Видимость [Гарри Поттер]

1

Вокруг бушевало пламя. Нескончаемое море огня, ревущего и пожирающего всë на своём пути. «Снова этот огонь...» — подумала девушка. Ей хотелось, чтобы всë сейчас же прекратилось, чтобы нескончаемый жар остановился, но этого не произошло.

— Теперь это — твоя стихия... Видишь? Не бойся её, просто отдайся ей, доверься. Вот увидишь, сразу станет легче. Ты не хотела меня раньше слушать и слышать, так послушайся совета на этот раз.

Неведомый голос замолк и она попыталась последовать его совету — на секунду ослабила контроль. Защитный полог таял, и девушка вдруг увидела чью-то фигуру. Он шёл сквозь огонь метрах в двадцати, но даже не смотрел в её сторону, словно не видел. Он плакал, но в море огня нет места слезам. Только теперь она поняла всë.

Одновременно с тем, как растаяли остатки защиты, невидимый пресс навалился на неё с силой многотонной скалы, вдавливая в невидимую глубь.

— Ты же сказал, что станет легче! — крикнула она с болью в голосе.

— А разве ты в этом не убедилась? Плыть по течению всегда легко. Но правильно ли?..

Голос переместился и теперь доносился уже с определённой стороны.

— Первый и самый главный закон в отношениях с огнём — ни в коем случае не доверяй ему. Первопламя подчиняется тебе, но если его не контролировать, оно уничтожит всë, до чего сумеет добраться. Отдайся огню, но никогда, повторяю, НИКОГДА не отпускай вожжи контроля. Ибо если их ослабить, пламя сожрёт всë, что тебе дорого.

Она кивнула невидимому учителю и вновь сосредоточилась на защите. На секунду зажмурилась, чтобы сконцентрироваться, и вдруг поняла, что вокруг уже не бесконечный океан огня, но всего лишь обычная комната. Теперь ноги стоят на полу, руки опираются на что-то твёрдое и холодное, а она сама тяжело дышит.

Елена открыла глаза и лицом к лицу столкнулась с собственным отражением в небольшом зеркале на стене. Девушку поразил и даже немного испугал их цвет — будто два бездонных колодца с огнëм. Но через секунду они вновь стали обыкновенными.

Волшебница бросила взгляд в сторону циферблата на столе. Прошло не больше десяти минут, тех пор, как [Сундук]Хранилище для своих (и чужих) воспоминаний. в голове услужливо опрокинул на неё поток воспоминаний. В комнате, против обыкновения, ничего не изменилось, хотя она ожидала как минимум обугленных следов от ладоней на стене в тех местах, куда опиралась. С каждым днëм контролировать то, что в роду Фейра называли Первопламенем, у неё получалось всë лучше и лучше.

2

Елена была очень благодарна Сириусу, позволившему жить в его доме столько, сколько нужно. Ему, казалось, было очень одиноко, ведь он хватался за любую возможность затащить сюда людей, даже предложил это место в качестве штаб-квартиры Ордена Феникса. Девушка временно переехала в дом на площади Гримо. Всë время до конца лета она, по словам Сириуса, единственного обитателя дома, пробыла без сознания. Дамблдор любезно разрешил девушке приехать на занятия в течении первых двух недель сентября, когда она оправится хотя бы немного.

Первые дни после того, как Элизабет очнулась, девушке снилось, что они снова все вместе. Но, открыв глаза, Елена обнаруживала лишь тишину одиночества и ночную пустоту. Потом перестала засыпать. Спрашивала себя, почему не спит? Может быть от того, что поздно ночью, когда всё стихает, а она лежит в своей кровати и вокруг нет никого, ей становится страшно? Страшно, потому что ощущает эту пустоту... Она думала, что почувствует что-то ещё. Хоть что-то... Но нет. Только мысли бродят в этой огромной пустоте, постоянно сожалея о неправильно принятых решениях. Пустую душу нельзя ничем заполнить. Даже если человеку дан весь мир и всё, что в нем есть, это не заполнит его пустоту.

