2 часть
Воздух над двором был густым и неподвижным, как прокисший суп - тяжелая смесь выхлопных газов от старенькой «Тойоты», припаркованной криво у газона, пыли, поднятой детьми с потрескавшегося асфальта, и едкого, сладковато-гнилостного духа, поднимавшегося от переполненного мусорного контейнера у третьего подъезда. Хван Хёнджин восседал на холодной бетонной лавке у своего подъезда, как паук в центре паутины. Спиной он опирался на облупившуюся штукатурку стены, покрытую слоем городской копоти и какими-то невнятными граффити. Поза была нарочито расслабленной, демонстрирующей полное владение пространством, но взгляд, прикованный к яркому экрану смартфона, был острым, сканирующим, как у хищника, отдыхающего с приоткрытым глазом. Большой палец механически скроллил ленту новостей - мелькали лица политиков, реклама дешевых кроссовок, кричащие заголовки местных происшествий. Движения были быстрыми, отточенными, но абсолютно лишенными интереса. Рядом с ним, на заляпанном краской бетоне скамейки, валялся почти пустой картонный стакан из-под кофейного автомата. Последние капли холодной, горькой бурды прилипли ко дну. Крышка была сорвана и смята в тугой комок, брошенный небрежно. Двор гудел привычной, шумной жизнью пятничного вечера, предвкушающего выходные. Чуть поодаль мужчина лет сорока, в потертых трениках и майке, тужился, пытаясь сдвинуть с места упрямого мопса, уткнувшегося мордой в колесо припаркованной машины. У соседнего магазинчика с тускло светящейся вывеской кучковались двое парней в спортивных костюмах. Они перебрасывались редкими, невнятными словами, выпуская клубы сизого дыма в теплый, неподвижный воздух. Их смех был резким, отрывистым, как лай собаки. А на полуразрушенной баскетбольной площадке напротив, где сетка на кольце давно превратилась в лохмотья, ватага мальчишек лет десяти с диким визгом гоняла потрепанный, потерявший форму мяч. Их крики - «Сюда!», «Бей!», «Отдай!» - пронзали вечер, сливаясь с гудением мотора проезжающего скутера и далекой музыкой из чьего-то открытого окна.
Тишину его отрешенного наблюдения за экраном нарушил резкий, металлический скрежет. Грохот распахнутой тяжелой подъездной двери заставил вздрогнуть даже прикорнувшего неподалеку кота.
- Э, Хен!
В проем, как шар для боулинга, вкатился Ким Тэхён. Его появление всегда было событием - шумным, хаотичным, нарушающим любое спокойствие. Бета, вечный двигатель местных сплетен, информатор и, по сути, правая рука (или точнее - язык) Хёнджина в этом микрорайоне. Он выглядел так, будто только что вылез из вентиляционной шахты или проиграл потасовку ветру: темные волосы торчали во все стороны, словно их били током, футболка была мятая, одна штанина закатана выше колена. В глазах горел знакомый Хёнджину огонек - смесь взволнованного азарта и желания поделиться горячей новостью любой ценой. В одной руке он сжимал шуршащий пакет чипсов со вкусом краба, уже наполовину опустошенный, в другой - банку дешевого энергетика, с которой по алюминию стекали капли конденсата, оставляя мокрые дорожки на его пальцах. Он запыхался, хотя спустился всего с первого этажа их подъезда.
- Ты слышал?! - выпалил Тэхён, подбегая к лавке и чуть не споткнувшись о торчащий корень дерева. Он сделал большой глоток из банки, жидкость пролилась ему на подбородок, но он не обратил внимания.
Хёнджин медленно, с трудом, словно преодолевая гравитацию, оторвал взгляд от мерцающего экрана. Его темные, глубоко посаженные глаза скользнули по взъерошенной, возбужденной фигуре Тэхёна. Взгляд был тяжелым, оценивающим, полным немого вопроса: «Чего опять ломишься, балда?». Он ненавидел, когда его отрывали от этого ритуального, почти медитативного скроллинга - момента редкого, пусть и иллюзорного, спокойствия.
- Че опять? - проворчал он. Голос низкий, хрипловатый, с характерной сипотцой, нажитой годами курения дешевых сигарет и проглатывания уличной пыли. В интонации - привычная скептическая усталость, граничащая с презрением. - Надеюсь, не тот случай, когда Пак Чжинсу опять пытался стырить у бабки с пятого этажа ее персидского кота? Его ебанутая «коллекция» опять требует пополнения?
Тэхён энергично замотал головой, словно отгоняя назойливую муху. Крошки чипсов, как конфетти, посыпались на замусоренный асфальт. Он плюхнулся на лавку рядом с Хёнджином с такой силой, что та жалобно заскрипела и подалось под ними. Бетка сунул в рот огромную горсть чипсов, громко захрустел, почти не разжевывая, и продолжил, жестикулируя липкими от соли и жира пальцами:
- Не-е, забей! Фигня это все по сравнению! Серьезный движ, Хен! Тут... новенький объявился. Буквально вчера.
