу, были лучшим тому подтверждением.
- Но этого не может быть... - продолжал я, не отрываясь от чернеющей вдали точки, видной даже невооруженным взглядом, словно дом сам того хотел.
- Почему? – прошептал Серега.
- Он сгорел, и спустя неделю после нашего визита не было видно даже пепелища.
- Не может быть, – воскликнул Саня.
Стас громко сглотнул. Я видел, как дернулся его кадык. Вверх. Вниз.
- Да ты все врешь, – усмехнулся Серега, вскинув голову, но уверенности в его голосе не было. Думаю, за долгое время они уже научились понимать, когда я сочиняю что-то, а когда напуган не по-детски.
Я почувствовал, как худая ладонь легла на мое плечо и крепко его сжала.
- Что ты хочешь сделать? – раздался голос брата над самым моим ухом.
Я вздрогнул и с благодарностью на него посмотрел. Поддержка мне сейчас была нужна как никогда.
- Для начала расскажу все что пережил, а потом мы решим это вместе.
И я рассказал им про повешенного мальчика Петю и про разницу в возрасте. Рассказал, как мы вошли в дом, и как заскрипела дверь за моей спиной. Поведал им о молочном густом тумане в мире, где нет жизни и о странных снимках с безликими людьми. Вспомнил о том, как мы несколько часов бродили по, казалось бы, маленькому домишке и не могли найти выход. О шагах, что раздались за нашими спинами, о тихом скрипе пружин старого кресла. Рассказал о длинном коридоре и всепоглощающей тьме. А затем я передал им историю бабы Нюры в мельчайших подробностях, не забыв и ее манеру речи. Пацаны несколько раз хохотнули, но смех был скорее нервным и вынужденным, чем веселым и искренним. Закончил я рассказом о своих кошмарах. На несколько минут на чердаке воцарилась гробовая тишина, нарушаемая лишь хлопаньем крыльев наглых голубей, что ютились под досками с другого конца крыши.
- Это все было на самом деле? – спросил Стас, не поднимая головы и не отводя взгляда от своих белых кроссовок.
Я кивнул, а когда понял, что он на меня не сморит, то быстро ответил «да». Он сжал себя руками, словно на чердаке моментально похолодало. В какой-то момент, мне даже показалось, что здоровяк выдохнул облачко пара.
- Но ведь этого не может на самом деле быть, верно? – Серега оглядел нас. – Верно? – В голосе уже не было уверенности. – Почему вы все молчите?
Саня поднял на него взгляд и печально улыбнулся. За улыбкой скрывался едва сдерживаемый панический страх. Я думаю, он тоже в тот момент что-то чувствовал, возможно, даже начал чувствовать уже давно. Только мне он об этом не говорил. Да и зачем? Чтобы старший брат поиздевался над глупостями младшего? Назвал его малолетним дурачком? Посмеялся над ним? Нет, он бы не стал мне об этом говорить, если бы не крайняя необходимость. Возможно, пока она не наступила.
- Я верю тебе, брат, – медленно проговорил он, допивая из своего стакана.
Я поднял на него взгляд и понял, что говорит он искренне, по крайней мере, сам он в это верит.
- Я верю, как и мы все, – продолжил он. – Но вопрос в другом. – Он внимательно на меня взглянул. – Что ты собираешься с этим делать?
Я промолчал, но взгляда не опустил.
- Ты уверен?
И снова моим ответом было молчание. Саня кивнул. Серега опустил голову, а Стас испуганно простонал.
- Тогда скажи это сам, – предложил мой взрослый не по годам брат.
- Я хочу... - Серега напрягся, а Стас весь подался вперед. - ... посмотреть на него вблизи. – произнес я.
Снова повисло молчание. В эту минуту все уже было решено, и каждый понимал это, только не хотел верить. В эту самую минуту мы уже шагнули в бешено ревущую реку и через секунду скроемся в ней с головой без шанса вернуться назад. Мы это ощутили. Физически. Холодок пробежал по нашим телам, а кожа покрылась мурашками. Мы влезли в игру, которую неспособны были понять, которую неспособен был понять ни один из ныне живущих, и шестеренки огромного механизма протяжно заскрипели.
