Глава 17-18
Глава 17 - 18
Оцелотка разослала утренние патрули, но Серебрянку ни в один из них не включила – глашатая решила оставить ее дома. Вот уже второй день проходил в беспокойных метаниях: что сказать ей?.. Стоит ли говорить что-либо вообще? Может, со временем, ил в голове молодой воительницы уляжется, и все эти тайные встречи с Крутобоком сами собой сойдут на нет? Но глашатая понимала, что все эти робкие надежды так же бесполезны, как бесполезно собирать пух чертополоха для утепления подстилок.
Серебрянка была молода, влюблена… Было бы жестоко бросить ее самостоятельно выплывать из того болота, куда она сама толкнула себя – и куда могла утянуть за собой все Речное племя, если Оцелотка его не защитит. Придется поговорить с ней, если все они не хотят однажды пожалеть о том, что оставили все на самотек.
Пятнистая поманила Серебрянку хвостом, стараясь звучать беззаботно и непринужденно: – Пойдем, составишь мне компанию на охоте.
– Что? Я? – вздрогнула серебристая кошка, удивленно уставившись на глашатаю.
Оцелотка, подавив вздох, обвела взглядом лагерную поляну. Травница, Тень и Мальва отдыхали недалеко от целительской: они еще не оправились до конца после той эпидемии, унесшей жизнь Бурьяноусого, но единодушно променяли душную и темную палатку, пропахшую целебными травами, на глоток свежего воздуха – даже если ради этого всем троим приходилось терпеть легкую, но неприятную морось. Пачкун свою палатку покидать не стал, но и оставить своих подопечных без присмотра не мог, поэтому старый бурый кот устроился у самого входа и перебирал травы, а Камыш тем временем вытаскивал из палатки старейшин старое гнездышко Бурьяноусого.
Трещотка помогала Лужице собрать тростниковые стебли: серая кошка наконец собралась с силами и приняла решение покинуть палатку воинов, что не могло не радовать Оцелотку. В последнее время Лужице становилось все тяжелее выдерживать долгое патрулирование, она возвращалась утомленной из охотничьих патрулей и была рассеянной во время обхода границ. Было очевидно, что кошка нуждалась в отдыхе, да и бело-рыжая Трещотка, оставшаяся одна в палатке старейшин, была рада вновь обретенной компании.
“Интересно, и кого же еще я могла иметь в виду?”
Оцелотка оставила восклицание Серебрянки без ответа и направилась к выходу из лагеря. Немного помедлив, дочь Метеора поплелась за ней. Может, она догадалась, что все это – лишь предлог для неприятного разговора?..
– И где ты хочешь поохотиться? – уныло мяукнула Серебрянка, когда они достигли цепочки камней, ведущих через реку на другой берег.
– На заливном лугу, – отозвалась пятнистая кошка, одним махом перескочив каменную тропу. Дело-то привычное! Она подождала, пока соплеменница присоединится к ней, вновь и вновь возвращаясь мыслями к предстоящему разговору. Но как его начать? – Давай-ка наловим лягушек для Трещотки.
Серебрянка согласно кивнула, перебираясь на берег: – Должно быть, она сильно скучает по Бурьяноусому. Да и остальным его очень не хватает: без него лагерь выглядит каким-то другим…
– Наверное, я никогда не смогу привыкнуть терять соплеменников. – Оцелотка с горечью вспомнила Белолапого. Видел ли он, как его первая – и последняя – любовь нарушает Закон ради встреч с чужаком на границе между Грозовым и Речным племенами?
Кошка остановилась на краю заливного луга. В лужицах, тускло поблескивающих среди высокой травы, отражалось хмурое, затянутое плотными тучами небо. Вдруг по поверхности ближайшей к охотницам полосы воды пробежала легкая рябь: там кто-то был. Оцелотка направилась туда, приоткрыв пасть, чтобы лучше различить тонкий лягушачий запах, и остановилась в паре хвостов от кромки воды. Она разглядела лягушку, неловко выбиравшуюся на мокрый и скользкий берег. Глашатая прижалась было к земле, чтобы одним прыжком достичь свою жертву – но та нырнула в мутную воду и была такова.
Раздосадовано встряхнувшись, Оцелотка шагнула к зарослям осоки и уселась там в ожидании другой, более беспечной цели. Серебрянка скользнула к ней и устроилась рядышком.
– Помню, как учила Белолапого охотиться здесь, – задумчиво мяукнула глашатая, чувствуя, как сердце колет неутихающая боль от потери. – Лягушатник мне тогда сильно помог… Наверное, тогда я в него и влюбилась.
– Тебе нравился Лягушатник? – изумленно вскинула мордочку Серебрянка, вытаращившись на золотистую соплеменницу.
– А что, разве это странно? – усмехнулась Оцелотка. Неужели кто-то думал, что серый воин всегда был заинтересован в одной лишь только Моховушке?
– Наверное, нет, – согласилась серебристая кошка, возвращаясь к созерцанию луга. – Просто мне сложно представить тебя, влюбленной в кого-либо.
Оцелотка недоуменно навострила уши: – Серьезно?
– Ну, ты… старовата уже для этого.
– Но не настолько же!
– Хорошо, но ты старше меня, – пожала плечами Серебрянка, не отрывая взгляда от поблескивающей лужи.
– И я была примерно твоего возраста тогда, когда поняла, что мне нравится Лягушатник. – Оцелотка переступила с лапы на лапу. Начало было положено, и, кажется, сейчас неплохой момент для выведения разговора в нужное русло. – Тогда мне казалось, что мы будем любить друг друга вечно, невзирая на непогоды и невзгоды. Но жизнь решила иначе. У нас было разное предназначение.
