В прятки с любовью

Эрик

В очередной раз уходя с линии огня, вдруг подумалось, что это тебе не захват флага еб*ный, бл*дь. Тут если жахнет, то уж насовсем и через пару секунд ничего не пройдет. Как же они подловили-то нас, а? Вроде спокойный район. Вполне себе приличный, изгоев еб*ных тут отродясь не было, они выскочили, как черти из коробки и сразу стали палить.

Ах черт, граната взорвалась в нескольких метрах, не был бы за углом здания, все труба, бл*дь... Мне на голову сыпется бетонная крошка, в воздухе стоит взвесь из грязи, пыли и песка, пахнет чем-то горелым. Стреляют, бл*дь, не подобраться...

— Эванс! Ты чего засел там? — с другой стороны улицы, мне кричит командир Шепард, — уходи с огня, иначе твой зад сейчас нашпигуют свинцом по самую маковку!!!

Командир наш любит витиеватые предложения, да только, как тут вырвешься, если вся улица под перекрестным огнем, а бронежилеты мы никогда и не надевали на обычное патрулирование. Бл*дь, вот, как же тупо будет в первой же заварухе взять и...

Ба-бах... еб*ть, еще граната, да, бл*дь, откуда у них столько? Я смотрю как командир прямо под пулями ползет ко мне, черт, да что он делает-то? Каждую секунду ожидая, что спину командира прошьет очередь, оставляя рваные растекающиеся пятна, я не могу оторвать взгляда. Кем надо быть, чтобы так ползать под пулями? Смогу ли я так, когда-нибудь?

А между тем Шепард уже дополз до меня и встряхивает за грудки.

— А ну, пришел в себя, солдат!!! Тебе еще воевать и прожить очень долгую жизнь, ты меня понял!!! Выплодить не меньше трех пацанят, ясно? Пришел в себя и отползаем, быстро!!!

Две смачные пощечины вызывают ярость, и я еле сдерживаюсь, чтобы не ответить ему тем же.

— Вот, так уже лучше. Теперь автомат хватай и полезли, черт, сейчас покажем им раков и зимой, и на горе, и в жопе. За мной!!!

Командир выглядывая из-за укрытия, дает очередь по изгоям, и начинает продвигаться вперед.

— Эванс, выглядывай и прикрывай меня. Когда я окажусь вон у того контейнера, прекращаешь огонь и ползешь так быстро, как можешь, я буду прикрывать, понял?

Я киваю и, высовываясь из укрытия, стараюсь вести прицельный огонь. Вся улица усеяна трупами, моих одногруппников и просто бесстрашных, с которыми я успел познакомится. Фор тоже с нами пошел на эту вылазку, интересно, где он? Тоже лежит где-то тут с прострелянной башкой, или все-таки где-то прячется? Доползаю до командира.

— Шеф, а где Фор, ты его видел?

— Итона завалило обломками при взрыве, сынок. Мне жаль...

Черт, бл*дь, еб*ть его в качель, Итон, х*есос, как ты мог погибнуть, я с тобой не разобрался еще!!! Ах, черт... Пуля, чиркнув по металлу, рикошетом мазнула мне по руке. Несмотря на то, что рана не глубокая— по касательной прошла, но все равно кровит. Ладно, х*й с ней, потом разберемся. Смотрю, что у Шепарда вся нога в крови.

— Шеф, чего с ногой?

— Да, задело маленько... Ты давай, Эванс, я тебя прикрою, ползи вон в тот дот, оттуда будешь отстреливаться, пока патроны не кончатся, а потом забаррикадируешься и будешь ждать подкрепление, ребята выехали уже!

— Нет, шеф, я тебя не брошу. Вместе будем...

— Заткни свой х*ев рот, Эванс, бл*дь, и делай то, что тебе приказывает старший по званию!!! Если мы с тобой тут вдвоем будем, то поляжем оба, мы не в силах вести круговой огонь... Ты глянь, у тебя вся рука в кровище, ты сейчас крови потеряешь поллитра и все, будешь не боец. Быстро пошел, пока можешь двигаться!!!

Но я, осмотревшись и увидев, что чуть в отдалении есть укрытие, спрятавшись за которым, можно пролезть к доту, хватаю его за плечи и тащу туда. Пули, нещадными взвизгами чертят и выбивают крошево из бетона вокруг меня, но мысль о том, что дот уже близко, заполняет все сознание и дает неимоверные силы. Шепард ругается по матушке и не только, грозит мне судом Бесстрашных, но я не могу его оставить. После того, как я видел его, ползущего ко мне сквозь пули, я не могу себе позволить быть слабее, чем он. Дот уже в нескольких метрах, но пуля прошивает предплечье. Я выпускаю шефа, и он на боку, ползком сам ползет до укрытия. Я влезаю туда же.

— Еб*ть-перемать, Эванс, ты о чем думаешь, сучий выбл*док? Ты ж у меня сейчас кровью истечешь тут, придурок, а мне потом по башке из-за тебя получать. А ну, смотри в мой вещь-мешок, там вроде бинты есть.

