Глава 11. Пробуждение
(Все еще без беты, но очень стараюсь показывать вам уже отредактированный текст. За звездочки и комментарии отдельное огромное спасибо🫰)
***************************
— Верни Александра к жизни, используя свою силу.
Несмотря на всю абсурдность этой скорее не просьбы, а предложения, дактиль, тем не менее, оставался спокоен.
— Что?! — не удержавшись, травиксиец вскочил на ноги, ошарашенно глядя на невозмутимо смотрящего на него незнакомца. — Ты в своем уме?!
Андрей все ждал, что тот рассмеется и скажет, что разыграл его, но подобного все не происходило.
— Абсолютно. Воскреси любовника Диониса и тогда твой друг Евгениос сам захочет вернуться в привычный вам троим мир.
Какое-то время Тихоновский и Иасий смотрели друг на друга молча, углубившись каждый в свои мысли.
«Он сумасшедший? Он точно сумасшедший! Да и как я смогу воскресить человека, умершего много веков назад?! Надо бы как-нибудь отвязаться от этого психа и найти Никиту».
Реаниматолог собрался было озвучить любую правдоподобную причину, чтобы уйти от неприятного разговора, а заодно и от самого незнакомца, но тут давящее, начинающее его угнетать молчание прервал все такой же спокойный голос дактиля.
— Если ты опасаешься, что придется воскрешать кости, то спешу тебя заверить – мой сын в сохранности. У меня достаточно сил, чтобы удержать тело Александра от гниения.
— Сына?! Так он ваш сын?! — еще не отойдя от предыдущего шока, Андрей вновь испытал весь спектр обуревавших его эмоций.
— Да. Что тебя так удивляет? Стал бы я тратить столько своих сил на кого-то, кто не был бы мне дорог?
Тихоновский судорожно прикидывал варианты того, как он должен был бы поступить в этой ситуации, продолжая тянуть решением.
– Сил? Вы про разложение?
– И о нем тоже... — Иасий хмыкнул и посмотрел в небо таким пронизывающим взглядом, будто вел с ним какой-то свой беззвучный диалог. Затем он продолжил: – Разве отец не может желать вернуть к жизни сына, погибшего так несправедливо?
– ...
Андрей не ответил на этот вопрос, прекрасно понимая, что тот скорее риторический.
— Ну что ж. Раз ты отказываешься... — дактиль сделал небольшую паузу, придав себе опечаленный вид. — Иди. Заставить я тебя все равно не смогу. Так что забудь о чем я тебя просил и возвращайся к друзьям.
Взмахнув рукой несколько театральным жестом, сын Геи произнес как будто бы про себя:
— Должно быть это место пришлось вам всем по вкусу... хорошо, пусть так.
«Этот мир? Все не так просто...»
Наблюдая за тем, как Иасий медленно бредет по лесной дорожке, Тихоновский принял решение.
«У нас нет другого выбора. Останемся тут и Жене все равно не быть рядом с Шутовым. Если только у того нет какой-то зоофилической странности по части собак.»
— Эй, Зоил! — окрикнув мага, асклепид как-то само собой перешел с ним на «ты». — А где сейчас твой сын? Он далеко? Не думаешь, что если я буду отсутствовать достаточно долго, то парни начнут меня искать? Да и мой спутник — тоже.
— Твой спутник? Ты про некросетия? Не волнуйся, он будет занят какое-то время погоней за моим маленьким помощником, — почесав за ушком сидящего на плече землероя, дактиль отправил его по следу Никиты. — И часа не пройдет, как ты будешь тут. Только у меня одна просьба. Пока я буду вести нас к гробнице моего сына — постарайся не сворачивать с пути.
— Хорошо, я все понял, — Андрей нехотя кивнул пару раз, но с места так и не сдвинулся. — Это точно необходимо?
— Что? Дойти до гробницы? Да, необходимо.
— Нет, не это. Александра точно нужно вернуть к жизни? Никита... Тот самый человек, которого я во-воскресил... Черт, все еще не могу привыкнуть... Знаешь? Стоит мне лишь подумать, что я...
