Карма

У Гермионы нет чёткого плана действий. Ей казалось, это будет просто — придти и убить без лишних вопросов. Лишних диалогов, знаний. Причин и их последствий. Просто нажать на курок, выждав определённое количество времени.

Но нет.

С первого дня Блэквуд будто бы бросил в круговорот самых непредсказуемых событий. Прямо в центр. Джинни-Гарри-Малфой-Генри. Её мир и привычные установки перевернулись с ног на голову, открывая такие настоящие — и от того пугающие — стороны: растерянность, страх, незнание. До этого эмоции были будто атрофированы, убиты и избиты чудовищными тренировками дяди Оливера. Но сейчас...

Сейчас, обычно собранная Гермиона не в силах сложить цельную картину. Только отрывки да недоверчивость.

В последний раз, когда она увидела Джона перед отъездом в университет, он что-то говорил про разбирательства внутри кланов. Что-то про осторожность и приближающуюся опасность. Сообщил, что не закрывает глаза и то, что требуется проявлять достоинство перед детьми других кланов. Быть начеку. Гермиона тогда слушала в пол уха, потому что внутренний азарт подгонял скорее сесть в чёрный седан и отправиться в место жизни Генри за последние...

Сколько? Три года? Кажется, да.

У Гермионы в голове настоящий хаос, который требует разбора по порядку; по полочкам. Это не сложно, особенно здесь: на поваленном, вековом дереве рядом с Чёрным озером. Холод держит в трезвости, пробирает кости до дрожи. Где-то в сером небе каркают вороны, шумит листва, также дрожащая под давлением ветра. Здесь тихо и умиротворённо.

В блокноте несколько записей с поверхностной информацией. Настолько скудной, что хочется выть во всю глотку от отчаяния. Ей действительно казалось, что это будет просто. Казалось, что она, такая умная и достаточно жестокая — знает, что делать. Во имя фамилии Грейнджер. Во имя клана Скорпионов. Сейчас она ощущает себя как никогда глупо и подавлено.

Может, просто плыть по течению?

— Ну и для чего крошка-скорпиошка пригласила меня в это мрачное местечко?

Она услышала его шаги, сопровождающие хрустом жёлтых листьев под ногами, ещё вдалеке. Вскидывает голову на скрывающего половину лица в вороте толстовки Теодора Нотта и кивает головой вниз, приглашая присоединится. Он выглядит недовольным, явно озябшим, но тем не менее заинтересованным неожиданной просьбой о встрече.

— Расскажи мне о Генри и Малфое, — он садится совсем близко, прижимается плечом к ней, ища источник тепла и сгорбленной фигурой сильнее кутается в толстовку. — А я расскажу тебе об одном секрете. Информация за информацию.

Гермиона знает, как подкупить —любопытно сующего свой нос в чужие дела — Теодора. Он слабое звено. Ситуация в мужской гостиной была чрезмерно показательной. Боится выстрелов. Из полученных Джинни данных: ни одного убийства. Пятно позора для безумного мистера Нотта. Теодор следил за ней: ни единожды она встречала его тень в библиотеке за стеллажами, а после на мысль о слежке навёл и Гарри.

— Ты заметила? — шепнул он Гермионе на ухо в Большом зале за ужином. — Нотт с нас глаз не сводит. А ещё и появляется там, где бы мы не оказались.

— С чего ты взяла, что я буду честен? — он хитрыми глазками, на которые падают кудрявые пряди, внимательно цепляется за её выражение лица. Ничего не выражающего.

— Не скажешь ты, скажет кто-то другой, — она переводит взгляд на редкие капли начинающегося дождя, разбивающие о гладь тёмной глади озера. — Важна лишь цена вопроса.

— А если твоя информация покажется мне... недостаточной? — он немного повышает голос, чтобы перекричать поднимающийся шум ветра. — То какую добавочную цену предложишь?

— Поверь мне, Теодор, — она немного улыбается, согревая холодные руки своим горячим дыханием. — Эта информация покажется тебе чересчур достаточной для того, чтобы быть со мной честным, — она ловит периферийным зрением его недоумение, чувствует напряжение его тела.

Правильно, Нотт.

Доверься мне.

