Змеелов

Башня Гриффиндора потихоньку замирала. За окнами уже стемнело, и всё, что оставалось, — это оранжевый свет от камина и мерцание заклинания-ночника над их креслом. Джинни сидела, поджав под себя ноги, в каком-то старом свитере Фреда — она часто так делала в последнее время. Гермиона листала расписание на следующую неделю, хотя, по правде говоря, не могла сосредоточиться.

— Слушай, — начала она, — я тут подумала… У тебя и Гарри всё нормально?

Джинни вскинула брови.

— А что значит "нормально"?

— Ну… — Гермиона пожала плечами. Джинни какое-то время молчала. Потом медленно выдохнула:

— Мы не вместе. Не в том смысле, как "раньше". Мы… не знаем, что с этим делать. Вернее, я знаю. — Она села прямее, поправляя волосы. — Война всё замазывает. Пока всё рушится, ты не думаешь, зачем держишься за кого-то. Ты просто держишься. А потом… оказывается, что держалась не за то. Или не за того.

Гермиона кивнула. Она понимала — больше, чем могла бы сказать.

— Ты всё ещё его любишь?

— Я его уважаю, — честно ответила Джинни. — Я горжусь им. Мне приятно, что мы были. Но если спросишь — хочу ли я сидеть с ним у камина через десять лет, — нет. Не хочу.

— А он?

— Гарри Поттер — мастер избегания неудобных разговоров. Если он что-то и чувствует, то явно не спешит этим делиться. Думаю, он тоже всё понял. Только мы оба делаем вид, что это не важно.

Она замолчала, затем встряхнула головой, словно отгоняя мысли:

— Ладно, хватит об этом. Кстати, Блейз пригласил нас на вечеринку.

— Блейз? Ты имеешь в виду Забини?

— Только ты не начинай! Мне Рон все уши прожужжал за эту неделю.

— Нет-нет, Джин, ты же знаешь, я на твоей стороне. Да и За... Блейз всегда держал нейтралитет. Просто… надеюсь, ты понимаешь, что делаешь.

— Мерлин, Миона, просто заткнись. А то я начну расспрашивать про вас с Роном.

— Так, что там про вечеринку?

— Сегодня вечером. В Выручай-комнате.

— В Выручай-комнате? — Гермиона провела языком по губам, обдумывая возможные последствия. — Это... рискованно. После всего, что было в прошлом году…

Джинни закатила глаза и швырнула в неё декоративную подушку.

— Ой, да перестань! Ты же сама говорила, что нужно двигаться вперёд. Или все твои речи о примирении — просто слова?

Гермиона нахмурилась, но в её взгляде вспыхнуло упрямство — знакомое всем, кто хоть раз с ней спорил.

— Это не просто вечеринка, Джин. Это первый раз, когда мы все будем вместе, в одной комнате, без формальностей, после... всего. Ты понимаешь, сколько всего может пойти не так?

— Представляю. И пусть. Пусть будет неловко, громко, даже стремно. Это лучше, чем сидеть тут и делать вид, что война всё ещё идёт.

Она придвинулась ближе, смягчая голос:

— Послушай… Я знаю, что ты всё ещё пьёшь успокоительное. И почти не спишь.

Гермиона вздрогнула — будто её застали за чем-то личным. Пальцы нервно зацепились за край страницы.

— Я не... Это не…

— Стоит попробовать. — Джинни махнула рукой. — Время пришло. Либо ты идёшь со мной и смотришь в лицо всем этим призракам, либо… — она сделала паузу. — Либо остаёшься здесь со своими кошмарами.

В комнате повисла тишина. Даже камин потрескивал тише, словно ждал ответа. Прошло несколько секунд.

— Хорошо. Я пойду. Но! — Гермиона подняла палец. — Если что-то пойдёт не так — мы сразу уходим.

— Ура! Наконец-то! — Джинни всплеснула руками, лицо её озарилось победной улыбкой. — А теперь решим, что ты наденешь. Потому что, прости, но твои учебные мантии — это просто преступление против вечернего дресс-кода.

Она уже рванула к шкафу, вытаскивая на свет божий платья, которые Гермиона надевала раз в год, если не реже.

Грейнджер смотрела на нарастающий беспорядок с лёгким ужасом, но в уголках её губ дрожала улыбка. Может быть, правда, это было нужно — одна ночь, чтобы забыть про роли, обязательства и прошлое.

Хотя бы на одну ночь.

Выручай-комната изменилась до неузнаваемости. Просторное помещение, обычно скрытое за неприметной дверью, теперь напоминало нечто среднее между зачарованным лесом и богемным салоном. Стены были увиты светящимися плющами — листья мерцали мягким золотом, будто внутри них застряли светлячки. Потолок исчез, уступив место искусственному звёздному небу, где медленно вращались созвездия, переливаясь тусклыми оттенками серебра.

По центру стояли низкие диваны и пуфы, обтянутые тёмно-зелёным бархатом. Вокруг — столики с напитками, которые наполнялись сами, едва кто-то подносил бокал. В дальнем углу мерцал камин, но вместо привычного пламени в нём танцевали синие и серебристые огоньки — холодные, как лёд, но уютные.

У входа их встретил Блейз, лениво опираясь о дверной косяк, как будто и не думал отрываться от стены.

— Наконец-то, — он протянул Джинни бокал с искрящимся розоватым напитком. — Я уже начал думать, что ты передумала.

Джинни взяла бокал и, не теряя ни секунды, сделала пару глотков.

— И дать тебе возможность поиздеваться надо мной? Как бы не так.

Они флиртовали. Открыто, дерзко. Гермиона не вмешивалась — ей даже нравилось смотреть на это. Может, потому что было приятно видеть Джинни живой. Может, потому что в этот момент ей самой не хотелось никуда влезать.

Она уже шагнула, чтобы обойти их и пройти внутрь, когда дверь Выручай-комнаты внезапно распахнулась — и из неё выглянул какой-то мальчишка с хаотично растрёпанными волосами.