– Думаю, это ты так думала, – откликнулась Серебрянка, – когда решила сосредоточиться на должности.
– Но это не значит, что решение порвать с Лягушатником далось мне легко, – мяукнула Оцелотка хмуро. – Но я знала, что должна делать то, что станет благом для моего племени.
– Да, наверное, так для вас было даже лучше, – Серебрянка и ухом не дернула. Она вообще старалась не встречаться с соплеменницей взглядом.
– Что, прости?..
– Ну, мне кажется, что ты просто хотела быть глашатай сильнее, чем быть с Лягушатником.
Удивление сменило жгучее раздражение. Серебрянка что, собиралась судить ее за выбор, подобного которому ей не приходилось еще испытывать?
– Речное племя нуждалось во мне больше, чем Лягушатник.
Полосатая кошечка лишь крепче обвила хвостом лапы: – Приятно быть настолько уверенной в себе, да?
– Я уверена в Речном племени, – отрезала Оцелотка, выпрямляясь. Тон собеседницы ей категорически не нравился. – Это все, меня волнует, и я пойду на все ради защиты Речных котов.
Только теперь дочь Метеора соизволила обернуться к глашатай:
– Так ты за этим меня сюда притащила? – резко спросила она, тоже выпрямляясь. – Боишься, что я могу подвергнуть свое племя опасности?!
Оцелотка моргнула. Похоже, что Серебрянка догадалась о том, зачем пятнистая это все устроила и зачем вообще завела подобный разговор. “У меня что, на лбу все мысли видны?”, кисло подумала она, пытаясь углядеть ответ в глубине голубых глаз.
– А разве ты не боишься, что можешь навлечь беду на соплеменников?
– С чего бы мне бояться? – склонила голову набок молодая воительница.
– А то ты не знаешь, – огрызнулась Оцелотка, избавляясь от необходимости изображать беззаботное рассуждение о любовных делах. Да и внезапная тупость Серебрянки – после продемонстрированной-то проницательности! – невероятно раздражала. – Крутобок был и всегда будет Грозовым котом.
– Крутобок?.. – округлила глаза полосатая кошка, всем своим видом показывая высшую степень недоумения. Оцелотка закатила глаза: она что, серьезно собирается притворяться невинной? Моя подстилка с краю, вот я ничего и не знаю – так, что ли? Не на ту напала!
– Не увиливай.
– И как же ты узнала про наши встречи? – холодно блеснула глазами Серебрянка, не став отпираться дальше.
– Я видела вас вместе.
– Ты шпионила за мной?!
– Я присматриваю за тобой! – поправила воительницу Оцелотка. Еще не хватало извиняться за то, что она заботится о своих соплеменниках.
Серебрянка вдруг отвела взгляд:
– Я люблю его, – тихо, но твердо сказала она.
– Он же наш враг! – попыталась воззвать к ее голосу разума Оцелотка, но кошка не слушала.
– Мне он не враг, – оборвала она соплеменницу, упрямо дернув ушками.
У Оцелотки перехватило дыхание: она вдруг осознала, почему Серебрянка заявилась к ней в палатку целителя сразу после гибели Белолапого. “Но я слышала, что Крутобок, наоборот, пытался спасти Белолапого!”, громом прозвучали в ушах ее давнишние слова. Дочь Метеора меньше всего интересовали подробности смерти товарища – она пришла убедить ее в невиновности своего любимого!..
– И как долго… это уже продолжается? – справившись с эмоциями, процедила пятнистая кошка, вперившись тяжелым взглядом в Серебрянку.
– Это уже не твое дело, – фыркнула та, рывком выбираясь из зарослей. Вода в лужах зарябила от бросившихся врассыпную лягушек – молодая воительница и не думала заботиться о скрытности. Но и для Оцелотки сорвавшаяся охота не имела сейчас значения. Она могла поймать угощение для Трещотки позже, а сейчас куда важнее было попытаться вразумить одну упрямую и своенравную соплеменницу.
– Это касается всего Речного племени, – рявкнула она, последовав за Серебрянкой. – Ты что, не понимаешь, что своими свиданиями вы нарушаете Воинский Закон?
– Это никому не вредит, – отрезала голубоглазая кошечка.
– Но навредит, если так будет продолжаться!
– Как? – сердито уставилась на Оцелотку Серебрянка. – Как любовь может навредить хоть кому-то?
Но Оцелотка не собиралась отступать: – А что скажет Метеор, если узнает?..
Серебристая отвела взгляд, уставившись на лапы.
– Будто это кого-то волнует… – пробормотала она, упрямо прижимая уши.
– Меня волнует, – нажала Оцелотка, взмахивая хвостом в порыве эмоций. – Я не хочу, чтобы ему или тебе было потом плохо.
– Да никому не будет плохо!
– Ты сама-то в это веришь? – фыркнула глашатая.
Серебрянка оставила этот вопрос без ответа.
– Просто оставь меня в покое, ладно? Я не собираюсь делать ничего, что могло бы хоть как-то потревожить покой твоих бесценных соплеменничков! – бросила она вместо этого, устало закатив глаза.
Оцелотка замерла на полушаге, подумав, что ослышалась. Но нет – и все же поверить своим ушам было просто невероятно: – Очнись! Это и твои бесценные соплеменники тоже!
– Да! – рявкнула серебристая воительница, видимо, в конец потеряв терпение. – Да, так и есть! И – в отличие от тебя – я им доверяю. Я не слежу за каждым их шагом, как помешанная, и не трясусь над ними, как назойливая старая утка над своим выводком!
