12 ЕВРЕЕВ НАХОДЯТ МЕССИЮ

Улица Яффо в центре Иерусалима шумная и грязная. Автобусы с трудом прокладывают себе путь среди оживленного уличного движения, а тротуары кишат людьми всех цветов и национальностей. Маленький рынок буквально черный от евреев-ортодоксов, покупающих лулав для Праздника Кущей. Мы видим, как люди внимательно осматривают пальмовые, миртовые и ивовые ветви, прежде чем их купить. В особенности этрог, разновидность лимона, подвергается тщательной проверке, так как все в этот радостный праздник должно быть самое лучшее.

Я нахожу административное здание, где у Менахема Бен-Хаима на третьем этаже кабинет, и вхожу. Пока я достаю фотоаппарат, чтобы сфотографировать Хаю и Менахема, воздух прорезывает пронзительный звук сирены. Скорая помощь или полиция? Или взорвалась бомба?

Под шум уличного движения я слушаю фантастическую историю этих первопоселенцев, ибо Хая и Менахем приехали сюда из Америки 27 лет тому назад. В Эйлате они были первой американской супружеской парой и одними из первых евреев, уверовавших в Иешуа как в Мессию. Они собственными глазами видели, как маленькая струйка воды в пустыне превратилась в реку. Буквально — в пустыне, так как их история начинается в Эйлате, самом южном израильском поселении. Поэтому кто же лучше, чем они, может свидетельствовать о размерах, содержании и будущих перспективах мессианского движения в Израиле?

Хая — типичная американско-еврейская тетушка. Она говорит длинными, растянутыми фразами, сопровождая их жестикуляцией; сентиментальная, но также и совершенно убежденная в своей правде. Она принадлежит к материнскому типу, несмотря на то, что за всю ее первопоселенческую жизнь собственных детей у нее не было; но зато они с мужем стали отцом и матерью для бесчисленных молодых людей.

Я слушаю ее первой.

Когда в 1963 году мы приехали в Израиль, то не знали, что нас, ожидает. Мы надеялись на самое лучшее и были готовы к самому худшему. В киббуце мне пришлось чистить туалеты и вообще выполнять всякую черную работу. Для меня все это было непривычно, так как я происхожу из зажиточной семьи.

Мои предки, как по отцовской, так и по материнской линии,— евреи. Представьте себе, моих дедушек звали Авраам и Исаак, а отца — Иаков.

Я выросла в штате Коннектикут в строгой ортодоксальной семье, где девочки не имели права голоса. Семи лет, в начальной школе, я познакомилась с одной шведской девочкой. Ее мать была очень религиозной и хорошо знала Библию. Она рассказывала мне об Иисусе. Но я думала: я самая младшая из семи детей в традиционной еврейской семье, мне это ни к чему. Даже если я поверю, мои родители, старшие братья и сестры никогда не примут этого. Они даже не станут меня слушать, если я захочу им рассказать.

Много лет спустя, когда я гостила у моей замужней сестры во Флориде, я как-то лежала на веранде и у меня было видение. Мне казалось, я падаю в бездонный колодец. Я падала и падала, все быстрее и быстрее. Вокруг меня зияла пустота, и я подумала, что это Бог меня наказывает. Я была уверена, что погибаю из-за своих грехов. Я уже прочла и Ветхий, и Новый Завет, поэтому кое-что знала о Страшном Суде. Это видение меня ужасно напугало. Тогда впервые в жизни я обратилась к Богу. Я сказала: Боже, будь ко мне милостив. И как будто десятитонная тяжесть спала с меня, на душе стало легко и тихо, и я стала плакать и смеяться одновременно. Впоследствии я встретила много евреев, испытавших нечто подобное, но тогда я думала, что мой опыт — единственный на земле.

Майами-Бич во Флориде называли даже малым Израилем, так много евреев там обитало. Еще в Коннектикуте в шведской семье мне рассказывали, что здесь, где-то недалеко от моря, находится небольшая христианская миссия для евреев. Они говорили, что если я приду туда, то меня встретят с распростертыми объятиями. В церковь я пойти не могла, так как, будучи еврейкой, не могла забыть о двухты-сячелетней истории Церкви. Но если еврей верит в Иешуа, то и в синагоге его не поймут. Мессианским евреям может быть очень одиноко.

