Часть 2
Сдвоенный урок гриффиндора и слизерина проходил совершенно спокойно — ученики молча слушали указания профессора Слизнорта и делали пометки для последующего практического задания. В воздухе витал запах зелий, а от стоящих рядом котлов поднимался лёгкий дым. Казалось, что атмосфера кабинета зельеварения уже перестала быть такой мрачной и холодной: Гораций смог облагородить кабинет, и теперь сюда пробились долгожданные теплота и свет. При Снейпе это место и впрямь было устрашающим для учеников — холод и злоба так и сыпались на студентов, а сырость и зловоние только ухудшали восприятие его занятий. Сейчас же, с приходом Слизнорта, у многих появилось рвение и желание преуспеть в тонкостях этого предмета, а также попасть в знаменитый Клуб Слизней, куда не хотел вступить лишь совсем безразличный к своей судьбе человек. За счёт этих факторов дисциплина на уроках была почти такая же, как и у Снейпа — разве что ученикам было спокойнее, что её вела не угрюмая летучая мышь, а вполне миловидный усатый старик.
Но вот за обложкой пухленького зельевара скрывался действительно сильный волшебник, который с помощью своих знаний и амбиций хорошо устроился в жизни. Детей он конечно любил, но сейчас сам чёрт его занёс в эту школу. Хоть ставка стала выше — это не могло не радовать — в такие времена без денег было бы совсем тяжело. Хотелось снова мирного неба над головой — в его воспоминаниях оно всегда было таким ярким и таким голубым, словно васильки в солнечный день. Ах, как же он скучал по молодости! Кости тогда были крепче, а лёгкие дышали свободнее. В былые времена он даже был чудесным дуэлянтом, правда сражался лицом к лицу лишь когда того требовали обстоятельства. Если есть возможность схитрить, то почему бы ей не воспользоваться?
Будучи слизеринцем, зельевар лично доказывал, что не все выходцы его факультета являются чем-то злым и плохим. Гораций был замечательным преподавателем, а его умение заводить полезные знакомства и выживаемость при совершенно разных обстоятельствах, просто поражали — ученики даже шутили, что после конца света останутся только тараканы и Слизнорт.
— Ах, Гарри, мой мальчик, я уже начал за вас волноваться! — в кабинет ввалились опоздавшие Гарри и Рон, а Гермиона, которая пришла вовремя и уже во всю готовилась к практической, привычно закатила глаза. — Я вижу вы привели к нам своего друга.
Гарри пихнул Рона, чтобы тот сказал хоть что-то.
— Рон Уизли, сэр. Но я не особо смыслю в зельях, я в них просто ужасен! Так что мне лучше...
— Нонсенс! — сказал Слизнорт, а Гарри в это время пихнул вперед друга, который хотел по-тихому слинять. — Мы это исправим! Друзья Гарри — мои друзья, так что возьмите учебники и проходите.
Слизеринка смотрела на двух гриффиндорцев, которые толкаясь пошли к стеллажу с книгами: Уизли вырос, и теперь его брюки казались «подстреленными», а вот волосы, так же, как и у Поттера, наконец-то были уложены, хоть и с горем пополам. Даже как-то странно и необычно было их видеть такими опрятными. Неужели они возмужали за это время? А нет, теперь эти два гриффиндурка чуть не подрались из-за учебника зельеварения.
Поттеру досталась какая-то потрёпанная книга, а Уизли сиял от гордости, что ему удалось выхватить новую. Они пошли на свои места, и Паркинсон отвела взгляд.
В отдалении от остальных студентов она стояла рядом со своими друзьями, которые, к счастью, были слишком заняты, чтобы следить за её глазами. Зельевар продолжил свою речь, слизеринка слушала его в пол уха, а взгляд периодически падал на одну девушку.
Сегодня Гермиона сделала другую причёску: обычно она была с распущенными волосами, а в этот раз заколола пряди у лица — ей и так, и так очень шло. Панси помнила, как один единственный раз гриффиндорка сделала себе две косички — безумно милое зрелище. Тогда даже Фред Уизли отметил, что теперь Грейнджер выглядит слишком мило, чтобы ругаться и доносить на него с братом Макгонаггл. Панси в тот день даже хотела нарисовать девушек с косичками — не Грейнджер, а совершенно случайных, которые выйдут из-под её пера. Но вот глаза почему-то каждый раз получались карими, лицо веснушчатым, а волосы кучерявыми.