Ярость охватила Оцелотку с лап до головы, но она заставила себя сцепить клыки и медленно выдохнуть, не позволяя сорвать злость на юной глупышке. Она пригладила шерсть. Злость тут не помогла бы, надо было действовать иначе.
– Я глашатай Речного племени, – ровным голосом (о, скольких усилий ей стоил этот спокойный тон!) заговорила кошка, – и быть назойливой старой уткой-мамой – это моя обязанность. Я должна знать обо всем, что происходит в жизни нашего племени, а значит, и в жизни каждого его представителя, чтобы в нужный момент помочь своим соплеменникам сделать правильный выбор. Помочь нам всем быть лучше настолько, насколько это вообще возможно. Только так Речное племя будет процветать.
– И ты считаешь, что моя любовь к коту из другого племени может помешать процветать целому племени? Это даже звучит смешно!
– Если каждый воитель будет нарушать Воинский Закон, когда ему взбредет в голову, то и племя перестанет быть племенем, – попыталась втолковать упрямице глашатая – медленно и внятно, как маленькому котенку. Это же были основы обучения оруженосцев, как Серебрянка могла не понимать таких простых вещей? – Вместо племени у нас останется только кучка бродяг, живущих исключительно своими эгоистичными желаниями и не способные считаться с кем-либо, кроме себя, любимых. Это не то “процветание”, которое я желаю Речному племени. А ты?
– Но я люблю Крутобока! – впервые в ясных глазах соплеменницы Оцелотка увидела боль. Кажется, ее слова наконец достигли цели. – И я не могу перестать чувствовать что-либо только потому, что этого требует Воинский Закон, как не могу перестать дышать или есть. Ты же сказала, что была влюблена в Лягушатника – разве ты разлюбила его в одно мгновение? Сразу, как только поняла, что племя нуждается в тебе больше? Скажи мне, разве это было так просто?!..
Горячечные, полные отчаяния слова потоком выплескивались наружу, словно кошечка больше не могла сдерживаться. И, по мере того как Серебрянка продолжала изливать ей свою душу, в груди Оцелотки все сильнее сжималось от жалости сердце.
–…Я бы хотела, чтобы так можно было. Вот так просто взять и перестать чувствовать. Решать самой, кого любить, а кого – нет. Но это невозможно!
Пятнистая кошка аккуратно подошла ближе, коснулась боком полосатой шерстки соплеменницы.
– Думаю, что моя любовь к Лягушатнику останется со мной навсегда, – мягко мяукнула она, заглядывая в голубые глаза напротив. – Я ревную и жалею о своем решении каждый раз, когда вижу его с Моховушкой. Это больно, очень больно. Но я утешаю себя мыслью о том, что мы оба сделали правильный выбор. Я знаю, что у нас не было шанса.
– И ты хочешь обречь меня на такие же муки?! – ощетинилась Серебрянка, гневно щурясь.
– Да разве ты не понимаешь, что у тебя нет выбора? – в отчаянии воскликнула Оцелотка. – Ты не можешь стать парой Крутобоку, потому что вы принадлежите разным племенам. Он – Грозовой кот. – “И он убил Белолапого!”, Оцелотка едва удержала эти слова на кончике языка и заставила себя проглотить их. Это не то, что помогло бы убедить запутавшуюся и отчаянно влюбленную кошку. – Единственный способ для тебя быть с ним вместе – это покинуть Речное племя.
Серебрянка с вызовом выпятила грудку: – Может, я так и сделаю!
Глашатая отшатнулась, с ужасом вздыбив золотистую шерстку:
– И станешь бродягой? – выдохнула она, недоверчиво округлив глаза. Кто в здравом уме вообще бы решился на подобное?
– Нет, я перейду в Грозовое племя, – отмахнулась серебристая воительница так легкомысленно, словно этот вариант был много лучше.
– Ты перейдешь на сторону вражеского племени? – переспросила Оцелотка, давая ей шанс еще раз вслушаться в свои же слова. – Подумай только, что станет с твоим отцом!..
– Он переживет это, – неуверенно мяукнула Серебрянка, не собираясь отступать.
– Он предводитель племени! – повысила голос пятнистая. – Как он будет смотреть в глаза своим воинам, если его собственная дочь предаст их?
– Я никого не предаю, – огрызнулась кошечка, возмущенно взъерошив загривок. – Я только делаю свой выбор. Как ты сделала свой, когда решила, что хочешь быть глашатай.
От подобного сравнения Оцелотка чуть не подавилась.
– Тут нет ничего схожего с моим решением, – фыркнула она. – Я приняла это решение во благо Речного племени. Ты же думаешь только о себе!
– Словно это что-то ужасное!
– Ты – воительница. – Усталость накатила так внезапно, что глашатая даже прикрыла глаза на мгновение, унимая ноющую боль в висках. Конечно, Серебрянка не имела в виду ничего подобного, просто в виду молодости несла всякую эмоциональную чушь. Все же она хорошая кошка, верная и умная… Она не сказала бы этого, если бы в ней не бушевала буря эмоций.
Несколько ударов сердца воительницы стояли молча, будто осознав, как далеко они зашли в своей перепалке. Наконец, Серебрянка вновь подала голос:
– Ты расскажешь им? – с дрожью тихо спросила она. – Ну, обо мне и Крутобоке?..