На чердаке мы сегодня не задержались. Выпили еще немного вина для храбрости, выкурили по сигарете и дружно спустились вниз, избегая любопытных взглядов. Саня сообщил мне, что нам всем необходимо заглянуть во «двор» прежде чем идти смотреть на дом, так как там нас будет ждать Леха. Он не был в курсе нашего тайника на чердаке, а посвятить его мы так и не успели. Я согласился пойти туда только при одном условии, что эта тарахтелка по имени Оля меня не увидит. Пацаны поклялись предупредить меня, если вдруг заметят ее и броситься своими ушами на ее рассказы, спасая друга от неминуемой смерти от скуки.
Наш «двор» находился немногим дальше 11 дома, а если быть совсем точным, то через дом. И это был естественно обычный двор перед домом, каких миллионы в нашей стране: скамейки, турники, газон, бельевые веревки, в общем, все как обычно. Но для нас это было нечто большее, чем простой двор, это было местом нашей встречи, местом нашего знакомства, местом, в котором мы проводили самые лучшие дни своей жизни. Потому из простого двора он стал «двором», или даже «Двором».
Леха сидел на скамейке, спрятанной в тени двух березок таким образом, что ни из окон домов, не со спины тебя никто не сможет увидеть. Березки словно гигантская ракушка накрывали скамейку от любопытных глаз. Там я впервые выпил крепкий алкоголь, там же впервые и поцеловал девушку. Рядом с ним сидели моя «как бы» девушка Таня – миниатюрная брюнетка с короткими волосами и хитрым взглядом – и не по годам развитая Анжела, с темно-каштановыми волосами до плеч и светлой улыбкой.
- Здаров, – шлепнул я по Лехиной ладони.
- Здаров, – ответил он на мое приветствие.
Мы не показывали ему наше «тайное рукопожатие», боялись, что он нас не так поймет. Леха, высокий парень крепкого телосложения, поприветствовал всех пацанов по очереди и плюхнулся обратно в тень. Я кивнул Анжеле и приобнял Таню за талию. Она ответила на мои объятия, но когда я попытался ее поцеловать, она скривила губы и отвернулась.
- Ну что опять не так? – вздохнул я раздраженно.
- Нет, – отрезала она. – Не хочу.
- Ясно.
Я отпустил девушку и повернулся к Лехе.
- Мы тут собрались навестить дом на Первомайской, не хочешь с нами прогуляться?
- Тот, что сгорел что ли?
- Ага.
- Так он же сгорел! – недоумевал Леха. – Как его можно навестить?
- Как оказалось не так уж все просто.
Леха посмотрел на меня как на идиота, но все же согласился прогуляться, видимо тоже зная цену последних теплых дней, когда такие прогулки через полгорода еще возможны.
- Пойдете с нами? – спросил я девушек.
- Вот еще, – фыркнула Таня.
- А я бы сходила. – Анжела задорно улыбалась.
- Куда собралась? Сиди на жопе ровно, подруга, – рявкнула Таня, и блеск в глазах Анжелы померк.
- Как хотите. А мы пошли.
Я махнул пацанам, и мы все дружно зашагали по дороге.
- Эй, - закричала нам вслед Таня, - есть сигареты?
Я сжал в кармане пачку «Далласа». Все нерешительно посмотрели на меня. И тут мне пришла в голову одна мысль и лицо мое просветлело.
- Ага, у Стаса есть парочка.
Я знал, что Анжела не курила и «подарочек» достанется лишь моей «как бы» девушке. Стас, неуверенно озираясь на нас, подошел к ним и протянул пачку. Таня не глядя достала кривую сигарету и машинально вставила в рот. Стас поднес спички и она закурила.
- Фу, кхм, - поежилась она, - из жопы достал что ли?
Стас фыркнул, а мы дружно рассмеялись.
- Она ведь даже не представляет, как близко подошла к истине, – смеялся Серега, когда мы отошли на несколько метров.
- Ага, - поддержал его Саня, - прошлась по самому краю.
Мы снова рассмеялись, а Леха окинул нас непонимающим недовольным взглядом:
- Чего ржете-то?
- Да просто сигарета из задницы, хах, ну ты понимаешь... из задницы... - с трудом выдавил я из себя.