Бинты я обнаруживаю там, где шеф указал, и сразу же разрываю шефу штанину, посмотреть, что с ногой. Он перехватывает мои руки, ругается, говорит, чтобы я кровь у себя останавливал, но в моей руке нет пули, а вот у шефа под вопросом. Здоровой рукой я перехватываю руку шефа и глядя на него яростно, отвечаю на его вопли:

— Если ты думаешь, что я буду тут сидеть и смотреть, как ты отъезжаешь тут или теряешь конечность, я вообще тогда не понимаю, что мы тут вместе делаем. Чего ж ты меня не бросил там, под пулями, бл*дь, а? — Но тут взрыв разносит дот с одной стороны. Пулю, которая засела у шефа в ноге, вытаскивать нет времени, черт. Быстро, как только могу, перетягиваю ему рану, и мы отползаем к дыре, чтобы можно было отстреливаться. Левая рука действует плохо, и я чувствую, что начинает кружиться голова. Мда, боец из меня никакой сейчас.

— Эванс, придурок, давай, быстро перетягивай свой огнестрел! Ты живой тут нужен сейчас, ясно? Потом можешь помирать сколько хочешь, а сейчас мне нужен боец!!! Выполнять приказ!!!

Сквозь пелену, которая начинает окутывать мое сознание, кое-как перетягиваю рану, одной рукой, зубами, как получается. Голова все равно кружится, но стрелять я еще могу. Шепард уже весь в испарине, его начинает колотить от кровопотери, еще немного и он потеряет сознание. А я ничего. Стреляю, даже снимаю кое-кого из недовольных.

Наконец выстрелы стихают, взрывов тоже нет. Я лежу рядом с дырой, перед глазами мелькают темные круги, Шепард то теряет сознание, то в себя приходит. Вокруг тишина стоит, похоже, выжили только мы с ним, остальной отряд весь полег тут. Бл*дь, ну как так? Откуда же они тут взялись, ведь не было их тут? Как из-под... Черт! А ведь точно, могли пройти по подземным коммуникациям! Надо бы выяснить, есть ли тут такие и где городские коммуникации вообще находятся!!!

— Слышь, Эванс! А ты ничего-то, ведь, парнишка... — шеф явно бредит, потому что он отродясь никого не хвалил, — правду про тебя говорят, что ты охотник на дивергентов? Что ты умеешь по нюху их определять?

— Откуда столько позитива с мой адрес, шеф?

— Да вот, говорят, ты Амара сдал, да и многие, кого раньше заподозрили в дивергенции, стали пропадать. Сначала думали, что просто кто-то из лидеров их сдает, а потом решили, что это ты...

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, Шепард. И не хочу продолжать развивать эту тему.

— Слушай, сынок. Я не верю в эти россказни. Однако... С тех пор, как ты появился... Правда, люди стали пропадать, так вот, я хочу тебе сказать, если все слухи правда... Ты меня просто пристрели, а? Не сдавай меня эрудитам...

Все ясно. Шепард тоже дивер, я подозревал, но не был уверен. И вот теперь надо решать дилемму, что ж этим счастьем делать, ведь если Джанин про него знает, она его просто арестует, а отправлять его на базу нельзя, он ранен.

— Эх, Шепард... Я ведь подозревал... Не сдаю я Джанин диверов уже давно. Я собираю их на дальней базе, у стены, хочу их соорганизовать в спецотряд. Я заметил одну вещь, люди подходящие к нескольким фракциям очень хороши практически во всех военных направлениях. Легко обучаемы... Если Джанин уже знает про тебя, она заберет тебя в Эрудициию на лечение и не выпустит оттуда. Черт...

Шепард молчит, явно хочет что-то сказать, да не решается.

— Что? — спрашиваю, — есть еще что-то?

— Я не поеду на базу... — он натужено кашляет и откидывается в изнеможении на стену. — Я не могу...

— Почему? Что тебя тут держит? Комфорт? Да там неплохо, и это на время, пока я не придумаю, как вас всех легализовать...

— Не в этом дело... Дело в том, что... моя жена... Я не хочу ее оставлять одну, она такая молодая и беззащитная...

— Шеф... Ты что? Женился? Когда? На ком?

— Ты ее не знаешь, она еще не проходила инициацию. Ей нет восемнадцати, мы поженились тайно, она сирота, у нее никого нет... Кроме меня... Я не могу ее оставить...

Вот ведь, бл*дь... Молоденькую девчонку, значит, подженил, хе-хе... Ясненько. Шеф, кажется, опять потерял сознание, а мои мысли закручиваются вокруг спецгруппы. Пока они там, им ничего не угрожает. Шепарда Джанин раскусит сразу, как только начнет его лечить, наркоз на дивергентов действует не так, как на обычных людей, она поймет, кто он такой. А, значит, его нельзя допускать в Эрудицию, если только я не хочу «сдать его Джанин». Х*й она от меня получит, а не Шепарда, была бы у меня возможность и х*й не получила бы никогда. Я убираю разодранную штанину, разматываю бинт и осматриваю рану. Рана не сказать, что очень плохая. Чистая во всяком случае еще. Кожа вокруг горячая и покрасневшая, но сама рана небольшая.