Некоторое время Елена просто лежала на кровати и, глядя в потолок, терялась в философских рассуждениях. Но затем взяла себя в руки и прибегла к классическому способу отвлечься. «Работай, когда тебе грустно — это единственное средство разогнать грусть. Работай, чтобы не впасть в тоску.» — так сказал немецкий писатель Иоганнес Роберт Бехер ещё сто лет назад. И девушка последовала его совету — стала работать над своими силами. С тех пор, как способности пробудились в её шестнадцатый день рождения, огонь стал неотъемлемой частью жизни Елены. Она училась или, точнее сказать, пыталась научиться контролировать свои новые силы. Это ей почти удавалось, но всякий раз эмоции брали верх и что-то из окружающих девушку предметов загоралось.

Однако неудачи с магией были не единственной проблемой. Даже не главной проблемой (да-да, то, что вокруг человека всё подряд загорается, было не главной проблемой). Они были, скажем так, просто следствием этой самой проблемы. В последнее время ужасные и до боли реальные кошмары, вызванные чувством вины, преследовали Элизабет во сне и наяву. Ведь Джон только начал жить, даже магией ещё не пользовался... А родителям была суждена, скорее всего, долгая и счастливая жизнь... Тех, кто остался жив после таких ужасных событий, очень часто посещают подобные мысли — это всем известно. Мог ли я что-то изменить? Вдруг это я во всём виноват?

Елена, наверное, никогда не забудет, как из-за самого первого такого видения она собственноручно сожгла свою волшебную палочку, книгу по геральдике Блэков и стол, на котором они лежала...

Она сидела за столом и читала. Книга была очень скучная, внимание то и дело рассеивалось и было направлено куда угодно, только не на страницы. Девушка закрыла глаза и попыталась сосредоточиться, но мысли предательски расплывались и словно ускользали сквозь пальцы...

***

Она идёт по дороге, усыпанной сухими белыми лепестками, превращающимися под её лёгкими осторожными шагами в пыль. По сторонам от тропы высокий кустарник с белоснежными цветами, всё залито ярким режущим глаза белым светом. На ней белое платье в пол — словно на свадьбе. Даже небо тут, как ни парадоксально, белое.

Навстречу девушке кто-то бежит, она невольно тоже начинает ускоряться. Человек уже совсем близко, однако ей всë ещë не под силу разглядеть черты его лица. Они стоят в тишине на расстоянии полуметра друг от друга. Кажется, что один миг растянулся в тысячелетие.

Но тут он падает и лежит, не двигаясь. Кажется, будто это просто обморок или сон. Однако человек совершенно точно мёртв. Непонятно, откуда она это поняла. Девушка наклоняется над неизвестным и в ужасе отшатывается — это её мама. Она вдруг осознала, что у неё под ногами вовсе не лепестки, а древние кости, превращающиеся в пыль от малейшего дуновения ветра...

....Вторая часть сна запомнилась ей лучше — наверное потому, что была более жуткой....

Прежде всего она заметила, что здешний свет не похож ни на солнечный, ни на электрический, ни на свет свечей, вообще ни на что. Он был тусклый, багряно-бурый, очень неприятный для глаз. Небо над ней было необычайно тёмное, почти чёрное. Когда она увидела его, то ей показалось сначала, что здесь нет и не может быть света. Однако он был. Огромное багровое солнце светило тускло, при этом стояло слишком низко над горизонтом, оно словно бы устало смотреть на мир и вот-вот должно было умереть. Слева, повыше, светила большая звезда, так что нельзя было понять, ночь сейчас или день.

Стояла девушка на мостовой среди каких-то очень старых на вид зданий. Стены построек вокруг неё были высокие, в них зияло множество незастекленных провалов окон, напоминающих незрячие глаза. Пониже, словно входы в туннель, чернели арки. Было довольно холодно.

Камень арок и стен был красновато-бурый, — может, из-за странного света, — и очень, очень старый. Мостовая была испещрена трещинами. В одной из арок чуть не до половины громоздился мусор. Девушка медленно оглядывалась, страшась увидеть кого-нибудь в проеме окна — она каждой клеточкой чувствовала, что нет в этом месте ничего дружественного.

Сильный ветер дул ей прямо в спину. Чтобы хоть как-то укрыться от него, Элизабет зашла в ближайший проём. Пройдя насквозь по тёмному туннелю длиной всего метров десять, она оказалась в небольшом внутреннем дворике. Когда-то, по всей видимости, здесь было подобие сада с небольшим фонтаном, но сейчас растрескавшиеся стены оплетали только сухие остатки некогда густого плюща. О том, что раньше здесь была вода, не напоминало ничего.-Камни, высохшее дерево, руины фонтана — всë было покрыто слоем многовековой пыли.