— Не отвлекайся, — щелкнув пальцами перед носом Тихоновского, колдун поднял брови вверх, всем своим видом показывая, чтобы тот был по возможности краток.
— Ах, да... Так вот, Никита, он не совсем человек. Так может и Александр будет уже не вашим сыном, если воскреснет? — попытка воззвать к благоразумию колдуна не принесла Андрею нужного результата. Упрямец продолжал настаивать на своем.
— Судя по тому, что я успел понять, будучи человеком, твой некросетий умер при других обстоятельствах. И воскресил ты не совсем Никиту, а практически демона из царства Аида, который просто занял его место. Это скорее симбиоз двух существ под одной крышей.
— Что?! Крыша? Демона?! К-какого еще демона?! — Андрей уже испытывал не просто удивление, а самый настоящий шок.
— Там все сложно... — маг закатил глаза и недовольно зыркнул на упертого реаниматолога.
— Считаешь, что до этого момента было просто?
Усмешка Тихоновского не пришлась по душе Иасию и тот постарался вновь перевести разговор на своего сына.
— С Александром все иначе, — закинув голову назад, дактиль смотрел на Тихоновского, едва сдерживая гнев. — Если хочешь посоветоваться с Дионисом, то давай. Можешь заодно и про некросетия спросить. А я пока подожду.
Представив, как на это вмешательство в личную жизнь отреагирует Бог виноделия и мистерий, от перспективы консультироваться с ним по этому вопросу Тихоновский мысленно отказался.
— Нет, я пасс...
Судя по довольной улыбке Иасия, ответом тот остался доволен. Он медленно выдохнул, а затем вновь повернулся к узкой дорожке, петляющей между деревьями.
— Я сохранил его тело в целости. Просто, верни его душу и ты свободен.
— Просто? Куда уж проще...
— Слушай, ты так и будешь всю дорогу меня перебивать?!
Тихоновский нахмурился, но ничего не сказал.
Поскольку Андрей молчал, Зоил вновь напомнил реаниматологу о его друге:
— После такого Евгениос сам не захочет оставаться рядом с Дионисом. Ваша размолвка сойдет на нет, как только ты поможешь ему вернуться домой. Ты ведь знаешь, что этот мир не для него. Вы же чуть не погибли в Триполице.
— Откуда тебе это известно? Откуда ты знаешь, что нам угрожало?
От взгляда Иасия не укрылось, с каким недоверием травиксиец на него посмотрел, поэтому он сразу же поспешил списать свое высказывание на отличие порядков этого мира от мира, к которому привыкли чужеземцы:
— Все очевидно. Об этом было известно такому количеству людей, поэтому не удивительно то, что слухи дошли и до меня.
Пока Андрей размышлял над тем, можно ли верить словам незнакомца, дактиль нетерпеливо скрестил на груди руки, все больше заводясь на находящегося в метаниях парня.
— И последний вопрос. Почему гробница вдруг оказалась так близко к нашему месту пребывания?
— Ну и откуда в тебе столько недоверия, а?! — шумно выдохнув из легких воздух, колдун пожал плечами и широким жестом обвел окрестности. — Это скорее вы оказались поблизости от нее. Александр погиб недалеко отсюда. Думаешь, этот лес так огромен? Это тебе не джунгли, а лишь часть лесного массива, рядом с полисом, с которым ваш олимпиец знаком не понаслышке.
Поскольку Андрей продолжал скептически смотреть на Иасия, тот решил уточнить у своего собеседника кое-какие подробности:
— Скажи, разве тебе не показалось странным, что сын Зевса и Персефоны вел себя несколько импульсивно в последнее время? Может он внезапно куда-то отлучался? Предполагаю, что под воздействием внутреннего давления он сорвался на кого-нибудь из вас, чего раньше между вами никогда не происходило? Я прав?
Тихоновский не ответил, однако его рука непроизвольно коснулась шеи. Он вспомнил и то, как Шутов куда-то надолго отлучался, никого не предупредив, а также его внезапное решение ответить на чувства Монахова, и, конечно же, недавний срыв в пещере. Андрею показалось удивительным, что его смогла вывести из себя пара каких-то предложений о чувствах и любви Гермеса, тогда как ранее даже Хтонайтос и целое судилище не поколебало выдержки раненого олимпийца. Это было по меньшей мере странно и требовало осмысления.
