9.
В те три дня, которые Грейнджер было суждено провести в больничном крыле, Снейп так и не появился. Словно он забыл об отработке, наказаниях, о болезни Гермионы, о самой Гермионе. Ей было чрезвычайно обидно, что он не зашёл к ней хотя бы ещё один раз, не поинтересовался, нравится ли Гермионе книга, что она поняла из прочтения... Мисс Грейнджер опять начинала грустить. В продолжении тех недолгих встреч со Снейпом девушка чувствовала себя так невероятно защищенно, как будто бы мастер зелий был неприступной стеной, ограждающей её от внешних опасностей. Ей безумно нравилась его несколько самодовольная манера держаться и вести разговор, его острый, почти гениальный, ум, способность удивлять Гермиону не только своим поведением — благодаря Снейпу девушка узнавала много нового, он открывал ей новые страницы знаний, хоть и немного странно, как будто бы он упрекал её за незнание, а не просвещал. Ей нравилась его неприступность — он держался огромным маяком посреди шумного моря. И самое главное, гриффиндорка начинала понимать, что таких, как Северус Снейп, в этом мире больше не существует и никогда не будет существовать. Он и правда по своему могуществу походил на самого дьявола, некий антагонист праздного веселья, узколобого добра, общедоступности и серости. Северус был точно карбонадо, кубический алмаз чёрного цвета. Тонкозернистые, пористые грани, чёрного, серого или зеленоватого оттенков переливались под лунным светом.
Он был приятно властным, такой силе хотелось подчиниться. Гермиона всё всегда решала сама, была лидером во всех отношениях, и теперь настало время почувствовать себя беспомощной в чьих-то руках, отдаться кому-то во власть... Но не Рональду же? Он слишком мал и глуп для серьёзных психологических отношений, для подсознательной иерархии, которую устанавливают люди между собой в целях удовлетворения своих глубинных, эмоциональных потребностей. Гермиона нуждалась в этом психологическом спасении, кто-то должен грубо схватить её за локти и выдернуть из пучины депрессии, больно встряхнуть, а потом судорожно прижать к себе и никогда больше не отпускать. Вот, в чем нуждалась Гермиона, вот, что желало её сердце. Но где же тот, кто сможет ей это дать? И что же она может предложить взамен?
Был поздний вечер пятницы. И это была осень — время победного шествия смерти. Дождь омывал увядающие деревья, тоскливо завывал ветер. Смерть напевала свою призрачную песнь, созерцая мрачный пейзаж. Смерть наслаждалась жизнью.
Гермиона переступала с одной ноги на другую перед входом в личные покои Снейпа. Она мялась, краснела, дрожала, теребила подол школьной юбки — и всё никак не решалась постучать. Грейнджер нашла предлог встретиться со своим профессором — отдать прочитанную книгу «Тайны наитемнейшего искусства». Ни один преподаватель в здравом уме не дал бы такое ученику. На это был способен только Северус Снейп, вероятно, полагавший, что для человеческого интеллекта нельзя устанавливать ограничения. И в общем-то был прав. Стучать или не стучать? (Быть или не быть — это ещё не вопрос). А вдруг он занят? Или в плохом настроении? Ох, как всё с ним сложно...
Внушительный дверной молоток как будто издевался над нерешительностью мисс Грейнджер своим жестоким молчанием. Змеи, овивавшие чугунное кольцо, смотрели на гриффиндорку хитрыми насмешливыми глазками. А дверь грязно-земляничного оттенка неприступной крепостью возвышалась над маленьким человеком, внушая страх и ужас перед желавшими войти в покои грозного хозяина подземелий.
Вдруг по ту сторону стены послышались шаги, шорох мантии, скрип дверного замка, а потом дверь резко отворилась, и в проеме показался Северус Снейп.
— Что Вы хотели? — недовольный голос гулко отбивался от сырых стен и эхом отдавался во мраке подземелий.
— Отдать Вам книгу, — и тоненькие пальчики, пестрившие только затянувшимися ожогами, протянули зельевару толстый томик по чёрной магии.