У девушки запершило в горле. «Вот бы найти хоть какую-нибудь воду...» — подумала она и направилась к противоположному концу дворика, где виднелась ещë одна арка.

Сколько она блуждала по вымершему городу — неизвестно. Секунды собирались в минуты, те складывались в часы. Время тут словно бы остановилось.

Девушке то и дело казалось, что она вот-вот выйдет на воздух и увидит, какие земли окружают этот мёртвый город, но всякий раз она оказывалась еще в одном дворе. Наверное, тут было очень красиво в те времена, когда город был населён людьми. Но, по всей видимости, здесь не было никого сотни, а то и тысячи лет.

В какой-то момент перед ней предстали огромные ворота из какого-то потускневшего металла, напоминающего золото. Елена толкнула одну из створок, и та со скрипом отворилась. Сперва ей показалось, что в зале полно народу — вдоль стен на каменных тронах восседали одетые в роскошные наряды люди. Но с каждым ударом сердца, отсчитывающим время, она успокаивалась. Фигуры не шевелились, а живой человек не может столько сидеть без движения.

Девушка сделала осторожный шаг внутрь помещения. Кресла стояли вдоль стен так, что наблюдатель, зашедший в помещение, мог разглядеть сидящих очень хорошо. Элизабет, стараясь не шуметь, подошла к сидящей на самом левом кресле женщине. Та была действительно прекрасной — её лицо казалось мудрым, добрым и счастливым. Рядом с ней сидел мужчина, который практически ничем не уступал леди, на его лике отражалась столь же красивая душа.

«Какие хорошие...» — подумала Элизабет.

И впрямь, лица людей, сидящих на первых слева стульях, были очень приятные, словно эти мужчины и женщины не только красивы, но и добры; быть может, они принадлежали к какой-то лучшей, прекрасной расе. Однако, пройдя несколько шагов, девушка заметила, что лица чем дальше, тем надменнее и важнее. К середине ряда они были и сильными, и гордыми, и даже счастливыми, но какими-то злыми, потом — просто жестокими, а еще дальше — к тому же и безрадостными, словно обладатели их сделали или испытали что-то страшное. Самая последняя — дама удивительной красоты, в невиданно богатых одеждах — глядела так злобно и так гордо, что просто дух захватывало.

Елена поспешила отойти от неё к центру залы и вдруг увидела не замеченный ею до того стол. На нём стоял золотой гонг и лежал молоток, а рядом были выгравированы слова. Вначале непонятные, они с каждым мгновением, что девушка вглядывалась в них, обретали всё более чёткий смысл. «Магия», — подумала девушка.

Позвонишь — на меня не пеняй, беды разбудишь.

Устоишь — до самой смерти страдай, счастлив не будешь.

Тут на неё накатило нехорошее предчувствие. Казалось, что от самих этих лов исходит что-то очень нехорошее. «Никогда не считала любопытство своим пороком.» — думала девушка, медленно пятясь в сторону дверей — «Если действительно случится что-нибудь плохое, будет хуже, чем если я иногда буду гадать, какие именно беды могла разбудить. Надо сваливать, пока не случилось чего.»

С этими мыслями она выскочила за дверь и, даже не закрыв её, пустилась бежать. Коридоры давили со всех сторон, дыхание начало сбиваться, а ноги предательски заплетаться. И в тот момент, когда казалось, что выход уже никогда не найдётся, впереди вдруг замаячили высокие двери.

Девушка остановилась и, ни секунды не раздумывая, вскинула руку. По ней от плеча до кончиков пальцев пробежала волна жара, а затем массивные ворота высотой метров десять и шириной около пяти в одно мгновение рассыпались пеплом у её ног.

Она сделала несколько шагов и оказалась на балконе. Отсюда открывался вид на много километров вокруг. И, на сколько хватало взгляда, город окружала пустыня. Точнее, это была просто безжизненная иссохшая земля с торчащими тут и там из земли мёртвыми остатками деревьев. Тут не было жизни. Лишь только смерть. Эта картина безмолвия у опустошения была странной, страшной и пробирающей до костей своей неправильностью. Елена зажмурилась, пытаясь унять дрожь, и тут ей явилось видение.