Оцелотка даже не пошевелилась. Выдай она секрет дочери предводителя – и чем это обернется? Едва ли чем-то хорошим, подобные новости только расстроят племя. Речные воители будут вынуждены выбирать, на чьей они стороне, и некоторые, конечно, оскорбятся и не примут ошибки юной соплеменницы. И это, в свою очередь, только оттолкнет Серебрянку от Речного племени. Они могут потерять ее навсегда… А разве не этого пыталась избежать Оцелотка? Да и Метеор окажется в безвыходном положении: не способный встать на сторону преступницы против Воинского Закона, он только разобьет себе сердце неминуемой последующей ссорой с ней. Что, если он будет вынужден изгнать Серебрянку, свою единственную выжившую дочь?..
– Я никому не скажу, – мяукнула Оцелотка, отвечая на повисший в воздухе вопрос, и в широко распахнутых голубых глазах Серебрянки сверкнуло облегчение.
– Спасибо!
– Но ты должна будешь пообещать, что прекратишь встречаться с вражеским воином, – продолжила глашатая, сурово нахмурившись, и вдохнувшая было полной грудью серебристая кошка вновь напряглась.
– Но я не могу обещать этого. Я же люблю его. И он любит меня!
И, хотя Оцелотка знала, что весь этот тайный роман – одна большая и затянувшаяся ошибка, она все же не могла не сочувствовать молодой соплеменнице.
– Какой бы ты выбор не сделала в итоге, это разобьет твое сердце, – тихо мяукнула она. – И только тебе решать, хочешь ли ты разбить сердце еще и своему отцу.
Было неловко пытаться давить на Серебрянку чувством вины, однако это стоило сделать, если это поможет удержать ее от свершения новых ошибок. Да и как еще она могла убедить эту кошку, что ее отношения с Крутобоком, в итоге, навредят и ей, и всему племени?
– Пожалуйста, не говори ему ничего, – беспомощно взмолилась Серебрянка, – по крайней мере, сейчас. Дай мне шанс самой разобраться во всем.
Пятнистая тревожно впилась когтями в землю. Ложь – а попытка умолчать о творящемся беззаконии была именно ею – могла нанести племени серьезный вред, но ведь и честность в данном случае навредила бы ничуть не меньше. И Серебрянка еще так юна… Оцелотка совсем не желала, чтобы ее заклеймили позором, как предательницу, только потому что она не сумела быстро совладать со своими чувствами. Как глашатая, она была обязана защищать своих соплеменников, а это значит, что нужно было сохранить похождения Серебрянки еще ненадолго в тайне – и Оцелотка сделает это. Но все же она не оставит своих попыток удержать соплеменницу от совершения, возможно, самой ужасной ошибки в ее жизни.
***
В течение следующих дней Оцелотка старалась закрывать глаза на то, что Серебрянка время от времени исчезает из лагеря. С каждым новым рассветом она надеялась, что уж сегодня полосатая наконец оборвет свои внеплеменные связи и жизнь вновь потечет ровно и размеренно. И вместе с тем глашатая все сильнее боялась, что Серебрянку разоблачат.
Ливень угрызений совести не испытывал, а потому безжалостно обрушился на лагерь всей своей мощью. Метеор с тревогой следил за тем, как растет уровень воды в реке; Оцелотка слышала рев воды в камышах из самой воинской палатки, когда она устроилась в своим гнездышке после дневного патрулирования. Охота выдался нелегкой, но все же кошка была довольна ее результатами: Речные умельцы наловили достаточно дичи для того, чтобы никто в их племени не остался сегодня голодным. Большую часть улова составила наземная добыча, ведь рыбалка в разбушевавшейся реке оказалась невозможной. Однако в куче с добычей можно было найти пару-тройку мелких рыбешек, которую рыбаки вытащили на мелководье у изгиба реки, где течение было поспокойнее.
Оцелотка облизнула клыки: в зубах застряли мелкие перышки от съеденного недавно воробья. Она избавилась от них, зарылась поглубже в подстилку и, обвивая себя хвостом, закрыла глаза. Проблема Серебрянки еще тревожила ее разум, но глашатая отмела беспокойство прочь, будучи слишком усталой для волнения. “Я подумаю об этом завтра”, сказала она себе и наконец задремала.
Полный мучительной боли вопль ворвался в ее сон, и Оцелотка спешно вскинула голову, неосознанно выпустив когти. В палатке царил полумрак, но некоторые гнездышки оказались пусты. Оказавшиеся рядом соплеменники тоже повскакивали со своих мест, вздыбив шерсть в ответ на доносившиеся с поляны стоны.
Глашатая поспешила подняться на лапы и взглянула на ближайшего воителя – им оказался Камыш, испуганно таращившийся в сторону выхода из палатки.
– Что случилось? – окликнула она его, однако светло-серый кот лишь затряс головой:
– Не знаю…
Он выбрался из своего гнездышка и, прижимая уши, направился на поляну. Оцелотка поспешила за ним.
Мальва скрючилась на земле недалеко от палатки целителей. Рядом с ней рвало Трещотку, а Пачкун метался в толпе воителей от одного кота к другому, стараясь оказать помощь всем и сразу. Глашатая прищурилась: шерсть сгрудившихся на поляне Речных воителей была взъерошена, и глаза многих помутнели от боли.
– Что с ними не так? – воскликнула она, подбегая к Пачкуну. За ее спиной раздался кашель и новый стон: Увальня стошнило у самой лагерной стены и теперь кот, широко расставив лапы, бездумно пялился в пустоту и тяжело дышал открытой пастью. Глаза целителя, тоже оценившего эту картину, заблестели от страха:
– Кажется, они чем-то отравились…
Оцелотка оглянулась в сторону детской, чувствуя, как холодеют лапы. Невидимка совсем недавно родила котенка и была еще совсем слаба, а дети Моховушки уже достигли того возраста, когда им могло быть позволено пробовать пищу взрослых котов.