— Стойте-стойте! — воскликнул он, поднимая руки. — Не заходите пока! Там… эээ… обновления.

— Обновления? — нахмурилась Гермиона.

— Мы решили сделать не просто вечер. Маленькая… игра.

Джинни заинтересованно прищурилась:

— Что за игра?

— Каждому участнику наложено лёгкое заклинание — прямо на входе. Оно не меняет внешность, но делает так, что вас никто не узнаёт. То есть вы — это вы, но никто не знает, кто вы. Можно поговорить по-настоящему.

— Это... — Гермиона заколебалась, в который раз пожалев, что вообще вышла из башни.

— Гениально! — перебила Джинни. — Наконец-то хоть что-то интересное!

— Я не думаю, что это хорошая идея.

— Ой, да ладно тебе! — Уизли схватила её за руку. — Хочешь, я зайду первой?

— Грейнджер, тебе не о чем беспокоиться, — хмыкнул Забини, подходя ближе. — Заклинание спадёт, как только ты назовёшь своё имя.

— Герм, ну пожалуйста. Мы уже пришли, — добавила Джинни, с почти детским нетерпением в голосе.

Гермиона обречённо выдохнула:

— Это обязательно закончится плохо. Я уже слышу, как ты потом говоришь: «Гермиона, ты была права».

— Тогда я заранее признаю: это был отличный вечер!

С последней буквой заклинания воздух вокруг будто дрогнул. Что-то негромко щёлкнуло, и в голове стало… странно. Не туманно. Не больно. Просто иначе. Она посмотрела на Джинни — и лицо подруги исчезло. Оно было там — глаза, нос, губы — но не складывалось воедино. Как будто мозг не мог соединить части в знакомое целое.

Сотни лиц, и ни одного узнаваемого. И сама она — тоже никто. Не героиня войны, не координатор, не боец. Просто девушка.

Это ощущение дарило что-то, похожее на лёгкость. Незаметную свободу.

Она не успела насладиться этим, как Джинни потащила её к бару.

Музыка вибрировала в груди. Джинни уже танцевала, раскачиваясь в ритме, поднимая бокал с огневиски всё выше. Она смеялась, закружённая каким-то высоким парнем, который смотрел на неё чересчур многозначительно.

Гермиона стояла в стороне, ловя на себе то спокойствие, которое так редко навещало её в последнее время.

— Так как тебя зовут? — голос выдернул её из мыслей. Она вздрогнула, потом усмехнулась и назвала первое, что пришло в голову:

— Химера.

— Химера? — парень усмехнулся и шагнул ближе. — Танцуешь?

Она собиралась отказаться. Но в этот момент музыка сменилась — стала медленнее, глубже. Пространство изменилось. Кто-то уже сидел кружками, кто-то устроился на бархатных подушках, переговариваясь полушёпотом.

И тут толпа обернулась. В одном из углов, между камином и полкой с летающими свечами, собралась кучка студентов.

— Что там? — Джинни вернулась, сияя, немного запыхавшаяся. — Пошли посмотрим.

Они протиснулись вперёд. На полу был начертан тонкий светящийся круг, как будто вырезанный в стекле. В самом центре — древняя руна, пульсирующая светом.

— Руна правды, — пояснил один из учеников. — Была в Скандинавии в средние века. Задаёт вопрос и нужно ответить честно или...

— Или? — Гермиона приподняла бровь.

— Или вы получаете задание. Отказаться нельзя.

— Правда или вызов, — хмыкнула Джинни.

— Только жёстче, — сказал кто-то сзади.

Кто-то произнёс заклинание, и руна вспыхнула. Первая фраза появилась прямо в воздухе, буквами из серебристого пепла:

«Назови того, кого ты мечтала поцеловать, но никогда не призналась. Или выпей зелье растительной немоты на час.»

Смешки. Шёпотки. Кто-то назвал имя. Кто-то выбрал выпить. Вопросы посыпались один за другим:

«С кем бы ты переспал, если бы никто не узнал?»

«О ком ты думаешь в ванной?»

«Назови того, чья ревность тебе была приятна.»

Кто-то хихикнул. Кто-то отвернулся, чтобы скрыть улыбку. Девушка рядом прикрыла лицо руками.

Джинни фыркнула, театрально возмущаясь, и хлопнула Блейза по плечу, когда тот с притворной скромностью прошептал:

— О, я, кажется, вспоминаю кое-кого...

Гермиона смеялась с остальными, ощущая, как нарастает эйфория. Руна вспыхнула ярче, и чей-то голос вскрикнул:

— Мерлин, опять я!

«Назови того, кто снился тебе последние семь ночей подряд.»

Хохот. Свист. Кто-то закатил глаза и отпил зелье. И тут — вспышка. Свет рвётся наружу. Руна поворачивается, перехватывает Джинни. Свет дёрнулся — и застыл, подчёркивая её силуэт.

— Ну конечно, — пробормотала Уизли, закатывая глаза. — Только расслабилась.

«Ты хочешь поцеловать того, кто рядом с тобой сейчас?»

Блейз, стоявший ближе всех, повернул к ней голову.

— Хм, — протянула Джинни, прикидывая. — По шкале от «никогда в жизни» до «у меня слюнки текут»?.. Наверное, шесть из десяти. Можно попробовать.

Толпа заорала, кто-то захлопал в ладоши. Гермиона спрятала лицо в ладонях, хихикая, а Блейз фыркнул и театрально откинулся назад:

— Наука требует жертв.

Снова гомон. Руна мигала, прыгая по комнате, пока кто-то вяло не заявил:

— Всё, хватит, давайте просто пить. Без этой дичи.

— Последний раунд! — объявил тот же ученик, что запустил игру. — Но теперь — без шансов отмазаться.

— Это уже нарушение условий! — фыркнула какая-то студентка.

— Это веселье, детка, — отмахнулся он.

Свет руны вздрогнул и скользнул тонкой полоской по полу — прямо к ногам Гермионы.

Мерлин. Конечно, именно она.

«Назови самое безумное место, где тебе хотелось заняться сексом.»