Миссией руководили две пожилые дамы. Всем приходившим туда евреям они давали Библию и хорошую евангелическую литературу и приглашали приходить на собрания. Когда я вошла, мне сунули в руки сборник христианских гимнов. Подобное я испытала впервые. Они пели гимн Тем слаже, чем дальше бегут годы…; мне показалось это чудесным и захотелось помогать им в их работе.

Когда мне исполнился 21 год, умер мой отец, а 4 года спустя умерла и моя мать. Мама всегда беспокоилась, что будет со мной, так как я вела свободный образ жизни. Но благодаря видению и моему новому, серьезному отношению к Богу, моя жизнь переменилась.

В течение десяти лет я молилась, чтобы Бог дал мне мужа, и вот в 1961 году; я встретила Менахема. Он стал верующим и принял крещение за год до нашей встречи. Мы отпраздновали свадьбу в доме верующей еврейской пары и стали активными свидетелями среди евреев и просто неверующих. В те дни мы часто оказывались единственными верующими евреями на весьма обширной территории. Среди верующих евреев еще не было Движения Духа, подобного теперешнему.

До женитьбы Менахем ходил в различные церкви, но люди часто как-то странно на него смотрели, как на некий курьез. Но ведь и Иисус, и все апостолы были евреями, и в Библии говорится: Ибо спасение от иудеев (Иоан. 4, 22).

Порой мы чувствовали себя как в темном средневековье, когда оставалось очень мало евреев, веровавших в Иисуса.

А теперь очередь Менахема рассказывать свою историю.

Я, Менахем Бен-Хаим, был самым младшим ребенком у Химана и Ревекки, эмигрировавших в начале этого века из маленького городка в Восточной Европе в Соединенные Штаты. Земля, где они раньше жили, принадлежала Австрийской империи. После Первой мировой войны она отошла к Польше. Они оба выросли в хасидской еврейской общине, где мало что менялось с течением веков. Переехать в Америку для них означало массу трудностей, связанных с адаптацией. Из чувства самосохранения они старались придерживаться, насколько возможно, древних традиций.

С семью братьями и сестрами (я — самый младший) мы жили в перенаселенном доме на Нижнем Ист-Сайде в Нью-Йорке. Будучи простым портным, отец говорил только на идиш. Нужда заставила его зарабатывать на жизнь с десятилетнего возраста, так как его родители были очень бедны; и потому он не получил почти никакого образования. Он знал только еврейские молитвы и традиции и требовал, чтобы строго соблюдали Закон, по крайней мере, дома.

Моя мать, согласно хасидским правилам, носила парик. В Америке многие женщины из ортодоксальных семей отказывались от париков, находя их слишком старомодными. После смерти отца моей самой старшей сестре удалось наконец убедить мать, чтобы та разрешила ей отращивать собственные волосы и не носить парик.

Дети становились все более и более американцами. Когда наступила пора идти мне в школу, экономическое положение нашей семьи немного улучшилось, и мы смогли переехать из неотапливаемого арендного дома в гетто. Мы сняли квартиру в Бруклине с центральным отоплением и туалетом. В этом районе жила масса итальянских иммигрантов, и у меня сложилось представление, что мир населен лишь двумя расами — евреями и итальянцами. Однажды в возрасте шести лет я шел домой из школы с моим итальянским другом, и мы разговаривали о религии.

Паскаль, ты знаешь, что наш Бог сотворил мир? — спросил я. Я только что прослушал чтение из Книги Бытия о сотворении мира. Мой юный римско-католический друг надолго задумался в поисках ответа. Наконец он сказал: А наш Бог сотворил улицы. После этого напряженного богословского диспута мы молча продолжали наш путь домой.

Большинству детей приходилось устраиваться на работу, как только они заканчивали школу. Это было время большой депрессии. Тогда уже набирал силу Гитлер и очень активизировались коммунистические и социалистические партии. В радикальных политических движениях принимало участие много молодых евреев, не придерживавшихся религиозных традиций.

