Глава 6. Голос крови
Хогвартс тонул в вечере — полумрак коридоров, мерцание факелов, редкие силуэты студентов, спешащих по своим делам. Гермиона возвращалась с библиотеки позже обычного. Голова гудела от заклинаний древней магии, и всё, чего ей хотелось — чашка чая и тишина.
Она свернула в одну из глухих галерей западного крыла — туда редко кто заходил. Здесь были старые классы, кладовки, забытые комнаты, где иногда прятались те, кто хотел побыть один.
Но именно здесь, в тени арки, она замерла.
За чуть приоткрытой дверью — не просто разговор. Громкий, резкий, колкий голос, который невозможно было перепутать:
— Ты опозорил имя Малфоев, Тайбер. Я не для того защищал твою шкуру после войны, чтобы ты вёл себя, как... как шлак с грязных улиц!
Гермиона затаила дыхание. Она знала этот голос. Слишком хорошо.
Люциус Малфой.
— Я никогда не просил твоей защиты, — отозвался Тайбер. Его голос был ровным, но под поверхностью слышалась сталь. — И ты защищал не меня. Ты защищал фамилию. Щит, за которым прятался сам.
— Ты говоришь, как слабак. Как предатель, — прошипел Люциус. — Ты защищаешь магглорожденную девку, бьёшь слизеринца на глазах всей школы, портишь нашу репутацию...
— Я не портил то, что уже было гнилым, — перебил Тайбер. Его голос стал холоднее, чем лёд. — Я — не ты. Я не нападаю на безоружных. Я не строю гордость на крови и страхе. И да, я ударил Роланда. Потому что он тронул ту, кого не имел права даже касаться.
Наступила тишина.
— Ты влюбился в неё? — тихо спросил Люциус, но в его голосе звучала отрава.
— А если так? — прямо ответил Тайбер.
Люциус фыркнул, словно от удара.
— Позор. Грязнокровка? Ты думаешь, она примет тебя? Ты — тень. Ты — носитель имени, которое вечно будет тянуться шлейфом проклятий.
— Пусть будет так, — спокойно сказал Тайбер. — Но, в отличие от тебя, я не боюсь смотреть в зеркало.
Раздался глухой стук. Возможно — удар тростью. Возможно — кулак.
Гермиона отступила на шаг, сердце стучало в висках. Она больше не могла слушать. Ей было больно — за него. За того, кто всегда стоял прямо, молчаливо, гордо. И кто теперь стоял перед отцом и говорил правду — даже если от неё будет больно.
Она поспешила прочь.
Позже той ночью она стояла у окна в комнате отдыха Гриффиндора. Дождь тихо стучал по стеклу. В руках была кружка с чаем, но он уже остыл.
Мысли не давали покоя.
"Ты думаешь, она примет тебя?"
Слова Люциуса впивались в её сознание. Она ненавидела эту фразу. Как будто она — трофей. Как будто Тайбер — монстр, ищущий спасения. Но он не был монстром.
Он был мужчиной, который сам выбрал, кем стать.
Она знала, что не имеет права лезть в его семью. Что не должна чувствовать то, что уже просыпалось в ней.
Но в этот момент Гермиона поняла — всё меняется.
И она — уже не в стороне.
Тайбер сидел в тени зала, где хранились трофеи. Он часто приходил сюда, когда хотел остаться один.
Трофеи, щиты, вымпелы квиддичных побед — но ни один из них не значил для него столько, сколько один обнимающий жест Гермионы, случайный, инстинктивный.
Он закрыл глаза.
"Ты влюбился в неё?"
— Да, — прошептал он сам себе. — И не могу не влюбляться дальше.