Эпилог
Она ушла, а мне невыносимо хочется пойти за ней. Эта девушка как магнит для меня. Куда она — туда и я. Какая ирония — долгие годы я мог держать себя в определенных рамках, не поддаваться искушениям, не идти на поводу любого своего желания или соблазна при виде красивой женщины. Нет, женщины безусловно были, но они — и близко не стояли с НЕЙ. Моей маленькой Деллой. Хрупкой и ранимой. Но боевой, дерзкой и бесстрашной. Сочетание этих самых качеств — этот восхитительный женский букет — пробило мое равнодушие, ту оформившуюся за десятилетие маску, которую я натягивал на лицо каждое утро перед зеркалом. Сделало меня — сам от себя такого не ожидал! — неисправимым романтиком в душе, в чьих фантазиях счастливая синеглазая брюнетка улыбается обворожительной улыбкой мне, поливающему ее тело цветочной розовой водой в ванной комнате, где царит только ее божественный запах, запах моей женщины. Похоже, я попал по полной, когда влюбился в это прелестное создание.
Но так же с приходом моего ангела — или дьяволенка, это как посмотреть — я впервые ощутил неведомое, быть может, давно позабытое чувство уязвимости. Ведь Корделия — та ахиллесова пята, что будет сопровождать меня всю оставшуюся жизнь. Ради нее я готов совершить невозможное и, если возникнет смертельная необходимость, поступиться своими принципами, отступить, уступить, пойти на сделку. Всё что угодно, только бы моя Делла была в целости и сохранности.
А еще за этой девочкой нужен глаз да глаз. Меня волнует каждая минута, что та проводит без меня. Вот где она сейчас? Уже у парковки? Или всё еще спускается с лестницы? А если ей нужна моя помощь? По-моему, во мне просыпается гиперопека, и оттого я не знаю куда деть свою тревожность, выливающуюся в окружающее пространство холодной раздражительностью.
Что это? Интуитивное предостережение от опасности?
— Эй, друг, с тобой всё в порядке? — спрашивает проницательный Вэнс, разливая в свой стакан виски и ссыпая поверх немного травки забвения, чтобы снять напряжение. — Я, конечно, понимаю, снова вылазка впустую, но мы все нервничаем, да, Мэтью? Корделия вот не унывает, на оптимизме выживает, у меня вот травка есть. Хочешь?
Черт, сердце не на месте! Всё норовит пойти следом за девушкой.
— Вэнс, да убери ты эту гадость от меня! — С раздражением опрокидываю его фирменную коробку с травяным содержимым, что кстати уже два года являлось визитной карточкой клубного заведения и приносило довольно нехилую прибыль наместнику. Поднявшись резко, направляюсь к двери. — Встретимся позже. У меня дело срочное.
Да, наверное, я излишне груб и предельно жёсток, но зато я могу быть уверен, что при таком раскладе лишних вопросов, пререканий и прочих раздражающих уши споров не услышу. Все прекрасно знают — со мной спорить нельзя, невыгодно, опасно, психотравмирующе, и потому помалкивают. Мне удобно не слышать других, не хотеть знать, что им интересно, что их волнует, не устраивает, злит; недовольства выслушивать это не ко мне. Все всегда это знали и лишний раз не заговаривали со мной, боясь впасть не в милость в том числе. Но одна дерзкая заноза спутала все карты. Мало того, что дерзит с первого дня, так еще и спорит на повышенных тонах, одним словом раздражает. Но тем она мне и понравилась. Тем, что не боится того, что скажут о ней другие. Она порой прямым текстом говорила, что угождать мне не собирается, что одобрение ей мое не нужно, что чихать она хотела, что я там о ней думаю. Зацепила той странной внутренней красотой, независимостью и свободой мысли. Чем-то напоминает меня... Всё верно, я нашел подобную себе в какой-то степени. Но эта схожесть — лишь маленькая точка соприкосновения двух различных многогранных фигур сложно-переплетенных характеров, коими мы являемся, и оттого можно с уверенностью сказать, что мы с моим дерзким ангелом — идеальный судьбоносный дуэт. Неделимый и бесконечный.
Гремит музыка, я пробиваюсь сквозь толпу, сворачиваю в тихий коридор, собираюсь толкнуть дверь, ведущую на задний двор, но одновременно с этим происходит оглушающий взрыв.
Я прирастаю к асфальту как вкопанный: красная тойота взлетела в воздух за доли секунды, разбросав в стороны искореженный и пылающий металл. Неподвижным взглядом продолжаю наблюдать за огнем, что застелил мои глаза, что убил меня, повидавшего в этой жизни сотни, тысячи смертей, за какой-то крохотный отрезок мгновения.
— Что случилось, друг? — На звук явились встревоженные коллеги. Вэнс, вставший было за моей спиной, обходит меня и сам все видит. — Де... Делла... Она что... — Он не один, кто не может справиться с шоком. Мэтью тоже язык проглотил. — Аарон... так... всё хорошо. Без паники. Может, ее там вообще не было? Я видел кучу фильмов, где герои в итоге оказывались живы. Аарон, только не отключайся, ладно? Она жива, слышишь?— Этот идиот начинает меня успокаивать, но я, ошеломленный и, кажется, сломанный изнутри, лишь скидываю с плеча его руку и медленно двигаюсь навстречу догорающей груды металлолома.
— Аарон! Чертов псих! Остановись! Тебе жить надоело?!
— Пусть идет, — слышится за спиной тихий голос Мэтью.
А у меня вмиг пропало чувство самосохранения. Мне сердце залили миллиардом битого стекла, а потом сжали его грубо и превратили в бессмысленное жуткое кровавое месиво. Я всегда считал, что у меня высокий болевой порог. Это насколько сильно и высоко я любил свое хрупкое создание, чтобы теперь внутри меня разрасталась боль невиданной глубины? Во мне, похоже, целая вселенная погибает, и взрывной волной безжалостно стирает всё то прекрасное, что в ней зародилось. Там, в этой вселенной существовала моя Делла. Моя. Делла.
Сохраняя потрясенное безмолвие, подхожу к машине со стороны водительского кресла, от которого осталось одно название, бесстрашно дергаю за горячий металл, отламываю с петель. Отравленный безумием, отбрасываю на десятки метров вплоть до стены противоположного многоэтажного дома, получаю мгновенный ожог, но мне плевать. Заглядываю в салон, но ее там нет. Появляется надежда, но и ее у меня безжалостно отнимают, когда я вижу, что мою Деллу выбросило из лобового окна вперед на два метра.
Осторожно сажусь на корточки возле... обожжённого трупа, дрожащими пальцами дотрагиваюсь до дымящихся, пахнущих гарью волос и закрываю себе глаза ладонями.
Она мертва.
Никогда не предполагал, насколько это страшное слово — «мертва».
Моя маленькая девочка... мертва.
Клянусь, я убью каждого, кто причастен к ее смерти! Вместе с ней вы убили и меня! Разбудили во мне всё то самое плохое, что еще не видел этот свет! Моя месть будет страшной! Настолько, что вы все пожалеете, что не умерли до встречи со мной!
По моим щекам впервые за двадцать девять лет жизни потекли слезы скорби. Делла, я люблю тебя, слышишь?
— Я так тебя люблю!
Мой безумный крик разбудил всех птиц в округе, они черной тучей взмыли вверх, как предвестники скорой смерти. Той, что посею я.
Конец первой части