И в это мгновение Северус увидел, какая она ещё девочка, как она мило теряется перед его строгим и мрачным образом, как её тихий переливчатый голос немного сбивается от смущения, как она бесконечно робка, как ей бесконечно не хватает опоры, будто она вот сейчас сорвётся и полетит в ущелье, точно пасть драконью.
И что-то в груди зельевара от осознания, что Гермиона, словно поломанная куколка, стоит перед ним, появилось тёплое, трепетное, новое для того холода, что царил в нем. Он не смог устоять перед этим неизведанным чувством, поэтому спросил раньше, чем успел подумать:
— И что? Вы даже не хотите обсудить? Неужели книга оказалась такой трудной для Вас, мисс Грейнджер? — он говорил всё так же: с сарказмом, чуть насмешливо, но, впрочем-то, никто и ничто не сможет изменить Снейпа, ибо он сам себя таким сделал.
— Хочу, очень хочу, — Гермиона подняла на него свои медовые глаза (и Снейп в который раз уловил их тёплый свет), полные ярких огоньков надежды.
— Тогда проходите, — и зельевар немного отступил, приглашая её войти.
Она благодарно кивнула и прошествовала мимо него в освещаемую камином комнату. Северус услышал лёгкий запах лаванды, который доносился от Гермионы. Это что, её шампунь так пахнет? Или, может быть, духи? Он встряхнул головой. Почему я вообще об этом думаю?! Какая разница!
Она стояла посреди комнаты, не зная, куда себя деть.
— Не стойте столбом, мисс Грейнджер, присаживайтесь, — и он рукой указал ей на чёрный кожаный диван прямо напротив камина.
Сам же Снейп уселся в глубокое английское кресло, тоже чёрное и кожаное.
— Ну и что Вы поняли? — он опять изогнул бровь в излюбленной своей манере, всем видом показывая собственное превосходство.
— Я бы сказала, что это не просто сборник фактов или учебник по чёрной магии, а самый настоящий философский трактат, в котором высказаны весьма противоречивые и опасные для моралистов идеи.
— Неплохо, мисс Всезнайка. Продолжайте, — его одобрение придало ей уверенности, и она немного осмелела.
— Добра и зла не существует. Есть только сила, и есть только власть, и есть те, кто слишком слаб, чтобы к ней стремиться.
— Весьма глубоко, мисс Грейнджер. Не ожидал от Вас.
— Почему?
— Потому что по Вам видно, что Вы — ярая идеалистка с обостренном чувством справедливости, верящая в систему, готовая положить собственную голову в борьбе за Свет. Мне всегда казалось, что вы не могли осознать одну простую истину, которая открывает интеллектуальный путь к возможной запредельности: «Тьма не всегда означает зло, а свет не всегда несёт добро».
— Но профессор...
— Тихо, девчонка, я ещё не закончил. Таким образом, добро и зло, свет и тьма предстают равносильными понятиями, по сути, ничем друг от друга не отличающимися, борющимися за свои интересы, использующими в этой борьбе одни и те же методы, просто стоящие по разные стороны баррикад. Да, Вы были правы, мисс Грейнджер, автор этой книги хотел донести до читателя, что добра и зла не существует, что есть только сила, и есть только власть, за которые стоит вести кровавую войну. Это индивидуалистическая философия альтруиста, разочаровавшегося в людях, ибо единственное, что ему осталось — жить ради себя.
— Но профессор. Это ведь страшно. Как можно провозгласить власть целью и смыслом жизни? — она наивно смотрела на него, чуть наклонив голову к правому плечу.
Снейп усмехнулся.
— Что хорошо, мисс Грейнджер? Всё, что повышает в человеке чувство власти, волю к власти, самую власть. Что плохо? Всё, что происходит из слабости. Что есть счастье? Чувство растущей власти, чувство преодолеваемого противодействия. Не удовлетворенность, но стремление к власти, не мир вообще, но война, не добродетель, но полнота способностей (добродетель в стиле Ренессанс, virtu, добродетель, свободная от моралина). Слабые и неудачники должны погибнуть, и им ещё должно помочь в этом.
