Снегурочка бесится

Страх высоты — не мифическое чувство. В этом мисс Грейнджер убедилась еще в начале своего обучения в Хогвартсе, когда взглянула на мир с высоты Астрономической башни, чувствуя, как подрагивают руки, как слабеют колени и как кружится голова. Но она никак не ожидала, что подобные ощущения накроют ее при спуске с третьего этажа по крайне не надежной конструкции — подобии веревки, связанной из шелковых простыней. Ее — девушку, которая летала на гиппогрифе, поднимаясь почти что в высь небесную! Но на сей раз руки не имели права дрожать, а пальцы, когда-то намертво цеплявшиеся за одежду Гарри Поттера, сейчас обязаны были сжиматься и разжиматься по приказу разума. Единственным успокаивающим фактором во всей этой чрезвычайно абсурдной, но от этого не менее жуткой, ситуации был конец импровизированной веревки, обвитый вокруг ее талии. Подобная страховка, пусть и была больше призрачной, но помогала притупить зародившийся в голове страх. Как говорится в одной знаменитой поговорке: «Глаза боятся, а руки делают», — так и тут — пока мисс Грейнджер ухитрялась не зыркать косо вниз, умудряясь при этом думать на отвлеченные темы. Простыня под пальцами неожиданно закончилась на очередном узле, что фиксировал страховку, а стопы юной девы коснулись земли.

Подрагивающие от перенапряжения, немалой порции адреналина и новой волны страха, пальцы с трудом развязывали страховочный узел, чтобы Гермиона могла поскорее убежать подальше от комнаты собственного пленения, желательно за пределы данного поместья. В огонь паники, что сегодня правила балом в разуме, подливали масла мысли. Пусть нехитрый и простой, как палка, план был уже полностью продуман в самых возможных мельчайших деталях, вокруг мисс Грейнджер имелось слишком много неизвестных и не зависящих от нее факторов, способных повлиять на ход ее спасения. К примеру, она понятия не имела, когда сумасшедшая приверженка Того-Кого-Нельзя-Называть, чей лик не так давно печатался во всех газетах под заголовком «Сенсация! Особо опасные преступники сбежали из Азкабана!», вернется в комнату. А может кто-то из обитателей этого огромного дома видел предварительное тестирование длины самодельной веревки или ее эпический спуск? Или во время побега волшебницы кто-то встретится на ее пути? Кто знает, что за охрана или обитатели здесь бродят? Если вспомнить о всех преступниках, с коими сбежала из тюрьмы для волшебников пленившая Гермиону особа, перспектива встретить голодных и злобных песиков (возможных охранников здешней территории), казалась не такой уж и чудовищной. Но в помыслах гриффиндорки имелись и позитивные аспекты. С высоты третьего этажа она хорошо сумела рассмотреть забор с коваными воротами, на глаз измерить расстояние между поместьем и собственным спасением и обозначить некоторые объекты, которые после спуска вниз будут указывать ей путь к выходу сквозь заросли раскинувшегося внизу растительного безобразия. Понять, окружает дом небольшая заросшая лужайка, сад или целый парк, было затруднительно для чистого светлого помысла, ранее не стыкавшегося с дизайнерским, и не только, ландшафтом.

Быстрый широкий шаг, перемежающийся порою с бегом трусцой, вызвал одышку у юной леди. Но все воплощения мысленно составленного плана прошли, как говорится, без сучка и задоринки. Даже ориентиры ни разу не подвели Гермиону, выведя прямиком к кованым золотым воротам. Конечно, тут имелась еще одна непродуманная проблема, можно сказать, огромная дыра в гениальном своей простотой плане. Что если (а что-то подсказывало Гермионе, «наверняка») забор по всему периметру, включая ворота, был окутан охранными чарами? Или магической сигнализацией? Впрочем, нельзя сказать, что девушка не думала об этой загвоздке, способной свести все её старания коту под причинное место. И сколько бы гриффиндорская заучка не обдумывала эту ситуацию, приходила к одному и тому же решению. А именно, попытаться перелезть через забор. И не зря она выбрала путь от дома именно к воротам, так как если взобраться вверх по монолитной двухметровой стене у нее шансов не было, то здесь это представлялось возможным. Теоретически. Уповая на собственную везучесть, вера в кою подвергалась в последнее время сильным, и не сказать чтобы не обоснованным, сомнениям. Надеясь, что охранка данного поместья работает точно так же, как и в других нормальных домах — реагирует на попытки пробраться на территорию дома, а не ограничивает возможность выбраться отсюда. Действительно, ведь кто будет самолично запирать себя, делая пленником? Одно — это закрывать дверь дома на замок, имея возможность открыть ее в любую минуту и выпорхнуть наружу, совершенно другое — если тебя запрут в собственном доме без ключей. Вот и здесь схожая ситуация, охранные и сигнализирующие чары должны предупреждать и защищать от внешнего вторжения, а не препятствовать выходу отсюда хозяев.