В хедере, еврейской ортодоксальной школе, куда мы должны были ходить во второй половине дня, отбыв уроки в обычной школе, царили старые порядки, особенно в то время, когда там учились старшие братья. Совершенно отсутствовало любовное отношение к детям, и все преподавалось на идиш: детям это не нравилось.

Пришла пора идти в хедер и мне, но я застал там более умеренную обстановку. С детьми обращались более мягко. Не били и даже пытались пробудить в нас интерес. У нас были уроки иврита, истории еврейского народа, общей истории и сионизма. Это было намного лучше пр сравнению с опытом моих братьев, так как им приходилось заучивать наизусть бесконечные молитвы, которых они не понимали. С ними обращались по старинке, и при первой же возможности они отходили от иудаизма.

Моя мать предъявляла к детям несколько обязательных требований: посещать хедер и праздновать Песах.

Во время депрессии многие евреи работали по шесть дней в неделю, и мы, дети, также имели свои маленькие заработки, помогавшие нам оплачивать наши счета. Но мой отец никогда не работал в субботу. Мы ели кашерную пищу, а по субботам не зажигали лампы.

Очень часто выходцы из еврейских семей отворачивались от иудаизма и вступали в социалистические и демократические партии. Они считали, что ортодоксальный иудаизм принадлежит старому миру, а в новом мире, в Америке, ему нет места. Мы сознавали угрозу огромной трагедии, готовившейся разразиться в Европе. Мы видели рост антисемитизма, и даже в нашем окружении встречались пронацистские группы.

Когда я достиг возраста Бар-Мицвы, в моей душе завязалась борьба между двумя направлениями. С одной стороны, меня привлекали современные формы иудаизма, а с другой — тянуло к безрелигиозному сионистскому движению.

Когда я еще учился в школе, в нашей еврейской общине большой переполох вызвала одна книга, написанная еврейским писателем Шолемом Эшем (на идиш). Эта книга под названием Назорей (она была переведена на английский язык) разделила весь еврейский мир на два лагеря, так как была написана с большой симпатией, хотя и с еврейской точки зрения, по отношению к Иисусу. Книга продавалась по всей Америке и пробудила у многих евреев интерес к Иисусу — Иешуа.

В синагоге, куда я иногда ходил на вечерние службы по пятницам, раввин посвятил обсуждению этой книги два вечера. Многие евреи нападали на Эша за его сочувственное описание равви Иешуа, а другие хвалили его, потому что он хотел показать Иисуса как настоящего правоверного еврея.

Мне тоже хотелось прочитать книгу, но у меня не было денег, чтобы ее купить, а в библиотеке я также не мог ее взять, так как она постоянно была на руках. Я часто думал о ней в течение нескольких последующих лет.

В декабре 1941 года Америка вступила в войну, а в 1943 году я уже был призван на военную службу. В результате тестовых проверок у меня оказался высокий коэффицент умственного развития. Поэтому я получил медицинскую подготовку и был послан в Англию служить при госпитале.

Я очутился в Барнстейбле, маленьком городке в Девоне. Я продолжал думать о Назорее. Может быть, Шолем Эш сможет мне помочь понять этого странного человека, Иисуса из Назарета, ярким светом просиявшего в истории человечества. Но я понимал, что сначала необходимо изучить первоисточник, и поэтому, прежде чем читать Назорея, решил прочитать Новый Завет.

В Барнстейбле имелась книжная лавка, работавшая по вечерам. Я пошел туда, надеясь, что меня никто там не увидит. Повсюду было затемнение из-за немецких воздушных налетов, поэтому я мог бы купить Библию незаметно для других. Операция прошла успешно. Я нашел магазин и купил мою первую полную Библию. Я не хотел, чтобы мои еврейские товарищи видели, что я делаю, и потому читал эту книгу тайком. То, что я прочел, меня глубоко тронуло. Я прочел Нагорную проповедь и притчи Иисуса, и меня охватила огромная радость. Этот равви из Галилеи говорил истину. Я выучил целые куски из Нового Завета наизусть.