— Они были любовниками, — пауза, в которой Гермионе показалось, что она ослышалась. А после закатывание глаз и небольшой толчок его крепкого тела под тихий смех, спрятанный в теплоте одежды. — Ладно-ладно, убедила, — Гермиона прячет улыбку: этот парень однозначно умеет располагать к себе, добавлять обстановке некоторую открытость и положительный настрой. Лёгкость, точно. — Мы были на первом курсе, когда Драко подрался с Генри. Твой брат, к слову, был на втором, весь такой важный из себя, гордый. Драко его сразу невзлюбил, — Теодор прижимается к ней плотнее, накидывает на голову капюшон, пока волосы Гермионы, напротив, медленно промокают и превращаются в ещё больший хаос, чем до этого. — Перепалки, угрозы, всё это прошло, когда Генри выкрикнул что-то вроде «я не буду идти по законам, я создам свои». Очень дерзкое заявление для несовершеннолетнего сопляка, да? — Гермиона слушает и представляет его, Генри. Таким, каким она помнит: справедливым, идущим своим путём и живущим своей головой, своим мнением. Тепло разливается по телу с незаметной улыбкой. — Но оно зацепило нашего Драко. Я не знаю всех деталей, крошка-скорпиошка, но они, вроде, хотели изменить порядки семейств. Война тогда только-только принимала херовые обороты, а эти двое строили какие-то теории заговоров, планы, придумали общее дело для того, чтобы зарыть вражду между их семьями. Крепко, кстати, сдружились. А потом, — его голос из задорного падает на пару тонов, повисшая между ними тяжёлая пауза пробегает неприятным липким слоем ожидания. — Потом Драко мчался в тот самый монастырь... но не успел. Это была засада, в которую он добровольно рванул как только получил сообщение от Генри. Его забрал оттуда Блейзи и они чудом скрылись от погони. В его гараже до сих пор стоит продырявленная пулями тачка.

Тишина. Капли дождя усиливаются, ветер поднимает опавшие листья и кружит их под ногами в хаотичном танце. Небо мрачнеет сильнее, где-то вдалеке слышится пронзительный звук грома. Гермиона сжимает челюсть, не понимая, то, что течет по щекам — это слёзы или дождь?

— Почему Малфой не рассказал мне?.. — голос дрожит, а в груди рождается некое спокойствие. Как галочка на одном из пунктов. Нет, на одном из многочисленного количества вопросов, который теперь можно закрывать.

Его поведение, его реакции — она начинает понимать. Начинает складывать пазл. Агрессия Малфоя в библиотеке — это не страх быть пойманным на убийстве, это страх перед прожитой болью, перед незатянувшимися ранами.

Она понимает, потому что такая же — закрытая книжка с замятыми страницами.

— Хер знает, Грейнджер. Я видел его после той трагедии, могу только предположить, что он в целом не хотел бы вспоминать этот пиздец. Да и винит себя, что не успел, — Теодор резко встаёт, протягивает ей руку под вопросительный взгляд. — Давай, крошка-скорпиошка, мне уже физически неприятно смотреть на то, как ты дрожишь.

Гермиона хватается за руку, встаёт и окидывает его глазами. Полностью мокрый, собственно, как и она сама, с таким же ужасом на голове и сощуренными из-за попадающих на лицо холодных капель. Она смеётся. Сначала тихо, прикрывая рот рукой, а после в голос. Он что-то бормочет под нос о рекомендации по проверке мозга, берёт за кисть и шустрым шагом ведёт по тропинке к Блэквуду через лес.

В небе уже сверкают первые молнии под гулкий раскат грома. Дождь усиливается, а Теодор ускоряется на бег — Гермиона за ним. Тёмное небо расчерчивает яркая молния прямо над головой, пока они бегут по гравийной дорожке через ворота университета. Они буквально взлетают вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступени, раскрывают массивную дверь и вваливаются в здание под тяжёлое после бега дыхание. Под ними образуются лужи, волосы в полнейшем беспорядке, тело дрожит от ужасного холода, но они, взглянув друга на друга, начинают прерывисто смеяться.

Гермионе легко, потому что там, у озера, она оставила главный вопрос с грызущими сомнениями: причастен ли Малфой? Теодор говорил искренне, без обмана. Она перечеркнула запятую, мысленно поставила точку, и с души будто бы спал камень, давящий к самому полу. К самой земле.

— Мистер Нотт, мисс Грейнджер? — профессор МакГонагалл появляется у входа как тень, смотрит строго, но с легким беспокойством сквозь линзы прозрачных очков. — Немедленно в свои комнаты. Завтра потребую объяснительную, по какой причине вы находитесь во время комендантского часа вне стен университета.