Толпа взорвалась. Гермиона ощутила, как щеки вспыхивают жаром, но — она сегодня не Гермиона. Она Химера. И у Химеры нет прошлого.

— В кабинете директора.

Рёв. Джинни чуть не рухнула от смеха, вцепившись в её руку:

— О, боже, Герм! Я бы ни за что не догадалась!

Руна же не останавливалась, следующим выбрав высокого парня в чёрной водолазке. Гермиона перевела на него взгляд и обнаружила что он тоже смотрит на неё.

«Ты собираешься переспать с кем-нибудь сегодня?»

— С парочкой точно, — небрежно бросил он.

Опять смех. Кто-то захлопал, кто-то присвистнул. Руна мигнула и перескочила к следующему студенту. Пришла пора сиять Забини.

«Опиши свою самую странную сексуальную фантазию.»

Он ухмыльнулся:

— Легче сказать, какие не странные. Но… с недавнего времени меня заводит идея секса в Большом зале с Ритой Скитер.

Где-то в углу кто-то захрипел от смеха. Люди сгибались пополам, и даже Гермиона прыснула, разлив напиток на пол.

Но руна не собиралась останавливаться. Она снова вспыхнула — и опять ткнула в неё.

— Ты прикалываешься, — прошептала Гермиона, пытаясь спрятаться за Джинни.

«Когда у тебя был секс в последний раз?»

Джинни чуть не захлебнулась своим коктейлем. Повернулась к подруге, вытянув губы в букву «О».

Гермиона ощутила, как земля под ногами вот-вот раскроется. Но все вокруг смеялись. Никто не осуждал. И, ну… четвёртый стакан огневиски уже ударил в голову.

— Почти два года назад, — сказала она, вскидывая подбородок. — И это было… неловко.

— Ужасно, — хихикнула Джинни, приобняв её за локоть. — Абсолютно ужасно.

Игра продолжалась — громче, дерзче, пьянее. Кто-то принёс поднос с разноцветными шотами, и атмосфера превратилась в вихрь глупых признаний, неловких взглядов и неожиданной откровенности.

Гермиона прислонилась к стене, потягивая розовый коктейль через соломинку. Она наблюдала за всем этим с лёгкой головной дурью. Впервые за долгие годы она чувствовала себя… просто молодой.

— А теперь… — сказал кто-то, — финальный этап. Правило десяти минут.

Толпа зашепталась.

— Всё просто, — продолжил он. — Пары выбираются случайно. Каждая пара — в отдельное пространство. Комната всё создаст. Десять минут. Только вы вдвоём.

— Звучит… интригующе, — заметила Джинни, прищурившись. — Я уже кое-кого заприметила.

— Это будет катастрофа, — пробормотала Гермиона.

— В этом вся суть, Химера.

Свет руны погас. Комната будто задержала дыхание. Затем в воздухе вспыхнули серебристые нити — тонкие, вибрирующие и подобно паутине соединяли людей, образуя пары.

Одна из них потянулась от Гермионы к фигуре у дальней стены.

Он стоял, облокотившись на колонну, в чёрной водолазке. Сердце у неё тихо глухо ударилось в груди.

Он сделал шаг. Она — в ответ. Лица по-прежнему были размыты, неузнаваемы. Но напряжение между ними — предельно ясное.

Дверь открылась.

И десять минут пошли.

☆☆☆

Драко полулежал в кресле у камина, его длинные пальцы лениво перелистывали страницы книги, которую он не читал. Блейз развалился напротив, подбрасывая в воздух золотой галеон. Пэнси, сидя у зеркала, наносила последние штрихи макияжа, изредка бросая на них взгляд.

— Ну давай, Малфой, — протянул Блейз, ловя монету. — Ради эксперимента. Ты же любишь всё контролировать — проконтролируй свою социальную жизнь.

Драко не оторвал взгляда от книги:

— Я пойду только если Уизли пойдёт.

Забини фыркнул:

— Ты, как всегда, проницателен. Может, попросить Вислого тебя сопроводить?

— Отвлечь кисляка, пока ты пытаешься присунуть его сестре? — губы Драко дрогнули в ленивой ухмылке.

— Чёрт, всё так очевидно? — мулат бросил монету Пэнси. — Скажи ему что-нибудь.

Пэнси поймала галеон и тут же вернула его обратно. Потом обернулась, скрестив руки на груди.

Началось.

— Сказала бы, но он явно собирается и дальше разлагаться здесь, изображая страдающего мученика.

Драко отложил книгу и, подражая её тону, ответил:

— Чёрт, это так очевидно?

— О, да, — закатила глаза Пэнси. — Ты застрял в фазе "жалейте меня". Всё у тебя плохо, мир тебя не понял, мамочка страдает... бедный-бедный Малфой.

— Расскажи это Министерству, пока вылизываешь им туфли, — Драко притворно задумался. — Может, дадут орден за самоунижение.

— Лучше уж лизать, чем вечно ныть и ничего не делать. У некоторых из нас ещё осталась честь, которую хочется отмыть.

— Ты хочешь поговорить о чести, Паркинсон? Напомни, кто сдал Министерству список слизеринцев, замешанных в делах Пожирателей?

Она швырнула в него подушкой. Он перехватил её и бросил обратно. Попал. Пэнси раздражённо цокнула — смазалась тушь.

— Если бы это была я, — ты бы сейчас гнил рядом со своим папочкой в Азкабане.

— Я бы наконец отдохнул, — лениво докончил Драко, снова опускаясь в кресло. — Это всё: жить, страдать, жить. Утомительно.

Пэнси вытерла угол глаза и смерила его взглядом. В нём проскользнуло нечто, что он предпочитал игнорировать последние месяцы.

— Мне надоело смотреть, как ты разваливаешься. Ты же не мебель, Драко.

— То есть, я мягкий? — он прищурился.

— Нет. Просто стоишь в углу, пылишься и всем мешаешь.

— Благодарю. Такая поддержка греет сердце.

Блейз в это время наливал себе что-то золотистое из фляжки, не вмешиваясь.

