Маттео Росси
Я наблюдал за ней до последней секунды.
Как она встала, оттолкнула стул так, что тот едва не задел соседний стол, и направилась к выходу.
Шаги быстрые, злые. Плечи напряжены, ладони сжаты в кулаки.
Она всё ещё не понимает, что любая попытка уйти от меня — бессмысленна.
Даже её последняя фраза — «...больше не останусь в Италии ни на секунду» — не вызвала во мне ни злости, ни тревоги. Только тихую усмешку.
Моя девочка думает, что у неё есть выбор.
Я медленно поднялся из-за стола.
Официант уже собирал бокалы и убирал осколки после её столкновения. Я поймал его взгляд — настороженный, внимательный.
— Счёт на мой номер, — сказал я грубо, чтобы он понял: вопросов задавать не стоит. Он лишь кивнул, будто облегчённо.
Медленно прошёл мимо него к выходу. На улице уже был прохладный воздух — ночной Рим всегда пах влажным камнем и чем-то сладким, пряным. Наверное, моей девочке сейчас холодно... Но она сама виновата. Она моя, и если не понимает по-хорошему — буду действовать иначе.
Я достал телефон.
— Она идёт пешком в сторону Виа дель Корсо, — сказал я в трубку, даже не проверяя, подхватили ли её сразу. — Больно не делайте и не пугайте. Пусть поспит. Если узнаю, что сделали что-то не так — вы знаете, что будет.
Ответ был коротким: «Принято».
Я знал, что эти люди не подведут. Но всякое может быть. Даже тот, кому доверяешь на все 100%, может изменить. Они знают: если хоть на миллиметр испугают её — я вырву каждому язык и заставлю смотреть, как ломаю им пальцы один за другим. За такие ошибки платят кровью. И никакие оправдания не спасут — ни их, ни тех, кто встанет на их сторону.
Селеста думала, что идёт домой.
На самом деле она уже шла ко мне. Просто не знала об этом.
Я сел в машину и завёл двигатель. Не спеша тронулся, позволяя своим людям сделать работу. Мне нравилось это ощущение — наблюдать, как всё идёт по моему плану. Каждое её слово в ресторане, каждый взгляд — лишь маленькие штрихи к картине, которую я уже рисовал.
Через двадцать минут я въехал во двор своего дома. Машина с ней стояла у входа.
Они забрали её быстро, чисто. Сейчас она уже была внутри — за толстыми стенами, из которых никто не уходит без моего ведома. Она спит.
Я заглушил мотор, вышел, и ночной воздух показался ещё тише, чем в ресторане.
Я вошёл в свой особняк. Мрамор под ногами тихо отозвался глухим эхом, в воздухе стоял запах табака и чистоты — привычный, но сейчас раздражающий. На лестнице мелькнул охранник, кивнул, пропуская меня.
В холле уже ждали двое. Костюмы, папки, напряжённые взгляды. Себастьян начал говорить о встрече с поставщиками, второй — о слухах, что конкуренты двигаются слишком близко.
Я даже не стал дослушивать.
— Потом, — отрезал я.
Все эти сделки, враги, цифры... не имели смысла, пока она там, спит на моей кровати. Я быстро поднялся на второй этаж и вошёл в комнату, где она спала.
Когда увидел её, так близко... это был как сон.
Я подошёл к ней, не сводя взгляд. Какая она красивая. Блять. Я готов сжечь весь мир ради неё. С каждым днём без неё становится всё тяжелее. Я нуждаюсь в ней. Она — мой наркотик. Я готов на всё ради неё.
Её волосы рассыпались по подушке мягкими волнами, и я осторожно провёл пальцами по ним.
Они пахли сладко — как карамель, оставшаяся на губах после долгого вечера. Лёгкий оттенок ванили смешивался с чем-то ещё очень вкусным.
Я наклонился ближе и глубоко вдохнул этот аромат — он манил и одновременно владел мной, напоминая, что она теперь полностью во власти моего мира — мира, где вкус и запах играют роль не меньше, чем сила и страх.
Подошёл к тумбочке рядом с её кроватью, открыл её — холодный металл тут же отозвался лёгким блеском. Наручники.
Взял их в руку. Холодный металл постепенно согревался от тепла моих пальцев.
Опустил руки к её запястьям, пальцы легко коснулись нежной кожи. С лёгким щелчком замкнул наручники, разрезая тишину комнаты.
Она не пошевелилась — спала, беззащитная и удивительно красивая в этом покое.
Я сел рядом и долго смотрел на эти металлические кольца, что сковали её руки. Смотрел час или два. Но времени нет. В этом мире правят те, кто умеет рубить с плеча.
Я встал и вышел, закрыв дверь. Пусть спит, мой кролик.