Подойдя к воротам, Гермиона все время оглядывалась, боясь, с замиранием сердца, обнаружить за спиной, слева или справа, спешащую за ускользающей из тонких аристократических пальцев добычей Беллатрикс Лестрейндж. А может и кого похуже, неспешно прогуливающегося по окрестностям. Глубоко вздохнув и последний раз окинув взглядом пустующее вокруг пространство, девушка решительно шагнула к воротам. Этот шаг совпал по времени с хлопком аппарации. Гермиона застыла ледяной статуей, когда по ту сторону, словно в другой реальности, появилось новое действующее лицо. В голове воцарилась звенящая тишина, и лишь одинокие мысли медленно двигались в этом вакууме, обозначая собой самые простые слова «из огня да в полымя».

А тем временем, в одном из отлично освещенных коридоров Малфой-мэнора...

Они встретились, словно два роковых события, обещающие сплестись вместе и создать катастрофу. Как будто два тайфуна. Две стихии. Черное и белое.

— Сестра? — полный изумления вопрос и не скрытое раздражение в кристально голубых, как две льдинки, глазах. Не скрытое, потому что рядом с родственницей можно показать истинные чувства. Раздражение, потому что муж явно сошел с ума.

— Цисси, — пропела, как ядовитая гадюка, Беллатрикс. В ее черных глазах, с обыденным блеском безумия, читалось удовлетворение и превосходство. Она словно триумфатор глядела на заранее поверженного и еще несведущего об этом противника.

— Что-то случилось? — с беспокойством спросила белокурая женщина. Такое поведение сестры по отношению к ней, части ее семьи, было истинной дикостью.

— Ничего особенного, — и улыбка, говорящая об обратном. Широкая, противоречивая. — Всего лишь выполняю твое задание, когда ты не спешишь услужить Темному Лорду. Или думаешь, однажды прибежав с доносом, ты начнешь представлять что-то в его глазах?! — истерические нотки в голосе, высокая тональность, резкие движения руками и Нарцисса, все еще Малфой, отступает на шаг назад. Но в глазах нет страха, лишь холодный прищур и задумчивое выражение лица.

— Поручение?.. — уточняет для верности младшая из сестер Блэк, пытаясь понять, откуда сестре может быть всё это известно. Разговор произошел чуть менее суток назад, буквально, вчера утром. Даже проблемы личного характера, семейные проблемы отступают на задний план. На фоне еле уловимой опасности, отдающей кислинкой на кончике языка, раздражение после разговора с мужем и адвокатом улетучивается, исчезает напрочь.

— Не прикидывайся дурочкой, Цисси, — фыркает Бэлла. — Ты должна была похитить грязнокровку для Лорда, предполагая, что у неё связь со Снейпом.

— Где девчонка? — спросила блондинка, внимательнее оглядывая сестру и пространство позади неё, но там было пусто. Если сестрица умудрилась уже добраться до Грейнджер или отдать её Лорду...

Оба варианта ничем хорошим для Нарциссы закончиться не могли. Она была хорошей, просто превосходной светской леди, и отнюдь не глупой. Если сестра сумела первой найти (каким интересно образом?) грязнокровку и навредить той... Зная пристрастия Беллатрикс к пыткам маглорожденных, её импульсивность и неумение остановиться в нужный момент! Можно было смело предположить, что миссис Лестрейндж просто убила девушку или свела с ума нежную детскую — миссис Малфой помнила, что Грейнджер является ровесницей её сына — психику, когда даже уже пережившие свое люди прощались с рассудком, познавая Круцио Беллы. Но это был один вариант развития события, а существовал и другой, не менее печальный. Маленький, крохотный шанс, что ради Лорда, не поддаваясь желанию насолить сестре, Беллатрикс оставила грязнокровку в живых. Возможно девчонка даже сохранила свой хваленый ум, но уже находится в лапах Того-Кого-Нельзя-Называть. И тогда последствия гнева Волдеморта на Нарциссу могли поразить любого из её, все же ещё, семьи. Ведь леди Малфой не выполнила поручения, не справилась... Подвела Темного Лорда, в отличие от Беллочки. Пожалуй, именно в этот момент Нарцисса, в какой-то мере, поняла собственную сестру, уподобившись ей. Желание убить дрожащую родственницу превышало всё.

— Где? Девчонка? — раздельно, чуть ли не по слогам, повторила леди. Ее лицо все так же выражало непоколебимое спокойствие, в отличие от Беллы, Нарцисса всегда умела себя контролировать.