Уловив, как по лицу травиксийца пробежала судорога, колдун понимающе хмыкнул:
— Это место действует на сына Зевса, как красная тряпка на быка. И даже если он делает вид, что все в порядке — его поступки говорят сами за себя.
Андрей хотел было ответить, но тут из чащи леса навстречу к говорившим вышла бездомная собака. Ее серовато-черная шерсть была спутана, а местами даже подпалена. Животное не демонстрировало агрессии, а скорее наоборот, пыталось увязаться за путниками следом. Однако то, как отреагировал на это асклепиад-травиксиец, колдуна озадачило.
Увидев собаку, Тихоновский побледнел и замер, продолжая смотреть на нее так, словно спал и видел кошмар.
— Я... я не собака... не собака.
— Что? — маг непонимающе уставился на паникующего парня, не понимая, что же все-таки произошло.
— ...
— Не знал, что ты боишься этих животных.
—Я не... А? - Тихоновский в ужасе поднял глаза на колдуна, чувствуя подступающую панику.
— Ты что-то сказал?
— Где эта пещера? — Андрей с нервозным нетерпением посмотрел вперед, вглядываясь в деревья стоящие впереди.
— Идти еще полчаса.
— Мы можем идти быстрее? — кусая губы, реаниматолог зачем-то поправил хитон. — Ребята могут хватиться меня в любую минуту.
— Ну хорошо... пошли быстрее, — недоуменно смотря на то, как Тихоновский пытается увеличить дистанцию между ним и собакой, Иасий поспешил в направлении гробницы своего единственного сына.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Дионис и Евгений старались как могли аккуратно вести лошадей вблизи дороги, заросшей непроходимой порослью, и чтобы обойти особо сложные участки, им приходилось делать крюк.
— Так странно... Я, кажется, шел этой дорогой, но такие сложности вижу тут впервые.
Заметив, что олимпиец ему не ответил, Монахов окрикнул спутника, задавая тому вопрос:
— Где ты витаешь?
— Что? - Шутов повернул голову к Жене и вопросительно вскинул глаза.
— Ты как-то странно себя ведешь в последнее время, — Евгений обеспокоенно взглянул на казавшегося расстроенным юношу.
— Все в порядке, — недовольно поморщившись, Бог виноделия немного ускорился и направил свою лошадь чуть вперед.
— Уверен? Дело в том, что произошло в Триполице или она тут совсем не при чем?
Судя по застывшей спине Диониса, тот догадывался о чем сейчас идет речь, но предпочитал делать вид, что все в порядке.
— Абсолютно.
— Шутов, что происходит?
Монахову никто не ответил и тот довольно быстро понял, что дождаться честного ответа от упрямца он сейчас точно не сможет.
— Ты ведь сорвался на Андрея не потому, что он упомянул «всуе» твоего брата, верно?
— ...
— Послушай, я заметил, что в последние пару дней ты ведешь себя странно и...
— Смотри, видишь? — резко перебив Женю, Дионис показал куда-то вправо. — Там впереди, кажется, привязана лошадь. Нам точно туда.
— Ясно... — Монахов подавил вздох разочарования и посмотрел в ту сторону, куда указал олимпиец. — Да, похоже на лошадь. Думаешь Андрей где-то там?
— Вполне возможно. Он бы не оставил ее одну.
— Мог, если Никита решил остаться рядом с ней по просьбе Тихоновского.
Парни попытались объехать колючий куст, но казалось, что ему нет конца и края. Это показалось Дионису странным и он нахмурился.
— Что ты там говорил о дороге?
— М?
— Ну, что ты уже шел этой дорогой...
— Ах да, точно. Мы с Давидом тут уже были и что-то я не припомню этих кустов.
— Это точно было здесь?
— Да, абсолютно. Я хорошо запомнил и этот дуб, и вот тот овраг.
— Ясно...
— Думаешь, я ошибся?
— Думаю, что нас пытаются задержать и, кажется, у него или у них это получается. Никита!