Гермиона, заворожённая, внимательно слушала его. Честно сказать, ей уже было плевать на философию — она рассматривала его. Длинный, орлиный нос. Тонкие губы (интересно, они мягкие?). Бледная кожа. Тонкие морщинки вокруг глаз, выдававшие его возраст. Да, он не был красивым. Но есть такой особый вид людей, которые были особенно привлекательны в своём imperfectum, обескураживающие своей восхитительной неправильностью. Зло для Гермионы ещё никогда не было столь привлекательно и желанно, будто вся красота порока и какого-то темного благородства слились воедино, внеся в этот мир мрачную фигуру Северуса Снейпа.
— Мисс Грейнджер, Вы меня слушаете? Если Вам неинтересно или же непонятно, то проваливайте, я не горю желанием тратить на Вас время в вечер пятницы.
— Я слушаю Вас, профессор. Просто подумала, а как же любовь? Неужели, власть — важнее?
— Любовь, мисс Всезнайка, не принадлежит проигравшим, Вы давно должны были это понять. Она — одна из форм власти, наиболее извращённая и жестокая, надо сказать. Истинная любовь, Грейнджер, — это нож, которым человек копается в себе. Она приходит внезапно, с блеском молний и раскатами грома; это вихрь, который налетает откуда-то с неба на жизнь, переворачивает её вверх дном, ломая тебя изнутри, и затем, словно сорвав ветром листок, ввергает истерзанное сердце в пучину зла, страданий и боли.
Она оказалась придавленной его умом. Ей очень далеко до него. Это осознание заставило её смутиться и опустить голову.
Она оказалась придавленной его умом. Ей очень далеко до него. Это осознание заставило её смутиться и опустить голову».
— Профессор, я так люблю дожди. Моя истинная эстетика — это тот самый момент, когда начинается дождь и небо принимает тот серо-туманный цвет, а вокруг царит манящая атмосфера спокойствия и предвкушения предстоящей грозы. В такие моменты хочется вздохнуть полной грудью и просто наслаждаться тем, что мир так необычен и прекрасен, и что нам просто повезло в нем жить и наблюдать это чудо, — её глаза ярко заблестели. Она говорила восторженно, как будто отдаваясь полностью своему пламенному монологу.
— Как же тошнотворно сентиментально, — Снейп скривился с отвращением.
— Профессор, Вы всё испортили, — Гермиона надула губки, а Северус только хохотнул про себя.
Тут он что-то вспомнил, резко встал из своего кресла и, стремительно направившись к темной дверце в глубине комнаты, исчез за ней. Но через пару секунд опять появился с небольшой баночкой в руках. В ней была уже знакомая лиловая мазь, которой зельевар залечил ожоги на её руках от сока морского лука на той злосчастной отработке несколько дней назад.
— Профессор?
— Я заметил, мисс Грейнджер, что ожоги на Ваших руках ещё не совсем зажили, — с этими словами он сел рядом с ней на диван, попутно открывая баночку с мазью. — Дайте руки.
Она протянула в его ладони свои дрожащие руки. Её сердце бешено забилось.
Он опустил пальцы в лиловое вещество с запахом ирисов и спирта, а потом аккуратно прошёлся по тыльной стороне ладони девушки. Медленно перешёл на узкие пальчики, лёгкими прикосновениями заглушив тёмную алость ожогов. Потом развернул её руку, открыв внутреннюю сторону кисти. Там, прямо посередине мягкой ладошки, оказалась маленькая родинка. Снейп покружил вокруг неё мазью, потом спустился чуть ниже к запястью. А потом всё закончилось. Он холодно убрал руки, и баночка с характерным звуком закрылась.
— Всё, мисс Грейнджер, свой преподавательский долг я выполнил. Идите. Завтра отработка в семь. Приходите сюда, в кабинете зельеварения Вам пока делать нечего.
И Гермионы на негнущихся ногах покинула личные покои Снейпа. Весь путь до комнаты старост девушка странно улыбалась.
