Глава 5. "Воскрешение Лазаря"
Какое время Женя ехал молча.
Он не мог поехать домой, зная, что оставил своего коллегу в опасной ситуации. Евгений поколесил еще немного по городу, а затем решил вернуться на работу. И хоть никакого оружия у него при себе не было, но в багажнике нашлись веревка и небольшой лом.
Подъехав к работе, Женя сделал глубокий вдох, выдох и решил прокрутить в голове события этого насыщенного дня. Странная девушка на парковке, исходящая от нее опасность и не менее странного вида собака создавали в душе противоречивое ощущение. Появлялось желание уйти, и вместе с тем остаться. Всё же любопытство Монахова перевесило здравый смысл.
Евгений снова заехал на парковку и, найдя свободное место, припарковался.
Он сразу же вооружился импровизированным оружием, подождал пару секунд, прислушиваясь к сторонним звукам, но так и не услышал чего-то настораживающего.
Осторожно выйдя из машины, Женя позвал своего коллегу сперва тихо, затем громче. Ему никто не ответил.
«Его же не могли уб... да нет, не может быть. Или все-таки... Вот, черт! Шутов! Если бы его нашел кто-то из сотрудников нашей больницы, то мне бы уже позвонили. Морг? Он же не в...»
Евгений еще не успел подумать об этом, как ноги сами понесли его в сторону давно знакомого ему места. Он должен был убедиться, что с новым лаборантом не произошло ничего непоправимого.
На дорогу у Монахова ушло не больше десяти минут. Запыхавшись, он влетел в патологоанатомическое отделение, в надежде найти хотя бы одного сотрудника. Мужчина знал, что несмотря на выходной день и довольно позднее время, тут мог кто-нибудь да оставаться. Черех пару секунд на встречу Жене вышел добродушного вида коренастый парень. В черных глазах патологоанатома читалось удивление.
— Ви кто? — удивление сменилось настороженностью.
-Я... я ищу моего... то есть, не моего, а общего... нет, не так. Он мне вообще никто, но мне нужно знать. Вам... — с усилием проглотив образовавшийся ком в горле, Евгений продолжил. — К Вам странный парень не поступал?
— Странный парэн? А, паступал, канечно! Очень странный. Я когда его увидел... — незнакомец вдруг остановился и с нажимом спросил. — А Ви все-таки кто?
Почувствовав слабость в ногах, Женя постарался сесть на ближайший к нему стул.
— Я? Я — Мо... Монахов Евгений Вик... торович. Администратор в этой больнице, — мысли немного путались. — Убили... его все-таки... убили? Я же его недавно видел. Он не мог...
— Так ми с Вами калеги? Очень прыятно, — мужчина расплылся в доброжелательной улыбке, затем несколько сочувственно спросил. — А Ви его знали, да? Ви правы... странная смерть. Да и жаль... маладой совсем. Сэйчас вияснять буду. Меня кстати, Давид завут. Меликян мая фамилия. Меликян Давид Азарович. Будэм знакомы.
— Я, наверное, Вас отвлекаю, но мне нужно знать... причину. Вы можете мне хоть что-нибудь рассказать?
Евгений не мог себе объяснить, почему ему было так важно знать о том, что не имело к нему практически никакого отношения, ведь они с Шутовым познакомились всего несколько дней назад и были друг другу чужими. Возможно, в Монахове говорило чувство вины, поскольку все случилось в тот момент, когда он сам был на той злосчастной парковке.
Женя говорил с таким отчаянием, что патологоанатом сжалился и стал рассказывать:
— Его словно выжали. Как губку, панимаешь? Но странное даже не это. Это било сделано пры его жизни! — для усиления эффекта Меликян поднял вверх указательный палец. — Видимо, сильно мучился. Плахой смерть...
Сказанное Давидом так потрясло Евгения, что он не знал, что и думать. Мало того, что из-за него погиб его коллега, так он еще и умер в мучениях. Несмотря на холод в помещении, Женя почувствовал жар. Воздуха стало катастрофически не хватать. Расстегнув верхнюю пуговицу рубашки, он часто задышал.
— Вах, ты пачиму такой белый? Кагда никто, так разве виглядят?! Ты пагади, я сейчас вады прынесу.
Меликян быстро ушел в кабинет, что-то бурча себе под нос.