Перетянув ранение выше и плеснув на нее виски из фляжки шефа, я делаю глубокий надрез, стараясь действовать как можно мягче. Нож не скальпель, резать аккуратно человеческое тело им сложно, очень. Если разрез будет слишком глубокий или если резануть слишком резко, можно задеть артерию, тогда кровь будет не остановить, шовного материала тут нет, истечет кровью шеф и че делать? Пуля выходит довольно легко, оказываться, не так уж глубоко она и засела. Пот заливает мне глаза, руки трясутся, левая почти совсем не действует... Джанин может и сука, но научила меня так, что ебтв*юмать. Одной рукой практически пулю достал, а? Так, сильно и широко, как могу, всякими подручными средствами перетягиваю ему ногу. Ну все. Теперь только ждать. Может быть обойдемся только лазаретом, а потом на базу. Только бы Джанин его не запалила...

Шеф то и дело приходит в себя, стонет от боли сквозь зубы, но терпит, а потом снова теряет сознание. Все-таки настоящие бесстрашные — это призвание, а не принадлежность к фракции.

— Эрик... Сынок... Позаботься об Эллисон... Если Джанин меня упечет, у нее никого нет...

— Как ее фамилия? Урожденная?

— Она урожденная Пал... — и опять впадает в коматоз! Черт, кто этаурожденная, бл*дь? Ладно, попробую найти ее по Шепард, но если они поженились недавно, да еще и тайно, ее новая фамилия может быть нигде не зарегистрирована... Черт, только бы с Шепардом все было нормально, пусть он сам своей женой занимается... Не хватало мне еще докуки...

Наши подходят совсем скоро, Шепарда забирают в лазарет, а я решаю остаться и осмотреться. Рука болит, но кровь больше не сочится, да и ранение-то не серьезное, так царапина. А Итона надо найти. Не верю я, что он, весь из себя такой продуманный, мог просто так дать завалить себя обломками. Тут он где-то, гнида.

— Фор!!! — складывая руки рупором, ору я на весь квартал, — если ты здесь, подай хоть какой-нибудь сигнал!!!

Взрывов-то было всего пять, включая разрушенный дот, где его так могло похоронить-то?

— Фор!!! Отзовись, бл*дь, твою мать!!! Я пока не увижу твой труп, не успокоюсь бл*дь!!!

Так я пробегал по кварталу, разгребая обломки почти четыре часа. Парни помогали мне, крутя у виска, но мое упорство не знало границ. И потом, он Салли спрятал в Отречении, я ему, вроде как... должен... Я выдохся уже полностью, левая рука онемела и потеряла чувствительность, когда я услышал слабый стон из-под завала. Адреналин придал сил, я крикнул парням, что-то есть и мы впятером вытащили чуть живого Итона из-под обломков. Что было дальше я не помню, потому что, когда я увидел, что он живой, силы оставили меня и наступила темнота.

***

Спустя несколько месяцев.

Сегодня у нас патрулирование обсерваций. Опять. Последнее время все патрулирования обязательно с потерями, сил уже больше нет. После того, как Джанин выследила и уничтожила базу с дивергентами у меня все ни к черту. Какой из меня лидер на х*й, если я даже такое, в принципе, простое дело не смог организовать. Это все ранение Шепарда, если бы он пораньше мне открылся или если бы я пораньше подвалил к нему с предложением уехать на базу... А когда вот так все, не организовано, не продумано до конца, тогда и получаются такие вот... Еб*нуться, —расстрелять целую базу, нах*й, спрашивается? Хотя... Может быть, кого-нибудь и забрала, мне-то уж, она точно, теперь не скажет. Еще и отомстит мне, чувствую, отомстит, она этого так не оставит... Хорошо, что Салли в Отречении, хоть ее она не достанет... И жена Шепарда еще пропала, как в воду канула... Вот куда подевалась, а? Фамилию ее урожденную я так и не успел выяснить, не до того было, а теперь не могу ее найти, бл*дь...

Я, как раз, шел к группе патрулирования, проходя мимо бойцов, когда услышал грубый оклик:

— Слышь, ты, ли­дер! А что, при­ветс­твие лич­но­му сос­та­ву уже от­ме­нили? Это твое но­вов­ве­дение или нас­то­ящие ли­деры пос­та­рались?

Останавливаюсь и смотрю, кто же это п*зданул. Мда, интересный кадр. Высокий, плечистый. Явно урожденный. Ну, это не в первой, конечно. Меня урожденные так и не принимают. Переходники и молодняк еще так-сяк, а вот урожденным, я, как серпом по яйцам. Не нравится им, что бывший эрудит у них в лидерах, ой не нравится.

Молодчик смотрит на меня холодными, зеленущими, опасными глазами. Занятный типчик. Явно уже работал где-то на особых заданиях, взгляд такой, сканирующий и прожигающий, я видел только у особистов и разведчиков. У Шепарда был такой. Бл*дь, каждый раз вспоминаю его и тошно становится, ну как так можно было подставиться...

— Как твое имя, бесс­траш­ный? — прекрасно знаю, что он мне не ответит, но правила есть правила.

— Мое имя всег­да при мне. Ли­деру не­обя­затель­но знать имя, что­бы поп­ри­ветс­тво­вать... - ну, ясно-понятно, нужен повод, чтобы посраться. Даже то, что за вы*бывание на командный состав предусмотрено вполне себе такое серьезное наказание, его не остановило. Тупой до бесшабашности или бесстрашный до тупости?

— Ты дер­зишь ли­деру фрак­ции, бесс­траш­ный. Ты зна­ешь, что за это бы­ва­ет? — подхожу к нему близко, так, что его глаза почти напротив моих; он чуть ниже меня, меньше, чем на дюйм, но все-таки...