— Я вообще-то всё это терплю из большой ненависти к вам обоим, — продолжил Малфой, откидываясь на подушки. — Но если вы снова начнёте кидаться фразами вроде «я просто хочу, чтобы ты жил, Драко», я выпрыгну из окна.

— Оно запечатано, — заметила Пэнси. — Безопасность башни старост. Что? Не одному тебе было интересно.

— Вот именно, — Блейз приподнял бровь. — А значит, пора что-то с этим делать. Например, вылезти из гроба и пойти туда, где тебе не нужно быть Малфоем. Хотя бы на вечер.

— На вечер? — Драко будто пробовал это слово на вкус.

— Новая жизнь. Алкоголь, девушки, возможно — приличный перепихон.

Он замер.

Он и правда чувствовал себя, как мебель. Или как мертвец, числящийся среди живых. Каждый день — один и тот же. Каждое утро — с чувством, что он должен дышать, потому что мать всё ещё надеется. Потому что теперь это — форма выживания.

Пэнси уже вернулась к зеркалу.

— Я не пойду, если что, — бросила она. — У меня завтра встреча с Арчибальдом из Министерства.

— Прекрасно, — Драко фальшиво хлопнул. — Всё ещё поклоняешься исправительному режиму.

— А ты — собственной меланхолии. Хотя, не думаю, что она отвечает тебе взаимностью.

Он усмехнулся. Блейз посмотрел на него пристальнее:

— Только не говори, что боишься.

— Я не боюсь, — Драко поднялся. — Я просто не понимаю, зачем.

— Потому что если не попробуешь — останешься здесь. А мы все устали ждать, пока ты выберешься.

Он молчал, а потом просто поднялся на ноги и сделал шаг к двери.

— Это просто эксперимент, да?

— Самый важный в твоей жизни, — кивнул Блейз.

Пэнси взглянула в зеркало. Отражение Драко уже исчезло за дверью.

— Он не признается, но ему это нужно, — сказала она тихо.

— Я знаю, — Блейз налил себе ещё. — Главное — чтобы он сам это понял.

Светлячки плясали в зелёной листве. Полумрак растворял очертания лиц. Музыка. Смех. Кто-то танцевал, кто-то курил что-то лёгкое, кто-то бренчал на парящей в воздухе гитаре. Ни одного узнаваемого лица. Заклинание анонимности сработало — его не просто не узнавали. Казалось, его никогда и не знали.

Он прошёл к бару. Два студента переговаривались, наливая в бокалы что-то дымящееся.

— Как тебя зовут? — спросил один.

— Фауст, — выскользнуло прежде, чем он успел подумать.

На миг он даже удивился самому себе, но быстро расслабился, поняв, почему выбрал именно эту трагедию. Это было до странности, до удушающей точности правильно.

Словно это имя жило где-то в нём с самого начала, просто ждало момента, чтобы вырваться наружу.

Как бы иронично это ни звучало — он бы поставил на кон всё семейное наследие, всё проклятое золото, титулы и чёртовы фамильные гербы на то, что именно это имя описывает его лучше, чем любое другое.

Трагедия жаждущего.

Это было единственное маггловское произведение, которое он перечитывал втайне ещё на пятом курсе. Потом — снова, во время войны. И в последний раз — перед тем как сжечь.

Потому что в нём всё было чертовски подходящее: жажда власти — и бессилие, жажда смысла — и отчаяние, жажда жизни — и вечный, затхлый вкус утраты на языке.

Слишком уж напоминало его самого.

Он опёрся локтем о барную стойку, глядя, как зелье в бокале медленно окрашивается в серебро. Сейчас никто не знал, кто он. Ни имени, ни прошлого, ни грехов.

И если быть честным — быть не собой сейчас звучало куда честнее, чем носить отцовскую фамилию в выцветшей графе родословной.

— Фауст, значит, — протянул бармен, кивая. — Стильно.

Драко лишь усмехнулся. Серебристая жидкость, словно расплавленный лёд, стекала по стенкам, отражая мягкое зелёное свечение комнаты. Он сделал глоток. Алкоголь был лёгким, с привкусом вербены и груш.

Кто-то танцевал. Кто-то играл. Кто-то целовался в углу, не особо заботясь о приличиях. Он смотрел отрешённо, будто сквозь воду, пытаясь примерить их короткие, чужие жизни. Свою жизнь.

Он скользил взглядом по лицам, по силуэтам, по движениям — знал, что не узнает ни одного. И в этом была особая свобода, почти пугающая.

«Вот бы всегда было так», — пронеслось в голове. Ни взглядов через плечо, ни ненависти, которую чужие дети вынашивали за грехи его семьи. Ни Пожирателей, ни Ордена, ни проклятых меток. Никакой войны.

— Веселишься? — если бы не одежда, Малфой вряд ли опознал бы Забини, который явно был в приподнятом настроении. — Как, говоришь, тебя теперь зовут?

— Фауст.

Мулат нахмурился, пытаясь вспомнить, где мог слышать это имя, и, убедившись, что ничего не приходит на ум, снова расплылся в улыбке.

— Я Седрик, — теперь очередь хмуриться настала у Малфоя. Он бросил на друга оценивающий взгляд, но тот только пожал плечами. — Умер девственником, ужасная участь. Собираюсь это исправлять, может, даже дважды.

— Это что, особая форма некрофилии? Твой очередной фетиш?

— Детка, ты меня заводишь. — Блейз наклонился вперёд и выхватил бокал из рук друга. — Не напивайся так сразу, вечер только начался. Кстати, с Джинни пришла одна миленькая девчушка...

— И ей, я так понимаю, меньше десяти?

— Салазар, одно дело — трупы, другое — дети. Придержи стручок, Фауст. Я к тому, что Химера...

— Химера? У неё что, три головы? И всеми тремя ртами пользоваться умеет?

— Одна, зато какая, — прошарил Блейз, стрельнув бровью в её сторону.

— Звучит как начало венерического кошмара, — проворчал Драко, но всё же бросил взгляд туда, куда тому указал.

