Глава 4
Эти чувства из прошлого иногда ко мне возвращаются. Вместе с тогдашним шумом дождя, тогдашним запахом ветра...
Харуки Мураками
Холодные краски покрывали вершины высоких гор, чьи склоны были усыпаны поздними ягодами и травами. Дорога, ведущая туда, дальше, казавшаяся бесконечной в своей жизни, извивалась, пока склонённые к низу деревья не расступились, открывая вид на старый дворец одного слишком знакомого хана.
Экипаж остановился перед вратами, за которыми уже услужливо стоял дворецкий и прочий люд, призванный с целью почтительно встретить гостей. Хан, сжавшись в единую вытянутую линию, стоял поодаль от окна, скрываясь за теменью занавесок. Погода не благоволила прогулкам, и толстые пушистые облака заволокли небо, грозясь извергнуться ледяными слезами.
— Ваше Высочество, — с почтительным наклоном дворецкий подал руку выходящей из экипажа императрице.
На этот раз она ее приняла, позволив слуге провести ее на землю прошлого дома. Я внимательно следил за ее эмоциями, что было трудно рассмотреть за маской холода, одетой, по всей видимости, для защиты и без того пострадавшего сердца.
Тишина провела взглядом по вершинам самого серого дворца, просматривая дальше, туда за те высокие купола башен, на горы, одиноко стоящие вдалеке, перед прохладной рекой, снабжающей все соседние ханства и империи необходимыми торговыми путями. Где-то там, среди склонов гор, покрытых вереском, должно быть, были ее воспоминания.
— Приветствуем вас, правитель ожидает вас в обеденном зале, — все также разъяснял дворецкий. — Камеристка проводит вас к вашим покоям.
Императрица кивнула, увидев перед собой женщину в летах, одетую в тщательно выглаженный фартучек с убранными наверх волосами. По ее глазам можно было предположить, что многое поменялось со времени ее последнего визита.
— Позвольте, где расположить покои вашего спутника? — на секунду дворецкий смутился, не зная, видно, как обращаться ко мне на этот раз, при моем новом социальном положении.
— Рядом со мной, благодарю, — сказала она, не оборачиваясь.
Ее светлое платье, единственное, что выделялось среди серости встретившего нас дворца, скользило все дальше, вперед за личной служанкой. Меня же повели в совершенно другом направлении.
Как только я потерял из виду Тишину, я стал беспокоиться за то, что может произойти. Все же нет ни единой гарантии, что хан не выжил из ума и не захочет таким способом отыграться за все свои потерянные шансы выстроить сильную державу. Мне требовалось как можно быстрее воссоединиться с Тишиной, не оставляя ее ему.
Мои покои были под стать всей атмосфере здания. Тусклые обои, блеклые стены и единственное окно, завораживающее своим видом на пробегающие мимо облака, возвышающиеся над темными кронами деревьев и мелкими травами перед ними.
Я одернул занавески и всмотрелся вдаль. Туда, где небосклон стремился к горизонту и падал в объятья гор. Где-то там был прошлый мой дом и детство, закончившееся слишком давно, чтобы о нем помнить, но длившееся достаточно, чтобы время от времени о нем вспоминать.
Всю комнату заволокло тишиной отдаленного крыла дворца и той приятной атмосферой, имеющей место быть только в августе, только в том промежутке времени, когда кажется, что мир остановился прямо на твоих глазах и вот-вот продолжит свой неизменный тысячелетний ход.
— Вас приглашают ко столу, — кто-то постучался в дверь, произнеся тихим неуверенным голосом одну фразу. — Позвольте вас проводить.
Дремота, навеянная горами и той прохладой нового места, была насильно сдернута, и я открыл дверь. На пороге стоял уже другой мужчина, почтительно склонивший голову. Я хоть и помнил, куда мне стоит пройти, чтобы выбраться в главную обеденную залу, не отказался от кампании, надеясь избежать ненужных встреч и разговоров на пути.
— Как прошел ваш путь? — неясно и скромно, не поднимая головы, спросил загнанный в угол хан, обращаясь к императрице.
Я вошел в залу, на что все обратили внимание, но никто не предпринял ни единого движения. Безмолвие, стоявшее во всей зале, подгоняемое смущением и скованностью правящей в этом ханстве семьи, разбавлялось сдавленными вопросами хана и четкими, хоть и слегка боязливыми ответами со стороны императрицы.