— Наверху, — не поверила собственным ушам и счастью женщина, когда услышала ответ миссис Лестрейндж. — Хотела взглянуть тебе в глазах прежде, чем отдать ее Лорду, — слишком сильно полагаясь на нежную натуру своей родственницы, брюнетка даже не представляла, как близко бродит возле заветной Авады.

❄️❄️❄️

Звон, скрип, треск. Все это слилось в какофонию звуков, когда Снегурочка уверенно открыла дверь в комнату, где, по всей видимости, должна была находиться Гермиона. Защитные чары на двери, не позволяющие ее открыть, опасно сверкнули багрянцем по всему контуру темной древесины, покрылись корочкой льда и рассеялись мириадами розовых, словно кровь на снегу, снежинок. Петли в последнем протесте противно скрипнули, отворяя проход и позволяя троим волшебникам заглянуть внутрь комнаты.

Последним, кто рискнул перевести взгляд в гостевые покои, оказался Снейп. В его голове все еще звучал собственный, но показавшийся таким чужим, сухим и надтреснутым, голос: «Это ее сумочка и... и медальон...». Поуш, с которым Гермиона Грейнджер предпочитала не расставаться вне места, которое могла считать своим домом, как комната старосты гриффиндора или его покои в подземелье Хогвартса. Белоснежная цепочка, которую девушка никогда не снимала, говоря, что это самый ценный подарок в ее жизни, после самого Северуса — он столь о многом ей напоминает! И если с Мионы, его маленькой и храброй девочки, насильно не сняли эту драгоценность — подобные мысли вызывали волну, даже не раздражения, первобытного гнева и ярости — то... Об этом было думать ничуть не страшнее, чем о первом, уже озвученном в мыслях варианте. Если Гермиона Джин Грейнджер собственноручно сняла с себя ожерелье, то Северус Тобиас Снейп мог себя поздравить — мелькнула горестная, саркастическая мысль — он добился своего! Девочка решила забыть гнусного Нетопыря, посмевшего сперва воспользоваться ею, а затем бросить, растоптав при этом чувства. Но сколь бы всё это ни было ужасно, в действительности, Северуса больше беспокоил вопрос, где сейчас находится виновница его терзаний и самокопаний, все ли с нею в порядке?

Гостевая комната, одна из десятка идентичных безликих комнатушек, в кои-то веки могла поразить воображение и взгляд незваных гостей враз с хозяином Малфой-мэнора своим отличием от товарок. Всего одним единственным, но каким! Это отличие, будучи единственным, умудрялось проявить себя сразу в нескольких несоответствиях: кровать, избавленная от простыни, одеяло от пододеяльника и даже две подушки от наволочек! Шторы, как в последствии окажется, также пострадали, но сейчас никто из присутствующих не обратил на их отсутствие внимания. Намного интереснее была самодельная веревка, прикрепленная к ножке массивной кровати с балдахином, второй конец которой уходил куда-то вниз через оконную раму.

Троица чародеев, несмотря на всю серьезность ситуации, чуть не застряла комичным образом в проходе, когда каждый из них в одночасье ломанулся вперед. Повезло, что Люциус оказался джентльменом и быстро сориентировавшись, отступил назад, дожидаясь, когда гости войдут первыми. А Василиса оказалась юрче и шустрее, скользнув змейкой в комнату. Вслед за брюнеткой в комнату вошел Северус, успевший поднять с пола и кое-как запихнуть в Гермионину сумочку всё её содержимое. Ну или почти «всё» — медальон скользнул в карман брюк, к палочке девушки. Лишь убедившись, что проход свободен и окинув коридор позади подозрительным взглядом, лорд Малфой вошел внутрь, прикрыв за собой дверь. Но сколь бы плавными и грациозными не были движения Люциуса, любопытство сделало свое коварное дело, заставив мужчину широким быстрым шагом подойти к окну, чтобы, как и все собравшиеся в комнате, выглянуть наружу и вниз.

Картина внизу была способна, как порадовать, так и опечалить отсутствием любой живой души в радиусе нескольких метров. Неопределенный «Хм-м...» Люциуса явно выражал полное непонимание того, что сейчас творится в его доме. Полная уверенность в том, что никаких исчезнувших гриффиндорок здесь нет, медленно и верно испарялась, как вода за этот долгий иссушающий летний месяц в небольшом прудике, протекающем в глубине парка, раскинувшегося вокруг Малфой-мэнора. Но кто мог привести сюда девчонку и зачем? Из всех людей в этом мире, в поместье, без ведома его хозяина, могли проникнуть лишь члены семьи и действительно доверенные лица главы рода. Из последних прямиком на территорию дома мог аппарировать только Северус, будучи единственным, как бы странно и прискорбно это ни звучало, близким другом Люциуса. А что касается членов семьи... Тут всё было сложнее и запутаннее, кроме самого лорда и его прямого наследника, Драко, прямой доступ в дом имелся только у Нарциссы. О том, что в число «семьи» после его женитьбы на мисс Блэк вошли и родственники супруги, мистер Малфой как-то позабыл. К тому же, обходя все защитные чары, наложенные ещё задолго до рождения самого лорда, прямиком в мэнор сумела переместиться и Василиса, над чем он пообещал себе поломать голову позже. А лучше вовсе не ломать, вытянув объяснения из девушки самым приятным способом, который существовал в этом чудесном мире...