Девушка кружилась среди толпы, лениво покачивая бёдрами. Её губы раскрывались в улыбке, которую тут же перекрывал бокал с розовой жидкостью. Мягкий свет цеплялся за острые ключицы, скользил вдоль выреза платья, теряясь в складках ткани.

Малфой отметил её небольшую грудь — впрочем, это компенсировали округлые ягодицы, которые так удачно подчёркивал шлейф, вздымавшийся каждый раз, когда Химера меняла позу.

Конечно, Драко ценил все части женского тела, но ноги вызывали в нём особый трепет. И так вышло, что у этой девчушки они были просто ахуительные.

Будто ощутив взгляд, она обернулась, пытаясь найти его источник, но, ничего не обнаружив, вернулась к подружке. В ней было что-то раздражающе притягательное.

— Херня всё это, — бросил Малфой, хотя на языке вертелось совсем другое.

— Ты вообще когда-нибудь бываешь доволен?

— Когда все молчат и делают, что я говорю.

— Звучит как начало диктатуры.

— Не исключено.

Блейз снова втянул Драко в спор о возможной отмене чемпионата по квиддичу. И в этот раз говорить было легче — будто его действительно волновали такие мелочи, вроде дополнительных часов по Травологии и прочей ереси.

Потому что, может, Драко Малфоя это и не касалось, зато Фаусту было любопытно.

Вскоре, когда к ним прибились ещё пара человек, а Забини растворился в толпе, Драко подцепил одну студентку, и та уже ласкалась к нему, требуя внимания. Сейчас ему просто нравилось жить, не думая о последствиях, поэтому он позволял ей всё, что та хотела.

Когда она потянулась к его губам, жаждая поцелуя, он уклонился, и его взгляд упал на собравшуюся в центре комнаты толпу. Все кричали, улюлюкали и свистели — скоро стало ясно почему.

Не оценив его равнодушия, девушка отправилась на поиски новой жертвы, а Драко, ведомый алкоголем, влился в круг, став частью вакханалии.

Руна задавала вопросы, от которых хотелось закатывать глаза — ничего, кроме пошлых, пьяных провокаций.

«Назови самое безумное место, где тебе хотелось заняться сексом».

Свет упал на ту, кого только что расхваливал Забини. Химеру, кажется. Девушка замерла на секунду, и румянец залил её щёки. Драко наблюдал, как сменяются её эмоции. Она была открытой книгой, и Малфой был уверен, что она не ответит — как вдруг её голос донёсся до его ушей.

— В кабинете директора.

Он усмехнулся. Малфой представил, как нагнул бы её прямо на столе Макгонагалл, задрал бы платье до бёдер... От одной этой мысли член дёрнулся.

Следующей жертвой руны стал он сам. Драко не сводил глаз с Химеры, которая наконец взглянула на него в ответ. От этого мысли закрутились ещё сильнее.

«Ты собираешься переспать с кем-нибудь сегодня?»

Какой точный вопрос.

Драко криво ухмыльнулся, не отрываясь от Химеры:

— С одной — уж точно.

Она смотрела на него ещё пару секунд, пока руна выбирала нового игрока, а потом отвернулась. Это бесило.

Следующим был Забини с очередной пошлой фантазией. Услышав его ответ, Химера залилась смехом, обнажив ровные зубы. Драко следил за ней неотрывно. Лицо, шея, грудь, задница, ноги...

«Когда у тебя был секс в последний раз?»

Опять её очередь. Химера потупилась, сжимая в пальцах подол платья. Потом выдавила ответ.

Значит, два года назад? Отлично. Одной ночи хватит, чтобы восполнить все пробелы. Надо лишь поскорее закончить игру, затащить её куда-нибудь и показать, что такое настоящий секс.

Но вечер распорядился иначе — объявили правило десяти минут. Малфою не составило труда подстроить руну, чтобы та выбрала нужного ему человека.

Невидимая нить потянулась от него к девушке, обвив её за талию.

«Судьба, Химера».

Он допил бокал и направился к ней.

Десять минут пошли.

☆☆☆

Дверь щёлкнула, отрезав лишние звуки. Комнатка напоминала больничную палату: узкая кровать, журнальный столик, пара кресел. Химера прислонилась к окну, приподнявшись на подоконник. Подол платья задрался, обнажив ещё больше кожи.

— Десять минут, — повторила она, скрестив руки. — И что ты собираешься с ними делать?

— Всё, что захочется.

Драко медленно рассёк оставшееся расстояние, прицениваясь. В голове не было чёткого плана. Касание взгляда по ключицам, по коленям, по линии шеи.

— Мог бы хотя бы притвориться, что тебе интересен человек, а не только то, что между ног.

— А ты могла бы не притворяться, что тебе это не льстит.

Он остановился в нескольких шагах, сел на край кровати. Теперь он мог без труда рассматривать её оголённую кожу.

— Почему Химера?

— Любила о ней читать в детстве, — девушка пожала плечами. — А кто ты?

— Фауст.

— Претенциозно. Маггловская литература влияет на магическое мышление сильнее, чем принято считать.

Он фыркнул.

— Серьёзно? Хочешь поговорить об этом?

— Ты наверняка выбирал это имя не просто так. Мне просто интересно.

— Хорошо. Я скажу так: влияние — минимальное. Маггловская культура банальна. Одержима виной, самопожертвованием, морализаторством. На ней не построить ничего по-настоящему живого.

— Ага, — она кивнула. — Потому что магическая культура, конечно, вся такая прогрессивная и зрелая. Мы же не убиваем детей в лесу ради ритуалов. Не судим людей по крови. Не отрекаемся от своих при первом же удобном случае.

Фауст хмыкнул.

— Звучишь так, будто пыталась сдать СОВы по маггловедению.

— Твоё чистокровное эго пострадало?

— Вряд ли меня смогут задеть слова того, кто даже не разобрался, кем является на самом деле.

Она фыркнула и отвернулась к окну, качнув бедром.

— Мне нравится идея быть чем-то, что никто не может до конца объяснить. Особенно мужчины.