- Ну и?
- Не, я не смогу, Стас давай ты.
- Значит это, ну у меня были сигареты в заднем кармане...
Стас принялся долго и с большими паузами рассказывать историю о сигаретах «из задницы». Когда дело доходило до слов, то Стас у нас не был самым красноречивым. Он часто сбивался, путался, смущался и опускал голову. Иногда он замолкал и искал поддержки в наших лицах. Мы вставляли свои пару слов, и он тут же их подхватывал, и продолжал рассказ. Так же было и на этот раз. Леха хмурясь его выслушал, и в конце просто кивнул головой. Дело было в том, что за время рассказа история обросла лишними, ненужными и пустыми подробностями до такой степени, что даже мы потеряли нить повествования и забыли о чем вообще речь.
- Я-я-ясно, – медленно кивнул он. – Очень интересно.
Стас красный как рак радостно отдувался в стороне, хватая ртом воздух.
- Короче, я вам лучше историю расскажу, - улыбнулся Леха, - дело было прошлой зимой.
Мы знали, какая сейчас будет история, и потому навострили уши, так как все, что рассказывал Леха, имело непосредственное отношение к сексу во всех его проявлениях. Так сказать более опытный друг делился своим опытом с менее удачливыми товарищами. Мы как раз миновали затянутое сеткой баскетбольное поле за зданием общежития, и вышли на тротуар по Ленина. Оттуда нам было все время прямо.
- Значит, было уже темно, может десять, может одиннадцать вечера, сами знаете, зимой темнеет рано, - продолжал свой рассказ Леха, а мы только кивали головами, соглашаясь с каждым его словом, словно крохотные неоперившиеся птенцы перед своей мамой. – Дело это было возле «сорок шестого», я тогда гулял там, щелкал семечки. Домой идти еще не хотелось, а гулять было не с кем. Я там значит, смотрю, идет дамочка, ну уже в возрасте, в таком темно-зеленом пальто. Подходит она ко мне и говорит такая: «Молодой человек, не угостите даму семечками?», - а я такой киваю и протягиваю ей горстку. Стоим, щелкаем вдвоем. Холодно. А она мне снова: «Молодой человек, может у вас, и сигаретка найдется?», - а я и снова киваю, есть у меня сигареты. Достаю одну и протягиваю ей. Подкуриваем вместе. Стоим, курим. И тут она смотрит такая на меня и говорит: «Я даже не знаю, как расплачусь за все это», - а я ей – «Ну я даже не знаю» - «Может, ко мне пойдем, чаем тебя напою» - «Да я не особо-то и чай люблю».
- И че-и че? – не выдержал Серега. – Че ты ей сказал? Не пошел что ли?
- Да понимаешь, она ведь не молодая, – пожал плечами Леха. – Не старая, конечно, может лет тридцать, не уверен.
- Так ты не пошел? – раскрыл рот от удивления Стас.
- Да как сказать, пошел. Сам не знаю, как ноги понесли. Видимо холодать стало, и я замерз.
- Ну-ну? – торопил его Серега.
- Ну и значит приходим мы к ней, - продолжил Леха, - дома никого нет и она говорит, что муж уехал. И тут она такая прям на пороге разворачивается ко мне, и сосаться лезет.
- Ага-ага.
- Ну, ссосемся мы с ней и тут я такой руками по ее груди провожу и там... бабах! Такие дыни, просто чума и это прямо через пальто. Так у меня сразу в штанах такой «тыц»! Встал как сабля. Я ее на пол валю и прям там трахаю, на полу, на голых досках. Там потом и уснули. Проснулся, а все тело болит.
- Пс, кобелина. – усмехнулся я, разглядывая здание принадлежащее «разрезу» по правую сторону от нас.
- Ну, такая телка, я вам скажу, а я еще и идти не хотел. Такое тело, м-м-м. А у вас-то, что за история с домом?