Внизу, в темноте у входа, сидели двое. Их лица скрывала тьма, но я знал — это Себастьян и ещё один из моих лучших. Люди, которые знают цену жизни и смерти.
— Что у нас? — мой голос резок, как удар ножом.
— Конкуренты решили проверить нервы, — ответил Себастьян. Его слова — тихие. — Порта Нуово под угрозой. Готовятся грязные игры: рейдерство, подставы.
Я почувствовал, как гнев поднимается внутри — холодный, смертельный.
— Они сделали первый ход, — сказал я, сжав кулаки, пальцы побелели от напряжения. — Что с задержанными?
— Трое — из «Чёрной Вдовы». Поймали их ночью.
Я усмехнулся — безрадостно и жестоко.
— План готов, — сказал Себастьян. — Завтра начнём действовать.
— Передай им одно — предложение, от которого не отвертеться. Сдаться или сдохнуть.
Они кивнули и ушли.
Я снова начал подниматься на второй этаж, пока в голове крутились мысли о врагах и предстоящих действиях.
Когда подходил к комнате, услышал звук... Она проснулась. Я отчетливо услышал звон наручников.
Подошёл и открыл дверь.
Моя девочка уже была хмурая. Я улыбнулся.
— Как спалось, mia bambina? — спросил я и подошёл ближе.
Сел на стул возле кровати и увидел в её лице сначала шок, потом злость.
— Нет, ты уже в край обнаглел, что ли?! Сними это! Зачем я здесь? — почти кричала она.
— Тсс... тише, тише, котёнок. Я сниму только если будешь хорошей девочкой. Ты здесь, потому что я так захотел. Ты от меня не убежишь, Селеста.
— Блять, ты... Ты... С меня хватит! Кто ты такой, чёрт возьми, что думаешь, что тебе всё позволено?! — кричала она.
Я встал с стула и подошёл к ней.
Наклонился, и моё лицо оказалось в нескольких сантиметрах от её.
— Милая, я же предупреждал — не говори со мной так. Неужели забыла? Не выводи меня. Я терплю долго, но всему есть предел. Тебе не нужно знать обо мне больше, чем я сказал, — говорю я уже не так спокойно.
Она нахмурилась.
— Но почему я ничего не могу знать о тебе?
— Ещё не время. Потом ты всё узнаешь, но сейчас эта информация не нужна. Ты хорошо поспала? — спросил я нежнее и дотронулся до её щеки большим пальцем, гладя её.
— Не очень. Ты меня украл, Маттео! Хочу домой. И сними это, пожалуйста, — сказала она уже без крика, скорее устало.
— Но здесь твой дом, mia bambina. Я не могу снять наручники — ты убежишь или найдёшь способ сделать какую-то пакость.
— Нет... Мне больно... Маттео, я не хочу. Я устала, — её голос дрожал.
Я посмотрел на неё и хотел убить себя, ведь это из-за меня.
Но она меня даже не слышит — видит только плохое во мне.
Я посмотрел на наручники — она, видимо, проснулась раньше чем я услышал и пыталась освободиться, поранив запястья.
Я быстро снял их и откинул в сторону.
Она строила из себя холодную женщину, но была очень нежной и ранимой.
Я взял её руки и осмотрел ссадины и потертости.
— Больно? — спросил, стараясь быть аккуратным и нежным.
Она посмотрела на меня, будто впервые видит таким... Может, так и есть.
— Немного, — тихо ответила.
Я подошёл к тумбочке, взял аптечку — флакон с антисептиком и ватные диски.
Вернулся и мягко отодвинул прядь волос, что спадала на запястье.
Кожа была нежной, с лёгкими покраснениями и мелкими ссадинами — следы наручников.
Я аккуратно смочил ватный диск и почти не ощущая прикосновения стал обрабатывать ранки.
Холодный раствор слегка жёг, она вздрогнула.
— Всё хорошо... Вот так... Умничка, — тихо сказал я, почти шепотом, стараясь успокоить.
Пальцы скользили по коже, стараясь не причинить боль, а лишь облегчить.
Каждое движение было наполнено тихой заботой — я не хотел навредить, а помочь.
— Спокойно, — думал я, — всё будет хорошо.
Закончил, обмотал запястья бинтом вокруг ссадин.
Поглядел на неё — она не смотрела с ненавистью или злостью. Нет, это было что-то другое. Более теплое.
Провёл рукой по её волосам, вдыхая тонкий, сладковатый аромат.
В этот момент она казалась мне самой хрупкой и дорогой вещью на свете, которую я готов защищать любой ценой.
Тишина наполняла комнату, и в ней было больше тепла, чем в любом моём приказе.