– С Невидимкой и Моховушкой все хорошо?..
– В детской все здоровы, – отозвался Пачкун, и Оцелотку с головой накрыла волна облегчения. Хоть небольшой островок порядка в лагере имелся! Крапчатый кот тем временем окликнул Травницу, как раз показавшуюся из палатки воителей: – Возьми любого воина, чувствующего себя хорошо, и соберите мальвы. Мне нужно так много, сколько вы сможете принести.
Светло-коричневая воительница кивнула, круглыми от удивления глазами разглядывая творившийся в лагере хаос.
– Поторопись, – добавила Оцелотка, приводя соплеменницу в чувство. И тут в ее голове промелькнула хорошая мысль, и пятнистая вновь окликнула направившуюся прочь Травницу: – Что ты ела сегодня вечером?
– Полевку, – ответила кошка, обернувшись.
Выдрохвостая, Можжевельник и Щукозуб выбрались из палатки воинов следом и тоже замерли, глядя на мучающихся от боли соплеменников.
– Что случилось? – встревожено выдохнула бело-рыжая кошка, переглядываясь с товарищами.
– Их отравили. – Оцелотка уже спешила к троице. – Что вы если в последний раз?
– Я разделила с Лужицей мышь, – растерянно отозвалась Выдрохвостая.
– А ты? – кивнув ей, спросила Можжевельника пятнистая кошка.
– Я взял скворца…
– И я тоже! – отозвался Щукозуб, не дожидаясь отдельного приглашения.
Оцелотка вновь задумчиво кивнула и направилась к Увальню, свернувшемуся в зарослях осоки. Полосатого кота била крупная дрожь.
– Чем ты ужинал? – мягко спросила Оцелотка, наклоняясь к нему.
– Форелью, – выдавил Увалень, и, окрыленная догадкой, глашатая поспешила к Мальве.
– Ты ела рыбу? – прямо спросила она. Черепаховая кошка с трудом подняла голову от земли и тяжело сглотнула:
– Головля. Я разделила его с Трещоткой.
Сомнений быть не могло: это все были речные дары. Наземная добыча никому не причинила вреда, однако все кошки, слегшие с тяжелой загадочной болезнью, ели перед этим рыбу. И жуткое осознание холодным ручейком скользнуло вдоль позвоночника Оцелотки: река, от которой зависело само существование Речного племени, каким-то образом отравила ее соплеменников…
Глава 18
Они похоронили Трещотку на рассвете. И хотя горе тяжестью легло на сердце, Оцелотка все равно была благодарна Звездным Предкам, что от отравы умерла одна лишь старейшина. Мальва, Увалень и остальные уже поправились, но все еще были слабы после болезни и, как все в племени, тяжело восприняли потерю соплеменницы. Глашатая настояла на том, что лично примет участие в погребальном патруле, и ее лапы все еще облепляла земля, когда она повела поисковый патруль к реке и скользнула в воду.
Сила течения оказалась для нее неприятным сюрпризом; кошке пришлось напрячь все силы, чтобы не дать потоку утащить себя дальше по течению. Широкими движениями загребая воду, ей удалось удержаться на месте и оглянуться на товарищей – все ли у них получалось? Но обошлось без инцидентов: соплеменники сумели побороть течение и вскоре все приблизились к ней. Дождавшись, когда все они окажутся рядом, Оцелотка вновь взмахнула лапами и поплыла к дальнему берегу.
К моменту, когда она наконец ощутила подушечками лап камни на речном дне и выбралась на сушу, сердце колотилось от напряжения как обезумевшее. Река вышла из берегов: вода плескалась у самых деревьев даже там, где русло было особенно широко. На берегу пятнистая воительница попала прямо в заросли ежевики, хотя раньше они находились на приличном расстоянии от кромки воды – теперь ежевичные плети струились по течению вслед за потоком. Камень выбрался из реки следом за глашатай, за ним, отряхивая с усов воду, затем среди зарослей показались Щукозуб и Пушистая. Они остановились рядом с Оцелоткой, с трудом переводя дыхание после утомительного заплыва.
Бурая полосатая воительница встряхнулась: – Ну, зато хотя бы дождь прекратился.
Глашатая оценивающе взглянула на небо. Оно все еще было затянуто густыми тучами; ливень мог обрушиться на них вновь в любой момент. Им стоило поторопиться и найти причину того, что река оказалась отравлена до того, как это произойдет. И, ладно бы, дело было только в промокшей насквозь шерсти, но ведь уровень воды мог подняться еще выше, делая и без того нелегкий путь через реку вовсе невозможным. Тогда весь патруль будет вынужден сидеть на этом берегу и ждать, когда же переправа окажется им по силам, а это могло занять сколько угодно времени…
– Ты действительно думаешь, что яд в реке мог оказаться по вине Грозового племени? – уточнил Камень, задумчиво посмотрев на Оцелотку. С его усов все еще капала вода.
Кошка взъерошилась; мокрая шерсть иглами встопорщилась во все стороны.
– Я в этом уверена. У племени Ветра на подобное кишка тонка. Им бы наглости не хватило совершить что-то подобное после поражения в их же собственном лагере.
Щукозуб с досадой взмахнул мокрым хвостом: – Если бы Одноус не позвал грозокошек на помощь, мы бы победили. И духу бы этих кроликоловов не было бы на пустошах!