Гермиона словно услышала мысли Панси и подала о себе знак:
— Грейджер, сэр, — кажется Слизнорт спросил что за зелье перед учениками. — Здесь находится амортенция — самое мощное привортное зелье в мире.
Паркинсон в очередной раз поразилась как гриффиндорка могла всё это знать. Родовая магия тут не при чём, Панси уже в этом убедилась. Слизеринка и не помнила на каком курсе действительно осознала, что маглорождённая Грейнджер могла с лёгкостью обойти по оценкам даже Драко, несмотря на то, что тот родился в чистокровной семье. Если бы тогда он не сказал ей о происхождении Гермионы, то она бы точно подумала, что Гермиона родилась в очень старой и сильной династии на подобии Блэков — их родовая магия в своё время была настолько сильной, что при желании один Люмос мог осветить весь Большой зал. В то время Панси было легче поверить, что Грейнджер была ребёнком знатной иностранной семьи, пусть даже французской или итальянской, чем в то, что какая-то грязнокровка смогла обойти всех на курсе не имея сильного рода за спиной.
Грязнокровка. Чистокровные никогда не поймут тех чувств, которые испытывают маглорождённые от этого слова, кинутого прямо в лицо, да ещё и постоянно сопровождавшееся презрением в глазах. Юная душа, едва узнавшая мир магии, уже готова в нём разочароваться, ведь для неё тут якобы нет места. Ей будет трудно пробиться в мире консервативных взглядов, которым правят «священные 28». Раньше чистокровных семей было ещё больше, и этой душе было очень тяжело жить наравне с ними, но вот магия их чахнет, роды прерываются, а дома пустеют. Имело ли смысл кичиться тем, что обречено на умирание? Разумно ли было оскорблять чью-то кровь? Многие семьи всё ещё жили прошлым, а их древа были заполнены родственными связями. Имели ли они право вообще говорить что-то о чистоте?
Отпрыски семей имели лишь дерзость восхвалять свой статус крови, видеть себя выше других, и общаться с людьми только из «своего» круга. С взрослением своих взглядов кто-то понимал, что мир не заканчивается на цифре «28», а кто-то продолжал смотреть на мир только со своей высоты. Тот-Кого-Нельзя-Называть выбрал второй путь, вот только он не был чистокровным — ему это и не мешало убивать их, и пытать. Он делал всё только ради одной цели — диктаторство над миром волшебников и маглов. Власти над двумя мирами не достичь никогда, люди восстаниями свергнут режимы, а диктаторы погибнут от руки порабощённых, — это доказано историей. Но всё же пару раз в столетие приходит человек, который хочет доказать обратное и переписать историю под себя. Тогда начинаются войны, люди умирают, но до кого-то всё ещё не доходят идеи равенства и мира. И потом всё начинается заново.
Сейчас большая часть чистокровных детей желало лишь чтобы это всё быстрее закончилось. Им было плевать кто победит: Волдеморт — отлично, ведь большинство и так на его стороне, Орден Феникса — тоже хорошо, можно было оправдаться Империусом, либо ещё чем-нибудь. Но только те, кому было плевать, не знали масштабов грядущей войны. Они не видели трупы в подвале Малфой-мэнора, не дышали этим смрадом, и не боялись каждый день за своих близких. Жизнь в постоянном страхе было не тем, на что хотел бы обречь своих друзей Драко. Пускай он будет их избегать, да, они поссорятся, но они хотя бы будут живы.
Малфой младший в детстве верил, что Гарри Поттер был новым Тёмным Лордом, а потом встретил его в магазине мадам Малкин, стеснительного мальчика в обносках, и со шрамом на лбу. И как это так? Совершенно обычный мальчик, который даже не знал, что победил одного из самых сильных волшебников того времени ещё будучи младенцем, так легко разговаривал с Драко о школе. Но вот уже в поезде, когда Малфой предложил ему свою дружбу и повторил отцовские слова о семьях в мире волшебников, свято веря, что этот мальчик клюнет, тот предпочёл ему предателя крови без кната за спиной. Тогда Драко впервые усомнился в мировоззрении своей семьи. Грейнджер в этот же год стала вторым разом, а потом он и вовсе сбился со счёта.
— Говорят, оно пахнет для каждого по-своему, в зависимости от того, что нам нравится, — продолжила Гермиона. — Например для меня она пахнёт скошенной травой, пергаментом и зубной пастой.
«Интересные запахи...запахи начала нового дня и знаний, которые можно было получить, — подумала Панси. — В духе Грейнджер.»