Пока хозяин поместья предавался мечтам, как бы сейчас их охарактеризовала Снегурочка — «несбыточными», девушка со Снейпом методично оглядывали куст за кустом, пытаясь найти беглянку. Тяжело вообразить, какое облегчение Северус испытал, поняв, что здесь произошло. Если у его смелой и умной девочки нашлась такая безумная, с точки зрения любого волшебника идея, то она в относительном порядке, а это согревало душу и сердце. Но тяжелый покров беспокойства продолжал плотно окутывать мысли, заставляя цепкий взгляд обсидиановых глаз осматривать каждое деревце с высоты третьего этажа, чуть ли не испепеляя бедные растения. Вид на то, что происходит на пятачке у ворот заслоняла большая ель, позволяющая лишь увидеть верхушку витиеватого творения какого-то кузнеца.

В довесок ко всему, предплечья Пожирателей начали зудеть, намекая, что кое-кто призывает их. Люциус раздраженно вернулся с небес на землю, а Северус почувствовал, как холодеет все внутри. Это было такое мерзкое предчувствие, покрывающее спину липким потом и мурашками.

— Что-то не так? — чутко отреагировала на смену атмосферы и ухудшившееся настроение товарищей девушка. Она еще в детстве научилась на лету улавливать негатив, который так и пророчил приключения с неприятностями на ее белоснежную (в зависимости от времени года) макушку. Зимой, когда шабаши и народные гуляния случаются вкрай редко, а приличной Бабе-Яге нечем заняться... она начинает плотно заниматься воспитанием внучки. Этот переход из вредной, пакостливой, гадкой, но очень доброй к внучке Ба в строгую и насылающую мерзопакостное проклятие за каждую ошибку в цитировании очередного зубодробительного стишка-заговора ведьму, юной принцессе пришлось улавливать в считанные минуты. Чтобы иметь шансы смотаться к Дедушке под предлогом помощи в приготовлении к Новому Году или спрятаться в отцовской сокровищнице, куда Ба и простым смертным ходу нет. Да, храбростью в детстве Василиса никогда особо не отличалась.

— Темный Лорд зовет, — мимоходом бросил Малфой, готовясь к аппарации. Он специально не смотрел на девушку, понимая, что сейчас ему необходимо быть собранным и максимально отстраненным от этого мира. Надеть привычную маску высокомерного и заносчивого лорда, чтобы скрыть собственные мысли и тревоги. Но... Черт! Как же не хотелось оставлять любимую здесь одну! Её вообще не хотелось оставлять, никогда. А если он вернется опять в пустой, безжизненный мэнор, откуда она исчезла, возможно в этот раз действительно навсегда?! — Сев?

— Остаюсь, — его метка уже не чесалась, как мягко, ласково и ненавязчиво проявляла она себя все эти полгода с новогодней ночи, а адски жгла, заставляя лицо исказиться в болезненной гримасе. Казалось, браслет лишь усиливал эту боль, создавая внутри Северуса маленькую черную бездну. Как, оказывается, он сильно отвык от истинного проявления метки Пожирателя Смерти.

— Постой, — Василиса ухватилась за рукав, кивнувшему другу, Люциуса, заставив того обратить-таки на себя внимание. Правда, этого девушке было не достаточно, стоило встретиться со стальным взглядом серебристых глаз, таким отстраненным, чужим...

Снегурочка переместила руку ниже, обхватывая аристократичную ладонь и переплетая пальцы с пальцами Малфоя. С каким-то странным удовольствием девушка наблюдала, как по швам трещит образ высокого лорда и как теплеют серые глаза. «Я с тобой», — шепнула тихо, чуть ли не самыми губами принцесса, вызывая настоящую бурю эмоций внутри Люциуса. «С ним»... Даже самый храбрый маг, не считая маленькой беззащитной девушки, побоялся бы без причины сунуться пред красные очи Волдеморта. И чем думает эта девушка? А самое главное, что она делает с ним?