Хёнджин замер. Экран телефона погас, отразив его собственное каменное, невыразительное лицо - узковатые глаза, прямой нос, плотно сжатые губы. Он медленно повернул голову к Тэхёну, шея слегка хрустнула. Его взгляд стал пристальным, как у следователя, начинающего допрос.
- Новенький? - произнес он ровно, без тени эмоций, растягивая слова. Новые люди в их замкнутом, тесном мирке двора появлялись реже, чем солнечные дни зимой. И каждый такой визитер неизбежно означал проблемы - будь то назойливое любопытство, глупая попытка самоутверждения или просто лишний повод для разборок.
- Ага, - кивнул Тэхён, снова запуская руку в пакет с характерным шуршанием. - Пацан. Молодой. Омега, сразу видно. Вчера, говорят, прикатил с чемоданами, к тётке какой-то переехал. В третий подъезд. И ходит тут... - Тэхён презрительно скривил губы, подбирая нужное слово, - Весь такой... с понтами. Важный. Будто он тут не в нашем дворе, а на подиуме.
Он снова хрустнул чипсом, с трудом проглотил комок и наклонился к Хёнджину, понизив голос до конспиративного шепота, хотя ближайшие люди были метрах в пятнадцати. Его дыхание пахло крабовой химией и энергетиком:
- Но видак у него, сука, знатный! Прям как с этих дорам, честное слово. Личико... - Тэхён закатил глаза, пытаясь передать впечатление, - Глаза большие, темные-темные, и блестят, будто мокрые. Губы... - он сделал откровенный, мутный жест рукой, изображая пухлость, - пухлые, знаешь, такие... ну, понял. А фигура... а попка... - Он невольно облизнул губы, забыв о крошках на подбородке.
Хёнджин медленно, с явным усилием, приподнял одну бровь. Это было единственное движение на его неподвижном лице, но оно говорило само за себя - смесь глубочайшего удивления, легкого отвращения и привычного, холодного превосходства. Взгляд его стал ледяным.
- На попу его, говоришь, пялился? - спросил он сухо, с металлической ноткой в голосе. Каждое слово было отчеканено, как пуля.
Тэхён отпрянул, будто его толкнули. Он изобразил возмущение, размахивая руками:
- Да не, Хен, ты че! Нифига подобного! Я ж говорю - изучал обстановку! Анализировал угрозу! Объективно! - Он ткнул липким пальцем в пространство перед собой. - Ты главное не понял! Суть не в его видаке! Он не здоровается! Вообще! Ни с кем! Вот в чем весь прикол! И вот буквально час назад... слышь... мимо него прошел один из наших пацанов... тот, который всегда первый лезет знакомиться... ну, ты его знаешь... Так вот, пацан этот, по идее, должен был бы... ну, по-свойски, подойти, спросить кто такой. Он так и сделал! А этот... - Тэхён фыркнул, изображая презрение, - просто посмотрел на него... как на пустое место! Сквозь него! Будто тот - столб фонарный, а не человек! И пошел мимо! И тут же воткнул в уши свои наушники! Белые, дорогие, наверняка! Музыка орала так, что слышно было за пять метров! Прям в лицо, понимаешь?!
Хёнджин медленно перевел взгляд с Тэхёна на трещину в асфальте перед лавкой. Он представлял сцену. Знакомый пацан, всегда готовый показать, кто тут первый парень на деревне. Стандартная попытка установить контакт, обозначить иерархию. И этот ответ... Игнор. Полный, тотальный. Как будто человека не существует. В его мире такой жест был хуже прямой оскорбительной грубости.
- Быкует? - произнес Хёнджин медленно, растягивая слово, словно пробуя его на вкус, взвешивая степень угрозы. Вызов ли это? Или просто глупость новичка?
Тэхён задумался на секунду, снова запустил руку в пакет, нашел последние крошки, слизал их с пальцев.
- Да не... - ответил он после паузы, с некоторым недоумением. - Не быковал, как таракан. Не грубил, не матерился, не лез драться. Просто... будто ему похуй. Совсем. Абсолютно. Как будто мы тут все - пыль. Грязь под ногами. Пустота. Ничего не значащая хуйня.
Бета снова подалась вперед, его голос стал тише, шипящим, но в нем зазвучала уже не просто сплетничающая злорадность, а искренняя, почти детская обида гопника за попранные «понятия», за нарушение незыблемого уклада их маленького мирка:
- Ты ж понмаешь, Хен, это ж пиздец какое неуважение! Прям в корень! Кодекс нарушен! У нас тут правила, да? Порядок. Иерархия. Все знают, кто главный, кто шестерка, кто омега. Все здороваются. Уважают старших. А тут... - Тэхён развел руками, - Этот приезжий пиздюк ведет себя, будто он тут король, а мы - его холопы! Это же развал начнется! Каждый лох потом начнет нос воротить! Смотреть свысока! Надо ж зарубить эту хуйню на корню!
