Колечко из дыма
Дышать было тяжело. Всё тело ломило, а на грудь как будто положили гири. Ночью смотритель спал неспокойно, не мог сомкнуть глаз из-за температуры, которую удалось сбить только под утро.
В расписании нет пункта о болезнях, поэтому в очередной раз сплюнув кровь, смотритель оделся, ополоснул лицо холодной водой из умывальника, съел вчерашний завтрак и вышел на балкон.
Утренний прохладный воздух наполнил лёгкие скребя горло как наждачкой. Океан обманчиво тихий. Вдали звучало пение русалок, кракена слышно не было.
Смотритель вцепился руками за изгородь, отделяющую его от обрыва, где внизу волны медленно ударялись об скалы. Руки ослабли, спина наклонилась вперёд, вода и скала слились воедино, размывая границы. Смотритель не сразу понял, что теряет сознание.
Тьма схватила его чёрными щупальцами, зажала в сильных объятиях не давая выбраться. Он видел тусклое пламя света, одинокий фонарь стоял совсем рядом, стоит только руку протянуть. Смотрителя шагал с трудом передвигая ноги, шатаясь из стороны в сторону как подвыпивший пират, но фонарь не приближался, более того, он словно отдалялся, злорадно мигая светом.
Свет вдруг разгорелся ярче. Ослепляя. Песнь звучала отчётливей, можно было разобрать слова. Песня? Откуда здесь эта назойливая грустная песня.
Смотритель открыл глаза. В висках сразу застучало. Он лежал на гладком камне, под обрывом, а вокруг него плавали встревоженные русалки. Одна из девушек, та которую он недавно спас, сидела рядом заботливо держа его за голову. Её длинные рыжие волосы струились по плечам прикрывая обнаженную грудь.
– Где я? Чёрт возьми, неужели упал с маяка! – смотритель резко поднялся, но тут же тело охватило слабость и он обмяк в объятиях русалки.
– Вы чудом не разбились, – голос морской девы, звучал необычно красиво, немного отдалённо словно из-за глубин океана, – Но я и мои сестры поймали вас, господин смотритель.
– Спасибо, а теперь помогите мне доплыть до берега. У меня работа на маяке.
Русалки многозначительно переглянулись, пытаясь не столкнуться взглядами со смотрителем. Рыжеволосая сильнее прижала его и как показалось смотрителю пустила слезу, но возможно это всего лишь вода стекла у неё со лба.
– Ах, дорогой смотритель! Прежде чем уйти мы должны сообщить вам нечто важное.
Смотритель не хотел слушать. Он знал. Вернее догадался, в коротком сне прерываемой болезнью он увидел другого человека одетого как он курящего трубку в его спальне. Его походка, его повадки, вор украл даже голос.
Но смотритель не злился, когда-то он сам был таким вором.
– Ну рассказывай, если должна, – смотритель медленно сел в этот раз не так резко, почти без помощи.
Русалки тихо запели. Грустную, печальную песнь о прощание со старым другом. Смотритель подумал: возможно зря он так недолюбливал их голоса, получается совсем неплохо. Как жаль, что у него не было времени насладиться песней.
– Плывёт корабль по морям уже который день. Не видел суши он давно, не знал свою он цель. В команде человек один и больше никого. Немыслимо как бедное судонишко ещё не унесло. Ведь помнят нынешние воды ужасные шторма́. Смерчи и волны бушевали ещё совсем вчера! Но тот корабль не иначе как благословен и сам Нептун поднявшись с бездны обратил свой взор.
Смотритель наклонился и ополоснул лицо водой, чтобы взбодриться. Значит корабль уже плывёт. Разве он ожидал другого исхода? Нет, вовсе нет. Если в мире существует судьба то рок одинокого смотрителя был предрешён с самого начала.
– Отведите меня на берег. И... прошу вас... давайте без слезливых прощаний. Не люблю я откладывать кончину.
Русалки помогли. Оставшийся путь на маяк он шёл сам, шаркая ногами, за спиной ему махала рыжеволосая русалка.
Лестницу смотритель преодолел как испытание. Мокрая одежда тяжело свисала как лишний груз. Он зашёл в спальню, полностью разделся аккуратно сложив рубаху и штаны. Взял лезвие и старое потрескившие зеркало, намылил подбородок и быстро побрился.
Он не о чём ну думал. Не было не времени, не сил, не желания.
Направился к двери, потом остановился несколько минут постоял и достал трубку из кармана пиджака.
Фонарь почти погас. Тусклый свет души за стеклом метался ища то ли выход, то ли причину своей боли. Но стекло было крепче стали, не разбить. Смотритель пытался.
Он молча наблюдал за бывшим работником маяка. Закурил трубку, раздражая дымом лёгкие и в последний раз сделал колечко.
У него получилось. Идеально ровное, без изъяна, словно обведенное циркулям оно полетело верх не желая растворяться в воздухе.
Смотритель улыбнулся. Отбросил трубку. Закрыл глаза.
Он не помнил свою молодость, но здесь он встретил старость.
Он не помнил родителей, но маяк стал для него отцом.
Он не помнил друзей, но порой русалки и кракен, понимали его лучше чем люди.
Он не помнит нового смотрителя маяка, что вечно курит трубку, и кряхтит когда спускается с лестницы, но каждую ночь загораясь для кораблей, он видел как чужой человек в его одежде смотрит в даль одиноко наклоняясь на изгородь и тяжело вздыхая, понуро опустив голову.
Но он помнит, о чём страдает смотритель.