Особенно поражало смирение Иисуса и Его повеление Своим ученикам не искать ни славы, ни высокого положения. Я прочел в Евангелии от Матфея (20, 25—28): Вы знаете, что князья народов господствуют над ними, и вельможи властвуют ими, но между вами да не будет так; а кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою; и кто хочет между вами быть первым, да будет вам рабом. Так как Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих. Я нашел, что эти слова перекликаются с лучшими образцами еврейской мысли. Какие возражения мог иметь против них любой здравомыслящий еврей? И какой контраст по сравнению с тем, что видели евреи в историческом христианстве! Архаичный язык Библии короля Иакова не составлял для меня проблемы, так как я был привычен к чтению хорошей английской литературы; так, я с удовольствием читал Шекспира.

У меня сложилось твердое убеждение, что если существует основание для еврейско-мессианских ожиданий, то оно может быть заключено только в нашем собственном Равви Иешуа, от Которого мы отвращали лицо свое (Исайя, 53, 3).

Я также отвращал от Него свое лицо. Но все больше и больше приходил к заключению, что никуда от этого не уйти: я должен открыто посвятить себя Иисусу. Теперь я знал, что от этого не стану меньше евреем. Скорее даже, это будет более полной реализацией моего еврейства, нерукотворным обрезанием. Действительно, это сделает меня членом народа, который Бог избрал для Своих особых целей.

И все же для меня такой шаг был чрезвычайно труден; во мне глубоко укоренились еврейский образ жизни и еврейская культура. В глазах большинства евреев такой шаг означает отречение от еврейского наследия.

В американской армии среди моего окружения были протестанты, католики и несколько евангелистов. Некоторые посещали церковь только потому, что шла война и их одолевал страх.

После войны я познакомился с некоторыми либерально настроенными группами, где я чувствовал себя свободно, потому что там на меня не нападали за то, что я еврей.

На какое-то время я увлекся добрыми делами. Я с одинаковым рвением помогал консервативному Красному Кресту и Католическому Рабочему, просоциалистическому пацифистскому движению, много делавшему для бедных и обездоленных. Я был энергичен, интересовался всем, что происходит вокруг, много читал и писал статьи для межнациональной газеты, выходившей в Нью-Йорке. Но признаться в своей вере в Иисуса я осмеливался только в частных разговорах. Я всегда старался не выглядеть слишком религиозным в кругу моих либеральных и светских друзей.

В Англии я посещал соборы Англиканской Церкви, где на меня большое впечатление производили живопись и музыка. Однако по-прежнему сознавал себя евреем, не принадлежащим ни к какой Церкви, и чувствовал себя в них только туристом.
 Я продолжал читать Библию, и для меня стало ясно, что если вообще существует Мессия, то это может быть только Иисус. Наконец, я прочел книгу Назорей и был более или менее согласен с ее автором, что Иисус принадлежит синагоге и что Его необходимо вернуть еврейскому народу.

Когда я снова стал жить в Нью-Йорке, я посещал собрания квакеров, так как в них я видел меньше всего угрозу для себя. У них нет никаких религиозных символов, и они не догматичны. Их вера требует большего сосредоточения на добрых делах и активного участия в общественной жизни.

Я включился в борьбу за равные права белых и черных и стал участником всевозможных кампаний в этой области.

Через два года после моего возвращения из армии в моей жизни произошло примечательное событие. Я направлялся в один ортодоксально-еврейский магазин на Ист-Сайде, чтобы купить для матери пасхальное вино. Там продавалось настоящее кашерное вино. Отец умер годом раньше, и я должен был возглавить предпасхальный Седер. Был чудесный весенний день, и я шел пешком. По дороге мне припомнились и уже не отступали от меня два места из Нового Завета. Одно из них — слова, которые Иисус сказал богатому юноше: Продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною (Мф. 19, 20). И другое из Нагорной проповеди: Не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своем: довольно для каждого дня своей заботы (Мф. 6, 34). Я подумал: Может быть, это именно тот путь, по которому я должен следовать за Иисусом. И я решил сразу же после Пасхи раздать все свое имущество. Моя мать — вдова; ей я отдам большую часть. Затем я уеду. Куда, я сам не знал.