Хёнджин, наконец, оторвал взгляд от трещины в асфальте. Он посмотрел прямо на Тэхёна. Долгим, тяжелым, непроницаемым взглядом. Моргнул один раз, медленно, будто веки были из свинца. Потом поднес большую, с жилистыми пальцами руку к лицу и устало, с каким-то глубочайшим внутренним напряжением, потер переносицу большим и указательным пальцами. В этом жесте была вся его гопническая усталость - от постоянной необходимости быть вершиной этой пирамиды, от вечного поддержания порядка железной рукой, от тупых выходок вроде Пак Чжинсу с его кошками, от назойливой, как комар, болтовни Тэхёна. Но правила... Правила были святы. Иерархия - основа всего. Без нее - полный пиздец, бардак, распиздяйство. Он чувствовал знакомое, тяжелое, как гиря, чувство ответственности за этот двор, за этих людей, смешанное с острым, как нож, раздражением от нового источника проблем. Этот омега... он пах бедой. Не просто наглостью щенка, а чем-то более опасным - полным отрицанием их системы. Игнор одного из пацанов - это был не просто вызов, это был плевок прямо в его, Хёнджина, лицо. В его авторитет. В его владение этим куском асфальта и бетона.
- Ладно, - произнес он тихо, почти шепотом, но так, что Тэхён мгновенно замолчал, затаив дыхание, будто услышав приговор. В одном этом слове была вся неотвратимость. - Разберемся. Забьем стрелку. По-хорошему. Объясним понятия.
Лицо бетки расплылось в широкой, торжествующей ухмылке до ушей. Он снова хлопнул Хёнджина по плечу, не чувствуя, как тот слегка напрягся от этого фамильярного прикосновения.
- Вот! Так и знал! Знал, ты не бросишь! Порядок наведешь! А то этот новенький, он, знаешь... - Тэхён понизил голос до интимного шепота, хотя радость так и пузырилась в нем, - Он как... как будто не из нашей реальности. Чужак. Инопланетянин какой-то. Смотрит... свысока. Будто мы для него мусор.
- Завали ебало, - резко, как удар хлыстом, оборвал его Хёнджин. Он встал. Его движения были плавными, но чувствовалась мощь, скрытая в широких плечах и спине, закаленной уличными разборками и подтягиваниями на турнике. Он потянулся, костяшки пальцев хрустнули громко в вечерней тишине. Его взгляд, темный и непроницаемый, уперся в фасад третьего подъезда, видневшегося в сотне метров через двор. Лицо оставалось каменным, но в сжатых челюстях и чуть прищуренных глазах читалось напряжение. - Где конкретно? Квартира.
Тэхён подскочил на ноги, как ошпаренный, и вытянул руку, тыча грязным указательным пальцем точно в цель:
- Вон, третий подъезд. Видишь, с выбитым стеклом в окне на первом? Там. Второй этаж. Как поднимешься - дверь сразу налево. Двушка, говорят. Окна у него как раз на эту помойку с видом. - Он неуверенно хихикнул, пытаясь снять напряжение. - И не промажешь, если его увидишь. Весь такой... - Тэхён снова закатил глаза, ища точное сравнение. - Ну... как дорогая конфетка в блестящей, хрустящей обертке. Волосы... светлые, пушистые, будто персик. Лицо... белое-белое, гладкое. Кожа... ну, как у младенца, бля. Омега чистой воды. Прям фраерок. Сама просьба, чтоб его... ну, развернули. Раскусили. Поняли, кто тут заправляет.
Хёнджин не ответил. Он лишь коротко, беззвучно хмыкнул, носом втягивая воздух. Описания Тэхёна всегда были дурацкими, как реклама дешевых сладостей в телевизоре. Но сквозь эту тупость пробивалось что-то... тревожное. Опасное. Не просто наглость молодого пацана, не знающего местных порядков, а что-то глубже. Та самая "чужеродность". Абсолютное безразличие. Как будто этот омега жил по каким-то своим, чужим правилам, которые здесь не действовали. Или, что было хуже, он считал, что его правила - главнее. Информация отложилась в голове: третий подъезд, второй этаж, дверь налево. Ли Феликс. Омега. Которому похуй. Его кулаки непроизвольно сжались, костяшки побелели. Ладно. Разберемся. Завтра. Или послезавтра. Когда этот фраерок выйдет во двор. Тогда он, Хван Хёнджин, лично объяснит новенькому, как тут устроен мир. Объяснит так, чтобы тот запомнил навсегда. Правила здесь писал он. И нарушать их было смертельно опасно.