— Ну, те, кто поль­зу­ют­ся сво­им по­ложе­ни­ем, обыч­но, даль­ше уг­роз не за­ходят, а нор­маль­ные ли­деры прос­то здо­рова­ют­ся, и все.

— Яс­но. Ви­димо, ма­ло те­бе тре­ниро­вок, бесс­траш­ный. Ну, что ж, доб­ро по­жало­вать на ринг.

Ладно, ушлепок, поговорим с тобой, как бесстрашный с бесстрашным. Мне не привыкать. Такие борзые молодчики не один и не два раза уже отправлялись в лазарет. Так что, я думаю, с этим не будет проблем. Опять же погляжу, прав ли я был насчет предположения о разведке.

Приходим в Яму, я раздеваюсь, оставаясь в одной футболке и брюках. Делаю несколько разминочных движений. Присматриваюсь к молодчику, стоя на одном месте. Если начать двигаться, можно выдать свои сильные и слабые стороны. Зрение сразу расфокусировалось, и теперь я вижу не только объект, но и все вокруг. Людей, которые, несомненно, болеют за него, весь ринг и парня, который тоже присматривается, примеривается...

Парнишка бросается на меня, помня, что если ты первый атакуешь, то это значит, пятьдесят процентов победы. Но это для тех, кому атака была неожиданна или слишком мощной. Удар у молодчика, я так понимаю, не слабый, а вот нападения я ждал, потому смог от нее уйти, дезориентируя его и сбивая с равновесия. Он большой, мощный и высокий, быстро устанет и не сможет проворно двигаться. У меня тоже удар, что надо, и если я его достану или он откроется, то считай победа у меня в кармане.

Уворачиваясь, я провожу связку ударов по корпусу, с последним поддых. Парень согнулся, он явно не ожидал такого отпора, думал, что сейчас быстренько нокаутирует меня и все. Да не тут-то было, уродец. И немедленно разозлился, подумай, какие мы нежные, не привык получать? Только раздавать привык? Реакция у меня хорошая, увернутся от его мощных, но очень медленных ударов, пара пустяков. Заводя левую руку за спину, чтобы в неудачный момент она не отлетела и не сбила мне равновесие, бью его правой, стараясь вырубить, хоть и попадаю, да только он мощный, урод, не падает, держится.

Атакует левой, глядя, что я левую в ход не пускаю. Так, главное сейчас не ухмыльнутся, чтобы не выдать своего триумфа, мой блеф сработал, он думает, что я правша. Сильный парень, вот только недалекий, вот что плохо... Даю ему почувствовать победу, разбив мне губу и нос, капнула первая кровь. И все левой бьет, ну, молодец, че уж. С разворота бью ему по корпусу так, что кажется сломал пару ребер. Он согнулся и упал, а я добавил в бочину ногой.

— Вста­вай, бо­ец. Мы с то­бой еще не за­кон­чи­ли, — говорю ему, глядя с верху вниз.

Неожиданно шустро боец вскакивает, и мне по голове приходит довольно ощутимый удар. Сознание немного помутилось, пока я прихожу в себя, молодчик опрокидывает меня на ринг, и хочет уже добить меня ногой по голове, когда я вспоминаю, как Салли учила меня делать подсечки из положения лежа. И вот уже боец уже лежит и недоумевает, что же это я такое сделал, а я встаю и ухмыляюсь...

Он вскакивает и опять атакует, но я уже вижу, что он ослабеет, реакция и быстрота движений сходят на нет. Добиваю его левой, он если и удивиляется, то вида подать не успевает, потому что отправляется отдыхать в лазарет. Вот тебе и лидер-эрудит, да парень? Кажется, я не ошибся, парнишка действительно не простой. Надо будет к нему присмотреться, такими кадрами не разбрасываются...

Вытираю тыльной стороной ладони кровь с губы, подхватываю свою куртку и иду сквозь расступающуюся толпу. Вдруг сильно захотелось увидеть Салли. Именно ее и никого другого. Надо будет, когда Фор выйдет из лазарета, сказать ему, чтобы отвел меня к ней. Он орет, что это опасно, но я разберусь без отреченных. Мне надо ее увидеть, вот просто до чертиков, как надо.

***

Холодный ночной воздух прорезает легкие и холодит голову. Следить за Итоном не сложно, как не сложно было вычислить его мамашку среди изгоев. Эта придурочная Эвелин задумала комбинацию еще почище Джанин, хотела, чтобы Итон стал лидером и прибрать к рукам Бесстрашие. Вот сучка, даже убивать ее было неожиданно приятно. Я все представлял на ее месте Джанин... Может быть, когда-нибудь...

Итон еще ничего не знает. А даже когда и узнает, я тут вообще ни при чем. Меня там и близко не было, ясно? Ее убили свои же изгои, такие же асоциальщики, как и она сама. И пусть только попробует мне чего-нибудь предъявить...

Так, добрались до Отречения, идем вдоль одинаковых и скучных, до тошноты, унылых домов. Но в одном он прав, здесь ей лучше всего спрятаться. Он мне будет запрещать видеться с Салли, а кто он вообще такой! Скорее всего, у него с ней что-то срослось, иначе, зачем ему так отговаривать меня от встречи с ней? Вот и посмотрим, что у них там происходит.