Мир вокруг в один миг изменился до неузнаваемости. Стены домов были прямыми, солнце отражалось от блестящих крыш, во дворах цвели сады, пасти чудовищ в фонтанах изрыгали струи прохладной воды. Весёлые и свободные люди ходили по улицам, всюду звучали песни и звонкий смех. Это место было полно жизни.

Однако спустя минуту картина стала хуже. Всё также цвели сады и журчала вода, однако песен было куда меньше, смех долетал всё реже. В домах появились удручённые тяжёлой работой слуги, а в подворотнях — бедняки и нищие. Элизабет эта перемена напомнила лица правителей в зале — вначале добрые и счастливые, к середине они стали гордыми и властными. «Что же будет в конце?», — содрогнулась мысленно она.

Ответ на этот вопрос не заставил себя долго ждать. Спустя несколько минут город вновь преобразился. Больше ничто не напоминало здесь о прежнем счастье. На улицах клубилась пыли, отовсюду слышались стоны рабов и щёлканье бичей надсмотрщиков, мольбы несчастных, осуждённых на казнь, и лязг скрещивающихся мечей воинов, дерущихся за жизнь на гладиаторской арене.

Солнце, прежде золотое и весёлое, налилось багрянцем, потускнело, расширилось и опустилось к горизонту. Ещё спустя мгновение город охватило настоящее безумие. По городу разлилось море крови, всюду, куда ни глянь, сражались и умирали люди.

— У них была война... — прошептала девушка.

Тут на холме прямо рядом с городской стеной показались показались две высокие фигуры в плащах. Они тоже бились, но изящнее и куда яростнее — серебристые клинки мелькали с огромной скоростью. Это явно были женщины — мужчины сражались бы по-другому. Елена узнала одну особу. Это была последняя фигура, сидящая но троне в том жутком зале. В какой-то момент вторая женщина выкрикнула какую-то длинную непонятную фразу, и королеву (в том, что она именно королева, Элизабет не сомневалась ни секунды) отбросило на несколько шагов назад.

Королева поднялась. Она выглядела грозно и величественно, точно только что сошедшая с небес богиня в гневе. Женщина вскинула руку и произнесла лишь одно Слово.

На мгновение ход вещей словно бы остановился. Ни ветерка, ни шёпота, ни единого движения — каждая частичка мира замерла в ужасе. А затем разом исчезло всё живое. Если бы оно просто испарилось, было бы не так страшно... Но Слово, произнесённое королевой, заставило каждую живую клеточку истлеть, засохнуть и перестать быть хоть немного живой. Вода испарилась. Кровь засохла и стала сначала бурой, а затем пыльно-серой. Завяли, опали и исчезли немногочисленные листья и цветы. Вмиг сгнили, скукожились и рассыпались пылью звери, птицы, и люди. Этот мир почти умер. Осталось немного — пусть только солнце на небе потухнет.

Но этого, вопреки ожиданиям, не произошло. Просто наступила ночь.

......В один момент девушка оказалась в другом месте. Это была третья часть сна. Та, что стала причиной срыва......

Вокруг клубился сплошной непроглядный туман. Из него доносились приглушённо, словно сквозь вату, вздохи, шипение, вскрики, чей-то плач. Девушка огляделась по сторонам. Обнаружила она лишь то, что стоит по щиколотку в ледяной воде, а окружена, помимо молочно-белой пелены тумана, только полумёртвыми, маленькими и хилыми деревцами. Вдруг все звуки перекрыл тихий свистящий шёпот, от которого по телу побежали мурашки.

— Тебя предупреш-ш-шдали, дитя. Ты обо всём знала, однако всёж-ж-же не пос-с-слушала нас-с-с, нет. Ес-с-с-тес-с-твенно, ты пыталась их спас-с-сти. Но этим с-с-сделала только хуже. И единс-с-ственный, кто виноват во вс-с-сëм — это ТЫ. Если бы ты тогда не уш-ш-ла, а вс-с-скрыла пис-с-сьмо дома, они бы...

— НЕТ! Ты лжёшь! Я ни в чëм не виновата! Мои действия ничего тогда не решали! Хватит навязывать мне эти мысли!