— О, поверь, мы просто не пытаемся, — Драко откинулся на локти, растянувшись на кровати. Его взгляд медленно скользнул вверх по её ногам, небрежно. — Ты просто ещё один набор функций. У некоторых — интеллект. У тебя — неплохие бёдра.

— У тебя, как я погляжу, — только язык, и то — слишком острый, чтобы им что-то нормально сделать.

Он усмехнулся.

— Уже лучше.

— Что лучше?

— Кусаешься, — честно признался он, и она снова повернулась к нему.

Между ними повисла небольшая пауза. Взгляд в взгляд. Несколько секунд молчания, в котором было слишком много напряжения, чтобы назвать его мирным.

— Тебе правда интересно только это? — вдруг спросила она тише.

— А тебе правда хочется, чтобы нет?

Она чуть качнула головой, словно отгоняя непрошенные мысли, сделала к нему несколько шагов, приблизившись почти вплотную. Даже сидя, Фауст был немного выше.

— Всё с тобой ясно.

Фауст склонил голову на бок, не отводя взгляда.

— А с тобой — как раз ни хрена не ясно, — протянул он. — Ты из тех, кто складывается в пазл и злится, когда его никто не собирает?

Она приподняла бровь:

— Может, я просто не хочу, чтобы меня собирали. Может, мне нравится быть сложной. Неразрешимой.

— Значит, ты просто боишься, что как только тебя разберут по кускам, окажется — ничего особенного.

Химера шагнула ближе. Теперь между ними было ещё меньше воздуха.

— А ты, выходит, хочешь трахнуть меня, чтобы доказать, что я неинтересная?

— Нет, — он ухмыльнулся. — Хочу трахнуть тебя, потому что ты охренительно выглядишь. А вот выяснить, скучная ты или нет — это бонус.

— Мерзко, но честно.

Фауст вдруг подался вперёд, схватил её за талию, резко притянул к себе — и теперь она стояла между его ног.

— Я всегда такой, — его губы коснулись её шеи. Тёпло, тяжело. Он прошёлся вдоль ключиц, пальцы скользнули по спине, опускаясь ниже.

Она издала негромкий звук — что-то среднее между удивлением и стоном. Его руки стиснули её ягодицы. Он посадил её на свои колени, раздвинув подол платья. Их бёдра столкнулись, дыхание участилось.

— Стой… — почти выдохнула она.

Он не отреагировал. Продолжил целовать. Ниже. Ниже. Пока она вдруг не остановила его, вцепившись в плечо.

— Я не хочу, — сказала она тихо. — Я не занимаюсь этим… вот так. С теми, кого не знаю.

Он застыл, выругался себе под нос и откинулся назад. Драко мог быть последней тварью, но на статус насильника он пока не претендовал.

— Хочешь сначала поломаться?

— Я говорю “стоп” и хочу, чтобы это уважали, — она резко поднялась на ноги, поправляя платье. — Мне кажется, ты не плохой человек. Я не знаю, что заставляет тебя быть таким, но надеюсь, ты сможешь понять, что на самом деле тебя интересует.

Он не ответил. Десять минут иссякли, и Химера двинулась к выходу.

— Когда узнаешь — я не против поговорить, — последнее, что услышал Драко, прежде чем дверь за ней захлопнулась.

☆☆☆

Драко возвращается в переполненную комнату и, не теряя больше времени на пустые разговоры, осушает несколько стаканов огневиски. Его взгляд туманится, клубится в глазах. Он ужасно пьян — и того хуже, ему это нравится. В этом бреду, в его голове тишину прерывает всего одна мысль:

Живи.

Малфой хочет этого шанса. Хочет уехать отсюда, навсегда забыв, кем он был и кем мог стать. Забыть про груз войны на плечах, лицо Дамблдора, когда тот просил мальчика отпустить палочку. Забыть, как тётя Белла раз за разом выжигала из племянника всё хорошее, бесконечно пытая его круциатусом.

Блять, как же он хочет жить.

Трахаться, пить, громко смеяться и перестать думать о смерти. Перестать видеть лица погибших друзей, выжженные на сетчатке. Перестать пить зелья, чтобы не видеть кошмары. Отпустить войну.

Он стянул водолазку через голову — в комнате стало невыносимо жарко. Пот заливал глаза, оставляя после себя неприятное ощущение липкости, от которого хотелось избавиться.

Живи. Живи. Живи. Голосами матери и отца. Собственным голосом.

— Эй, парень, — крикнул кто-то. — Ты нормально?

И вот тогда он засмеялся. Громко, заливисто, как не смеялся очень долго.

— Меня зовут Драко, Драко Малфой, блять, и да, я просто ахуеть в каком порядке!

Все замолкли. Казалось, вокруг Драко образовался вакуум, всасывающий окружающие голоса и шум. Чары спали — и парень предстал во всей красе. Полуголый. Пьяный. В мелких бисерках пота на шее. Всё рушилось за секунду.

— Малфой, — пробормотал кто-то. — Это правда он…

— Гребаный Пожиратель…

— Он же из семьи…

— На нём же была...

Он знал, куда они смотрели — и что высматривали на его предплечье. И потому кривая ухмылка уже нашла своё место на лице. Он смотрел на них. Секунду. Две. А потом отвернулся. Даже не оглянулся на Блейза, который встал с лавки и подошёл на шаг ближе, собираясь перехватить за руку.

— Не надо, — выдохнул Драко. — Не лезь.

Коридор встретил его ледяным дыханием, пробирающимся под кожу, сквозь ткань, сквозь плоть — прямо в кости. Драко не применял согревающего заклятия. Ему нравилось, как холод сковывает мышцы, как пальцы деревенеют, как дрожь становится чем-то осязаемым. Настоящим.

Сунь мёртвого в печь — и он сгорит.

Он шёл, спотыкаясь о собственные ноги, вспоминая другого мальчика — того, что когда-то бегал по этим коридорам, смеялся, восхищался высокими сводами, писал письма отцу, полные детского восторга.