— Мистер Снейп? — убедившись, что Люциус сейчас никуда от нее не денется, девушка вернула свое внимание Северусу. С ним происходило что-то не то... — Что, болит? — уточнила, уже зная ответ, Снегурочка. Голубые глаза внимательно следили за каждым мускулом на бледном мужском лице, пытаясь не концентрироваться на самой примечательной детали его внешности. Меж тем, она гадала, каким образом Черная Метка так докучает зельевару?

Рукоделие, сперва самое безобидное — вышивание или вязание крючком, порой спицами, до крайне опасного — выдувание ваз из жидкого стекла или работа с раскаленным до состояния воды металлом, еще с детства было страстным хобби Василисы. Наверное, именно поэтому девочка так любила уезжать летом к бабушке и творить вместе с нею разные прекрасные безделушки, которые с самого юного возраста Снегурочки обладали магическими свойствами. Не знакомая тогда еще с основами артефакторики, но часто пропадающая в сокровищнице отца, рассматривающая и играющая с магическими вещами древности девочка вдыхала толику чар в каждое свое творение. Неказистые, сшитые из носков и перчаток игрушки, забавные, разноцветные монстры, связанные изумительным образом — пять лап у лилово-голубого котика, две головы у ядрено-розовой летучей мышки или пожелтевший Горыныч с одной головой, но десятью хвостами. Все они незримо и еле ощутимо таили в себе хорошее настроение, способность поднять дух в самый страшный момент, улыбнуть в самый печальный или просто принести удачу их владельцу. Со временем девочка подрастала, а с ней росло и ее мастерство. Она изучала основы и хитрости артефакторики с Ба; узнавала тонкости работы с мамой, оттачивая визуальную составляющую собственных творений; находила самые разнообразные, ценные и невообразимые сокровища с папой, позже используя их при создании магических украшений; училась смотреть на мир с позитивной точки зрения вместе с Дедушкой, помнить: «Что бы не случилось — сказка должна жить в сердце!», — а вместе со сказкой приходило и Чудо.

Теперь, спустя годы практики, тысячи побед и миллиарды поражений, девушка умело мастерила специализированные под конкретного человека подарки. Она редко, крайне редко, работала на заказ за так любимые ею денежные эквиваленты, предпочитая зарабатывать на жизнь иным своим талантом, а артефакты создавала в качестве милых подарков-безделушек для родных людей, даря от чистого сердца. До сих пор в страшных снах Вася вздрагивает, стоит вспомнить, как когда-то она в муках и страданиях трудилась над подарком лучшему другу — саркастическому, язвительному, иногда мрачному и часто попадающему в глупые, неприятные ситуации Тони. Но в конце концов она нашла формулу сочетания особого сплава металлов, которые могли решить основную проблему Долохова — боль, которую вызывала проклятая Черная Метка. Осторожно и кропотливо, как впрочем и всегда, девушка использовала эту же технику для создания основы подарков Северусу и Люциусу, вплетая, впрочем, разные свойства в свои дары. Мрачному Снейпу немного легкости к настроению и еще несколько вещей по мелочи, не считая связующей ниточки с парным украшением. А, иногда до жути, высокомерному английскому лорду чуточку снисходительности и стойкости, чтобы смог пережить любые невзгоды. Дары Снегурочки никогда не неволили людей и лишь они сами делали выбор — носить и использовать подарки или нет. Более того, ни одно из ее творений не могло менять людей, неволить их истинные желания или отравлять разум несвойственными помыслами. Зато они могли внести краски в жизнь и вытащить наружу то, что так часто скрывают внутри люди; хорошим, истинным эмоциям пробиться сквозь многие барьеры самоконтроля; придать уверенности в себе и собственных силах или даже защитить от более, чем реальных угроз.

Вместо ответа Северус приподнял манжету белой рубашки, демонстрируя черную метку — череп с выползающей изо рта, словно язык, змеёй. Недоумевающая Снегурочка с добрую минуту хлопала длинными ресницами, бездумно пялясь на тату и удерживая Люциуса за руку, прежде чем в глубине голубых глаз забрезжила искра понимания. Всего лишь теза, которую разум понимает как абстрактную мешанину образов и слов, не способную в полной мере превратиться в конструктивное предложение. И пока мозг перерабатывает множество догадок, создавая из них одну единственную, губы уже самовольно раскрылись:

— Нам нужно к вашей зазнобе безносой.

— Я никуда, — прошипел сквозь зубы от сильной боли, как будто вдвое усиленной, нежели обычно, — не пойду, покуда не найду Гермиону.

— Люц, — девушка вскинула взгляд цвета незабудок на Малфоя, хватая Снейпа под локоть.

— Ты уверена? — переспросил Люциус, пока Северус шипел «пусти», пытаясь избавиться от цепкой хватки прохладной женской руки.