Когда до меня дошло, что это реально означает, я сначала/ испугался, но потом решил во что бы то ни стало осуществить задуманное.

В мае 1948 года, то есть как раз тогда, когда было провозглашено государство Израиль, я буквально все продал, собрал все мои личные сбережения — 250 долларов — и отдал все деньги матери. Когда-то я читал о кораблях и дальних странах и решил поискать работу в какой-нибудь пароходной компании. Я посетил пароходные агентства и узнал, что из Бруклина отплывает корабль, принадлежащий ООН. Меня взяли благодаря моей военно-медицинской подготовке. Судно подбирало перемещенных лиц из разных стран Европы и затем развозило их по всему миру. Я должен был работать в корабельном лазарете и в качестве палубного матроса. Это звучало заманчиво.

Уже на борту я постепенно впал в глубокую депрессию, которая достигла пика, когда мы пришвартовались в Бремерхафене. Я чувствовал себя очень одиноким и глубоко несчастным. Я даже просил у Бога смерти для себя. Я съездил в Бремен и увидел, в каком плачевном состоянии был этот город, и это еще усугубило мою депрессию. А в Бремерхафене на борт погрузились сотни беженцев, которых нужно было доставить в Южную Америку.

Так как я знал идиш а также понимал по-немецки и когда-то учил испанский, меня загрузили работой переводчика. Затем пришлось ухаживать за больными и помогать на кухне. Работа пошла мне на пользу.

В течение нескольких дней я стал совсем другим человеком. Я понял, что Бог вошел в мою жизнь. Я достиг дна пропасти и теперь решил следовать Иисусу открыто. Я вернулся через Южную Америку в Нью-Йорк, где познакомился с одним евреем, верующим в Иешуа. Это был Рахмиэль Фридланд, работавший с миссией среди евреев в Нижнем Ист-сайде. Он происходил из строгой ортодоксальной еврейской семьи, жившей в довоенной Польше, и обратился к вере в Иешуа еще будучи в Варшаве. Вся его семья погибла во время войны.

Этот человек свел меня с другими верующими евреями. У нас с ним были очень хорошие отношения; мы часто говорили друг с другом на идиш. С ним я мог расслабиться. Здесь мне не нужно было ломать голову над богословскими проблемами, с которыми приходилось сталкиваться, имея дело с христианами. Большинство евангелических христиан, которых я встречал, не участвовали в общественной жизни и не интересовались конфликтом между черными и белыми. Они говорили только о спасении и о том, как они пойдут на Небеса, или затевали со мной дискуссию по вопросу о Святой Троице. А среди этих верующих евреев я мог быть самим собой. Спустя какое-то время я спросил Рахмиэля, может ли он меня окрестить. Я не хотел принимать крещение среди христиан, в церкви, а хотел креститься в еврейском окружении.

Иордан мне заменил Кони-Айленд в Бруклине, очень еврейском районе. Я был крещен в заливе Атлантического океана в удостоверение моего единства со смертью и воскресением нашего еврейского Мессии. Рахмиэль ввел меня в Еврейско-христианский союз (теперь — Союз мессианских евреев), где я познакомился с другими верующими евреями.

На Новый, 1961, год я был в Коннектикуте, где встретил Хаю, и мы поженились. Мы с Хаей очень активно свидетельствовали о нашей вере как среди евреев, так и среди язычников. Спустя год мы переехали в Майами-Бич во Флориде, и я пошел работать в больницу санитаром. Мы были очень счастливы. Там можно было свободно говорить о нашей вере, и мы вели очень деятельный образ жизни.

В нас обоих жила глубокая любовь к Израилю. В юности я принимал активное участие в сионистском движении, которое в ту пору боролось за создание еврейского государства в Палестине. Но обретя веру, мы чувствовали себя недостаточно сильными духом, чтобы обосноваться в Израиле. Это оттого, что большинство из евреев убеждено, что христиане — наши заклятые враги. С точки зрения евреев, нацисты были христиане, а мы, обретшие Мессию,— предатели, перешедшие во вражеский стан.