Мы свернули направо и словно мгновенно перенеслись из города в деревню, таким резким был переход между улицей Ленина и Бородинской. Меня до сих пор удивляют частные деревянные дома в самом сердце нашего города, но что поделать. Дома там шли в три ряда, в три улицы. Первая Бородинская, параллельно ей Первомайская и еще ниже Сибирская, что спускалась к небольшому пруду. Они протянулись вперед практически на пять кварталов. Дальше перпендикулярной линией проходила улица Загородная, из названия которой ясно, что улица это практически выходила за городскую черту и отделяла еще один небольшой частный поселок, за которым начинались дачные участки горожан и чуть дальше выезд из города.
Мы немного прошлись по Бородинской и свернули на Первомайскую на первом же перекрестке. Идти нам оставалось совсем ничего и потому мы быстро посветили Леху в историю дома, опустив мое непосредственное в этом участие. Он внимательно слушал нас и все время кивал. До дома мы добрались минут через пять.
Если бы я мог сказать, что у этого дома было хоть какое-то отличие от сгоревшего пристанища зла, я бы поспешил воспользоваться этой возможностью, но я никак не мог найти хоть что-то отличное. Знаете, это как головоломка «Найди пять отличий», причем крайне хитрая. Ты уже нашел четыре и последнее никак тебе не дается. Только мне приходилось вытаскивать второй образ из памяти, куда я надежно загнал его семь лет назад.
Дом стоял такой же черный, покосившийся, с полопавшимся шифером на крыше. Забор пожелтел и напоминал кривые зубы в вонючей пасти бомжа. Гнилые черные доски покрывала жирными разводами мутновато-зеленая плесень, что все выше поднималась наверх. Окна смотрели на нас черными холодными стеклами-зрачками, без намека на свет. Даже чертова калитка болталась на одной петле, прямо как в тот день, когда я окончательно сломал ее.
Меня била крупная дрожь.
- Кто эть тут ходять? – раздалось за нашими спинами.
Мы все быстро оглянулись.
- Здравствуйте, – выдавил я из себя улыбку.
- Андрюшка, ты чоль? О-оуо-о, скель же тебя не видала. Как вырос-то, паразит, – покачала головой бабушка в сером платке. – А кто эть с тобой? Лешка? Ты чоль?
- Здравствуйте, баб Нюра. – улыбнулся Леха застенчиво.
- Здравствуй, Лешка. А эт кто?
- Баб Нюр, это Саша, мой брат. А эти два оболтуса – Сергей и Стас, наши друзья.
- Здра-а-а-асть. – поприветствовала их старушка.
Парни дружно выдавили из себя приветствие. Получилось неловко и невпопад, от чего старушка недовольно крякнула.
- В гости, пришли, аль как?
- Баб Нюр, я тут это... - я оглянулся на друзей, ища поддержки, но они молча смотрели на меня. – Хотел про дом узнать.
- Опять двац пять, – хлопнула руками по своим бокам баба Нюра. – Чагой-то ты к дому привязался?
- Так это... сгорел же он.
- А-а-а, ты вон она о чем. Так эт другой дом-то, дел-то ясное.
- Как же другой... - я развел руками.
- Так другой, – кивнула баба Нюра. – Я жеть тебе говорила.
- А вам не кажется, что он выглядит точь в точь как прежний?
Баба Нюра оглянулась, и я увидел, как на лицо ее легла черная тень.
- Твоя правда, Андрюшка, – согласилась она.
- А что с жильцами?
Тут баба Нюра помрачнела еще сильнее. Губы превратились в черточку, чуть темнее снега, а глаза в узкие щелочки, обширная сеть морщин стала глубокими каньонами.
- Так неть тут никавой больш. Сбежали все, окаянные.
- Как сбежали?
Я удивленно оглянулся на друзей и заметил испуг на их лицах. И только Леха равнодушно жевал жвачку.
- А воть так и сбежали. Побросали пожитки и сбежали просередь ночи.
- Расскажите, – взмолился я.
Баба Нюра минуту помолчала, пожевала своими челюстями, громко почмокала, поправила платок, покряхтела и наконец, оперлась на свой забор и начала рассказ:
- Случилось эть чарез полгодка, как они дом-то отгрохали. Семья тут жила: батька, мать, сынок старшенький и доча, совсем еще кроха, года три. Так вот поговаривать они начали, что завелся в доме кто... Говорять давит на них взгляд чей-то, словно кто-то все времь рядом, все времь смотрить и смотрить на них. Иногда половица скрипнет где, иногда ставня хлопнет. А когда так и гнилью вовсе запахнет, словно дом-то разваливается. А как-то ночью Балакин Вовка - мужика того, так звать было - проснулся оттогой, что ево ктоть пальцем по спине гладит. Холодный говорить такой палец, бррр. Глядь, а неть никого. Жена спит крепко. Так он подумал чокнулся ужой.