— Да, — встретившись со светло-серыми глазами лорда, девушка совершенно неожиданно для себя затаила дыхание. В конкретно этот момент, вырывающийся и кривящийся от боли Снейп, словно куда-то исчез и, пожалуй, если бы он в действительности канул в бездну небытия со всем этим миром в придачу — Василиса бы этого не заметила. Казалось, будто целый мир сосредоточился в этом одном человеке, его высоких скулах, четких чертах лица и невообразимо прекрасных глазах, чей внутренний свет видился девушке по ночам, таким холодным и тоскливым без него. Даже летняя духота ночей, заставляющая скинуть пуховое одеяло с кровати, а тело покрыться солеными капельками пота, не смогла согреть Василису, которую озноб бил изнутри. Под взглядом стальных, в чем-то жестоких, глаз девушка неожиданно согрелась, напрочь забыв обо всем. Это ощущение можно сравнить с пробивающимся сквозь плотную занавесь пасмурной тучи солнечным лучиком, теплым и ласковым. Аппарация, столь нелюбимая Снегурочкой, прошла совершенно незаметно, и лишь чье-то удивленное шипение вернуло внимание принцессы окружающему миру.

— С-с-с-северус-с-с, Люц-с-с-сиус-с-с? — только спустя добрую минуту усиленной мозговой деятельности неразборчивое шипение превратилось в слова. — Кто это с-с-с-вами? — ноздри Лорда раздулись, словно он принюхивался, а красные огоньки в глазах недобро пылали.

— Гермиона... — прохрипел, не сдержавшись, Северус. Может это последствие полной неожиданности или подобие эйфории после резко исчезнувшей боли в руке, но черные глаза впились изучающим взглядом в растрепанную девушку.

Гермиона застыла вместе с Волдемортом в проеме ворот, как и Северус минутой ранее, она явно пыталась вырваться из цепкой хватки змеюки подколодной. Но хрупкая гриффиндорка, предпочитающая физическим упражнениям вкусную булочку с книгой, сильно уступала в силе даже тощему, как жердь, змееликому мужчине. Пышная копна каштановых волос растрепалась, а в карих глазах горели страх и истинно гриффиндорская упертость, делая Грейнджер подобной разгневанной львице. Милому сердцу зельевара образу не хватало лишь львиных ушек для полного сходства.

Меж тем, глаза цвета незабудок в неверии смотрели на главного протагониста всего Туманного Альбиона, а тонкие девичьи пальчики, выпустившие локоть Снейпа, бессильно сжимались и разжимались. Просто, стоило вместо воздуха или крепко держащей ладони Люциуса представить шею одного наглого, вредного и гадкого Долохова, как руки сами тянулись придушить заразу. «И вот это, лишенное даже намека на шнобель и шерстяной покров, тщедушное змеище, с завышенным чувством ссобственной важности и заниженной эмпатией, похоже на моего отца?! Тони срочно нужно обратиться к окулисту или сходить к колдомедику, а лучше всего на выходных съездить к Ба!» Потому что ничем, кроме как внезапной слепотой лучшего друга, Вася не могла объяснить то, что ЭТО кто-то посмел сравнить с самим Кощеем Бессмертным!

— Время идет, а ты не меняешься, мой друг, — перевел кровавый прищур на Зельевара Том. — Тебе нужна эта грязнокровка, Северс?! — расхохотавшись, спросил Темный Лорд, пока Снегурочка сверлила его взглядом, а Малфой застыл возле нее мрачным истуканом. — Лови, — хотел швырнуть, но не рассчитав собственные силы, всего лишь толкнул в сторону Снейпа Гермиону. Девушка, не имея возможности затормозить, сделала несколько шагов по инерции, не понимая, почему на лице метнувшегося к ней любимого человека отразился ужас, искажая родные черты отчаянием.

«Откуда он здесь взялся? Как меня нашел и меня ли искал? Почему, — а все же сердце уверенно билось, заявляя, что по ее душу явился сюда Кошмар большинства студентов Хогвартса, профессор Снейп, — он меня искал и как обнаружил пропажу?» — пронеслась стайка испуганных мысленных вопросов в умной головке кареглазой красавицы, пока за ее спиной Кошмар уже всей магической Великобритании, некогда лучший выпускник Хогвартса Том Реддл, выводил узор проклятия вслед выпущенной на кратковременную волю пленнице.

Время шло не на минуты или секунды, а на мгновения, которые считать могли лишь двое. Два выпускника Слизерина: один чудовище, второй отчаянный защитник. Чудовище было старше, злее и по общественному мнению — сильнее, защитник же не уступал в навыках и хитрости злодею, он тоже был злодеем. В чем-то эти мужчины были схожи, оба полукровки, оба выдающиеся волшебники и одиночки. Но имелось и огромное различие у Северуса с Томом, которое немногие сумели бы заметить. Один седобородый волшебник назвал бы это «Любовью», более прецизионная принцесса — «умением любить и отдаваться этому чувству полностью, кладя на чашу весов даже собственную жизнь». Тома, наверное, любили многие, он не любил никогда, ведь это мало — быть любимым, надо любящим быть*.