— Не дурно. Дорога из Долор, безусловно, заняла довольно большое количество времени, но это не столь критично, — отозвалась она.
Подали первое блюдо, прежде чем я принялся рассматривать сидящих за длинным столом. Из детей хана здесь находились немногие. Девушка, чье имя, если память не играет со мной злую шутку, было Луиза, не поднимала головы на императрицу, будто боялась на нее смотреть. Также, за столом находились ее сестры, имена которых стерлись в движениях истории, что также не стремились высказывать своих мыслей относительно нового положения их бывшей родственницы. В комнате собрались, судя по количеству свободных стульев, только самые высшие члены правящей семьи.
— Позвольте, — хан снова сделал попытку начать разговор. — Какова причина вашего визита? Вам что-то требуется?
Тишина остановила себе в принятии пищи и взглянула на хана. Тот под ее взглядом еще более вжался в себя и опустил голову. Социальное положение поразительно смягчало его характер.
— Насколько я помню, у нас было приглашение Хереста, — без эмоций ответила она, но я понял, что если у нее и были причины для нынешнего визита, то были они явно иными.
— Но ваше общество разбавлено и другими, — еле выговорил правитель, имея в виду мое присутствие. — Теми, чье положение было, скажем, слегка изменено.
— Он мой спутник, — резко вставила она, отчего собеседник поперхнулся. — Не вижу причин для столь витиеватых намеков.
— Какой же рок сыграла судьба, что все настолько кардинально изменилось за последний год? Неужели, возможно, чтобы все то, что мы обговаривали, нашло свой конец в таком итоге?
Хан говорил о том, что то, что я пыталась вытворить еще год назад, было обговорено и с ним, и с его братом. Только кто же знал, что цель моя была поставлена совсем не мной. А я, гордившийся остротой своих мыслей и независимостью мнения, оказался ведомым двумя типичными ублюдками.
— Не стоит обсуждать это при посторонних, — выпалила она, рассматривая изменившиеся от страха лица родственников. — Твои желания и мечты, к счастью, канули в лету, сменившись на более удачный исход, не так ли?
Он лишь боязливо кивнул. Каждый из находившихся за столом теперь с тем же почтением и легким страхом относился к новой императрице, а не ко мне в мой прошлый визит сюда. Только вот, по ее напряженному дыханию едва ли можно было утверждать, что это тешило ее самолюбие.
— Я не нахожу здесь Джейн, — поддержала чуть не угаснувший разговор Тишина. — Что произошло за последний год?
Хан напряженно отвел взгляд в сторону и без какого-либо желания, обратился к Луизе, с просьбой поведать всю произошедшую историю.
— Она сбежала с неким военным и через соседнюю империю прошла через порт. Более ее никто не видел, — как ни в чем не бывало отозвалась девушка, продолжая прием пищи. — Об этом, конечно, никто дальше круга семьи не знает.
— Разумеется, это бы поставило крест на репутации вашей семьи, — Тишина принципиально выделила слово «вашей», отчего каждый здравомыслящий участник застолья проглотил удивление. — А как обстоят экономические дела?
Хан, не отошедший от прошлого удара с ее стороны, пошел белыми пятнами, из-за чего отвечать пришлось его личному советнику, также находившемуся за обеденным столом.
— Мы терпим куда менее убытков, после перерасчета бюджета, — ограничился общими фразами мужчина, но императрица, должно быть, и так прекрасно понимала, что на балы, встречи и званые обеды уходит непозволительно много средств.
— Выражаю благодарность за прием, — она слегка склонила голову набок и, поставив бокал вина, встала из-за стола.
За ней встал я, подумав, что после ее ухода, оставаться здесь будет не столько стыдно, сколько неприлично. В тот же момент, встали все, словно связной цепочкой. Императрица сама решила, когда закончится обед, хотя то гостям было непозволительно. Хан же не мог сказать ни слова против, настолько он был впечатлён увиденным.
— Постойте, — вдруг оживился он, но встретившись с ее испытуемым взглядом занимаемого ею положения в обществе, снова съежился и еле выговорил: — Вечером состоится бал. Будем рады видеть вас. На балу. Сегодня вечером. Вас...
Императрица привычным небрежным жестом наклонила голову в бок и вышла из залы. Я поспешил за нею. Не успел я и пройти более двадцати метров по лестнице для прислуги, ведущей вниз, как заметил ее обувь, аккуратно сложенную на полу, там, где едва ли ходили высокопоставленные чины. Коридор привел меня на кухню.