Перед глазами Оцелотки вновь всплыли воспоминания о том, каким довольным выглядел Коготь в момент отступления Речного племени. Его взгляд предназначался ей. Бурый Грозовой кот явно был доволен – но не одной лишь победой, нет. Будто какой-то задуманный им план складывался воедино, и это было ясно видно в его янтарных глазах. Но кошка помнила и другое: как Коготь и лапой не шевельнул, чтобы помочь сражающемуся за свою жизнь Огнегриву. А ведь он был его соплеменником! Глашатай Грозового племени оказался еще более безжалостным, чем она думала. Такой кот, как он, определенно был способен отравить реку, чтобы избавиться от Речных воителей.
И не стоило забывать про Крутобока! Чем больше Оцелотка размышляла, тем больше убеждалась в том, что серый Грозовой воин также мог иметь к трагедии в Речном племени какое-то отношение. Он, несомненно, бывал на Речной территории, оставляя мерзкий Грозовой запашок там, где ему быть не положено. Следовал ли он при этом приказам Когтя? Могли ли его чувства к Серебрянке быть не более, чем притворством? Может, он специально вскружил юной и неопытной кошке голову, чтобы получить полный доступ к реке. А Серебрянка, конечно, могла ненароком выдать ему некоторые укромные места, где так легко спрятать какой-нибудь кусок гнилой дичи, чтобы тот разложился и разнесся заразой по всему течению…
– Мы должны обыскать ручьи, которые стекаются в реку с этого берега, – обозначила Оцелотка патрулю их задачу. Камень с сомнением оглянулся на бушующую за его спиной воду. Та успела подняться еще немного выше и теперь плескалась между деревьев, с шумом омывая берег.
– Это будет нелегко, – наконец сказал серый кот. – Большинство из них наверняка затопило наводнением.
Оцелотка сурово взглянула на молодого воина: – Мне не интересно, легко это или трудно. Мы обязаны найти то, из-за чего все началось. Я не хочу встретить смерть еще кого-то из наших соплеменников только потому, что мы заранее признали собственное бессилие.
– Хорошо, – склонил голову Камень. – Как ты думаешь, мы ищем именно гнилую добычу?
– Не знаю. Может быть, какой-нибудь пучок ядовитых трав или ягод… Просто ищите что-то необычное.
Серый кот кивнул и направился вглубь ежевичных зарослей, аккуратно пробираясь сквозь колючки и опустив нос к самой земле. Щукозуб пошлепал по грязи к деревьям.
Пушистая взглянула на Оцелотку: – Я поищу выше по течению, – мяукнула она.
– Хорошо, – отозвалась глашатая, оглядывая лес, – только не уходи далеко. Грозовое племя может снова пренебречь границами.
Она почувствовала, как напряглись лапы и когти впились в землю при этих словах. Оцелотка ненавидела осознавать беззащитность своих воинов на их родной территории.
Когда Пушистая зашагала прочь, пятнистая направилась в ту сторону, где среди травы скрывалась узкая канава. По ней к реке бежал ручеек, и Оцелотка осторожно принюхалась, продвигаясь глубже в лес вдоль русла. Однако тщетно – вода пахла свежестью, незамутненная ничем, кроме земли. Кошка с досадой перепрыгнула через борозду и принялась выискивать другую канаву.
Разочарование вскоре переросло в гнев, когда она обыскала несколько других ручейков один за другим и не нашла никаких признаков неведомой заразы, оказавшейся в реке. Если Крутобок отравил воду, то он явно хорошо рассчитал время. Подбросив какую-нибудь гниль или ядовитые травы до разлива реки, он ловко замел следы: теперь попробуй найди что-либо уцелевшее на поверхности… Кошка поспешила дальше. Она обязана была найти улики до того, как у этого подлеца появится возможность забрать их и скрыть очередное преступление Грозового племени.
Она заметила полосатую шерстку Пушистой среди деревьев: – Нашла что-нибудь?
Воительница остановилась и виновато взглянула на глашатаю:
– Нет, – откликнулась она.
Тем временем и Камень с Щукозубом показались поблизости. Оцелотка с надеждой воззарилась на них:
– Нашли какие-нибудь признаки отравы?
– Ничего, – пожал плечами Камень. – А ты?
– Ничего.
Серый воин нахмурился: – Не думаю, что мы найдем хоть что-то сейчас, пока река не вернется в свои берега.
– Согласна, – пришлось признать Оцелотке, чувствуя, как раздражение волной разливается под шкурой. Поиски источника заражения были не просто поводом найти доказательства заговора Грозовых котов против Речного племени, ведь если не избавить реку от яда, она так и останется непригодной для питья и рыбной ловли. Лишенное львиной доли своего рациона, Речное племя быстро ослабеет из-за постоянного недоедания. Но были и другие мысли, мучавшие пятнистую кошку. Если бы ей удалось доказать причастность Грозового племени к произошедшему, то Серебрянка увидит, что ее драгоценный иноплеменный любовничек всего лишь использует ее. Это однозначно положит конец их отношениям – и никто в племени, даже Метеор, не узнает о них.
Но, похоже, сегодня улик ей действительно не найти. Сгорая от разочарования, она отвернулась от деревьев и скомандовала:
– Возвращаемся в лагерь.
***
***
– Ты уверена, что это проделки Грозового племени? – Метеор сверкнул глазами из полумрака своей палатки.
– Иначе и быть не может, – упорно стояла на своем Оцелотка. – Сначала они заключили союз с племенем Ветра; а затем выступили на стороне племени Ветра в битве, которая их не касалась. Это же очевидно. Они просто пытаются вытеснить нас с нашей территории.
Хвост светло-бурого кота сердито дернулся: – Разве Нагретых Камней им недостаточно?
– Нет, конечно. Они желают прибрать к лапам и рощу, и реку, – фыркнула глашатая.