Северус успел первым. Судорожно сжал в, возможно последних в своей жизни, объятиях любимую девушку, оборачивая её вокруг собственной оси и заслоняя спиной, собственным телом от несомненно смертельного проклятия. Нос с внушительной горбинкой уткнулся в каштановую макушку, глубоко, навеки вдыхая родной запах, а тонкие губы разомкнулись сами собой:

— Люблю, — хриплый шепот, который можно спутать с дуновением шаловливого ветерка.

— Сев! — тихий полувсхлип, полувскрик дрожащего голоса.

Всего на мгновение во всем мире воцарилась полная тишина. Жужжащие букашки заткнулись, багряный закат застыл, озаряя золотистыми лучами заходящего солнца две фигуры. Высокую и поджарую, маленькую и хрупкую, застывшие в объятиях друг друга. Да что там говорить? Сердца людей застыли, сжимаясь, пропуская удары. А затем, как гром средь ясного неба, вспышки двух заклятий.

Они ударили одновременно, продолжая держаться за руки, как никогда крепко. Зеленая вспышка проклятия, точно такого же, какое поразило Снейпа, сорвалась с палочки Люциуса и устремилась к Лорду, вместе с голубовато-белоснежным потоком магии, льющимся из раскрытой ладони Василисы. Но первой отшатнувшегося Волдеморта настигла совсем другая магия. Золотистая, древняя, как существование людей на планете, магия, которая когда-то помогла вздорной снежной принцессе соединить две судьбы в новогоднем сне и воссоздать волшебные дары, оплела мерцающей паутиной прекрасную пару — Северуса и Гермиону, беря свое начало в тонких нитях, тянущихся из груди людей и волшебных снегуркиных даров. Эта магия пропустила через себя зеленые и черные всполохи, собираясь в один мощный энергетический клубок и ударила всей своей мощью в Темного Волшебника, а к ней присоединился зеленый луч смерти и мороз настоящего вечного холода.

Где-то на заднем фоне слышались женские голоса и мелькали вспышки проклятий, заглушаемые мужским неразборчивым рыком. Хоть и близко, но словно в далеко-далёком Антонин Долохов вышел из тени, сдерживая двух истерящих леди и не позволяя их волшебству навредить людям, стоящим у ворот. Тони даже удалось оглушить блондинистую сестру Блэк и чудом, а может благодаря украшению, опалившем холодом руку, уйти от Авады старшей ведьмы. Отвлечь тремя, чуть ли не одновременно сорвавшимися с кончика палочки, пыточными заклятиями Беллатрикс и вот Долохов, утирая пот с висков, скрутил вторую мадам, обезумевшими глазами теперь смотрящую в одно единственное место, где раньше стоял её Темный Лорд.

Но кому в действительности был интересен Темный Лорд и постигшая его судьба? Если не брать в расчет сестёр Блэк, то стоило Реддлу исчезнуть с поля зрения людей, прекратив представлять собой угрозу, как о нем тут же забыли. Всё внимание сконцентрировалось на профессоре Снейпе и его ученице. Как в фильме с замедленной съёмкой, тело мужчины, прикрывающего тяжелые веки, осело на пол, поддерживаемое лишь задыхающейся от рыданий девушкой. Или это грудная клетка так сильно сжалась от боли, что горечью потери, словно яд, растекалась по сознанию Гермионы, увидевшей, как уходит осмысленное выражение из глаз любимого мужчины? А может это просто последствия от разорвавшегося на клочки, маленькие ошметки девичьего сердца, не выдержавшего столько душевной боли? Пыточные проклятия миссис Лестрейндж были предпочтительнее сейчас для Грейнджер, чем понимание «Он не дышит! Северус мертв...» Миона согласна была тысячу раз оказаться не нужной ему, просто глупой игрушкой для постельных утех, и столько же раз слушать и слышать его обидные слова, режущие ножом по живому, чем видеть его смерть. Нет, не так. Девушка готова была отдать что угодно, лишь бы вместо этого серовато-белого оттенка его кожи вновь увидеть пятна румянца на бледных щеках пылающего страстью мужчины, а в глазах вновь вспыхнул лихорадочный огонек, затмевающий собой острый живой взгляд собранного Зельевара, вместо стеклянного выражения глаз, устремленных вглубь безразличных ко всему небес. Вытерпеть любые муки, лишь бы Северус вернулся, потому что только сейчас она познала самую страшную пытку из всех — увидеть смерть любимого человека собственными глазами. Того, кто точно не относился к тебе с полным безразличием, если уж закрыл собой от смертельного заклинания.