Я не был тут уже столько лет, но по-прежнему чувствовал то, с чем сюда пришел в прошлый раз — неприкаянность, серость и жажду найти что-то по душе, свой уголок в этом мире. Однако ничего не изменилось, и я остался все тем же мальчишкой, потерявшим столько времени в погони за мнимой мечтой. Хотя мог бы остаться верным себе и заниматься строительством, производством вина и просто наблюдением за природой.
Я прошел мимо слуг, кухарки, лакеев, что застыли при виде меня, видно, прошлого императора, идущего босиком по кухне, в том месте, где почти никогда не ходят важные люди.
Я прошел вслед за императрицей.
Она медленными шагами пробиралась через поле, несмотря на кучевые облака, завлекшие все небо и ветер, что шумел в кронах деревьев, она шла вперед, по всей видимости, к отдаленной конюшне, путь куда порос высокими травами. Едва выглядывающие из-под сгущающихся туч лучики солнца щекотали ее кожу, озаряя растрепанные волосы теплом.
— Не может быть, — сорвалось с ее губ. — Кайл? Кайл! Слышишь...
Ее слова пропадали в прохладном ветре, но она упорно продвигалась вперед, двумя руками придерживая платье, пока я неспешно шел позади, силясь остаться незамеченным. Мне хотелось понаблюдать за ней, за ее движениями и прочим. Что сейчас будет?
— Не может быть, — также раздалось с другой стороны, когда я уже зашел за деревья в ожидании встречи давних друзей. — Мне...
Кайл слегка замялся, подбирая правильные слова. Он по-прежнему был по-простецки одет, причесан кое-как, но выглядел румяным, вполне себе счастливым, хоть и был простым конюхом. Неужели это представлялось возможным?
— Мне называть тебя госпожой? Императрицей? — он снова замялся, но взгляд, в котором сквозила неприязнь, не опускал. — Или предательницей? Что тебе больше нравится?
Я не мог видеть лицо Тишины, но предполагал, что на нем нарисовано, и что она чувствовала. Кайл упер руки в бока и со злостью посмотрел на давнюю подругу. Он теперь неприкрыто выражал то, что скрывал в себе столько времени.
— Я же хотел помочь, что это вообще за выходки? Для чего нужно было убивать его, так хотела власти? Ты думала, что чем-то лучше императора. А ты такая же как он, если не хуже, — он сплюнул слова на землю, прямо под ноги Тишине, и метнул взгляд в сторону. — Ива, не стоит.
Мне тут же стало понятно, что он не знал и половины того, что произошло в ту ночь. После же я был слишком занят размышлениями о причинах, по которым Иветта находится в ханстве, однако оно пришло само сразу после ее выхода. Длинные белые волосы спадали вниз на плечи и руки, мягко обхватившие уже довольно большой животик. Иветта с улыбкой подбежала к Тишине.
— Мне приятно снова свидеться с тобою, — с искренним почтением произнесла она, прежде чем легонько поклониться императрице.
— Ива, я... — хотела что-то сказать Тишина, но Кайл этому воспротивился.
— Достаточно, у тебя был шанс высказаться, ты... — на этот раз Ива мягко взяла его за руку.
Она провела кончиками пальцев по тыльной стороне его ладони и тепло заглянула ему в глаза. Он в миг успокоился и удовлетворительно кивнул ей, после чего добровольно отошел в сторону. Внутри что-то невольно встрепенулось.
— Мне приятно снова свидеться с тобою, — повторила она и взяла ее за руку, продолжая чуть тише. — Что бы ты не сделала, Кайл опечален лишь из-за того, что не он стал героем. Я очень рада такому шансу.
Она показала на себя и переступила с одной ноги на другую, видно, устав выносить такой вес. Поправив белую прядь, она снова заговорила.
— Благодаря тому, что ты сделала, дорогая, я обрела все, о чем только могла мечтать. Здесь, конечно, отнюдь не дворец, но кому нужны те холодные полы и пустые бездушные комнаты, отделанные в роскоши? Я могу быть собой. Собой, представляешь? — она легко покружилась, насколько то позволяло ее физическое состояние. — Не гнаться за чем-то, что принято обществом, не встречаться каждую ночь с холодной стеной, нет.