Люциус ни на одно не ответил.

Губы Драко дёрнулись в кривой, безрадостной усмешке.

Это был не он. Тот мальчик умер. Сгорел. Растворился. А то, что осталось — пустая оболочка. Пьяная, дрожащая, втянувшая плечи в тонкую майку, как будто это могло спасти от холода.

Хогвартс стал чужим. Стены, когда-то такие величественные, теперь давили. Каждый его шаг гулко отдавался в висках — будто молот по гробовой крышке.

Он всё ещё здесь. После всего.

Он всё ещё надеялся? Ждал прощения? Верил, что что-то изменится? Какой же он идиот. Какой жалкий, ничтожный, трусливый—

Голоса. Громкие. Смеющиеся. Живые.

Драко замедлил шаг. Прислушался. Его тошнило. Кружилась голова. Внутренний голос орал: уйди, просто развернись, не надо этого. Но у Малфоев за спиной всегда, сука, были крылья.

Он свернул за угол. Врезался в одного плечом.

— Не заметил, — язвительно протянул он, нарочито медленно оглядывая компанию. Четверо. Младшекурсники. Факультет неясен.

— Малфой, — пробормотал тот, сжимая кулаки.

— Меня узнали? Приятно удивлён, — Драко развёл руки, будто принимая аплодисменты. — Ну что, герои? Хотите показать, как вы расправляетесь с Пожирателями?

Первый удар пришёлся в челюсть. Боль — резкая, яркая, настоящая. Драко даже не пошатнулся. Ухмылка не сошла с его лица, пусть нижняя губа и треснула.

— Ну? — прошипел он, глядя на них сверху вниз. — Это всё?

Второй удар — в живот. Третий — куда-то в рёбра. Хруст.

Он упал на колени. Кровь наполнила рот. Пульсировало всё лицо, ссаднили новые раны. Казалось, лёгкие накачали газом и чиркнули зажигалкой — при каждом вдохе они вспыхивали огнём.

С каждым ударом Драко чувствовал, как удовольствие вместе с болью растекается по венам. Он заслужил всё это.

Сам Драко не понял, в какой момент начал смеяться — вызывая ещё больше злости. Теперь били ногами. Парящие под потолком свечи казались ему светящимися точками. И он смотрел на них, провожая взглядом разноцветные мушки.

Боль — единственное, что могло сейчас заглушить голос в голове.

Ты жив, а они — нет. Дышишь, пока их тела догнивают в земле. Даже сейчас смог откупиться от смерти. Ты доволен?

Ещё удар.

Тьма накрыла с головой. И на мгновение стало тихо.

Гермиона шла по коридору. После вечеринки дежурство воспринималось почти как отдых.

Хогвартс ночью был другим — прохладным, полупрозрачным, словно сам себя не узнавал. И в этой зыбкой тишине её шаги казались ненужными, лишними.

Она должна была быть в паре с Эрни, но тот не спешил возвращаться с празднования. А Гермиона относилась к своим обязанностям очень ответственно.

Вдруг тишину прервали чьи-то голоса, быстрые шаги. Последнее, что уловила Гермиона, — это неразборчивый выкрик и что-то вроде:

— Сдохни!

Девушка сорвалась на бег, огибая ниши. Свернула за угол — и замерла.

На каменном полу, прямо под одной из парящих свечей, лежал человек. Весь в крови.

Одежда пропиталась до черноты, лицо почти невозможно было узнать. Он лежал без сознания, раскинув руки, как на распятие.

И только знакомая светлая прядь на лбу сказала всё остальное.

— …Малфой, — выдохнула она. Ноги подкосились. Она бросилась к нему, не думая. На какие-то секунды — как будто перестала быть собой.

— Ты меня слышишь? Экскуро!

Вся лишняя кровь и грязь тут же испарились с его лица. Оно было всё в ссадинах, губа рассечена, под глазом набухал огромный синяк. Щека разорвана, дыхание прерывистое, но ровное. Он был жив.

Гермиона дрожащими пальцами коснулась его шеи, проверяя пульс. Едва уловимый — но он был.

— Мерлин, что делать... Вулнера Санентур, — прошептала она, наводя палочку на живот. — Вулнера… Санентур…

Кровь устремилась обратно в его тело. Он застонал — еле слышно, но не очнулся.

Свечи всё так же парили, бросая мерцающий свет на окровавленные камни. Малфой тяжело застонал, дёрнулся всем телом.

Она не могла уйти.

Наверное, он сам нарвался, Гермиона. Он заслужил всё это, после всего. Как ты можешь его жалеть?

Она попыталась поднять его, не думая о том, что он выше и тяжелее. Просто перекинула его руки себе на плечи и потащила, как могла, спотыкаясь, но не останавливаясь.

— Я не дам тебе умереть. Ты меня слышишь, Малфой? — шипела она. — Даже если ты этого хочешь — не получишь!

Он выдохнул, как будто в ответ. Совсем тихо. И она замерла на мгновение. В его полураскрытых губах — кровь. Но она могла поклясться, что видела там… улыбку.

В башне старост было пусто. Гермиона толкнула дверь плечом, почти ввалилась внутрь, таща за собой полубессознательное тело. Он был тяжёлый.

Но она не позволяла себе даже подумать, что не справится.

Она уложила его прямо на диван в общей гостиной. Его голова безвольно повисла через подлокотник.

Она поднялась, быстро проверила зелья в аптечке, принесённой из дома. Немного болеутоляющего, крововосполняющее, несколько успокоительных и пара салфеток. Почти ничего.

Гриффиндорка вернулась к нему. Разорвала остатки майки. Кожа была чёрно-синей, несколько вмятин на рёбрах. Да, она видела много раненных тел, множество травм хуже — но видеть такое сейчас, после того, как всё закончилось, было немыслимо.

Гермиона вытащила из аптечки жгут, намотала ткань вокруг руки и пережала плечо, чтобы остановить поток. Потом щедро вылила всё, что осталось от крововосполняющего, — ему в горло, рукой придерживая голову. Он закашлялся.