– Но какая им польза от реки?..
– Никакой, – согласилась Оцелотка, хлестнув по земле палатки хвостом. – Вот почему они готовы были пожертвовать ею, отравив воду. – Низкое рычание заклокотало в горле Метеора. Оцелотка была даже рада видеть его злость. – Пока у нас нет возможности доказать это – вода в реке так высока, но и пустить все на самотек мы тоже не можем. Мы должны найти отраву прежде, чем у них появится шанс скрыть свою причастность к ней.
Метеор кивнул: – Остальные племена имеют право знать о подобной подлости. Ни один настоящий воин не стал бы травить добычу другого племени.
– Племя Ветра не должно иметь возможности поддержать Грозовых, – обозначила Оцелотка еще одну проблему.
– Мы разрушим их союз, – согласно взмахнул хвостом Метеор. – Когда вода в реке пойдет на убыль, отправь еще один патруль на поиски яда.
– Так и сделаю. – Удовлетворенная, Оцелотка вышла из палатки.
Снаружи ее поджидала Серебрянка и, стоило пятнистой кошке показаться снаружи, как она поспешила глашатай навстречу.
– Почему ты не взяла меня в патруль? – Серебристая полосатая шерсть кошечки сердито топорщилась на загривке.
– Мне почему-то показалось, что ты предпочитаешь прогулки в гордом одиночестве, – хмыкнула Оцелотка многозначительно.
Глашатая направилась через поляну, но юная воительница не отставала.
– Ты считаешь, что это все Грозовое племя, да? – прошипела она.
Оцелотка оглядела лагерь. Камень с интересом косился в их сторону от кучи с добычей, Моховушка, приглядывавшая за плескающимися в луже котятами, тоже оторвалась от своего занятия и смотрела на соплеменниц. Не стоило продолжать спор на глазах соплеменников– и Оцелотка повела Серебрянку за заросли осоки.
– Все так считают, – зашипела она там в ответ, – включая Метеора.
– Только потому, что ты убедила их в этом! – гневно уставилась на нее Серебрянка. – Почему тебе обязательно надо обвинить Грозовое племя в чем угодно?
– Ты была в последней битве, не так ли? – Оцелотка никак не могла понять, почему дочь Метеора все еще защищает племя, которое напало на них буквально парой дней ранее. – Ты же видела, как они причиняют вредят твоим соплеменникам!
Неужели у нее напрочь отсутствовало чувство преданности?..
– Воины сражаются! – прорычала в ответ Серебрянка. – Они не травят реки!
– Расскажи об этом Грозовому племени.
Серебристая прищурилась: – Дело ведь вовсе не в Грозовом племени, верно? Оно в Крутобоке. Ты подозреваешь его – и только лишь из-за того, что он пересекал границу. Именно поэтому ты оставила меня в лагере. Ты думаешь, что я бы прикрыла его.
Прикрыла бы его? Оцелотка тоже сузила глаза, пристально вглядываясь в морду воительницы напротив. Она и представить не могла, что Серебрянка способна зайти так далеко и скрыть доказательства коварства другого племени.
– А ты бы поступила так? – напряженно спросила она.
– Мне нечего скрывать!
Оцелотка выдержала ее возмущенный взгляд: – Я просто не хотела впутывать тебя во все это. Если мы найдем доказательства тому, что это Крутобок отравил реку, то меньше всего я хочу, чтобы кто-то подумал, что ты как-то замешана в этом.
Дочь Метеора потрясенно моргнула: – А ты считаешь, что я замешана?..
– Разумеется, нет, – понизила голос до шепота пятнистая кошка, – но ты же встречалась с Крутобоком, и, если он причастен к появлению яда в реке, тебе нужно будет держаться так далеко от всей этой грязи, насколько это вообще возможно.
– Как ты вообще можешь подозревать его в таком лисосердии? – дрожа, спросила воительница.
– Он принадлежит Грозовому племени, – отрезала Оцелотка.
– Да ты просто не в себе, – зарычала Серебрянка, тряся головой так, будто пыталась вытряхнуть все слова собеседницы из ушей. – Почему бы тебе просто не лезть своими усами в мои дела?
– Потому что они подвергают племя опасности!
– Неправда!
– Трещотка мертва, – веско напомнила ей глашатая. – И, если Грозовое племя несет ответственность за это… – Оцелотка остановилась. – Если Крутобок несет за это ответственность, то тебе придется сделать выбор, на чьей ты стороне на самом деле.
Соплеменница выслушала ее молча, и только в глазах отразилось ее смятение. От этого по спине пятнистой кошки пробежала дрожь: теперь уже и она сама невольно задавалась вопросом, по какую сторону границы лежит верность Серебрянки. Если вдруг ей действительно придется выбирать, может ли случиться так, что она примет сторону вражеского племени?..
***
– Серебрянка, – холодно взглянула на кошечку Оцелотка, – я хочу, чтобы ты присоединилась к патрулю.
Дождь прекратился со вчерашнего вечера, река спала немного – глашатая искренне надеялась, что этого было достаточно, чтобы найти источник заражения реки. После долгой бессонной ночи, проведенной в раздумьях, у Оцелотки появилась идея, как привлечь Серебрянку на сторону родного племени. Если серебристая самолично найдет доказательства того, что благородный Крутобок все-таки замешан в преступлении против Речных котов, то ей придется принять тот факт, что ее дружок из Грозового племени не так уж невиновен, как она думает. Ну а Оцелотке больше не придется беспокоиться о том, какое же племя поддержит дочь Метеора, если когда-нибудь Речное и Грозовое племена снова вступят в конфликт.