Итон подходит к невзрачному домику, стучит в дверь. И через пару минут мой мир переворачивается, разрывается в клочья, растаптывается в пыль... Потому что я вижу Салли, ее роскошные волосы забраны в дурацкий пучок, на ней серая мешковатая одежда и она... бросается к этому х*есосному уеб*ну на шею, а он обнимает ее за талию и чуть приподнимает вверх... Мир как-то односекундно сузился до этих бесстыжих объятий и мне срочно, вот прямо немедленно, захотелось пристрелить их обоих. Моя рука даже потянулась к кобуре... Но потом... Остановилась.

Поцелуя не последовало. Салли приглашающим жестом, приобнимая его за плечи утягивает в помещение, а я не могу сдвинуться с места. Значит, все-таки, между ними что-то есть? Значит... Ох, вот же бл*дь... Что ж так в грудине то печет, что хочется разодрать одежду, вскрыть грудную клетку и вытащить оттуда этот жаркий огонь...

Ноги отлипли от земли и сами понесли меня туда, где скрылись эти двое. Свет они естественно не включают, разговаривают тихо. Ничего не видно и не слышно. Только силуэты на фоне мебели выделяются темными очертаниями. Итон сидит за столом, Салли напротив него, подперев кулачком щеку, слушает, что он ей тихонько говорит. Ну, прямо семейная идиллия, бл*дь.

— Какая замечательная отреченная семья, — протягиваю я, заходя в помещение. В темноте мне не видно выражения их лиц, но зато, я отлично ощущаю, как они испугались и как мечутся их мысли... — Салли, ты сделала ошибку, девочка, тебе надо было переходить в Отречение, ты на редкость гармонично тут смотришься!

— Эрик... Эрик, как хорошо, что ты пришел, — Салли кидается ко мне, и я так хочу ее обнять, потому что я дико соскучился, мне так не хватает ее глаз, улыбки, ее объятий, поцелуев... Мне хочется прижать ее до хруста, распустить идиотский пучок, зарыться в ароматные, сладко пахнущие волосы... Но я грубо отпихиваю ее от себя, потому что еще немного, и я плюну на все и обниму ее.

— Не смей меня трогать, ты, шлюха, дешевая! Пока я был тебе нужен, ты, значит, ко мне бегала, а как только нашла себе еб*ря, так сразу с ним тут обосновалась? ..

— Эрик, заткни свой поганый рот!!! — влезает Итон, — я не позволю тебе...

— Ты уже позволил себе столько, Итон, что место твое давно уже на в п*здобл*дском кладбище. И ты, лучше, не подходи даже ко мне...

Но он, конечно, подошел. Конечно, его зазнобу обозвали, и он, как благородный рыцарь, должен отомстить. Но я сейчас не в том настроении, чтобы, вот так вот, запросто, поддаваться ему. Обманный маневр, и Итон отлетает к стене, нокаутированный мощным ударом в челюсть.

— Эрик, пожалуйста, не надо, что ты делаешь? — Салли напрыгивает мне на спину, но я так сильно стряхиваю ее себя, что она падает и ударяется головой о стену. Ударилась и осталась так лежать. — За что, солнышко...

— Ты потеряла право меня так называть в тот момент, когда связалась с этим уродом, поняла, прошмандовка? Сколько он тебя трахает, а, Салли? Не хочешь составить нам график посещения? Какие дни мне выделишь? Каждый третий по обещанию?

Салли молчит, только низко-низко опустила голову. Прямо на ее макушку падает лунный свет из окна и я вижу, как на полу начинает растекаться маленькая лужица. Кап... Кап... Одна за одной, слезы собираются в маленький источник боли. А меня понесло, я просто не могу остановиться... Одна моя часть, хочет поднять ее с этого пола и обнять, закрыть от того чудовища, что говорит и делает все эти страшные вещи, а вторая пихает руки, голову, язык, чтобы сделать еще хуже, еще непоправимее...

— Я всегда знал, что ты шлюха, Салли, с самого первого момента, когда ты стала обжиматься со мной на рингах, я уже тогда понял, что надо было тебя трахнуть и забыть. А я на тебя времени потратил столько, что ты никогда не сможешь мне восполнить все те часы, потраченные на такую п*здох*йную бл*дь! И, ладно бы ты связалась с каким-нибудь нормальным бесстрашным, это было хотя бы объяснимо, а ты связалась с трусливым отреченным, который перешел в Бесстрашие, потому что хотел убежать от своего папашки, что лупил его почем зря, и мамашки, что предпочла сбежать к изгоям, чем жить с садистом в одном доме. Высоко ты поднялась, Салли, из бесстрашных стала принцессой помойки, выбрала себе трахаля, папка садюга и мамка королева изгойская. Как думаешь, почему они ее королевой своей выбрали? Может за рабочий ротик?

Салли подняла на меня глаза и на долю секунды мне стало жаль, что я все это ей сказал. Не заслужила она такого, но... Она обнимала его! Я видел своими глазами! Она улыбалась ему так, как должна улыбаться мне! Только мне и больше никому!!!