— Как скажете, профессор, — Нотт обольстительно улыбается и проходит вперёд, бросая на Гермиону взгляд.

Взгляд, говорящий о том, что они ещё не закончили.

Гермиона неуверенно шепчет извинения и пробегает в другую сторону, к женскому кампусу. Она чувствует внимательно сопровождающие её удаляющую спину глаза МакГонагалл, пока не скрывается на повороте. Кроссовки громко хлюпают в такт каждому шагу, а одежда кажется тяжелой. Но на губах всё это время улыбка... облегчения. Да, облегчения.

Гермиона бежала до комнаты, даже не догадываясь о высокой и широкой фигуре, прячущейся в тени.

***

— Она мне говорит, «ты хоть знаешь, сколько это стоит?», а я ей... — Джинни что-то эмоционально рассказывает, активно размахивает руками с таким видом, будто бы нашла лекарство, изменившее жизнь человечества на до и после.

Гермиона разрезает кусочек тоста, отправляет его в рот и запивает крепким кофе, слушая вчерашнюю перепалку между девочками. Большой зал пока что пустует, ведь на завтрак они пришли одни из первых, но уже можно заметить пополняющие ряды студентов. Она подавляет улыбку, когда Джинни запинается — в поле её зрения появляется Гарри и Рон, уверено движущие к ним.

— Привет, мы присоединимся? — под быстрый кивок Джинни он присаживается рядом с ней, а Рон неуверенно топчется на месте. — Садись, Рон, Гермиона не кусается, — он подмигивает другу под смешок двух покрасневших Уизли.

Она старается не смотреть на Джинни, чтобы не смущать ту ещё больше, хоть её стеснение и не длится долго. Пару фраз и вот, Джинни продолжает рассказ с полными подробностями о вчерашнем инциденте, который Гарри с любопытством слушает.

— Ну, как тебе здесь? — спрашивает Рон, раскладывая на тарелку омлет с беконом и прячась от её глаз. Гермиона считает это забавным.

— Вполне неплохо, — она пытается перехватить его взгляд, поворачивая к нему голову, но сразу замечает на входе в зал троицу, уверенно идущую к своему столу. За ними следом, громко стуча каблуками, плавной походкой двигаются девушки, в одной из которых Гермиона узнаёт Дафну Гринграсс. — Рон, ты знаешь что-нибудь про их семьи? — она шепчет ему вопрос на ухо, глазами направляя в нужную сторону, пока лицо Рона становится похожим на спелый помидор.

— Э-э-э, немного? — то ли утверждает, то ли спрашивает он, быстрым взглядом пробегаясь по столу напротив. Хмурится, наконец, переводит внимание на выжидательно сидящую совсем близко Гермиону. — По официальным версиям: Гринграссы банкиры, а Паркинсоны заведуют модельными агентствами. Но неофициальную версию лучше уточнить у Джинни, потому что я не особо в это вникал...

Заливистый смех Джинни эхом отскакивает от стен под презрительные, полные осуждения женские взгляды. А Гарри любуется ей так откровенно, что у Гермионы на миг перехватывает дыхание. Ей, на самом деле, всё равно, чем закончится драма не взаимной любви Уизли, но видя горящие глаза нового друга... взаимность чувств ставится под вопрос.

Наверняка её отец уже выбрал претендента, за которого выдаст Джинни, и той остаётся либо подчиниться, либо умереть. Выбор без выбора, если посмотреть под правильным углом: Уизли не входят в священные двадцать восемь семей, значит, жениха будут искать среди своих — пешек, исполняющих приказы тех, кто стоит выше. Не смазливый пижон, а кто-то... в голову Гермионы сразу влезают воспоминания о старом добром пёсике. Жестоком, сумасшедшем. Да, кто-то из ему подобных. Да, это хуже, чем смерть.

Взгляд против воли натыкается на Теодора, расслабленно развалившегося на стуле и игриво улыбающегося Пэнси Паркинсон, которая поправляет идеальный хвост через маленькое зеркальце. Как он отреагирует, когда узнает? Почему-то Гермионе хочется, чтобы Нотт воспринял их брак спокойно. Пару шуток, смех, и точная позиция того, что, очевидно, будет сложно. Может быть им удастся преждевременно обговорить некоторые условия, договориться о том, что каждый будет жить своей жизнью, но что-то в Гермионе сопротивляется — у неё было время смириться, а у него? Нет.