Но мысль о переезде в Израиль все время не давала нам покоя. Через год после нашей свадьбы мы решили попросить у Господа дать нам знак. И нам был подан такой знак, и в феврале 1963 года мы оказались на борту израильского торгового судна, увозившего нас из Майами в Израиль.

Мы поехали как туристы и пробыли несколько недель у Фридландов, эмигрировавших ранее. Мы осмотрелись вокруг и решили поработать в течение шести месяцев в киббуце. Вместе с Розой Уолмер, пережившей Холокост, мы распространяли Библии по всему Израилю. Затем мы обосновались в Эйлате, где приняли израильское гражданство. Эйлат был в ту пору маленьким поселком, окруженным с севера пустыней Негев, с юга — Синайской пустыней, с востока — Красным морем, по соседству с арабским портом Акаба. Я устроился на работу в порт в качестве докера. Работа в Эйлате в жару была тяжкой, но мне было тридцать с небольшим и я был достаточно крепким. Мы легко приспособились к новой жизни.

Мои товарищи по работе не могли понять, почему я, американец, работаю: они привыкли, что большинство американцев — богатые туристы. Особенно не понимали меня восточные евреи. Они очень хотели переехать в Америку или Канаду, а я приехал оттуда и трудился в поте лица в жарком и пыльном Эйлате.

После Шестидневной войны я устроился на работу в одну пароходную компанию, куда меня взяли благодаря моему знанию иностранных языков. Я проработал там в течение десяти лет.

Тем временем мы устраивали собрания на дому и распространяли Библии. Хае пришлось особенно много потрудиться, так как к нам приезжали и оставались на ночлег в нашей маленькой квартирке сотни людей.

В Эйлат прибывало все больше и больше людей, говорящих по-английски; это было время расцвета движения хиппи. Они целыми днями лежали на берегу и курили гашиш. Одним из них был голландец Джон Пеке. Нам удалось помочь ему стать верующим.

Я начал также писать и печататься в различных христианских и еврейских периодических изданиях. В 1976 году Еврейско-христианский союз попросил меня поработать у них в качестве их представителя в Израиле. Я принял предложение при условии неполного рабочего дня, но постепенно для меня оказалось слишком трудным работать целый день в конторе пароходной компании, писать статьи и еще помогать в Союзе. Поэтому в ноябре 1977 года я оставил работу и переехал в Иерусалим. Мессианское движение развивалось быстро. К вере приходило все больше и больше молодых, и в Израиле стало заметным влияние американского движения Евреи за Иисуса. Нам уделили внимание средства массовой информации, и наше положение стало более устойчивым.

Я стал членом Лозаннского комитета всемирной евангелизации, вошел в штат Библейского общества и помог начать свою деятельность Израильскому союзу мессианских евреев. Мессианский союз хочет связать друг с другом верующих евреев из всех общин. Многие из нас, мессианских верующих, еще не чувствуют себя адаптировавшимися в Израиле. Мы машем крыльями, как птица, которая пока не научилась летать. У нас еще не отрасли сильные крылья, которые позволили бы нам подняться ввысь подобно орлу.

Проблема заключается в том, что все мы очень разные. Не забывайте, что у каждого еврея особая предыстория. В общины входят люди из Р1емена, Индии, Шанхая, Южной Африки, Эфиопиии, Британских островов, Северной и Южной Америки. Израиль — большой бурлящий котел. Наши общины все еще несут на себе следы церковных течений, с которыми мы сталкивались в диаспоре, включая способ отправления богослужения. У нас существуют харизматические и не харизматические группы.

Часто община держится благодаря какой-либо сильной личности, чьи взгляды оказываются доминирующими и, возможно, становятся препятствием для более широкого развития. Иногда проблема возникает не на богословском уровне, а в связи с личностью руководителя.

Это помешало росту еврейско-мессианской части Тела Христова в Израиле. Поэтому Еврейско-христианский союз, зиждущийся на учении апостола Павла, изложенном в его Послании к Ефесянам, глава 2, хочет соединить евреев и верующих неевреев при соблюдении уважительного отношения к имеющимся между ними различиями. Мы хотим, чтобы в общине возродился еврейский элемент, но мы хотим дать место и уверовавшим язычникам, которые, согласно апостолу Павлу, обрезаны в своих сердцах.