— Что молчишь, сучка? Сказать нечего? Застукали тебя, и ты судорожно пытаешься придумать отмазку? Не надо так пыжиться, у тебя все равно ничего не выйдет! Самым правильным было бы, сейчас облить бензином тут все и поджечь, чтоб вам обоим неповадно было, да только нах*й вас обоих. Если бы я так сделал, это означало бы, что я испытываю какие-то эмоции по отношению к тебе, но мне на тебя совершенно положить, ясно? Насрать мне на тебя! Наплевать! Еб*сь тут со своим Итоном, сколько душе угодно, а мне давно уже поеб*ть! Не так уж ты и хороша, чтобы держаться за твою гнилую сущность!

Салли мотает головой из стороны в сторону, как будто не может поверить. В ее глазах столько боли, печали, отчаяния и страха, что мне опять стало не по себе. Однако, почему она не говорит ничего в свое оправдание? Неужели, все, что я предположил, действительно правда, и она влюбилась в Итона? В этого бл*дь, вечного первого? И тут он меня обошел?

Ярость, черная, душная, такая горячая и испепеляющая все на своем пути поглотила меня полностью. Рука нащупывает стул и он летит в ту стену, у которой отдыхает Итон. Его осыпает обломками мебели, а я уже ищу чего еще запустить бы. Салли все это время сидит на полу, мотает головой из стороны в сторону, тело все сжалось, будто бы в ожидании неминуемой погибели. Я подлетаю к ней, поднимаю на ноги и встряхиваю так, что голова дернулась и клацнули зубы.

— Чего ты молчишь, идиотка, мелкая, жалкая сволочь? Никак не можешь придумать своими куцыми мозгами себе оправдание? Так вот, не старайся, слышишь меня? — встряхиваю ее опять. В глазах у нее... столько грусти. Именно грусти. Уже не отчаяния, ни страха, только тоска, такая сильная, такая глубокая... Мне зрение вдруг застилает пелена, я в какой-то момент, даже ничего не вижу. Потом опять все прояснилось и я снова вижу ее перед собой. Перед своим лицом. Ее рука поднимается и гладит меня по щеке, а губы, только губы, шепчут «Я люблю тебя, Расти»... Я понял это, потому что много раз видел и слышал, как она это произносит. Не могу на нее смотреть больше. Отшвыриваю ее от себя, как не нужную вещь, и она опять падает на пол и не встает, а остается лежать, как поломанная кукла...

— Желаю тебе счастья на твоем новом месте. Надеюсь, Итон окажется лучше меня во всех отношениях.

Сказав это, я иду на выход. Наверное, если бы я знал, что это последний раз, когда я вижу ее здесь, свободную, не привязанную к стулу в карательной комнате, я, наверное, не ушел бы размашистым шагом. Я схватил бы ее, прижал к себе покрепче, наплевал бы на Итона, тем более, я больше, чем уверен, что ничего у них тут не было, просто меня затопила... ревность. Да, именно в этот момент, когда я проходил мимо раздавленной девушки, я понял, как она дорога мне, как я хотел бы, чтобы она всегда была рядом только со мной, улыбалась только мне и обнимала только меня, смотрела бы лучистыми глазами только на меня, прислонялось лбом только к моему плечу...

***

На следующее утро я проснулся от писка пейджера. Голова такая тяжелая, что кажется, будто я бухал всю ночь и уснул только под утро... Хотя почему кажется? Ведь так и есть... В затуманенном мозгу появляются размытые картинки - Салли обнимает Фора, кидается его защищать, лежит поломанной куклой на полу... Так мерзко мне, наверное, не было никогда в жизни. А хотя нет...

Очередной писк пейджера прерывает тяжелые думы. Джанин. Опять ей чего-то от меня надо. Дергает меня по любому поводу, скоро кофе ей носить буду. Хорошо, если не в постель, бл*дь.

Подъезжаю к зданию штаб-квартиры Эрудиции, прохожу внутрь. Что-то мне не по себе как-то сегодня. В последнее время вообще все идет наперекосяк. Джанин лютует, убивает всех подряд, объявляя их дивергентами. Как я заеб*лся исполнять ее приказы, это просто не описать. Да еще Салли... Как она могла... Но, наверное, так будет лучше, все равно я никогда не смог бы сдать ее Джанин.

Скорее всего опять надо пристрелить очередной эрудитский опыт. Я вот все думаю, а почему ей сходит это с рук все? Как так вышло? Джанин потихоньку превращается в самую настоящую беспредельщицу, куда ее заведет эта безнаказанность?

Наконец, по бесконечным круглым коридорам и лестницам добираюсь до комнаты ликвидации. Ну так и есть, Джанин уже там. А я личный палач и каратель Джанин. И стоило столько въеб*вать, чтобы им стать?

Захожу в комнату для досмотра и первое, что вижу через стекло... Салли, привязанную к стулу. Ноги подкосились, и я бы упал наверное, если бы не натасканная уже выдержка бесстрашного. ЭТОГО ПРОСТО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! Как? Откуда она здесь? Она же была в Отречении, где ее спрятал Фор? Я же сам, лично, только вчера ее там видел, живую и здоровую, откуда она ЗДЕСЬ? Нет! Пожалуйста, нет, только не она! НЕ ОНА!

— Здравствуй, Эрик, хорошо, что ты пришел, есть для тебя работа.

— Джанин, тут какая-то ошибка, Салли, она...