По телу пробегают неприятные мурашки, когда она смещает взгляд чуть правее и встречает холодное, серое небо. Его лицо не выражает ни единой эмоции, лишь слегка приподнята бровь да непонятный проблеск в глазах. Как долго он смотрит? А она? Как долго она пялилась на Теодора? Малфой, видимо, прочитавший растерянность на её лице, тянет уголок губы в злой усмешке; наклоняется к Нотту и что-то ему говорит, раскрывая глазам чёрную чешую дракона, выглядывающую из расстёгнутой на пару пуговиц рубашки.

Теодор отмахивается, качает головой влево-вправо и устремляет угрюмый взгляд на Гермиону.

Они бы продолжали странную игру в гляделки, если бы её не отдёрнул Гарри, встающий со своего места.

— Как насчёт прогуляться после занятий? — спрашивает он с чуть неуверенной улыбкой, закидывая рюкзак на плечо. — Сегодня должно быть безветренно. Можем поиграть на поле.

— Отличная идея! — поддерживает Джинни. Ещё бы. — Из-за погоды все игры отменили, а я уже соскучилась по твоей грустной мордашке, когда в очередной раз выигрываю в большом теннисе, — она игриво улыбается чуть заробевшему от услышанного Гарри, поправляющему идеально лежащие очки на переносице и прочищающему горло.

— Здорово, тогда будем ждать вас у...

— Эй, крошка-скорп... кхм, Грейнджер, побеседуем? — Теодор подкрался незаметно, отчего она вздрагивает и почти проливает кофе на стол под устремлённые на него взгляды. Недоброжелательные взгляды.

Атмосфера становится тяжелой, а тишина слишком вязкой. Гермиона оборачивается на всё ещё хмурого Теодора, который раскачивается на пятках со спрятанными в карман руками. Он выглядит нервным, поторапливающим медленно встающую с места Гермиону. Такой напряжённый, что кажется, любое слово или неверное действие может понести за собой совершенно страшные последствия — она напрягается тоже.

— Гермиона? — Рон встаёт за ней, смотрит на него сердито, прикрывает плечом замявшуюся Грейнджер. — Порядок?

— Да, Рон, — как в прострации проговаривает она на такой непривычный для неё жест защиты. — Всё хорошо, — она не знает, для чего добавляет, но считает необходимым проговорить это, взглянуть на них и натянуть что-то похожее на улыбку.

Боже, Гермиона, да что с тобой происходит?

Теодор уже направляется к выходу, она следует за ним. Бесшумно и неуверенно. То, каким он был вчера и то, что она наблюдает сейчас — два разных человека. Они заходят в самый ближайший кабинет, который, к счастью, оказывается пустым. Он жестом руки предлагает ей пройти дальше и закрывает дверь, облокачиваясь на неё спиной с закрытыми глазами.

— Знаешь, крошка-скорпиошка, у меня такое чувство, будто меня держат за идиота, — он тяжело сглатывает, сжимает в карманах руки, пока Гермионе передаётся его настрой: она начинает щипать себя за запястье. — Что за секрет ты мне задолжала?

Вот оно.

— Что сказал тебе Малфой? — она хмурит брови, не сводит глаз от его застывшей фигуры и готовится к тяжелому разговору. — Ты ведь после этого ко мне подошёл, верно?

— Ты играешь нечестно, — обиженно надув губы, он наконец опускает глаза на стоящую в нескольких метрах Гермиону. Несмотря на поверхностное веселье, что он пытается показать, в глазах Теодора отчётливо отражается настороженность, серьёзность, не свойственная его характеру. — Он пошутил, что моя будущая жена не оценит отношений на стороне, и по непонятной мне причине, Грейнджер, сразу же вспомнился твой долбанный секрет. И я, блять, вижу, что ты совсем не удивлена упоминанию будущей жены, — он злится, но пытается держать себя в руках, делая глубокие вдохи-выдохи.

Хотела шуток, Гермиона?

Она кусает губу, щипает до красноты запястье и бегает глазами по классу, лишь бы не смотреть на его борьбу с собой. А ведь она даже не озвучила... не успела озвучить, судя по всему, страшный для него приговор.

Договорённостей и сделок, да? Ты глупая, Гермиона.