Я почувствовал, как мое плечо сжала костлявая рука, и сразу понял, что это рука моего брата. Она дрожала.
- А как-то раз, - продолжала баба Нюра, не замечая, что пугает нас, - слышит как доча его говорит с кем-то. Так он хлоп в комнату, а она глядит в темный угол и болтает на своем, детском, да ручонки туда тянет. А второй-то сынишка стал ночами запираться в шкафу и плакать. Говорит, мол, из подвала выходит человек и зовет его с собой. Так он даже учиться перестал, думали, совсем ребенок тронулся умом. Хотели его в «шесят девятую» сдать. А Светка, жена Вовки, говорит как-то спать легла, а муженек еще в гараже возился, так она слышит шаги, думает - пришел. Она лежить улыбается. Кровать заскрипела, видать лег он. Так она ему: «Быстро ты, дорогой». А он молчит и дышит только, волосы ее гладит. Так она снова: «Чагой-то так быстро?», - а он сновать молчит. Так она повернись да глянь туда, а там и нет никого. Так она так кричала, так кричала, что всю улицу на уши подняла. И под конец, как-то Вовка ночью попить пошел, так он глядь, а в зале в кресле сидит кто-то. Тихо так сидит, молчит, да только смотрит. Вовка хвать ружье да на него. А кресло-то пустое. И вродь все как хорошо, да только слышит он, как мячик по полу скачет, а мячика так и нет вовсе. Вот жешь какие дела.
Она закончила рассказ и взглянула на нас. Мы с пацанами сбились в кучку. Стояли и тихо стучали зубами. Леха иронично на нас поглядывал.
- С-с-спасибо, баб Нюр, – выдавил я.
- Спас...паса... басипо. – закивал Стас, и они с Серегой быстро нагорели в сторону Ленина.
- Ты заходь, Андрюшка, вон оно какой большей стал.
- Да-да, обязательно, баб Нюр. До свидания.
Мы с братом припустили вслед за пацанами и нагнали их уже возле кулинарии, что на самом свороте с Ленина на Горького. Больше в этот день мы об этом не говорили.
Ночью я долго не мог уснуть. Лежал в кровати, и смотрел на дверь. Все ждал, как она со скрипом поползет в сторону и покойник из подвала схватит меня ледяными руками. Ждал так долго, что не заметил, как провалился в сон. Я пребывал на грани сна и реальности, когда это произошло. Вы знаете это ощущение? Ты уже спишь, ты понимаешь что спишь, начинаешь видеть сны, но при этом ты все еще контролируешь комнату. Меня вдруг охватил ужас, леденящий душу ужас, пробравший меня до мозга костей. Я дернулся на кровати и открыл глаза. Тело мое одеревенело, я покрылся холодным потом, который тут же, мгновенно пропитал простыни. Глаза мои распахнулись, руки схватились за одеяло, я весь вжался в матрас. Этот ужас давил с такой силой, что мне хотелось кричать. Сердце бешено билось о грудную клетку, отдавая в виски и ударяя в глаза, которые разве что не выкатывались. Я как загнанный в угол зверек озирался по сторонам в поисках причины этого панического ужаса, этого глубинного ледяного чувства, древнего как мир, но не находил ничего. Стул все еще был стулом, пиджак висящий на плечиках все еще был пиджаком, крючковатые ветви за окном не казались мне длинными руками замогильных тварей. Даже черные углы комнаты не давили на меня своей мрачностью, скрывая в себе порождений тьмы. В комнате не было никого. Или я просто никого не видел, ведь ужас был настоящим, он точно был, был со мной. Пролежал я так с полчаса, пока снова не уснул, периодически вздрагивая и открывая глаза, чтобы осмотреться. В эту ночь потустороннее существо, если оно и было в моей комнате, не решило показаться мне на глаза.