Елена дёрнулась в поисках таинственного голоса, но обнаружила лишь туман. Однако теперь казалось, что это не просто капельки воды... Казалось, что вся это белая завеса — живой организм, наблюдающий за беспомощной девушкой. Он хрипло рассмеялся, от чего Элизабет передёрнуло.

— Ты смеш-ш-ш-ная. Я ведь час-с-ть тебя. Это твои мыс-с-с-ли...

***

В тот момент девушка очнулась и увидела, что деревянный стол, на который она положила руки, полыхает. Вместе с ним огонь пожирал книги, перо, пергамент и волшебная палочка. А Елена не могла пошевелиться, просто стояла и смотрела на то, как всё это постепенно превращается в золу. Очнувшись, она быстро предприняла попытку спасти самую важную часть своего имущества — волшебную палочку. Как Феникс, девушка ничуть не боялась огня и достала еë, но кусочек дерева было уже не спасти — он обуглился, почернел и рассыпался прямо в руках волшебницы. Пришлось ехать к Олливандеру за новой.

Палочка была очень красивой и изящной — 12¾ дюйма, из белого дерева, гибкая, а внутри было перо Феникса. На крышке коробки, в которой она лежала, было написано «Огонь вечен, пока горит» Девушка бросила на старика косой взгляд и спросила об этом, но он в ответ странно на неё посмотрел и задал неожиданно попавший в самое сердце вопрос:

— Хотите загадку?

Девушка утвердительно кивнула.

— Что было раньше, феникс или огонь?

Серебристые глаза сверлили девушку непонятным, но явно ждущим ответа взглядом. Она грустно улыбнулась ему и ответила:

— Феникс рождается из пламени, порождённого смертью другого феникса, господин Олливандер. Круг не имеет начала.

Старик удовлетворённо кивнул головой, но вслух сказал лишь «До свидания, мисс», и они попрощались.

3

Елена сидела в центре комнаты и пыталась сосредоточиться на спокойствии. Это требовалось, чтобы контролировать силы — чем спокойнее человек (или магус, в данном случае) внутри, тем ему проще держать магию в узде.

Почему-то сундук, доставшийся ей от родителей и перекочевавший в дом Сириуса вместе с хозяйкой, совершенно не пострадал в пожаре, как и его содержимое. Это пошло только в плюс, девушка старательно записывала в специально заведённый дневник каждую деталь о силах Фейра. Она приняла решение, о котором ещë никому не сказала — при достижении совершеннолетия поменять фамилию на своë родовое имя. В школе, конечно, этого не поймут, но какое ей в конце-концов дело до мнения окружающих?

Когда она ездила за палочкой, заодно купила и все остальные необходимые вещи для школы: учебники, ингредиенты для зелий, перья и пергамент, новую форму. Было непривычно ходить по магазинам и ловить на себе любопытные взгляды прохожих — обычно все дети в такое время уже учатся. К тому же Елена была совсем одна — без друзей, без Арнольда, без... Впрочем, о них ей не хотелось вспоминать. Слишком свежа была рана.

Странно, но никто из друзей так и не написал девушке ни слова. Даже Гермиона, с которой они всегда были не разлей вода, ничего не отправила. «Может, ничего такого и не случилось? Просто Дамблдор их попросил мне не не писать пока...» — примерно такими мыслями Элизабет себя успокаивала. Единственным, кто ей написал, был, как ни удивительно, Драко. Письмо было странным, будто цитировало какую-то древнюю книгу.

«Богатство не имеет значения, сила не имеет значения, власть не имеет значения. Знай, что важны лишь соль и пепел, только и всего. Соль в крови и соль в слезах, а в самом конце — пепел. Насколько широк размах твоих крыльев? Как высоко ты летаешь? Как долго живешь? Все это не имеет значения, ибо соль горька, а те, кто летает, кровью истекают так же, как те, кто ходит по земле. Соль тяжела, пепел легок, но ветер уносит прочь и то и другое. Что же остается? Пустота? Нет, память. О волнах и слезах, о костре и тепле; о тех, кого больше нет. О, широк океан, но не бесконечен, и на неизведанных берегах ждут унесенные ветром призраки... Есть в этом мире нечто хрупкое и прочное одновременно: уничтожить его — мечом ли, огнем — как будто не стоит труда, но пройдет время, и посреди пепелища возникнет то, чего не может быть. Приглядись-ка — что ты видишь? Ты видишь надежду. Знай и помни: не горит она в огне»

Странные сочетания слов, намёки на огонь... Елена выругалась. Мысль юркой рыбкой постоянно выскальзывала из пальцев, дразня близостью, но никак не даваясь в руки.