Иветта грезила и делилась собственным счастьем так, словно между ними и не существовало никакого социального неравенства. Сейчас они были лишь подругами, доверяющими друг другу нечто важное. А может, так выглядело лишь со стороны. Тишина неловко поправила юбку.
— А что случилось... — императрица запнулась. — Что случилось с империей? Как вы смогли уйти?
Ива весело улыбнулась, казалось, вспомнила что-то доселе приносившее ей радость от одного воспоминания.
— После ухода императора, ко власти пришел его сын. Не помню, кем именно приходилась его мать, ты должно быть никогда с ним и не встречалась. На деле такой ответственный мужчина. Тут же принял на себя все государственные дела, упразднил совет, я и не знаю, сколько всего он еще сделал во главе, только гарем, как он выразился, лишь ослаблял силы империи...
— Ослаблял силы империи? — переспросила Тишина, словно не хотела слышать продолжение мысли Ивы. — На что же он направил свои силы, если военной угрозы со стороны Долор более не существовало? Неужели заключить договор с этой империей было бы для него не выгодным? Отчего же я не имела чести принять его за все прошедшее время?
Иветта помялась, переведя взгляд себе под ноги, а после обратно на императрицу, что была чуть выше, чем она сама. Она смутилась, словно подбирая правильные выражения.
— Он сыскал влияние у заморских гостей, а раз угрозы не существовало, торговля вновь заимела продолжение, из-за чего все его силы были направлены на улучшение жизни внутри, а не снаружи. Это все, что мне удалось набрать по слухам. Я плохо в этом разбираюсь.
Честно призналась Иветта и, наконец, облегченно вздохнула, заведя разговор о том, в чем была как рыба в воде.
— Новый император распустил гарем. Бывшие жены заняли места в городском совете и благотворительности, ума не предположу, что это значит, — Ива сдержанно рассмеялась. — Ему так приглянулась одна девушка, что совсем недавно, они обручились. Как доносят слухи, он не мог позволить кому-то оспорить его выбор, ведь если она стала его императрицей, то другие девушки несут в себе осквернение его способности разумно выбирать.
Пальцы Тишины с силой сжали ткань платья, а весь ее стан слегка напрягся, будто сдерживая какие-то внутренние эмоции, чего Ива не замечала вовсе, продолжая неустанно разглагольствовать про свадьбу, платья, неожиданный поворот в ее жизни. Пока Тишина боролась с подступающими к горлу эмоциями, чего нельзя было не почувствовать по всему ее напряженному телу.
— А после мы с Кайлом перебрались сюда, на его прошлое место работы. И знаешь я никогда не чувствовала себе более счастливой, чем сейчас, я даже... — она опешила. — Это слезы? Дорогая, если я сказала что-то не то. Нет, я не хотела задевать твои чувства, ты всегда была такой отстраненной, я и не думала...
То, что Тишина и была отстраненной, совершенно не значило, что она не имела чувств. Я снова почувствовал укол вины и сожаления, отчего мог вообразить себя на ее месте, что было, по сути, в новинку.
Иветта шумно вздохнула и чуть было не упала. Должно быть, преувеличенное значение, кое она предала тому, что смогла вызвать в Тишине некие эмоции, негативно повлияло на ее физическое состояние. Кайл тут же подбежал к своей дорогой, мягко подхватив ее за талию.
— Ты и здесь решила отравить мою жизнь? — с неприкрытым гневом спросил Кайл, после чего уже и не замечал императрицы, принявшись узнавать все, что могло бы помочь Иве прийти в чувства.
А императрица более ничего и не ждала. Она скорым шагом прошла через конюшню далее, поднимаясь по склону вверх, на высоту небольших гор, над вершинами которых плавали кучевые облака. Они рассеивались в пологом тумане, собирающимся чуть дальше, чуть выше, там, где рос вереск, текли холодные горные реки, прятавшиеся после в густых темных лесах, простирающихся вплоть до линии горизонта. Подле оврагов, что образовались под стремительными водами, собирались травы и разбросанные цветы, что дожили до увядающей прохлады августа. Там, среди них, царила вечная, неутомимая тишина.
Я не стал ее догонять. Временное одиночество может стать тем глотком воздуха, лекарством, исцеляющим душу. Я возвращался обратно уже многим позже под сбивающий северный ветер, под качающиеся травы и свист птиц, летающих в небе. Волосы растрепались, рослые растения цеплялись за одежду и гладили кожу, охлаждали босые ноги.