— Ты прекрасно знаешь, что Салли дивергент. Она не просто подходит нескольким фракциям по тесту, она подходит ко всем. Это очень опасный преступник, дивергентов всегда надо уничтожать. Они враги нашего общества.

Слова застревают у меня в горле. Надо что-то делать, нельзя позволить этой сучке убить Салли моими руками, нельзя вообще позволить ее убить, нет! Я смотрю на девушку, она сидит в немом ступоре. Смотрит прямо на меня. В ее глазах, кроме отчаяния, ужаса, боли, я вижу укор. Она думает, что это я сдал ее. Она не видит меня, но знает, что там где зеркало, с другой стороны, комната, и я в ней. Она знает, что я тут. Она всегда меня чувствует, где бы я ни был. Я качаю головой.

— Нет, Джанин, я не могу этого сделать. И потом, она же племянница Сэма, ты не можешь вот так просто ее убить!

— Эрик, ты сейчас говоришь как предатель, а это значит, что защищая дивергента, ты предаешь не только свою фракцию, ты предаешь все наше общество. Помнишь, чему тебя учат в Бесстрашии, врагом может оказаться любой человек, даже тот, кто дорог тебе. Но это не значит, что ты не должен исполнить приказ. За неисполнение приказа — казнь, по законам Бесстрашия.

— Другие лидеры Бесстрашия тоже с этим согласны? С тем, что ты отдаешь приказы бесстрашным?

— Мне достаточно, что ты согласен. Ты, ведь, лидер Бесстрашия, ты не забыл?

Мысли прыгают и путаются. Я пытаюсь успокоиться и привести их в порядок. Так, в пистолете 7 патронов. Один Джанин, потом, пока прибегут охранники, еще шестерых я положу. Потом положат нас. Обоих. Может это и лучший выход.

— Не дури, Эрик. У тебя, до сих пор, на лице все написано. Ты так жалок в своей попытке спасти опасного преступника, — Джанин направила на меня пистолет. Ну конечно, другого я от нее и не ждал, подготовилась, сучка. — Давай, тащи свою задницу туда и без глупостей. Только дернись, выстрелю не задумываясь даже.

Конечно, ты выстрелишь, Джанин. С Максом ты спишь, так что мое убийство скорее всего спишут на какого-нибудь залетного изгоя. Она убьет нас обоих. И ничего нельзя с этим поделать. Может, если подыграть ей, она потеряет бдительность?

— Ты ошибаешься, Джанин. У меня никогда и в мыслях не было спасать дивергентов. Просто Салли... Я так давно знаю ее, она долго была моей девушкой и...

— А что случилось? — притворно тянет эрудитка, — вы расстались?

— Да, Джанин, мы расстались. Так что, мне совершенно на нее наплевать. Но несколько лет так просто не выкинешь из памяти...

— Выкинуть из памяти — это не проблема, но не цель. Если Салли больше не твоя девушка, тогда вообще проблем нет. А даже если бы и была, девушка, сестра, мать, отец — это враг, а врагу пустить пулю в лоб — честь для бесстрашного, это такая аксиома, что спорить с ней вредно для здоровья. А в твоем случае, еще и смертельно. Давай, Эрик, докажи уже, наконец, что ты настоящий бесстрашный.

Я, стараясь ничем не выдать своих эмоций, иду в комнату ликвидации. Когда я захожу, из глаз Салли начинают капать слезы. Она просто сидит и беззвучно плачет. А у меня в груди печет так сильно, что трудно дышать. В зеркало я вижу свое лицо. Верхняя губа немного приподнята в презрительном отвращении, глаза прищурены. Мышцы свело судорогой, и даже если бы хотел, я, наверное, не смог бы сейчас ничего сказать. В глазах просто пустошь. Как и в душе сейчас.

— Расти! Посмотри на меня! На меня, Расти! Это я, ты видишь, это я! Что она сделала с тобой, она вколола тебе симуляцию? Ты слышишь меня, Расти?

— Эрик слышит тебя, Салли, видит и все прекрасно осознает. Никакой симуляции, все на самом деле. Видишь, я говорила тебе о его преданности мне. — Сучка, прячет пистолет. Салли не видит его. — Ты повстанец-дивергент, приговариваешься к смерти. Эрик, приступай.

Я поднимаю пистолет. Он смотрит прямо в лоб девушке. А я вижу ее голубые огромные глаза полные слез. Это благодаря ей я стал сильным, выносливым, умею драться, как урожденный бесстрашный. И после всех этих лет, в ее лоб смотрит ствол моего пистолета.

— Расти, я люблю тебя! Посмотри на меня, Расти, на меня! Я люблю тебя! Пожалуйста, не надо!

Я не могу. Не могу ее убить. Все, что было хорошего в моей жизни до сих пор, было связано с ней. Я не могу, я просто не могу...

— Эрик! Не медли, — голос Джанин опять стал медленным и тягучим, как горячая карамель, — просто мишень, Эрик, это просто мишень. Подними пистолет и выстрели в нее, подними и выстрели. Мишени для того и существуют, чтобы попадать в цель, твоя цель — там. Убей ее, это мишень, попади в цель...

Моя рука поднимается помимо моей воли,— я просто впадаю в транс от голоса Джанин. Не могу ему сопротивляться. Палец ложится на курок. Глаза застилает пелена. Челюсти сжаты так, что болят виски. Голова тяжелая, как будто налита чугуном, а тело наоборот, мягкое и податливое. И я вижу только ее глаза. Салли. Ее рот открывается, она что-то говорит, но я уже не слышу. Палец нажимает на курок. Один. Два. Три раза.