Серебрянка ответила острым подозрительным взглядом, но все же поднялась на лапы и направилась к патрульным. Камень, Пушистая и Щукозуб уже ждали ее у выхода из лагеря. Оцелотка провела их сквозь тоннель и переправилась через реку на другой берег там, где русло пролегало ближе всего к границе с Грозовым племенем.
– Не понимаю, почему мы вообще ищем здесь, – пробормотала Серебрянка, оглядываясь. – Вероятнее, река была отравлена ниже по течению.
Камень с любопытством посмотрел на соплеменницу: – Рыба, из-за которой умерла Трещотка, была поймана здесь, – пояснил он.
– Рыбы же плавают, – раздраженно взъерошилась кошечка. – Они не цепляются корнями за одно место, как ежевичные кусты. Так что и подцепить заразу та рыба могла где угодно.
Оцелотка взмахнула хвостом, пресекая разговор.
– Не будем терять времени. – Соплеменники могли начать подозревать что-то, если вдруг зададутся вопросом, почему Серебрянка так упирается. – Сегодня вода не скрывает береговую линию, поэтому сосредоточим наши поиски здесь. Обращайте внимание на какие-нибудь необычные запахи или знаки и сообщите мне, как только вы что-то обнаружите.
Камень, Щукозуб и Пушистая отправились на поиски без лишних вопросов, однако Серебрянка задержалась и пристально уставилась на Оцелотку: – Ты намерена доказать виновность Крутобока, верно?
– Дело не в этом, – отмахнулась глашатая.
– Да что ты? – не отставала воительница. Слова пятнистой соплеменницы ее вовсе не убедили.
– Я просто забочусь о благополучии племени. И мне бы хотелось, чтобы ты тоже беспокоилась об этом.
Серебрянка дернула кончиком хвоста и, развернувшись, направилась в сторону деревьев: – Поищу доказательства невиновности Крутобока, – едко мяукнула она через плечо.
Оцелотка прошлась вдоль берега, не спуская со строптивицы глаз. Если у той получится найти что-то, что могло очернить Крутобока, то глашатая вовсе не хотела предоставлять влюбленной соплеменнице возможность скрыть эти улики. Река сегодня была поспокойнее, и впадающие в нее ручейки было легко разглядеть. Пятнистая кошка осторожно двигалась вдоль каждой канавы, принюхиваясь к холодной, леденящей лапы, воде.
Вскоре подушечки лап занемели. Время от времени Оцелотка оглядывалась, высматривая соплеменников, двигавшихся вдоль реки перед и позади нее. Каждый из них так же тщательно, как и она сама, оглядывали и обнюхивали заводи и ручьи на побережье. Однако все безрезультатно. Беспокойство скрутило живот: что, если им не удастся найти источник яда? С каждым хвостом береговой линии, что она проходила в безуспешных поисках, в ней все больше росло желание убедиться, что река безопасна для Речных котов, и все меньше кошка беспокоилась о том, кто именно мог быть причиной катастрофы.
Когда она продвинулась еще дальше, пересекая участок укрытого гладкой галькой берега, ее носа вдруг коснулся кисловатый запах. Глашатая подняла морду и приоткрыла пасть, позволяя воздуху коснуться чувствительного языка: этот запах она никогда раньше не ощущала. Более того, он определенно не принадлежал реке.
Сморщив нос, Оцелотка пристальнее вгляделась в окружающий ее берег и застыла, когда взгляд зацепился за что-то, покачивающееся на поверхности воды у самых камышей. Среди жестких листьев мелькали очертания странных разноцветных предметов. Она поспешила в их сторону и по мере приближения только утверждалась в мысли, что только Двуногие могли оставить подобный мусор. Ничего естественного не было в этой странной находке – ни запаха, ни вида.
Странные предметы были связаны вместе и запутались в камышовых стеблях. Оцелотка не стала мочить лап до тех пор, пока не обошла подозрительный участок чуть выше по течению – только там она вошла в воду. К тому моменту тошнотворный запах разложения стал совершенно невыносимым.
– Я нашла! – крикнула она товарищам, взмахом хвоста предупреждая их держаться подальше от грязи, сочащейся из кучи сплетенного мусора и мутившей воду вокруг.
Пушистая вошла в воду; ее хвост тут же распушился, стоило ей учуять новый запах.
– Воняет падалью, – мяукнула она с отвращением.
Водоросли липким тошнотворным комком налипли на мусор и теперь, гнилые и склизкие, колыхались на поверхности воды. Время от времени поток отрывал ту или иную водоросль и уносил дальше за течением. Не оставалось сомнений, что именно эта гадость была источником отравы, погубившей Трещотку. Оцелотка ощетинилась: неужели какой-то беспечный Двуногий оставил это здесь? Гнев огнем разливался по венам вместе с кровью. Она могла сражаться с угрозой, которую представляло ее соплеменникам другое племя, но не было никакого способа отомстить за проблемы Речных котов Двуногому.
Случайно пятнистая кошка поймала сияющий взгляд Серебрянки. Голубые глаза серебристой воительницы горели торжествующим огнем, и оттого Оцелотка разозлилась еще сильнее. Ну конечно, ее любимый Крутобок не мог сотворить подобного. Для юной дочери Метеора было бы только лучше, если бы сейчас они нашли неопровержимые доказательства того, что грозокошкам нельзя доверять. Так было бы гораздо легче для всех, но теперь, с разочарованием признала Оцелотка, ей придется найти другой способ оборвать незаконные отношения Серебрянки. И постараться сделать это прежде, чем о них пронюхают остальные соплеменники.