Я шел тем же путем, чтобы не смущать съезжающихся на бал знаменитых гостей. Они, видно, получили уведомление о таком великом событии, как возвращении Тишины в ином статусе. Другого объяснения такой чересчур шумной процессии я не находил.
Проходя мимо кухни, я невольно наткнулся на Кайла с Ивой, что со смехом перебирали ягоды. Одна ягодка соскочила с руки юноши, перекатившись на раскрытую ладонь, а после он поднес ее к губам девушки. И оба они рассмеялись.
— Тунеядцы! Совсем скоро мы должны подавать блюда, а ну прекращайте! — крикнула кухарка, чуть не столкнувшись со мной. — Молодой человек, вы, — она, казалось, только узнала меня. — Это же вы знакомы с императрицей Долор? А скажите, это правда, что она будет на балу?
Ива с Кайлом как один подняли на меня взгляды, в которых имелся прежний страх к тому мне, который был правителем. Я с самообладанием наклонил голову вбок в знак приветствия. Кухарка и вовсе ничего не замечала, по-прежнему твердя что-то о важности присутствия Тишины на балу, о количестве тарелок и очередности подачи блюд. Иветта встала со своего места, однако Кайл преградил путь.
— Это наваждение, он давно в земле, — произнес он, держа Иву за руку.
— Отнюдь, — все, что произнес я.
— Все хорошо, — вместе со мной, Иветта сжала руку спутника и с той же умиротворенной улыбкой, что теперь и вовсе не сходила с ее лица, обратилась ко мне. — Так вы не покинули нас. Вы прибыли на бал?
Она, казалось, только после этого вопроса смогла рассмотреть мой внешний вид. Спутанные волосы, хранящие отголосок августовского ветра, помятая одежда да и вовсе босые ноги.
— Прошу прощения, я не...
— Я прибыл при моей госпоже, — с неким любопытством произнес я, ожидая реакции собеседников.
Иветта смутилась и по привычке погладила вздутый животик, бросив взгляд на спутника. Она искала поддержки и получила ее в едва заметном касании руки, что для них уже было своим собственным успокоением. По напряжению, которое объяло руки Кайла, было видно, как сильно он сдерживается, позволяя Иветте самой окончательно отпустить прошлое.
— Вот как, — вздохнула она. — Тогда, должно быть, вы будете сопровождать ее на балу?
— Это решение не за мною.
— Ваше присутствие во дворце доказывает, что вам позволят находиться подле гостей, — возразила она.
Кайл поднялся с места, передавая законченную работу кухарке, по-прежнему суетящейся насчет насущных проблем. Он также едва заметно наклонил голову набок, хоть уважения отнюдь не высказывал.
— Мне кажется, на этом разговор имеет право быть завершенным, — с расстановкой произнес он, пытаясь выжать из себя те пугающие нотки, что были ему совершенно не свойственны. — Нам не о чем более вести разговоры с вами.
Он выразил свое пренебрежение к самому моему существованию. Я не мог смириться с тем, что кто-то так легко высказывает неприязнь по отношению ко мне.
— Отчего же вы не удосужились произвести это в более вежливой форме? — язвительно спросил я.
— Вежливая форма для того, кто порабощал невинных девушек? — со злостью выплюнул он, когда я содрогнулся от каждого произнесенного слова. — Для чего же?
— Ты заблуждаешься, — мягко встряла Иветта. — Он подарил нам защиту. А до меня он никогда не касался, — она сделала паузу и обратилась после уже ко мне. — Если вы бы поняли, что не от количества зависит качество счастья, мне кажется, осознали, что мы вам никогда и не были нужны.
Я не смог высказать ответа. Все мои слова застряли где-то глубоко внутри меня, смешиваясь с горечью, что, словно яд, высвобождалась с каждым вздохом в этом новом, свободном мире. Едва поклонившись, я прошел по лестнице для прислуги на высшие этажи, в отведенную мне комнату, выкроив время на оздоровительный сон.
Словно во сне я видел в золоте отделанный зал, что не имел чести лицезреть ни разу до этого. Люстра, в подвешенных хрусталиках которой мерцал отражающийся свет, расположилась прямо в центре. По кругу от нее квадратом имелись балкончики и лестницы вниз, в тот самый бальный зал.
Паркет был отделан в светлых тонах, гармонирующих со столами, расставленными по краям, с целью не мешать гостям предаваться мелодиям танца. Где-то со стороны плавно текла спокойная музыка, раздавались голоса прибывающих гостей, что почтительно спускались по лестницам. На этот раз это были мы.