По его виду можно сделать вывод: он либо разорвёт её на куски в этом проклятом кабинете, либо пошлёт и будет избегать до конца учебного года. Она ведь не рассчитывала на некую дружбу, общение, связь — только на понимание их совместной ситуации. В их совместном положении, в которое их без спроса окунули родители.

— Блять, Грейнджер, ещё минуты тишины я не выдержу, — он остаётся стоять на месте, рукой взъерошивая и без того привлекательный беспорядок на голове.

— Да...

— Что «да»?

— Да, Теодор, я твоя будущая жена, — она говорит это быстро, чтобы не передумать, одним ответом разрезать все его догадки-сомнения. Принять должное.

Его глаза округляются до планетных размеров, а дыхание перестаёт поступать в грудную клетку. Нотт замер, уставившись на неё в недоверии, что плавно переходит в осознание с громким:

— Пиздец, Грейнджер! Что... что, мать твою... да какого хрена ты молчала?! — он кричит, опрокидывая парту, а после стул разваливается от удара об стену. — Почему ты?! Почему именно ты?! — он сметает на своём пути всё: пинает парты, разбивает стулья о стены или пол под продолжительные громкие ругательства.

Гермиона стоит, прижавшись к стене и не понимает, как ей быть и что предпринять. А нужно ли это? Что-то скребётся внутри, просит бежать, оставить его одного и уносить ноги, но они прирастают к полу под шум разлетающегося в щепки дерева.

Дверь резко распахивается, впуская внутрь две удивлённые, но быстро сконцентрированные на друге фигуры: Малфой и Забини.

— Что здесь проис...

— Она моя невеста! Она, блять, моя будущая жена! — срывает голосовые связки Теодор, продолжая крушить оставшуюся мебель.

Для Гермионы всё происходит, как в замедленной съемке: Забини резво подбегает к нему, заламывает за спину руки под истошные вопли, что-то шепчет, что-то говорит — она не слышит из-за стука собственного сердца в ушах. Он, кажется, успокаивается, обмякает в его руках.

— Уведи его в комнату, — голос Малфоя звучит близко, аромат цитруса ударяет в нос, и она скорее интуитивно, чем сообразительно, ведёт головой в сторону запаха. Широко распахнутыми глазами встречает его серебро, сверкающее тихой уверенностью, спокойствием. — Ты в порядке, Грейнджер?

В порядке ли? Она щипает запястье со всей силы, импульс боли приводит в себя, прогоняет оцепенение. Он стоит так близко, что цитрус начинает душить, проникая глубже.

— Да... да, я в норме, — прочищает горло, прячет руки за спину и смотрит за его спину: туда, где Забини уносит Нотта из кабинета, закрывая за собой дверь. — Я, наверное, пойду.

— Постой, — он перехватывает её запястье мягко, останавливая возле себя. На неё смотрит не серебро, и не серое небо, а безмятежный штиль. Гладь озера в безветренную погоду. Его спокойствие передаётся и ей, приходящей в чувство с фокусом на него. — Каков твой ответ?

Он не отпускает запястье, невесомо проводит по красным следам, вызывая неприятные ощущения. Глазами бегает по её лицу, дышит в унисон с ней. Доверяет ли? — не совсем, ведь мотив для неё остаётся загадкой. Верит ли? — чёрт, да.

Да, Гермиона верит ему. Верит этим глазам, верит невесомым касаниям. Он кажется другим, сейчас. Шестое чувство, которое называют интуицией кричит: не верь, обманешься. Обожжёшься. Где твоя ненависть? Неужели пропала, как только выяснилось, что Генри и Малфой здорово ладили?

Они хотели изменить правила игры. Искоренить вражду, перекрыть льющуюся кровь. Малфой мчался к нему в монастырь, чтобы спасти. И Малфой подставился, добровольно рванул в лапы смерти.

Да, это перевернуло что-то в её душе. Перекрыло рычаг, источающий абсолютную злость на его фамилию. Возможно, будь Гермиона более лояльна к клану, к жизни в мафии, к законам — она бы не простила брата за предательство и двойную игру за спиной. Но Гермиона помнит детство, и лишь от него она отталкивается при внутреннем вопросе «желаю ли быть частью криминальной жизни?» — ответом всегда звучит твёрдое «нет».

И, наверное, Гермионе следует довериться интуиции, отказать. Не чувствовать подвоха и эфемерных ножей в спине. Предотвратить появившиеся раны отказом, но когда пауза становится слишком долгой, из приоткрытых губ тихим выдохом вырывается:

— Да, я согласна.