В свое время апостол Павел боролся с еврейскими вождями, которые считали, что уверовавшие из других народов должны принимать обрезание. Он учил, что бывшие язычники могут сохранять свои культуру и образ жизни, поскольку последние не противоречат Писанию. Им разрешалось даже есть мясо на языческих трапезах, если при этом они не оскорбляли чувства других верующих. Бог не хотел, чтобы язычники были отрезаны от своих корней. А еврейские верующие должны были оставаться в рамках своего еврейства. Павел и другие апостолы вели еврейский образ жизни, но в то же время были связаны с активно растущей Церковью язычников.

В том-то и состоит трагедия, что где-то на путях истории еврейский элемент был вытеснен из Церкви и заглох. А в синагогах для евреев, веровавших в Иисуса как в Мессию, не было места. Позади нас 1600 лет, в течение которых быть евреем означало не быть христианином и наоборот: быть христианином означало не быть евреем. Только совсем недавно ситуация изменилась. И церковь, и синагоги лишились своей монополии. Для евреев и христиан стало возможным жить и веровать, следуя Новому Завету. Теперь еврей может оставаться евреем и веровать в Иисуса, а христиане готовы согласиться с наличием особого пути еврейских братьев, и сестер.

Мало кто из евреев смог найти в стране, из которой они прибыли, будь то Америка, Швеция или Голландия, место, где они могли бы выражать свою веру по-еврейски. Здесь, в Израиле, мы постепенно к этому приходим. Мы возрастаем в количестве. Трудно установить, сколько в нашей стране мессианских евреев, так как большинство общин — смешанного характера. Некоторые группы состоят наполовину (или даже меньше) из евреев. Предположительно таковых насчитывается полторы тысячи, рассеянных по 30 — 33 общинам. Если считать, что в каждой общине в среднем по 50 евреев, то получим обще количество верующих евреев — около 1500 или, может быть, 2000 человек.

Но Бог никогда не придает значения количеству. Мы знаем, что в верхней горнице было всего 12 человек, и если бы мы имели хотя бы каплю их рвения, то могли бы совершать великие дела.

До 1970 года многие евреи вели двойной образ жизни. О том, что они верующие, знали только их семьи и члены общины; они держали это в тайне от окружающих. В Израиле еще было много нищеты, и многие жили на пособие. Поэтому им было трудно заявить себя верующими.

Когда мы приехали сюда 29 лет назад, среди верующих евреев почти не имелось таких, которые бы родились здесь. Все были приезжие. Мы страдали комплексом подполья, развившимся из-за того, что не было общин, в которых бы говорили на иврите. В одном из первых собраний, на котором я присутствовал в 1963 году, участвовало 30 человек, говоривших на семи языках! Возникла молодежная группа, но многие молодые люди не смогли выдержать давления, которому они подвергались в школе или в армии.

Затем возникла проблема песнопений. Все наши песни, которые мы пели, были переведенными на иврит христианскими протестантскими гимнами. Мы нуждались в собственных песнопениях.

Первая по-настоящему автономная община в этой стране основана в сентябре 1969 года. С тех пор у нее появилось много последователей. Мы начали организовывать молодежные лагеря для верующих второго и третьего поколения, у нас уже имеется двести новых еврейских песен местного происхождения, а в 1989 году в Первой конференции обновленного израильского мессианского союза приняло участие сто делегатов. Мы начали общественную евангелизацию, особенно в Хайфе и Тель-Авиве. В Иерусалиме это осуществить труднее.

Под водительством Святого Духа мы должны создать нечто подлинно еврейское и в то же время мессианское. Бог поставил нас в положение, когда мы не можем пользоваться проторенными путями. Методы евангелизации, применяемые во всем мире, здесь не срабатывают. Приемы, способствующие росту общины, успешно принявшиеся где-то в другом месте, здесь бесполезны.

Бог защитит нас от того, чтобы мы превратились в секту с которой остальное население страны не хочет иметь ничего общего. Движение мессианских евреев родилось от Бога и может принести плоды в полной мере лишь с Божьей помощью.

Бог основал это движение, и только Он знает, куда оно приведет.