— Да, память надо тренировать, кажется, я старею... — вслух заметила девушка.

Сделав этот неутешительный вывод, Элизабет продолжила аккуратно складывать вещи в чемодан. На дворе было девятое сентября, вечером она решила ехать на учёбу. До конца всё сложив, волшебница застегнула чемодан и спустилась вниз. Тихо, чтобы не разбудить портрет мадам Блэк, оставила вещи у самой двери. МакГонагалл обещала прийти где-то часов в восемь, поэтому Елена прошла на кухню, где застала Сириуса за чтением ежедневного пророка. Увидев её, он вскочил, взял чайник и налил в две сотворённые мимоходом прямо из воздуха кружки чая. Одну анимаг взял себе, другую передал своей сожительнице. Пару минут они просто сидели в тишине и прихлёбывали из чашек. Через какое-то время Блэк нарушил воцарившееся молчание.

— Как ты?

По голосу чувствовалось, что ему действительно интересно. Крёстный Гарри был единственным, с кем Елена поговорила о случившемся (собственно, больше было не с кем — в доме на площади Гримо гости были редкостью)

— Если честно, я, наверное, никогда не смогу смириться с этим. Пытаюсь убедить себя, что ни в чëм не виновата, но... Джон ведь был совсем... Он даже толком не начал жить. Я должна была быть на его месте. На их месте.

— Я понимаю тебя, правда. Чувствовал тоже самое, когда погибли Джеймс и Лили. Корил себя, что посоветовал им довериться Питеру. Думал, что лучше бы Я умер вместо них. И я действительно был виноват, — Девушка в недоумении вскинула на него глаза, однако Сириус продолжил — Но виноват я был не в их гибели, а в том, что не смог распознать врага в Питере. У тебя другой случай. Ты оказалась в этой ситуации по случайности — выбери твои родители другую семью, ты бы узнала о гибели Смитов лишь из газеты. Твоей вины в их смерти нет.

— А кто тогда виноват?

— Это не важно. Просто позволь себе отпустить их. Вот увидишь, сразу станет легче. Они бы хотели, чтобы их дочь жила дальше. Чтобы их смерть не была напрасной.

— Откуда ты знаешь?!

— Я не знаю. Просто верю. И ты поверь.

В наступившей тишине отчётливо послышалось чьё-то покашливание. Они оба резкр рбернулись. Это была профессор МакГонагалл. Девушка бросила взгляд на часы.

— Вы рано, профессор.

— Не страшно, мисс Смит. Как сказал один человек, волшебник не приходит позно или рано, он появляется в то время, когда положено. Я видела чемодан в прихожей, вы уже собрались?

— Да, профессор.

— Тогда идёмте. У меня ещë есть дела.

Елена тепло обняла Сириуса на прощание, и они с МакГонагалл ушли. Как только волшебницы вышли из дома, Минерва схватила подопечную за руку и они перенеслись в Хогсмид. Профессор отвела девушку в общую гостиную Гриффиндора, сообщила новый пароль для входа и ушла. Элизабет оттащила чемодан в спальню и вернулась к портрету Полной Дамы. С одной стороны очень хотелось погулять, но с другой — нарушать правила в первый же день... «Была не была, один раз живëм!», — сказала себе девушка и вышла из башни Гриффиндора.

4

Елена без приключений выбралась из замка и села на берегу озера. Тут за спиной девушки раздались шаги. Сердце пропустило один удар. «Вот и кончилась прогулка, даже не начавшись.» — подумала волшебница, поёжившись. Человек подошёл и опустился на землю рядом. Она выдохнула — это был ученик, а не один из преподавателей. Он-то точно её не сдаст. Но как всё-таки странно...

— Драко. Не ожидала увидеть тебя.