Ни одна пуля не попадает в мишень. Все пришлись в молоко. Я сегодня плохо стреляю. Надо бы потренироваться.

В следующую секунду на меня обрушивается водопад ощущений. Я не застрелил Салли, она все еще смотрит на меня.

— Какой же ты жалкий тюфяк, Эрик! Меня просто тошнит от тебя.

Раздается выстрел, прежде, чем я успеваю вообще что-нибудь понять. Голова Салли свешивается на грудь, на белой стене кровавая клякса. Мое тело действует на автомате. Рукоятка пистолета впечатывается в челюсть Джанин, вырубая ее.

Я бегу к девушке, может Джанин промазала и ей можно еще помочь? Одним движением перерезаю веревки, Салли падает мне на руки. Она теплая, она еще жива! В следующее мгновение, я вижу четкую маленькую дырочку у нее во лбу, рука ощупывает развороченный затылок, меня заливает кровь из ее головы. Я прижимаю к себе безжизненное тело, я просто не могу поверить, что все это случилось. Глаза застилает мутная, дергающаяся пелена. Голову стянуло обручем, в висках отстукивает тяжелая, ноющая боль.

— Салли, девочка, посмотри на меня... пожалуйста... Ты не можешь... Девочка, ты... Салли, ну как же так... Ну, открой глазки, пожалуйста... Девочка, посмотри... это же я... давай, открой глазки...

Глажу ее по волосам, по щеке, размазывая кровавые разводы, на ее лицо откуда-то что-то капает, превращая эти разводы в кляксы. Вижу ее то расплывчато, мутно, то снова резко и четко. Прижимаю ее тело к себе, я все бы сейчас отдал, чтобы почувствовать, как бьется ее сердце. Черты лица начинают заостряться, губы, всегда такие розовые и готовые к улыбке, побелели. Жизнь, только что наполнявшая смыслом мою, ушла, ее нет больше...

— Ну как... как... Ну, что же ты... Не оставляй меня, пожалуйста, девочка... Как я буду без тебя... Я не хочу так... Ну почему, Салли, как же так...

Качаю ее, как маленького ребенка, не могу отпустить. Мне кажется, что если я отпущу ее, то она уйдет навсегда и ее не будет. Я никак не могу этого допустить. Пока она у меня в руках, я чувствую ее тепло, глажу ее волосы, она еще здесь, со мной. В груди застрял тугой, острый, царапающий комок боли, разрывающий меня изнутри на части. Не могу, не могу поверить, то просто не может быть... Не может моя веселая, бесстрашная, нежная девочка лежать вот тут, безжизненным телом с аккуратной дырочкой в голове. Это ошибка какая-то, это симуляция, это просто страшный сон, сейчас я проснусь и ничего этого не будет... Только не отпускать, только чувствовать, что она еще со мной...

Чьи-то сильные руки отрывают меня от девушки, а я не могу ее выпустить. Ее отдирают от меня, а мой взгляд прикован к ее распростертому телу с аккуратной дырочкой во лбу. Меня куда-то оттаскивают, я вырываюсь, хочу еще раз обнять ее, не могу ее отпустить. Изо всех сил стремлюсь к ней, никакие и ничьи руки не могут удержать меня. Слышу чей-то вой, и не сразу понимаю, что это я издаю такие звуки.

Чувствую обжигающе сильную боль от впившийся в плечо иглы. Последнее, что успеваю подумать, я умер сегодня, вместе с ней.

Но она осталась лежать на полу в унылом доме Отеречния, выслушав от меня страшные вещи, побитая, раздавленная, шепчущая, что любит... Я ушел, громко хлопнув дверью для того, чтобы сегодня обнаружить ее у Джанин, приговоренную к казни и не имея возможности ее спасти... Ушел, когда мог обнять ее, почувствовать тепло ее тела, увидеть улыбку в самых нежных, светлых глазах. Только потеряв ее, я понял, что такое быть по-настоящему любимым, когда та, кто дышит тобой, дарит тебе всю себя, без остатка.

Она была настоящая бесстрашная, в чем-то отреченная, по своему умная, искренняя и очень нежная и светлая. Она воссоединила в себе все хорошее, что мы так лелеем в людях, и отдала все это мне для того, чтобы я растоптал ее своими берцами... Я никогда, ни разу не сказал ей, что люблю ее, потому что сам не знал, так это или нет. И только, когда я держал ее на руках в комнате для казни, и видел, как она уходит, только тогда я понял, что отдал бы все на свете, чтобы вернутся в этот день и сказать ей, что я тоже ее люблю.

Я всегда думал, что я умер в тот момент, когда держал на руках мертвую Салли и пытался воскресить ее силой своей мысли... Когда просил не оставлять меня, под презрительным и полным отвращения взглядом Джанин... Когда я смотрел, как жизнь вытекает из нее у меня на глазах и ничего, совершенно ничего не мог в этим поделать. Однако, на самом деле, я умер именно в тот момент, когда прошел мимо сломленной девушки, которая вдохнула в меня целую жизнь, которая любила меня, единственная из всех на тот момент... И не осталось больше ничего.