Прошла пара секунд и со стороны секционной послышался звук приближающихся шагов. Поскольку в это время суток представить в морге небольшую компанию было трудновато, это не могло не заинтересовать Евгения. Переведя расфокусированный взгляд в сторону дверного проема, Монахов понял, что смерть от сердечного приступа замаячила где-то поблизости.
— Я что, схожу с ума? Тогда, по всей видимости, у меня галлюцинация. Значит, я вполне могу быть не здесь, а в психиатрическом отделении. Так может и Шутова никакого нет? И сестры и... — примирение Монахова с действительностью бесцеремонно прервали.
— Евгений Викторович, что Вы тут делаете?
— С каких это пор трупы разговаривают? — как бы между прочим спросил сам себя несостоявшийся пациент психиатрического отделения. — Вас же выжали...
— Кто выжал? И зачем меня выживать?
Шутов (а это был именно он) совсем не понимал, что происходит. Однако потерянный вид Монахова ему не нравился.
Пока Петр смотрел на Евгения ничего не понимающим взглядом, тот подошел к лаборанту слегка нетрезвой походкой и несколько обиженно проговорил:
— Собака выжала... как губку. А сейчас ты пришел, чтобы... чтобы... а кстати, зачем ты пришел, м? За моей душой?
— Евгений Викторович, Вы, наверное, заболели... А все Ваши переработки. Я же сказал Вам ехать домой, — Петр приблизил ладонь ко лбу Монахова, чтобы проверить его температуру.
Ладонь Шутова приятно охлаждала лоб и сознание понемногу стало приходили в норму.
— Петрос, Ви знакомы? — к молодым людям подошел несколько встревоженный Давид, держа в руках граненый стакан с холодной водой.
— Да... познакомились вот... на работе.
— Маладец! Так и нада, дарагой! Во все врэмена связи нужны, панимаешь? Деньги — это харашо. Но связи и рэпутация — еще лучше! — судя по вступительной речи Меликяна, знакомство грозило перерасти в тост, что в случае с ним было вполне реальной вероятностью.
До Евгения только сейчас стало доходить, что, возможно, все это время он и Давид говорили о разных людях.
— Так... когда Вы говорили о внезапной смерти, о губке и странностях, Вы не Петра имели в виду?
— Вах! Канешна нет! Какой внезапный смерть?! Пасматри какой красивий, живой, хароший, скромный...
По мере того, как воодушевленно и цветасто описывал Шутова Меликян, тот становился все более красным. Монахов же, попавший под армянское красноречие и доброжелательную эмоциональность Давида, невольно и сам обратил пристальное внимание на Шутова, на ходу отмечая его привлекательность.
— Давид, я к тебе завтра зайду. У меня есть вопросы, но они подождут.
— Канешна захади! Я тут с трех и до вечера. Захади... кофе сделаю, пасидим... Ты же помнишь мой кофе в Дилиджане? Надо как-нибудь еще раз в горы поехать. И в бани. Я тебе такое место пакажу, вай мама джан, ты такого еще не видел!
— Помню...но давай без подробностей, — улыбка у Шутова вышла немного смущенной.
Немедля больше ни секунды, Петр вышел за дверь патологоанатомического отделения.
В помещении остались Евгений и Давид. Между ними повисла неловкая пауза, которую Женя постарался сократить до минимума.
— Тогда и я пойду...и кстати, был рад познакомиться, Давид Азарович, — разглядывая свежевыкрашенную стену напротив, Монахов застегнул верхнюю пуговицу на рубашке и добавил уже спокойнее. — Спасибо Вам, что... ну... хм...
Врач-патологоанатом внимательно посмотрел на несколько растерянного администратора и ответил:
— Ты на него нэ злись. Он хароший, очень хароший. Только немного...
— Не отсюда? — слова у Жени вырвались сами собой.
— Точна сказал! Откуда та, да... нэ отсюда... но это нэ плоха. Главное какое у человека сэрдцэ, а не диплом. Панимаешь?
— Понимаю, — Монахов непроизвольно улыбнулся и, пожав на прощание широкую ладонь Давида, поспешил вслед за Шутовым.
Оставшись наедине с собой, Давид перешёл на более привычный ему язык, произнеся с улыбкой одному ему понятную фразу.
Меликян Давид Азарович