У неë не осталось сил на удивление и споры, поэтому Элизабет просто продолжила смотреть на воду. Парень метнул на неё косой взгляд.

— Странно. Я как-то ожидал, что ты меня прогонишь.

— Я так и хотела.

— И что же помешало?

— Мне подумалось, что ты не помешаешь. Тем более, мне всё равно.

— Не ври. С тобой такое случилось! Как может быть всё равно? Наверное, тебе очень больно, и в глубине сердца ты понимаешь, что...

Девушка обернулась и что-то такое было в её лице, что он сразу замолк. Она грустно покачала головой.

— Не делай вид, что можешь меня понять. Твои родные живы. И по крайней мере один из них по моей милости. Хоть твой отец и повинен в смерти моих родных, я понимаю, что он лишь пешка. Я не убила его...

Драко активно закивал головой.

— За это я тебе премного...

Она вскинула руку, жестом призывая его послушать.

— Ты не сможешь меня понять. Ты не знаешь, каково это — вынести такое. Я не чувствую боль. Я не чувствую вообще ничего. В глубине моего сердца, говоришь?.. Тебе этого, конечно, не увидеть и не понять, но... внутри меня пустота. Там нет сердца, нет боли или печали. Мне просто всё равно. — Он покачал головой и Елена, окончательно выйдя из состояния хоть какого-то спокойствия, перестала себя контролировать. Она резко сменила тему. — Ты спрашивал, как я убрала действие того зелья? Смотри!

Она обратилась. Но что-то было не так, как раньше. Судя по взгляду парня, он увидел что-то очень необычное у девушки за спиной, потому что таращился куда-то немного выше холки. Она попыталась обернуться, но это оказалось и не нужно. Элизабет сначала почувствовала, а затем увидела всë сама. Это были крылья. ЕЁ крылья. Они были огромными, очень мощными, цвета огня — да и ощущались как настоящее пламя. Поражённая этим, она напрочь забыла о Малфое, который стоял, нагло её разглядывая. Она рыкнула на него и рванула в сторону леса. Это было уже чересчур.

Добравшись до поляны где-то в чаще, Елена остановилась, тяжело дыша. Вдруг закололо где в груди. Она завыла — длинно, протяжно и надрывно, выплёскивая всю накопившуюся за это время тоску по потерянному. По родителям — и настоящим, и приёмным. По родному миру. По объятьям и поцелуям, по нежности. В голове бешеным потоком неслись мысли. Разные голоса произносили какие-то слова.

«Я никогда их не забуду, до самой смерти не забуду. А жить я буду долго, очень долго, и это будет мне наказанием.»

«Ведь магусы были почти бессмертны — при желании они могли жить тысячи лет...»

«Люди плачут над вымыслами поэтов, а на подлинные страдания взирают спокойно и равнодушно. Они считают, что одиночество — это красивая грустная сказка, обычно в конце всë исправляется, и все снова счастливы...»

«Если отнять у человека тех, кто ему дорог, он никогда уже не станет прежним. Одиночество его изменит...»

«Теряя кого-то важного, каждый ощущает безграничную боль и разочарование. Раньше я думала, что только я одна чувствую такое, но теперь я понимаю, что я бесконечно маленькая частичка страдающего человечества. Хорошо, что большинство людей держат свою боль внутри, а то эта планета захлебнулась бы в слезах...»

«Все мы иногда чувствуем одиночество. Нам иногда не хватает собеседника, но это не значит, что мы одиноки на самом деле. Рядом с нами всегда есть тот, кто сможет понять наши переживания, выслушать нас, что-то подсказать. Как правило, одиночество и пустота вокруг нас — это плод нашего воображения. А на самом деле вокруг нас жизнь бьёт ключом, в ожидании когда мы вольёмся в её шумный и свежий поток...»

***

Драко всë так же сидел у озера, облокотившись на старую иву. Он повернул голову, услышав её шаги.

— А ты очень симпатичный симуран!В славянской мифологии — крылатый волк

Она села рядом и невесело усмехнулась.

— Теперь придëтся тебя съесть, чтобы молчал.

Парень счёл это разрешением продолжить разговор.

— Мне всегда нравились волки. Знаешь, чаще всего это стайные животные, но некоторые отбиваются от остальных. Они остаются одни и могут положится только на себя, поэтому для них очень важно развивать силу и интуицию, если они хотят выжить. Одинокий волк — это признак силы и стойкости.