— Хочешь сказать, что это сделал Никита? — удивленно и с сомнением в голосе спросил Монахов. — Да нет, вряд ли.
— Нет, не он. Но он может что-то знать. У того, кто решил нам помешать есть силы, способные воззвать к земле, а значит и влиять на рост растений, если придется.
К удивлению Загрея-Диониса, Боголюбов появился не сразу, а только минуты через две. Выглядел он так, словно кого-то преследовал, но как-то не очень успешно. Весь этот диковатый вид Никиты поначалу ввел парней в ступор.
Первым молчание прервал Шутов.
— Ты что с медведем бился?! — олимпиец нахмурился еще больше.— Где ты был и где Андрей?
Никита будто бы только сейчас пришел в себя, понимая, что совершил глупость. Он растерянно осмотрелся вокруг и сдавленно завыл.
— Ясно. Кажется, тебя пытались отвлечь и ты им в этом подсобил, — не скрывая раздражения в голосе, Петр огляделся вокруг. — Это вполне объясняет и твое отсутствие и то, какой странной нам показалась эта...
Олимпиец не договорил свою фразу. Словно бы перебивая Диониса, в небо с громким карканьем взмыла стая черных птиц, то ли споря друг с другом, то ли насмехаясь над людьми внизу. Эта внезапная картина напомнила ему о другой похожей ситуации. Но в ней не было ни Никиты, ни Евгения, а был молодой сын виноделов, умирающий на его руках от смертельной раны.
И тогда олимпиец подумал о том, что Евгений был прав, говоря о его странном поведении. Как бы Загрей ни пытался делать вид, что все в порядке, это место возвращало его мыслями туда, где он зарекся бывать в принципе.
Дионис почувствовал, как внутри него что-то ощутимо дрогнуло.
С трудом проглотив образовавшийся в горле ком, он перевел взгляд на Женю.
— Нам бы сейчас сандалий твоего брата... Неплохой артефакт, правда? — заметив, как нахмурился олимпиец, Монахов ободряюще ему улыбнулся. — Эй, не думай об этом, хорошо? Тогда ты был один, но сейчас я рядом. Мы со всем справимся. Вместе.
Должно быть в интонациях Жени слышалась не просто искренняя убежденность, но также участие и поддержка, которой тот хотел поделиться. И не привыкший к подобному отношению сын Громовержца на миг растерялся.
Он всегда был тем, кто располагал возможностями, данными ему родителями-олимпийцами, чтобы одаривать людей, либо наказывать их за проступки, а порой и сопровождать души неупокоенных призраков в царство Аида. Но в эту минуту олимпиец отчетливо понял, что испытывает согревающее чувство покоя, что появлялось в нем всякий раз, когда рядом с Дионисом оказывался Монахов. И это ощущение, пусть и не похожее на безумный юношеский порыв, дарило ему куда больше сил, чем могло показаться на первый взгляд.
Впрочем, не желая демонстрировать на публике свою слабость, сын Зевса беззлобно хмыкнул, сделал глубокий вдох и медленный выдох:
— Уверен?
— Вполне. Мне пока сложно представить себя в роли адского пса, но как показал предыдущий опыт, мы умеем выходить из затруднительных ситуаций. А располагай мы чуть большими возможностями, у нас могла бы появиться фора. Так может попросим твоего отца... отцов...
— Нет.
На какое-то время над дорогой повисла тишина.
Понимая важность момента, даже Боголюбов на время перестал убиваться, ожидая ответа Бога виноделия.
— Да, ты прав. Как бы я не относился к Гадесу, представить, что он пришел сюда только ради того, чтобы поболтать, вспомнив былое — это вряд ли. Нет. Это точно было предупреждение. Да, в его манере, да, весьма странное, даже на мой взгляд, но предупреждение.
Когда оба парня спешились, Евгений решил уточнить:
— Что собираешься делать?
Дионис поднял глаза на сопровождающего его Женю и подошел ближе. В эту секунду на его лице не было и тени улыбки, да и глаза его оставались серьезными.
— Чтобы в дальнейшем ни случилось, я хочу, чтобы ты знал...
Олимпиец замолчал, пытаясь подобрать слова.