Откуда-то донеслась шутка.
Это был Тео или Блейз?
Драко было совершенно всё равно — для него всё слилось в общую массу, а мир выглядел словно обмотанный мутной плёнкой. Кажется, кто-то ответил на эту шутку, и кто-то другой посмеялся девичьим голосом. Это была Панси или Дафна? Он уже не помнит их смех, вроде бы он был задорный и громкий, ни то что у него. Или таким был смех Астории? Нет, она на два курса младше его, и её тут просто не могло быть.
Воспоминания уходили прочь — было лишь настоящее, после того как отец прислал письмо, в котором говорил всё то же самое, что и летом. Нужно выполнить долг перед семьей, но ему так не хотелось этого делать — хотелось беззаботно смеяться вместе со всеми. Как давно он вообще смеялся, да так, чтобы это было искренне? Какой смех был у него самого?
Слизнорт начал рассказывать что-то ещё, но вот Малфой совершенно не слушал. До него доходили только отрывки каких-то фраз, как вдруг его внимание вернулось к речи преподавателя, пелена перед глазами ушла, и теперь он видел и слышал только одно:
— Ах да, перед вами, дамы и господа, весьма любопытное зельице «Феликс Фелицис» ...
Зелье жидкой удачи с лёгкостью легло в руку Слизнорта.
Резкий взгляд и сосредоточенность Драко показались Панси странными — и зачем ему зелье жидкой удачи? Слизеринец так многого не говорил ей в последнее время, что казалось и не существовало времени, когда они были откровенны перед друг-другом. Секреты есть у всех, это совершенно нормально, но... сейчас её друг был каким-то отстранённым, и неживым. «Ох, Драко, надеюсь ты ни во что не ввязался» — сказала тогда про себя Панси.
Слизнорт в это время придумал конкурс, в котором победитель получит жидкую удачу. Наверное, он думал, что у таких юных душ не может быть плохих намерений использования этого зелья — лишь чистой воды детские желания. Как бы не так. Гораций хотел верить в чистоту и светлость мира, в котором он живет, и его нельзя за это винить. Даже после того, как он встретил мальчика, который сделал неправильный выбор — настолько тёмный и ужасный, что душа этого мальчишки раскололась на семь частей, он всё равно хотел верить в лучшее и старался помогать подающим надежду детям попасть во взрослый мир. И сейчас он думал, что среди учеников самый страшный способ использования зелья — это с его помощью одержать победу в квиддичной игре у соперников или умудриться списать на контрольной. Но с ним в кабинете был уже другой мальчик, и ему нужно было расколоть душу на две части ради того, чтобы спасти свою семью. Имя ему было Драко Малфой, и к счастью он не выиграл это зелье, иначе его руками сотворились бы страшные дела.
Зелье, на всеобщее удивление, выиграл Гарри Поттер, который ничего не смысля в зельях умудрился приготовить «Напиток живой смерти» настолько хорошо, что одна капля могла бы убить их всех. Урок закончился, а Драко пулей рванул из кабинета в очередной раз проклиная Поттера в своих невзгодах.
***
— Как обычно, — тишину коридора разрезали только шаги и голоса двух студентов.
— Я думаю ему просто нужно время, Блейз, — ответила Панси.
При выходе из подземелий воздух словно менялся: из-за большей площади сквозняки ощущались сильнее, а прохладный воздух как будто специально пытался пробраться под одежду. Порывы ветра так и хотели догнать слизеринцев: Блейз натянул рукава своей серой кофты и спрятал шею в горло свободно сидящей водолазки, а Панси засунула руки в карманы своих чёрных прямых брюк, но тут же вытащила их и обхватила себя руками.
— Ох уж эта его вечная привычка закрываться в себе... — вздохнула девушка.
— Чтобы не происходило сейчас с Драко, он не хочет нас в это втягивать, — сказал Забини. — И наверняка у него есть причины на это.
Панси машинально проверила перстень на её правой руке — такой же был у Блейза Забини, и Драко Малфоя. Её движение не осталось незамеченным.
— Мы со всем справимся, ведь у нас перстни, сделанные самим Рэймондом Паркинсоном! — разрядил обстановку слизеринец, а Панси с улыбкой закатила глаза. — На сколько заклинаний зачарованы эти кольца? Двести...
— ... Двести шестьдесят четыре, — тут же ответила слизеринка, а её друг присвистнул.
— Старина Рэй знает толк в чарах, конечно.
Ребята тепло посмеялись.