Девушка, задумавшаяся было о своём, посмотрела на собеседника более осознанно.

— Волки в одиночку не охотятся. Всегда стаей. Одинокий волк — это просто красивая легенда. Лишившись стаи, он почти всегда обречён на смерть. Как человек на необитаемом острове — либо привыкает обходится без общества и со временем откровенно дичает, либо погибает.

— А как же Робинзон Крузо? Он жил 28 лет на острове, и ничего.

— Это роман, там много вымысла. Александр Селькирк, шотландец, ставший прототипом Робинзона Крузо, прожил на необитаемом острове всего 4 года и 4 месяца.

— Ну и что? — продолжил спорить парень. — Ведь четыре года тоже много, а с ним всë нормально было.

— Нет, не нормально. Тот моряк никогда не смог избавиться от приобретённых на острове привычек и снова стать полноценным членом общества. Его и хватило только на то, чтобы кому-то разок рассказать свою историю.

Елена покачала головой, как бы заканчивая но этом разговор. Драко пожал плечами и молча уставился на озеро. Пару минут они просто сидели в тишине и смотрели на чёрную глубокую воду. Тут Элизабет вспомнила одну важную вещь.

— Послушай, а та книга, из которой ты цитировал своё письмо...

Он помотал головой.

— Не надо сейчас. Давай потом об этом поговорим. Это не та тема, которую стоит обсуждать на данный момент.

Теперь настала очередь девушки удивлëнно пожимать плечами. Она облокотилась на ствол дерева и устремила свой взгляд к середине озера. В тёмной воде отражалось звёздное небо. Спокойствие, которое излучало это место, начало действовать и на неё. Не обращая внимания на Драко, она открыла принесённую с собой книгу.

— Маленький принц? Ты серьёзно, Смит? Это же детская книга.

— Ну почему? Там поднимаются совсем не детские проблемы. Еë даже выпускали в адаптации для магглов.

Слизеринец скривился.

— Тем более. Это не показатель её «хорошести».

Гриффиндорка усмехнулась.

— А сам-то... Хоть что-то читаешь, помимо «Пророка»?

Он демонстративно отвернулся и передёрнул плечами. Вдруг замер и, повернув лицо обратно к собеседнице, процитировал:

— Ты для меня пока всего лишь маленький мальчик, точно такой же, как сто тысяч других мальчиков. И ты мне не нужен. И я тебе тоже не нужен. Я для тебя всего только лисица, точно такая же, как сто тысяч других лисиц. Но если ты меня приручишь, мы станем нужны друг другу. Ты будешь для меня единственным в целом свете. И я буду для тебя один в целом свете...

Девушка ахнула.

— Всë таки ты еë читал?! И как я не догадалась? Еë ведь написал старший брат мужа сестры твоей мамы!

Драко повернул голову и в недоумении уставился на неё.

— Видела несколько фамильных древ. Ты же знаешь, я любознательная. — пояснила она. Информация о том, что это было фамильное дерево Блэков в доме у Сириуса, была ему совершенно ни к чему.

Тут Драко заговорил. Его голос изменился — в нём проскальзывали нотки грусти.

— Да, я был прав, когда думал, что ты очень проницательная. Я читал еë, когда мне было... не помню десять, или может быть, девять.

Он замолк, пожал плечами и снова отвернулся. Елена помедлила и, слегка колеблясь, взяла его за руку.

— Мне кажется, у тебя с этим связаны грустные воспоминания. Можешь не рассказывать, если не хочешь. Но знай, что можешь поделиться со мной. Мы ведь не чужие люди всё-таки.

При этих словах он хмыкнул.

— Прости меня за то пари. Глупо получилось. Ты такого не заслужила.

— Да ладно, чего уж. Бывает, как выяснилось, куда хуже.

С этими словами она придвинулась ближе к Драко и положила голову ему на плечо. Он не стал возражать, просто слегка приобнял девушку, поглаживая по волосам. Они молчали. Слова бы просто всё испортили. Да, те отношения в глазах обоих виделись ненастоящими и фальшивыми, но всё же... Всё же они оба явно что-то чувствовали по отношению друг к другу. Что-то хорошее. Что-то настоящее.