Я наблюдал, как она, ведомая одной единственной мыслью: как можно быстрее избавиться от формальных почестей, спускалась по правой лестнице, придерживая полы темно-бордового платья, из-за которого ее полуоткрытые губы становились мягкого красного цвета, а маска, скрывающая половину лица, отражала золотисто-рубиновый огонек. Ее движения были плавными, совсем неторопливыми, а за стуком ее туфель о паркет текла пола длинного платья, перескакивающего с одной ступеньки на другую. Она посмотрела на меня тогда, когда мы вместе были внизу. Я подал ей руку.
— Позвольте, — прошептал я, придерживая ее за локоть.
В тех местах, где соприкасалась наша кожа, я чувствовал жар, словно это было что-то запретное. Она лишь позволила себя коснуться, а я уже мечтал о большем.
— Истинно ли что вы родом отсюда? — к нам подошла женщина, что, видимо, воодушевлялась Тишиной. — А сейчас являетесь императрицей?
— Вы правы, — поклонилась она и под предлогом усталости улетучила момент подойти к столу, отпустив мою руку.
Я смотрел на красное вино в ее руках. Мне вспомнилась наша первая поездка. Тогда она отказалась от вина, тогда она еще имела свои цели, планы на жизнь, тогда как вино всегда позволяло мне заглушать назойливый голосок внутри меня, голосящий о ненужности тех реалий. Может, сейчас и в ней есть голосок, что единственно знает правду о ее желаниях?
— Не подарите ли вы мне танец? — спросил я, опуская взгляд с потаенной надеждой.
Где-то позади раздается лязг оружия, и кинжал с красными, насыщенными каплями крови, падает рядом с ней, рядом с ее бледным, неподвижным телом.
Я вспоминаю момент убийства еще там, в моей империи, туманность сознания от легкого опьянения, ее такие искренние слова и открытые желания. Я прикусываю губу, закрывая глаза. Мне хотелось поговорить с ней, спросить, наконец, о том, что все это должно было значить, но сейчас был не тот случай, слишком неподходящий. Случай, впрочем, всегда был неподходящим.
— Мне нужна твоя помощь, — произнесли ее едва мертвые губы, после чего плавно приблизились к моей щеке, дотрагиваясь до кожи, делая ее влажной.
Отчего-то я почувствовал этот поцелуй более явно, чем все остальное. И все цвета бала начали медленно таять, хрусталики на люстре мигали последними огоньками, лестницы плавными ступеньками рассеивались, привнося одну лишь темень. Лицо Тишины раскрасилось красками и также исчезло в подступающей темноте.
— Что случилось? — полусонно спросил я, еле открывая глаза. — Что такое?
Сверху вниз на меня смотрели блестевшие на яркой, желтой луне глаза. В них застыло чувство смущения, видно, от ее мыслей насчет моего нарушенного покоя. В этих же глазах я заметил мелькающие искорки, часто возникающие от вина, и едва заметные мокрые полосы на мягких линиях щек. Тишина несильно потянула меня наверх, заставляя подняться.
— Мы куда-то идем? — спросил я, но она лишь кивнула.
Она поднялась с моей кровати и, не отворачиваясь, подала темный довольно теплый шлафрок. Он была похож на тот же, который носила сама Тишина. С одеждой и принесенной обувью стало куда теплее. Мы, не говоря друг другу ни слова, вышли из полусонного дворца на улицу, невольно предчувствуя ту атмосферу августовской ночи.
В природе уже похолодало, что часто бывает при звездопаде. Кометы, оставляя свой след на небосклоне, падают вниз, растворяясь в неизвестности. А мы все шли и шли, следя за переходящими от одного предмета на другой, тенями от яркого света полной луны.
Мы прошли сад, вышли туда на поле вереска, где все цветы и травы обрели свой сон и покой. Горы вдалеке загадочно молчали, а редкие ночные птицы, вылетевшие на охоту, присматривали добычу сверху. Они, издавая еле заметные, звуки, опускались рядом со своими гнездами, предчувствуя скорую осень, а там уже и зиму.
— Посмотри, — неожиданно она остановилась, из-за чего я сделал лишний шаг, оказавшись рядом. — Это моя любимая поляна.