«Раньше ты был куда словоохотливее. Помнится, благодаря этому ты и вел за собой людей и сатиров. И где все это теперь?» — насмешливо хмыкнув на собственные мысли, Дионис медленно выдохнул.
— Что происходит? — Монахов не планировал задавать свой следующий вопрос, но слова вылетели прежде, чем он их осознал. — Ты от меня уходишь? — страж свел брови на переносице, чувствуя подступающее волнение.
— Нет...
Шутов нежно потерся носом о нос Евгения, ненадолго уперевшись лбом о его лоб.
Стоя вот так, с закрытыми глазами, он словно бы погрузился в самого себя и Женя перестал спрашивать.
Затем Монахов почувствовал, что что-то вдруг изменилось. Петр прижимался к нему так сильно, с таким отчаянием, словно ничего другого не могло быть важнее и нужнее для него сейчас, чем этот бесхитростный акт признания. Признания своих собственных потребностей, слабостей и желаний.
Олимпиец медленно открыл свои глаза и заглянул в глаза Монахова. В них он увидел тревогу и безграничную теплоту, предназначенную лишь для одного Диониса. И это было правдой. Евгению не был важен божественный статус Бога виноделия. Все, что интересовало Женю, находилось за статусами и силой, а шло от самого сердца.
Помнится, когда-то царь Мидас попросил у сына Зевса способность превращать в золото все, до чего сможет прикоснуться. Прочие люди просили урожая. Вакханки и сатиры возносили ему похвалы, люди организовывали в его честь игры, жертвоприношения и праздники, но уже очень давно никто не смотрел на сына Персефоны и Семелы так просто и так по человечески. Монахов непоколебимо и сразу отметал между ним и олимпийцем боголепное восхищение и любые дистанции, оставляя взамен этому простые, и, вместе с тем, понятные чувства.
— Шутов, что происходит? — опасаясь потревожить этот момент близости, Монахов говорил едва различимым шепотом, притягивая Петю за талию.
Несколько мгновений внук Кроноса и страж царства Аида смотрели друг другу в глаза, затем ни слова не говоря, Дионис потянул Женю за шею и накрыл его губы ласковым поцелуем. С готовностью отвечая на него снова и снова, Загрей чувствовал головокружение, сжимающую сердце грусть и ясное понимание того, что его жизнь в эту самую минуту запускала новый цикл, сулящий младшему из олимпийцев очередной невыносимо трудный выбор. И сколько бы он от этого не убегал, больше бежать он был не в силах.
Когда воздуха стало не хватать, юноша с большой неохотой уперся ладонями в грудь Монахова, немного от него отстраняясь.
— Подожди... я должен сказать... должен, — пытаясь выровнять дыхание, Шутов закрыл глаза. Сердце его бешено колотилось, но он знал, что не единственный, кто испытывает сейчас подобные сильные эмоции.
— Что? — Евгений снова было потянулся к парню, но тот его остановил, повторяя сказанную ранее фразу.
— Чтобы ни случилось в дальнейшем, я хочу, чтобы ты знал... я ни о чем не жалею. Не жалею, что встретил тебя в той больнице... — сдавленно выдохнув, Дионис продолжил: — Не жалею, что прошел все это с тобой. Да, между нами было всякое, но я благодарен тебе, Бер, и всегда был.
Монахов интуитивно почувствовал, что должен остановить юношу и сделал было шаг в его направлении, но тот его оттолкнул, упрямо поджав губы. Загрей обратился к стоящему рядом Никите, при этом голос его звучал глухо:
— Ты знаешь, что делать.
— Мгм.
Боголюбова не пришлось просить дважды. Порождение царства мертвых лишь коротко кивнул и, встав позади Евгения, сцепил свои пальцы у того на плечах.
— Какого черта, Шутов?! — пытаясь вырваться из стальных рук Никиты, Монахов утробно зарычал, обращаясь к мертвецу: — Если не хочешь умереть еще раз, лучше отпусти!
Занятый борьбой с некросетием, Женя не сразу заметил, как земля под его ногами задрожала, а над головой стали собираться черные, тяжелые тучи.