Кольца и правда были сделаны Рэймендом Паркинсоном в качестве подарка его племяннице Панси и её друзьям. Тогда она была на первом курсе и позвала погостить Блейза и Драко на каникулы — вот только не к себе, а к дядюшке. Он просто обожал Панси, в отличие от её собственной матери, то бишь его сестры. Ох, и сколько школьных каникул девочка тут же отправлялась в гости к Рэймонду, просто потому что её родная мать не хотела её видеть и считала назойливой.
Самое неприятное что она когда-либо слышала от матери это целая тирада о том, что Панси ничего не сможет добиться в жизни, и ей несказанно повезёт если её подберёт с улицы какой-то богатый и безмозглый волшебник — без брака она вряд ли будет представлять собой что-то стоящее. К сожалению, Панси слышала от неё в свой адрес слово «ничтожество» чаще, чем «любимая дочь». Но вот «любимая племянница» она слышала чуть ли не при каждом разговоре с дядей — хоть он и был довольно старым, что особенно чувствовалось в его речи, она очень его любила. У Рэймонда не было детей, как и жены — всю жизнь он посвятил семье, но они всегда были им недовольны, как они постоянно ему твердили.
Только Панси была ему рада, и всегда так тепло о нём отзывалась.
А какой она была счастливой, когда он вручил ей эти кольца! Чистое серебро, двести шестьдесят четыре заклинания, ручная работа — пыхтение над этими колечками с небольшой змейкой стоило того радостного лица, когда она впервые надела его. Для Панси они были не только защитой для неё и её друзей, но также ощущением близости с единственным членом семьи, которого она так ценит.
Слизеринка тепло посмотрела на своё кольцо напоследок, — вместе с Забини они уже поднялись на нужный шестой этаж.
Вид из окон был потрясающим — территория Хогвартса была видна во всей красе. Тут тебе и озеро с ивой — любимое место для встреч с друзьями или ухажёрами, и опушка Запретного Леса вместе с хижиной Хагрида, и теплицы проффесора Спраут — несмотря на золотые пейзажи вокруг они выделялись зелёным пятном.
— Надо же, Тео, ты решил нас встретить! Как любезно с твоей стороны, — возле входа в гостиную когтеврана стоял Теодор Нотт с уставшим видом.
— Давайте, начинайте свои издевательства над человеком, который не смог разгадать ответ и пройти в эту чёртову гостиную, — ответил тот.
— Тео, дорогой, издеваемся над тобой не мы, а жизнь, — пошутил Блейз и потрепал его по голове.
— Сколько ты тут уже торчишь, Тео? — сочувственно спросила Панси.
— Минут десять, — сказал Нотт.
Забини вместе с Паркинсон посмотрели на слизеринца щенячьим взглядом. Каким же забавным он всё-таки выглядел — волосы его растрепались, челюсть была сжата, а лицо смотрелось каким-то сонным. Панси не выдержала и сказала: «Моя ж ты зая», на что тот закатил глаза.
— Хорош трындеть, зайки, открывайте дверь, — поторопил их Теодор.
У двери, которая была проходом в гостиную когтеврана, не было ни ручки, ни замочной скважины — лишь сплошное полотно из старинного дерева, да бронзовый молоток в форме орла. Сейчас ребята должны постучать дверным молотком, и услышать вопрос, правильный ответ на который и послужит паролем. Пытаться открыть дверь с помощью когда-то услышанного ответа на одну из загадок было бы бесполезным — орёл каждый раз говорит новую. Да и загадки по большей части имели смысл лишь для людей с логическим мышлением — упрямцу, опирающийся только на сухие и чёткие факты, дорога внутрь бы была закрыта.
— Кто является бессмертным в этом мире? — слизеринцы стали полукругом у двери и до них донеслась загадка изо рта птицы.
Панси тут же подумала про Тёмного Лорда, но не стала говорить вслух — было бы странным, если бы орёл засчитал это ответом. Может ли кто-то вообще быть бессмертным, если он является живым существом? Если все мы смертны, то как тогда сумел возродиться Лорд?
— Бессмертным может быть лишь тот, кто не рождён. Тот, кто ещё не видел мир не может знать и смерти, — Блейз задумался, но лишь на несколько секунд.
— Достойный ответ, — сказал орёл и отворил за собой дверь.
— А по мне так тупой, — выдохнул Нотт, а Забини пихнул его вперёд.
«Значит Тёмного Лорда можно уничтожить?» — подумала про себя Панси и пошла следом за мальчишками.