Она указала куда-то недалеко, туда, где стремящиеся к верху деревья, составляли собой полукруг и скрывали отдельную поляну от дворца, позволяя взгляду зацепиться лишь за холодную извилистую реку, водопадом стекающую с крупных камней у подножья горы.
От масс воды исходил легкий шум, разбавляющий всю тишину ночи, добавляющей ей какой-то своей теплоты. Моя спутница прошла за деревья и села рядом с резким обрывом, всматриваясь в темную гладь реки. Она лишь взглянула на ее извилистое русло и отвернулась. Там, где вода налетала на острые камни, несколько назойливых брызг доходили до ее и без того холодной кожи.
— Это... — я хотел что-то сказать, но понимал, что лучше не нарушать той умиротворенности резким слогом.
— Это река, а это, — она, поправив накидку, легла на спину, чуть поодаль от обрыва. — Звезды.
Тишина перевела взгляд на меня, указала на место рядом с ней, и снова поймала то странное задумчивое состояние. Я лег рядом, встретившись с влажной, прохладной землей. На небосклоне россыпью разбежались звезды. Алмазной пылью, они покрывали все небо, словно мы находились в шатре, а деревья, растущие полукругом, представляли небо ограниченным, из-за чего можно было представить, что сейчас, в этот момент, только мы имели удовольствие наслаждаться звездами этого мира.
Некоторые особо яркие звезды замерцали, а другие, на самом деле, кометы, оставляя длинные хвосты, друг за другом устремились вниз, позволив нам насладиться захватывающем зрелищем.
— Ты можешь загадать любое желание, и оно обязательно должно сбыться, — полушепотом сказал я, зная, что расстояние между нами не так уж и велико.
Она повернула голову на меня, оторвавшись от россыпи звезд. Ее глаза, казалось, сохранили в себе все те огоньки ночного неба, отозвавшись от души особым теплом. Она неотрывно смотрела на меня, дыша совсем тихо, не торопясь. Ее рука потянулась к моей щеке, и холодные пальцы слегка пощекотали кожу.
— Мы опоздали, — проговорила она. — Посмотри.
Она опустила руку и снов посмотрела на небо, словно в нем было все очарование августа.
— Нам кажется, они вместе, но это не так. Они холодные, они не чувствуют тепла, между ними миллиарды расстояния. А мы, другие люди, наивно предполагаем, что они так близки, — с грустью шепнула она, имея под этим, верно, совсем не звезды, а то, что происходит по обычаю в спальне. — И только некоторым удается сблизиться. Одно неправильное движение, и их уже нет.
Она закончила говорить, а мне казалось, что сейчас, вероятно, лучший момент для откровения, однако я по-прежнему не мог ни подобрать слов, ни набраться мужества обсудить что должно. Императрица более не зачинала никакой беседы.
Внезапно она снова повернулась ко мне, медленно дотронулась до щеки, потянувшись к губам. Она нежно коснулась их, прикусывала, наслаждаясь, видно, хоть каким-то теплом на холодной земле. Она подвинулась ближе и, не позволяя ее касаться, оказалась чуть выше, двигаясь к моему уху.
— Ты же хочешь сейчас этого, верно? — прошептала она, пока я проследил за тем, как ловко она смахнула слезу, появившуюся, вероятно, после прошлой реплики.
А я хотел, верно. Она отодвинулась чуть дальше, снова отдаваясь губам. Ее пальцы скользили в моих волосах, приятно дотрагиваясь до кожи головы, а сама она теперь, присела сверху, смотря на меня вниз. Так я хотел ее еще больше. Только в голове появлялись воспоминания о тех моментах, в которые мы были близки в моей родной империи, о том, что она говорила, что это отнюдь не то, что сближает и делает две души открытые друг другу. Я размышлял и о ее мотивах, впервые я так много размышлял о ком-то другом, поставив себя на ее место, и, видно, алкоголь творил ужасные вещи.
Я перехватил ее руки, заглядывая в грустные, половину не понимающие глаза, отыскивая подтверждение собственному предположению — все то лишь проделки старого вина.
— Что ты делаешь? — пролепетала она, не сильно сопротивляясь.
Я поднялся вместе с нею, стараясь как можно мягче касаться ее плеч и поясницы.
— Ты пьяна, и это не твое решение, — ответил я, направившись в сторону теплой комнаты дворца, сделав первый решительный выбор.
— Но я же королева! — воспротивилась она, забыв свой истинный титул, еле находя для этого осознание; я лишь крепче прижал ее к себе.
— Моя королева.