Она протёрла раны салфетками, обожгла края разрезов пламенем из кончика палочки и наконец надавила на рёбра, нащупывая возможные переломы. К счастью, их не было. Теперь оставалось надеяться, что к утру Малфою станет лучше.

Аккуратно, стараясь лишний раз не задеть, Гермиона перевернула Драко на бок, подложив под голову свернутый плед и накинув другой сверху.

Не прошло и пары минут, как Малфой распахнул глаза. Он посмотрел на Гермиону невидящим взглядом, а затем резко подскочил — будто кто-то дёрнул его за нити, привязанные к позвоночнику. Она не успела среагировать, как парень рванул прямо на неё, повалив на пол.

Он навалился на неё всей тяжестью, прижал к полу, запястья её впились в холодный камень. Его пальцы сжимали их так крепко, что хрустели кости, а колено врезалось в живот, выдавливая воздух.

— Где она?! — закричал он. — Где палочка?! Где, блять, ПАЛОЧКА?!

Его рука рыскала рядом, дрожала. Лицо залито потом, по виску стекала кровь. Глаза — дикие.

— Я вас всех убью, мрази! Только посмей её тронуть! Я сам вас—

Она пыталась вдохнуть, вымолвить хоть что-то, но воздуха катастрофически не хватало.

— Драко! — крик разорвал воздух.

Пэнси бросилась к ним, вцепившись в плечо Малфоя. Пришлось приложить достаточно силы, чтобы оттащить его. Всё это время девушка шептала что-то ему в ухо, и с каждым произнесённым словом его глаза становились всё шире.

Через мгновение Паркинсон отлетела в другой конец комнаты, врезавшись в тумбу. Она вскрикнула, упала на колени.

— Хватит! Это Грейнджер! Ты в безопасности! — её голос сорвался.

Драко вздрогнул, а потом мелко задрожал. Он перевёл взгляд на Пэнси, которая уже поднималась с пола, затем — на Гермиону, которая держалась за горло, пытаясь отдышаться.

— Слазар… я не… блять. — он откинул влажные волосы от лица, а затем развернулся и направился в свою спальню.

Гермиона закашлялась, попыталась подняться, но тут же осела, закрыв лицо рукой.

Пэнси подошла к ней — не язвя, без вечного презрения. Села на корточки, молча подала руку.

— Он… — начала Гермиона. — Ему нужна помощь. Это… уже не злость. Это…

— Нет. — голос Пэнси был резким, неожиданно горьким. — Не смей. Не смей говорить о нём, как о больном. Не смей говорить, что он сломанный. Ты понятия не имеешь, что он пережил.

Она замолкла. Нижняя губа предательски дрогнула.

— Мы все проиграли в этой войне, Грейнджер. Все. И все были детьми. Мы просыпаемся по ночам от одного и того же.

— Он чуть не… — начала Гермиона, но Пэнси перебила:

— Если ты хоть кому-нибудь расскажешь об этом — я тебя убью. Обещаю.

Пэнси встала, повернулась к двери, но замерла на пороге.

— Хочешь понять, что с ним? Представь, что было бы с тобой, если бы выиграли мы.

☆☆☆

Следующее утро наступило слишком быстро. Словно ночь выскользнула сквозь пальцы — не дав ни сна, ни облегчения.

Гермиона сидела за столом в Большом зале. Чашка кофе стыла в руках, взгляд был прикован к шву на скатерти. Джинни и Гарри пришли почти сразу, Рон — как всегда, с опозданием.

— Ты ужасно выглядишь, — сказала Джинни, присаживаясь. — Ты хоть спала?

— Нет, — коротко ответила Гермиона. — Было… кое-что. Я нашла Малфоя.

— Где?

— В коридоре. Он был избит и лежал без сознания. Всё лицо — в крови. Возможно, внутренние повреждения. Я… я затащила его в башню. Оказала первую помощь.

— Вот чёрт, — протянул Гарри. — Кто это сделал?

— Не знаю. Я не видела. Он… не в себе. Не знаю, что у него в голове, но, Мерлин, Гарри, он выглядел так, будто всё ещё находится там.

— Ну и что? — Рон откинулся на спинку стула. — Простите, конечно, но по-моему, это вообще не наша проблема. Чего ты вообще ему помогла? Дала бы ему полежать немного, может, к утру и сдох бы. Сам полез — сам и получил. Всё по заслугам.

— Рон! — вспыхнула Джинни. — Ты серьёзно?

— А ты вспомни, кто он, Джин. Он хотел убить Дамблдора, он чуть не сдал нас. Его семья держала нас в плену. Или ты уже всё забыла?

— Это было… — Гермиона замялась. — Это было во время войны. И мы все были детьми. Он… он не похож на того, кем был.

— Скажешь тоже, — фыркнул Рон. — Он и тогда был трусом, и сейчас такой же. Просто теперь его побили, и ты увидела в нём… что? Жертву? Мученика? Пожалей его ещё, Гермиона. Стоит напомнить, как его тётя—

— Хватит. — Гарри стукнул кружкой о дерево, заставив Уизли тут же замолкнуть. — Я знаю, каково это — быть игрушкой в чужой войне. Его заставили. Он не выбирал, где родиться. И не мог просто перейти на нашу сторону.

Рон открыл рот, чтобы возразить, но Джинни неожиданно кивнула.

— Гарри прав. Мы все видели, каким он был на шестом курсе. Ему явно это не особо нравилось.

— О, отлично! — Рон вскинул руки. — Теперь мы его жалеем? После всего, что он делал? Он выбрал свою сторону!

— Мы все делали выборы, Рон, — резко ответил Поттер. — И не всегда они были правильными.

— Прекратите! — вмешалась Гермиона, положив руку на плечо друга. — Пожалуйста, Рон, я знаю, тебе сложно, но давай попробуем хотя бы не добивать лежащего.

Краснота отступила, и его лицо смягчилось.

— Я просто... Ладно, Герм. Я постараюсь.

Она потянулась к нему, заключая в короткие объятия.

— Спасибо.