— Северус, нет... нет, нет, пожалуйста! — как заведённая твердила Гермиона, продолжая держать на своих руках тело мужчины. Она сидела на пыльной земле, но это никого ровным счетом сейчас не волновало, как и то, что произошло со Злыднем всея Великобритании.

Тело Люциуса, продолжающего стоять со вскинутой палочкой, окаменело, как и оцепеневшее сознание. Не верилось, что ОН, Северус, чертов, Снейп погиб. Товарищ, к которому в первую очередь бежишь жаловаться на жизнь или с утра мчишься за флаконом спасительного антипохмельного зелья. Друга, способного оставаться хладнокровным чуть ли не в любой ситуации и находить из нее выход. Казалось, он не может умереть, не сейчас. Сев был таким вечным, немного мрачным, но до ужаса привычным в повседневной жизни, что казалось сейчас он даже со смертельным проклятием справится. Вот просто возьмет и преодолеет смерть, в очередной раз гордо поднявшись на ноги после жестокого удара судьбы. Но он не поднимался, не сверкал обсидиановым взглядом и не дышал.

Рядом с Малфоем застыла Снегурочка. Хотя как застыла? Она стояла дрожа всем телом, сдерживая всхлипы и не в состоянии удержать ручейки слез из голубых глаз. Хотя именно ей сейчас полагалось смотреть на все с печалью и долей безразличия ко всему происходящему, вместо Тони или вместе с ним. Ведь что для нее смерть какого-то чужого человека? К смерти она должна была привыкнуть, она сама родилась с частичкой смерти в себе, потому что когда твоя мать — Снежная Королева, в юности своей полностью заморозившая собственные чувства, а отец — Кощей Бессмертный, имеющий в подчинении сотни десятков уже умерших людей, иного варианта, попросту, не дано. Василиса обязана, как никто другой, прекрасно понимать — нет ничего страшного, что кто-то отправляется за грань. Но она этого не понимала, никогда не понимала, как и ее отец, запечатавший собственную смерть в игле, не понимала, как любое живое существо. Она не понимала, как и почему всё должно закончиться так! Не может ведь история любви, к зарождению которой она непосредственно приложила магию завершиться на такой ноте. Снегурочка ведь не за этим сорвалась из родного дома сюда, черкнув спешную записку родственникам, дабы те не волновались, и захлопнув дверь своей квартиры перед носом настырного лапландского красавца, предположительно сломав этот самый нос своими неосмотрительными действиями. Девушка не могла в это поверить, но и ничего сильнее смерти, способного вернуть человека с того света, она и вспомнить не могла. Ведь не было силы, которая преодолеет любые препятствия... Или была? То, чему с таким удовольствием потворствует любое Чудо, с чем не раз сравнивали магию.

Произнести вслух вспыхнувшую в голове мысль Снегурочка не смогла. Малодушно струсила, боясь давать лишние надежды окружающим и себе в том числе? Вероятно. А может быть она понимала, что этого нельзя произносить вслух, нельзя тыкать в это пальцем, потому что тогда точно ничего не получится? Оставалось вновь только надеяться на Чудо и на Гермиону Грейнджер, которая не подвела.

Никто толком сказать не сможет, даже сама девушка, сделала она это осознанно или нет. Словно по наитию, как будто прощаясь и надеясь, что с помощью этого поцелуя она уйдет вслед за ним, девушка склонилась к прохладным губам Северуса. Последний поцелуй, самый горячий из всех, в который девушка вложила все свои чувства и эмоции, всю свою любовь.

В сказках так часто его описывают, называя разными терминами. Один из самых популярных — «поцелуй истинной любви», что пробудил спящую принцессу ото сна. Но в этой сказке спящим мертвым, непробудным сном был Принц. В этой сказке вообще многое с самого начала было неправильным, но это была действительно сказка. Со своим злодеем Змеем-Волдемортищем и его двумя фуриями приспешницами, даже преданному другу и крестной снежной феечке с серым кардиналом место здесь нашлось. Но самое главное, в сказке присутствовал Принц, может и не прекрасный по мнению большинства, но очень смелый, и мудрая принцесса. А еще такая сказка не могла закончиться печально! Именно этой логикой руководствовалось наше Чудо, вновь вспыхивая золотыми всполохами вокруг Северуса и Гермионы. Брызги искр летели во все стороны, но прикрыв глаза, девушка не видела этого, отчаянно даря последнюю ласку любимому. А ведь уже в следующее мгновение там целовалась пара, а Гермиона с изумлением и неверием понимала — он ответил... Северус жив!

***

Последнюю главу истории можно найти на Фикбуке (моя фикбучная страница в описании профиля).