Селеста Риверс
Он ушёл.
Слёзы покатились по моему лицу. Я не знала, что делать, что произошло и что будет. Что я наделала? Зачем поддалась? Что со мной было? Это ужасно... так нельзя, Селеста. Ты не такая. Почему ты всё время такая?
Если честно, я стараюсь быть... другой. Такой, какой меня воспитывали мои родители. Быть спокойной, с холодным умом, думать наперёд, не показывать эмоции. Я пытаюсь быть такой. Пытаюсь быть той, которую они хотели видеть. Но не получается! Я не такая...
Я живая. Я люблю улыбаться, общаться с другими, показывать чувства. Я как огонь — могу разжечься без зажигалки.
⸻
Пять лет назад
В этом доме всегда царила тишина — натянутая, как струна. Роскошные стены, мраморные полы, тяжёлые портьеры... всё выглядело идеально, почти как в музее. Но в этой идеальности не было ни капли тепла.
Мои родители были богаты, влиятельны, уважаемы. Все говорили, как мне повезло. Но никто не знал, как это — расти в доме, где к тебе никогда не подходят, чтобы обнять. Где всё должно быть по расписанию. Где нет места слабости. Где тебя не любят.
Мама всегда была холодной. Её голос звучал ровно, без эмоций:
— Выпрями спину. Не плачь. Люди смотрят. Как ты себя ведёшь?
Она никогда не смотрела мне в глаза. Только поправляла воротничок или приглаживала мои волосы — как кукле, не дочери. Я была для них роботом. Всё должно было быть идеально.
А папа... Папа не кричал. Он просто смотрел. Этого взгляда хватало, чтобы я замирала, даже если не сделала ничего плохого. Я боялась его молчания больше, чем любых криков.
Помню, как-то я хотела повесить свой рисунок на холодильник — как в других семьях, где гордятся детьми. Но мама сдёрнула его в ту же минуту. Сказала, что он «портит интерьер». Я тогда долго хранила его под подушкой. Я очень их любила. Часто подходила, пыталась обнять, сказать, что люблю... но в ответ меня только отталкивали или ругали. А потом... наверное, что-то во мне надломилось.
Я не помню, чтобы они хоть раз спросили, счастлива ли я. Или хотя бы просто — как у меня дела. У нас не было разговоров по душам. Только приказы, холод и вечное «будь лучше».
Никогда — «я горжусь тобой».
Никогда — «я люблю тебя».
В тот вечер.
— Селеста, ты не понимаешь, что ты ужасная? Ужасная дочь, сестра, человек. Бери пример со своей младшей сестры. Неужели ты не понимаешь, как тебе это важно? Медицинский — это очень престижно! — кричит отец, стоя посреди кабинета. Я сижу на диване, и по моему лицу текут слёзы.
— Пап, но я не хочу! Я не люблю это... я не хочу быть доктором! — мой голос срывается, я рыдаю всё сильнее.
Резко я чувствую жгучую боль на щеке. Я всхлипываю и поднимаю глаза на отца.
— Заткнись. Ты будешь делать то, что я сказал. Ты поняла, мразь? Какая ты неблагодарная сволочь. Мы тебя поим, кормим, даём тебе одежду. Ты живёшь как в замке, а смеешь ещё голос на меня поднимать?! Не хочешь, значит?! — он орёт, схватив меня за запястье.
— Папа, мне больно... пусти меня, — я плачу. Мне больно не только физически, но и внутри.
— Почему ты меня не слышишь...? Я ведь могу зарабатывать больше, чем врачи...
— Шлюхи тоже зарабатывают, некоторые. Ты шлюхой хочешь быть, да? Хотя, судя по твоему поведению... — он скривился. — Мне мать твою позвать, чтобы она посмотрела, что за чмо здесь сидит и сопли пускает?
— Ты можешь собраться? Что ты ревёшь постоянно? Тебе что-то не так?! — он снова сжимает запястье и резко дёргает меня с дивана.
— Нет... не надо маму... пожалуйста... — я умоляю его, но он будто дьявол. Не слышит ничего. Тащит меня вверх по лестнице.
Моя сестра в это время сидит в зале. И просто... смотрит. Смотрит с улыбкой.
Папа втягивает меня на второй этаж.
И вот... пришла мама.
— Ты опять отца доводишь?! Чё ты такая сволочь?! Правильно я делала, что не хотела тебя рожать. Но твоя бабка заставила. Что тебе не так?! — кричит она и бьёт меня. Один раз — по щеке, сильно. Возможно, останется синяк.
— Мам, пожалуйста... хватит... простите! Я буду доктором! Только не надо бить... — я рыдаю, но она только злее.
— Почему ты ревёшь?! Как ты меня заебала! — она снова бьёт. Ещё раз. И ещё.
Я отхожу назад. Следующий удар сильнее. Я теряю равновесие.
Я падаю.
Лестница встречает меня жестоко: глухие удары, вспышки боли, кровь на губах. Я даже не успеваю закричать — только скольжу вниз, как сломанная кукла, по холодным каменным ступеням.
И темнота.
⸻
Сейчас
После этого у меня были сломаны рука и нога. Рёбра чудом остались целы. Я провела в больнице много времени — и это были, как ни странно, хорошие дни. Родители и сестра навещали меня всего один раз — и то в самом начале. Но, может, это и к лучшему.
Я читала книги, спала, разговаривала с другими подростками. Мне было спокойно.
После выписки отношения с родителями стали только хуже.
Когда я вспоминаю то время — слёзы и ненависть подступают к горлу.
Из-за папы я начала ненавидеть мужчин. Хотя, признаться, без помощи других парней тоже не обошлось. Мне кажется, все мужчины — придурки, которые рано или поздно предают. Нет таких, кто не изменяет. Они сначала милые, а потом показывают свою сущность.
Ненавижу их.
Лучше быть одной, чем быть замужем и страдать.
Я ещё несколько часов проплакала, а потом уснула, обняв подушку.
Когда проснулась утром — чувствовала себя разбитой. От слёз. От всего.
Я открыла телефон. Там были уведомления от Instagram и TikTok. Я не поняла. Зашла — и увидела, что мой аккаунт восстановлен. Как будто его и не удаляли два дня назад.
Я испытала два чувства: шок и радость.
Я открыла переписку с тем мужчиной и написала:
— Это ты восстановил мой аккаунт? Как? Быстро ты, смотрю, мнение меняешь.
Он прочитал почти сразу. Ответил:
— Ты была хорошей девочкой, mia cara. Или удалить надо?
Я нахмурилась.
— Как хочешь, — холодно ответила я и выключила телефон.